«Сказать, что Россия – отстой, как Касаткина? Я бы не смогла». Виталия Дьяченко – про олигархов, подкаты и украинок
Виталия Дьяченко дебютировала в WTA в 2009-м. С первой попытки из квалификации вышла во второй круг «Ролан Гаррос», уступив будущей финалистке Динаре Сафиной, и приблизилась к топ-100.
Следующие 16 лет карьеры – американские горки: она обыгрывала Шарапову и Кенин, а потом вылетала от неизвестных; несколько раз опускалась в третью-четвертую сотню, но возвращалась в топ-100; чуть не перешла в Казахстан, а вскоре со сборной России вышла в финал Кубка Федерации; не играла по полтора-два года, но возвращалась и брала несколько титулов подряд.
Сейчас Дьяченко 35 – и она все еще в деле.
Александр Головин встретился с теннисисткой и узнал:
● Почему карьера получилась такой странной?
● Какие предложения делали ей олигархи?
● Почему она не поступила бы как Касаткина?
● Как она ухаживает за ногами – объектом восторга многих мужчин?
● Как общаются с ней украинки после 2022-го?
● Правильно ли возить парня с собой, если ты теннисистка?
«Я наполовину украинка, но никогда не буду заниматься таким бредом»
– Сейчас листал твой инстаграм и залип на эти фото. Где это?
– В Дублине. Летала туда тренироваться перед травяным сезоном, потому что мой тренер – ирландец. Классный клуб, называется Carrickmines. Он очень старый, логотип похож на «Уимблдон», тоже все играют и тренируются только в белом. Было холодно, а я не могла надеть штаны или леггинсы, потому что с собой взяла только цветные. Приходилось играть в юбке и гетрах.
Это один из единственных клубов, где мне дают корты. Из-за того, что я русская, в Ирландии с этим проблемы. С 2022 года все клубы, где я тренировалась раньше, мне отказывают.
– Раньше такого не было?
– До 2022-го нас очень хорошо принимали. А сейчас тренер позвонил, ему ответили, что либо я говорю, что я украинка, либо они меня не пустят.
– То есть они понимают, что ты русская, но просят соврать?
– Да, должна соврать, потому что среди member’ов клуба есть украинцы. Они могут возмущаться, поэтому я должна сказать, что украинка. Прикол в том, что я и правда наполовину украинка. Папа – украинец, у нас смешанная семья. Но я никогда в жизни не буду заниматься таким бредом. Тренер их просто послал.
– А раньше тренер звонил и…
– Говорил, что нам нужно время, что мы готовимся к траве. Они всегда были счастливы, что я приеду и поиграю, потому что я проводила мастер-классы для детей. Все оставались довольны.
– И ты ничего не платила?
– Да. Самый прикол, что за границей везде так. Куда ни приеду, корты бесплатные. Только в России приходится платить, если я не прикреплена к клубу.
За границей даже у Муратоглу в Ницце – насколько все удобно. В любом состоянии с любым рейтингом меня примут. И не только меня, но и других игроков. Кортов – сколько хочешь. А еще спарринги, корзина мячей, вода, полотенца. Все что хочешь – тебе принесут. И так много где.
Просто нужно заранее позвонить менеджерам клуба или Патрику. И только в России ты должен платить. Это полный абсурд.
«Нога – черная, я не могу наступать. Просто сижу и рыдаю»
– Пока я готовился, в нескольких местах увидел: «Бывшая теннисистка». Как ты в этому относишься?
– Мне пофиг. Я понимаю: люди не видят, что я играю. Я реально почти не играла три года. Последний более-менее полноценный сезон – 2022-й, который провела неплохо, хоть и умудрилась два раза сломать ногу.
Я сломала ее в Лионе перед четвертьфиналом WTA. Не смогла даже выйти на игру, потому что порвала связки. Потом вернулась, выиграла пару турниров, снова вошла в сотку. Ничего не болит, можно набирать очки и лететь в Австралию. Но я снова получаю травму.
После этого: один-два турнира – что-то болит – оперируюсь. Один-два турнира – снова выбываю на шесть-семь месяцев. Конечно, люди думают, что я не играю. Но я не могу транслировать все свои травмы, потому что они происходят постоянно.
– Я поспрашивал о тебе у нескольких человек. Они сразу вспомнили про травмы: «Вита – хрустальная. Она только начинает классно играть, входит в сотку и сразу травмируется». Ты и сама говорила, что про травмы можно написать книгу. Когда они начались?
– Мы не закончим разговор даже за 10 часов, ха-ха-ха.
– Давай коротко.
– Первая травма случилась, когда мне было 12 лет. Я сломала ногу.
Восстановилась, после юниорских турниров Orange Bowl Муратоглу забрал меня на контракт в Париж. По этому возрасту я была первой в Европе, может быть, в мире. Уже не помню. На тот момент у меня были контакты с Nike и Yonex. Они платили деньги.
Патрик прилетел зимой в Москву, только чтобы меня забрать – он, два помощника, менеджер по контракту. Контакт включал обеспечение всего на 10 лет – любого моего шага. Что-то выплатили семье за то, что они разрешили мой отъезд. Плюс суточные, зарплата мне, зарплата родителям.
Это был лучший контакт, который Патрик предлагал. На тот момент в его академии занимались Маркос Багдатис и Дуди Села, то есть лучшие юниоры до 18 лет. Они тоже были с таким контрактом.
Но от неправильных тренировок начались проблемы с плечом. Суть в том, что Патрик искал мне тренера. Основным считался он, но еще он был организатором, налаживал процесс после Боба Бретта, у которого забрал академию. Поэтому со мной работали другие люди, а Патрик менял их каждый день и говорил: «Прошлый недостаточно хорош». Я все не могла понять, когда наконец будет постоянный тренер.
Тренеры все время меняли подачи. То подаю как Серена, то как Роддик, то как Федерер, то короткое движение, то длинное. Постоянно меняли струны, веса на ракетке. Я не понимала, зачем так делать, если по детям я лучшая. Куда еще лучше? Я же не проигрываю, зачем что-то менять? Тем более в возрасте, когда я маленькая и хрупкая как спичка. Но я подавала неимоверное количество корзин. Мне кажется, три-четыре часа только подавала.
Конечно, начались проблемы с плечом. Я играла европейские турниры, но плечо становилось только хуже – и мы расторгли контракт.
В Москве сказали, что надо оперироваться. Мне 14 лет. За пять минут до операции приходит хирург, говорит: «Я не буду оперировать, ты еще маленькая. Зона роста не закрыта, в 17-18 лет все вернется».
Я не играю три года. Просто пропускаю их, ничего не делаю. У меня брат – хоккеист, я ходила на его матчи, смотрела, как он играет. Сама – ноль. Была полная апатия, потому что рука не поднималась.
– Но в школу ходила?
– Нет. Когда улетела во Францию, я все сдала экстерном – четыре класса за два года. То есть закончила школу в 14-15 лет. Мне вообще нечего было делать, кроме чтения книжек. И я не знала, буду когда-то играть в теннис или нет. Уже думала, в какой институт поступать – более спортивный или заумный, чтобы нормально учиться. Но стала тренироваться, как-то все зажило и пошло. Ближе к 17 годам начала играть взрослые турниры-десятки (с призовым фондом $10 000 – Спортс’‘). И выигрывать их с квалов.
К 18 годам я стояла 103-105 в рейтинге. Играла «Шлема», проходила в основу. Все было неплохо, но думаю, сказалось, что провела много времени просто читая книжки дома. Я же не занималась ОФП, не бегала кроссы. Вела обычный образ жизни.
Видимо, из-за этого начались проблемы. То там ногу подверну и сломаю, то здесь. Так пошло-поехало. Хотя я стабильно стояла около сотки – 100-110.
Потом в 21 год на «Кремле» мы играли пару с Леной Весниной. Четвертьфинал против вторых сеяных. Первый сет выиграли – 6:4. Во втором сете вели 4:2. И я просто падаю. Меня поднимают, ставят на корт. Я опираюсь на ногу, она не держит. Я снова падаю.
Это был крест, мениск. Через пару дней меня прооперировали в Москве. На тот момент была неопытная, не знала, что для таких операций нужно искать лучшего хирурга. Прооперировалась у лучшего, как считала, в России. Он сделал операцию плохо. Пришлось три раза переделывать ее в Риме.
– Как звали хирурга?
– Королев (внук конструктора Сергея Королева – Спортс’‘). Его история очень нехорошая. Он абсолютно испортил карьеру многих наших спортсменов. Так совпало, что до меня мы оперировали у Королева моего брата. У него полностью порвались суставные сумки плечей. Через три-четыре месяца пришла я с коленом.
В тот момент брат проходил реабилитацию. Мы думали, все будет хорошо. В итоге он тоже делал повторные операции – в Америке и в Италии. А пока я проходила восстановление в Риме, встретила спортсменов, которые после Королева приезжают заново оперироваться.
В моем случае прошло полтора года, но колено выглядело как огромный шар. Вообще не сгибалось. Хотя стандартное восстановление после такого – семь-восемь месяцев.
Только в Италии я узнала, что московские врачи не закрепили связку. Попасть туда получилось через Эдуарда Безуглова, который работает в футболе. Он летел на конгресс в клинику «Вила Стюарт» и взял с собой к доктору Мариани, всемирно известному хирургу, который специализируется на коленях футболистов.
Доктор сделал мне операцию – попытался закрепить другую часть колена, чтобы не рвать связку и не травмировать еще сильнее. Восстановление заняло год, но не помогло. Сделали вторую операцию – вставили железяку. Снова не помогло. Потом уже приняли решение порвать связку и сделать все заново. Это еще почти год. Но другого варианта не было. Я хотела играть, а с травмированным коленом даже нормально ходить не могла. Сильно хромала.
Четыре операции заняли года три. Все это время я не играла в теннис. Когда восстановилась, начала играть турниры и сразу стала выигрывать – и одиночку, и пару. Рейтинг был ноль, но за семь месяцев я стала 70 (71 место в ноябре 2014-го, лучший результат в карьере Дьяченко – Спортс’‘). В 2015-м попала в сборную России, играла Fed Cup, основы всех «Шлемов».
Но по ходу сезона сильно заболел ахилл на другой ноге. Из-за компенсации, она была чересчур огромной. Врачи запретили играть Индиан-Уэллс и Майами, хотя я была в основе. В конце февраля сделала операцию: мне почистили косточку, которая проходит сквозь связку, чтобы связка не порвалась.
Я вернулась. Вроде хорошо сыграла «Ролан Гаррос», прошла круг. Потом выиграла турнир на траве, сыграла «Уимблдон». А перед US Open все-таки порвала ахилл. Вышла на матч с Сереной и не могла ходить, потому что порвала буквально за минуту до матча. Но сыграла сет. Точнее, отходила его. Снялась и полетела на операцию. Процесс занял еще полтора года.
– Полтора? Я думал, что ахилл – не самая страшная травма.
– Любой специалист скажет, что полностью порвать ахилл – гораздо хуже, чем мениск и колено. Восстановление дольше, нужно около полутора лет, чтобы начать просто бегать трусцой.
2016-й я пропустила. Вернулась в 2017-м и снова травмировала колено. Возникла перегрузка или еще что-то. В один момент оно просто заело в согнутом положении. Пришлось лететь в Рим, чтобы его почистили, подрезали, выправили. После тех четырех операций у меня было еще четыре.
– В декабре 2021-го ты выиграла титул во Франции и написала: «Мамочка, это для тебя. Испытываю столько эмоций, взяв титул после стольких травм и двух худших лет в моей жизни». Почему два года – худшие?
– Очередные операции на колено, но я еще маму потеряла. Это было посвящено ей.
2020 год, я играю Австралию, Питер, лечу на Индиан-Уэллс, а там локдаун. Нас закрывают на шесть месяцев. US Open – первый турнир после локдауна. И за пару дней до первого круга в колене отваливается кусок мениска. Оно снова заело в согнутом состоянии.
Врачи не могли понять, что происходит. Даже сделали МРТ, но не смогли найти, что кусочек мениска отпал. А я просто не могу ходить, колено раздулось. Снимаюсь, лечу на операцию в Германию. Я очень хотела восстановиться к «Ролан Гаррос», который перенесли на конец сентября. Спросила у хирургов: «Могу ли восстановиться за полтора месяца?» – «Нет, конечно».
Но я приложила усилия, начала играть. Приезжаю на «Ролан Гаррос», там возникает похожая ситуация. Опять заедает колено. Дело оказалось в том, что в коленях отрастают остеофиты. Солевые накопления, отростки, которые живут своей жизнью. Они мешают колену сгибаться и разгибаться.
Надо лететь в Рим на чистку. Купила билеты, но мама попадает в больницу. Я никуда не лечу, теряю маму. Операция переносится на месяц.
– Что случилось с мамой?
– Долгая болезнь. Мы как могли старались помочь. Везде были – я снималась с турниров, брат уходил с работы, папа уходил с работы, чтобы полететь с ней в Италию, Германию, Америку. Во все точки мира. Мы были везде. Очень сильно продлили, но не помогли.
Через месяц я все-таки полетела на операцию. Мне почистили колено. Помню, как просила хирурга: «Давайте с двух сторон уберем» – «Нет, давай с одной». Это же профессор, как с ним спорить. Делаем с одной, я лечу назад, восстанавливаюсь. Начинаю пробовать первые тренировки. Через три месяца заедает другая сторона колена. Делаю операцию, проходит несколько месяцев реабилитации. Весной 2021-го начинается долгий процесс тренировок.
Первые полтора месяца тренировалась без единого выходного. Как робот: утром – ОФП, вечером – ОФП. Потом начала выходить на корт. В Бирмингеме наконец вернулась и выиграла матч. Потом прошла квал на «Уимблдоне». Играла с Радукану, вела, у меня были сетболы. И упала на это колено.
Кто-то может встать и бегать дальше. Я могла встать и только ходить. Я проиграла. Быстро восстановилась, сыграла US Open. В декабре выиграла турнир во Франции и как раз написала про два худших года.
– Сколько ты играла без травм после этого?
– Недолго. В начале 2022-го выиграла ITF во Франции – он был подготовкой к турниру WTA в Лионе. В Лионе прохожу первый круг, во втором играю с Голубич, которая стоит в 40.
5:1, третий сет. Я играю очень хорошо. На ровном месте подворачиваю ногу. Она сразу как шар. Адски больно. Вызываю физио. Сквозь слезы выигрываю 6:4. Выхожу с корта и понимаю, что это все. Нога – черная, я не могу наступать. Просто сижу и рыдаю. Понимаю, что турнир закончился. А он правда закончился – я сломала кость в двух местах и порвала связки.
Мне делают рентген и МРТ, говорят, что все хорошо. Через пару недель нога не проходит. Отправляю МРТ в Рим, они говорят: «У тебя перелом и все порвано. Почему ты еще ходишь, а не на костылях? Ты могла быстро сделать операцию, чтобы все зажило, но прошло три недели, уже поздно».
Восстановление занимает еще три-четыре месяца. Только к US Open я начинаю двигаться. Играю его, после этого турниры ITF. Что-то выиграла, стою 110. Это с учетом того, что столько пропустила и не играла половину года. Но начинает покалывать ахилл, который давно оперировала.
Тренер говорит: «Надо играть, чтобы к новому сезону ты была ближе к 50». В ноябре играю четвертьфинал с китаянкой, которая стояла 34. Третий сет, 5:4, 30:30. Я выигрываю хороший розыгрыш: играю драйв, приземляюсь на ногу. Прострелило этот ахилл так! У меня матчбол, мне подавать, а я не могу ходить, ха-ха-ха-ха.
Я попыталась, но не могу двигаться. Подаю – двойная, двойная, двойная. 5:5. Надо принимать, а я не могу бегать. Врачи сказали: «Месяц покоя – и все пройдет». В итоге восстановление растянулось на семь-восемь месяцев.
В мае 2023-го вышла на первый турнир, дошла до финала, но заболела другая нога, потому что идет компенсация. До этого болела левая – я переносила вес на правую. Поехала к физио, он говорит: «Снимайся с финала, нога очень плохо себя чувствует». Я вышла на финал, в первом сете сломала ногу и порвала связки. Сапог, костыли, три-четыре месяца.
Попробовала тренироваться, но из-за того, что неправильно наступала, когда ходила в сапоге и на костылях, заболела косточка на пальце. Неделя-две – ничего не помогает. Поехала лечиться – не помогает. Спустя месяц сделала операцию. Она оказалась серьезной: нужно было сломать палец, поставить его совсем в другую сторону, и чтобы он зарос. Восстановление – еще семь-восемь месяцев. Начинаю бегать и тренироваться – уже весна 2024-го.
Вышла на траву, сыграла «Уимблдон» и турниры после него. А в конце сезона снова травмировалась – порвала связку колена. Из-за нее не играла семь месяцев, с ноября 2024-го. В начале мая сыграла пробную пару чисто почувствовать тело. Поехала на грунт, чтобы понять, в каком состоянии перед травой. Потом отыграла пару турниров на траве. Сейчас продолжаю.
Такие вот у меня истории. Все просто: травма за травмой.
«Операция – 15-20 тысяч евро. Вместе с реабилитацией – минимум 40-50 тысяч улетают»
– Сколько в сумме ты пропустила?
– Не считала, но намного больше, чем играла. Я не провела ни одного полного сезона, кроме 2014-го, когда вернулась после травмы колена и еще не травмировала ахилл. В основном играла пару месяцев тут, пару месяцев там. Дай Бог, если полгода.
– Есть понимание, откуда столько травм?
– Строение тела такое. Я гиперпластичная. Не деревянная, а наоборот все хорошо тянется, мышцы – длинные, эластичные. Стопа, как у балерин, могу на носочках ходить. Из-за этого, как мне говорили, стопа перенапрягается, ее легко подвернуть.
Если бы занималась ОФП в детстве, возможно, каких-то травм избежала бы. Но в целом одна травма тянется за другой – то колено, то ахилл. В 2019-м добавилось плечо: внутри оторвался кусочек хряща. После «Уимблдона» не играла четыре месяца, отказывалась его оперировать, попробовала закачать. Пару лет плечо побаливало, но более-менее через боль играю.
– Ты сказала про хирурга Королева, из-за которого начались проблемы с коленом. Но по рассказу кажется, что итальянские врачи не сильно лучше: кучу раз переделывали колено, забыли удалить отростки.
– Если бы я сразу к ним поехала, проблемы бы не было. Все последующие операции на колено – последствие того, что в колено влезли не один раз, как должны, а четыре. Четыре раза влезли только потому, что хотели исправить первую операцию.
По поводу отростков не могу их сильно обвинять, потому что пропустила полгода, а не три. В моей ситуации полгода – это уже не так много.
Про Королева и операцию – это не вся история. Еще я проходила у него реабилитацию. Мне четыре раза делали МРТ, смотрели, как ведет себя колено. Говорили, что все зашибись, все идет как надо. Но только через полтора года я отнесла эти МРТ независимому эксперту, который работает со сборными по футболу и хоккею. Ахмеджанов, он лучше всех читает МРТ. И он мне говорит: «А как ты ходишь? У тебя хряща почти нет, бедро ушло наверх и связка болтается». После этих слов я перестала ходить к Королеву в ЕМС на Проспекте Мира и сразу полетела в Рим.
То есть дело не только в операции, но и в реабилитации. Даже сравнить процессы реабилитации в Москве и в Риме. В Италии у тебя еще швы, больно ходить, но тебя пытаются поднять на ноги, чтобы было кровообращение. Чтобы колено сгибалось и разгибалось, и связка стала эластичной с первых дней. Что происходит в Москве: месяц на костылях, поезжай домой и не ходи. Но если так провести в месяц, связка закостенеет – и ты никогда в жизни ее больше не разогнешь. Только если не порвешь снова, чтобы сделать эластичной.
В Италии сначала не хотели рвать. Думали сделать другим способом – через коленную капсулу. Профессор вызвал перед последней операцией: «Да, косяк, хотел сделать как лучше. Хотел сделать так, как сделал бы своей дочери. Я не хотел снова рвать связку, потому что это худшее, что может быть в колене. Но это не сработало».
– Правильно понимаю, что самое ужасное – это не травма, а восстановление?
– Наверное, да. Все спрашивают: «Чем ты занимаешься, когда не играешь?» Но никто не понимает, что восстановление занимает больше времени, чем тренировки, когда ты здоров. После операции я жила в клинике. Восстановление начиналось в 9 утра и шло до 8-9 вечера. Три-четыре часа утром, столько же вечером. Между – лежала со льдом ногами вверх, потому что нога должна восстановиться.
Плюс постоянно живешь в боли, не понимаешь, будешь ли снова играть и для чего это делаешь. Даже если становится лучше и тренируешься, появляются новые проблемы. Ты не можешь дышать, играешь с места и задыхаешься. Тебе страшно, периодически больно.
На турнир выходишь без формы. Сначала даже не пытаешься выиграть. Пытаешься играть, чтобы было не больно, чтобы не думать о травмах.
Процесс занимает много времени. Сразу ничего не получится. На возвращение уйдут месяцы, полгода, год. И нет гарантии, что снова будешь играть.
– А почему становится страшно?
– Страшно, что побежишь – и будет больно. Этот страх не преодолеть, пока не отыграешь сколько-то матчей и турниров. В какие-то дни боль действительно возвращается, и она адская. Вроде один-два дня нормально, а на третий не можешь ходить. Делаешь паузу в несколько дней или пару недель – проходит. Потом снова может появиться.
Работает так: если недотренировался, недомассажировался, недобегал, недокачал мышцы – будет болеть. Переделал – будет болеть. Надо находить середину.
– Когда боль страшнее – в момент травмы или после операции?
– Примерно одинаково. После многих травм меня увозили с корта на коляске, я не могла ходить. Например, на «Кремле» увезли, утром – МРТ. Я спала с согнутой ногой, потому что надели лангетку. Приезжаю на МРТ – ногу нужно выпрямить. А она прямо не делается, потому что адски больно. Несколько часов ждали хирурга, чтобы он помог выпрямить ногу и засунуть ее в трубу.
После одной из операций на колено я встала и тут же упала в обморок. Настолько швы впились в кожу, что в глазах потемнело. Боль была невыносимой. Хорошо, что врачи поймали.
После последней операции встала на пол, профессор по телефону сказал: «Сделай шаг». Я пошла не вперед, а назад, потому что было очень больно. Села, слезы текут: «Как я буду ходить?» Он сказал: «Внизу – магазин, попробуй до него спуститься». Я сделала пару шагов и опять села. Нога болела и ныла.
Не могу сказать, что какая-то травма легче. Например, восстановить ахилл очень сложно. После операции он становится в несколько раз больше, чем другой. Ты не можешь носить одинаковую обувь. В шлепках ходить тоже не можешь – больно.
Меня спрашивают: «Почему ты постоянно ходишь в обуви на платформе или в туфлях?» Потому что в туфлях мне удобнее. Там есть подъем. Кто делал операции на ахилл, знает, что мы не можем ходить в плоской обуви. Это адски больно. Нам нужно, чтобы ахилл был выше, чем носок. То есть каблуки или кроссовки на очень высокой подошве.
– Однажды ты сказала, что когда играешь, выходишь по деньгам в плюс. Когда делаешь операции – уходишь в минус.
– Конечно. В теннисе нет контрактов, как в футболе. Мы живем на то, что зарабатываем. За операции и восстановление платим сами. Если выбываешь и шесть месяцев восстанавливаешься, ты ничего не зарабатываешь. Только платишь.
– Сколько в среднем стоит одна операция?
– 15-20 тысяч. Чисто операция и одна ночь в клинике.
– Реабилитация – еще столько же?
– Зависит от сроков. Точно не меньше. Ты живешь в отеле, платишь за реабилитацию утром и вечером. Если восстанавливаешься шесть-восемь месяцев, это больше, чем 15-20.
В сумме минимум 40-50 тысяч улетают. Потом начинаются теннисные тренировки, чтобы набрать форму. То есть уже больше, чем 50. Это я про минимум говорю. Например, когда я делала операции в Риме, я сидела там четыре месяца, чтобы за мной следили физио и врачи. Потом на три-четыре месяца улетала в Ниццу, где находятся тренеры по ОФП.
– Если бы не травмы, как сложилась бы твоя карьера?
– Намного лучше. В разы лучше. Несколько раз я была 70. Но как только 70 – ехала на операцию. Я ни разу в жизни не опускалась из-за того, что плохо играю. Всегда вылетаю на год-два – и очки сгорают.
– Думала о том, что могла быть игроком топ-30 или топ-10?
– Не то что думала. Я уверена. Насчет топ-10 не знаю, но как минимум в топ-20 была бы, если бы стабильно играла.
«Олигархи предлагали переехать туда-то, бросить все в Москве»
– Ты говорила, что тебе предлагали играть за Казахстан, и ты согласилась. Я не путаю?
– Да, мне было 19-20 лет. Выиграла тогда 100-тысячник – одиночку и пару. Стояла 100. Они предложили, я согласилась. Через три месяца упала на «Кремле» и выбыла на три года. На этом переговоры закончились.
На тот момент мне только ленивый не сказал, что я больше не буду играть в теннис. Все были уверены в этом. Все наши тренера – не буду называть имена – все до единого считали, что больше не буду играть. Потом – бац: в 2014-м прохожу квал на «Кремле», выхожу в четвертьфинал. Все такие: «О, здрасьте». Ну, здрасьте.
– Почему ты согласилась перейти в Казахстан?
– Не только согласилась. Я бы всем советовала так делать. Когда ты молодой игрок, и тебе предлагают полное финансирование, это огромный скачок для карьеры. Конечно, если ты не ребенок олигархов, когда у тебя все есть.
Надо делать это ради карьеры. У всех, кто переходит, появляется отличное финансирование. У тебя ни о чем не болит голова. У тебя все тренера, все физио, врачи, спарринги, полная поддержка. Глупо от этого отказываться, нет?
– Даже сейчас?
– Я бы советовала всем так делать.
– Я думал, что сейчас ситуация с поддержкой от ФТР лучше.
– Сейчас ее вообще нет. Ее и не было. Мне никто никогда не помогал. Мне в России не помогли абсолютно никак. Даже wild card не давали. В 18 я была одной из первых в квале на «Кубок Кремля». Я была первой в России по своему году. От ЦСКА попросили сыграть чемпионат России в ущерб турниру. Я поехала, выиграла. На награждении говорят: «Вам приз – wild card в «Кубок Кремля», в квал» – «А вы знаете, что я в пятерке в квале? Зачем он мне нужен?» В итоге отдали кому-то другому.
Ни у кого даже не возникло мыслей дать мне в основу. Никогда в жизни мне не помогали ничем.
– Если бы ты перешла в Казахстан и получила поддержку, в будущем ты должна была что-то вернуть?
– По-моему, ничего. Более того, Казахстан еще платит зарплату за то, что ты за них играешь.
– У тебя никогда не было спонсора. А поступали предложения?
– Да, очень много, но все неудачные. Где-то просили огромный процент, где-то еще что-то. Никогда не было выгодно в мою сторону.
– Просили процент с призовых?
– Да.
– А взамен?
– Какая-то сумма или оплата поездок на турниры. Но я могу и сама ездить. Зачем отдавать проценты, если в детстве мы отказались от Муратоглу, о котором все мечтали? В 17-18 лет все видели, как я играла. Я играла хорошо. Зачем мне их варианты, когда я проделала весь путь с родителями? Конечно, никакие проценты платить не хотела.
Если кто-то хочет нормально помогать, как за границей и в Европе, – окей. Остальное – нет, спасибо.
– От кого были предложения?
– От людей из тенниса, компаний. От кого только ни было.
– От олигархов?
– И такое было.
– Донского спонсировал миллиардер Бокарев.
– У меня от него не было, были от других. Не буду называть имен. Плюс у девочек по-другому работает. Были и не очень хорошие предложения.
– «Давай ко мне в эскорт, а еще будешь играть в теннис»?
– Было такое, да. Переехать туда-то, жить там-то, бросить все в Москве. Становилось понятно, в какую сторону идет, я говорила: «До свидания». Дальше не углублялась. Зачем мне эти детали?
– Такое предлагал лично олигарх?
– Да.
– Он публичный человек, которого все знают?
– Да, и это не один человек. Таких предложений было много. Очень много.
– Но даже на содержании ты могла бы играть в теннис?
– А это неизвестно. Я думаю, что нет. Переехать в условное Монако… Я не уверена, что эти люди дали бы мне возможность играть. И мне было смешно, я думала: «Что за бред?»
Причем эти предложения поступали сами. Не было такого, чтобы я подошла и сказала: «Ой, мне что-то надо». Мне ничего не надо.
«Сказать, что Россия – отстой, и поменять паспорт, как Касаткина? Я бы не смогла»
– Твой главный матч в карьере?
– Их несколько. Конечно, важна победа для мамы. Важен «Уимблдон»-2018, когда я обыграла Шарапову и Кенин. «Кубок Кремля»-2014, когда обыграла Цибулкову, а она стояла в топ-15. Тот «Кремль» важен, потому что именно на нем я получила травму и спустя столько лет вернулась, хотя никто не верил.
Учитывая, сколько лет я не играла, мне важны любые победы. Неважно, что турнир маленький. Я же знаю, через что я прохожу. Что у меня болит столько всего. Я знаю, насколько это сложно.
– В 2015-м ты дважды находилась в одной команде с Шараповой и говорила, что она закрытый человек. То есть ни с кем не общалась?
– На командных ужинах все спокойно общались. Но да, она закрытая, и это нормально. Я сама не открытый человек, люблю быть в своем кругу. Ее стиль поведения только одобряю. Зачем со всеми разговаривать?
– Есть ли в туре тот, кто наоборот со всеми общается?
– Да, несколько девочек. Сразу вспоминаю Аллу Кудрявцеву, она была очень веселой. Заходишь в раздевалку – поет и танцует. Арина Родионова, Даша Сэвилл, Даша Касаткина – они заряжаются от общения. А есть те, кто это делает и отдает энергию. Я такой человек.
– Кто творил совсем безумие? Уходил в загул перед матчами?
– Алла любила. Аллочка – это ха-ха-ха-ха. Не матч играть, но на тренировку выходила после этого. Помню, players party перед «Шлемами», другие веселые мероприятия. На следующий день ее можно было увидеть на корте.
– А кто бесячие девочки, с которыми не любишь пересекаться?
– Однажды меня кинула с парой Ализе Корне. Причем все случилось за пять минут до конца записи в Австралии. Она сказала, что будет играть с француженкой. В тот момент я тренировалась в Аделаиде. Вышла с корта и поняла, что у меня нет пары. А она просто сказала: «Ну, сорри». И после этого со мной не здоровалась.
– Почему не здоровалась?
– Это и интересно. Она меня обвинила, что я на нее наехала. Хотя я просто сказала: «Ну ты бы предупредила пораньше, я бы перезаписалась». Стоя в паре 50-60, я бы нашла, с кем сыграть.
Женский тур – такой…
– Клубок змей?
– Да, это правда. Не самый приятный.
– Ты общаешься с украинками?
– Есть пара девочек, которые общаются и здороваются. А есть те, кто вообще не здоровается. Когда я первый раз попала на турнир против них, мне приходилось к Цуренко – а мы общались – подходить, прямо здороваться, чтобы услышать что-то ответ.
Обратный пример – Катя Козлова, которая сейчас живет в Германии, играет под фамилией Байндль. Она хорошо общается, никаких проблем. Киченки общаются, здороваются.
Я понимаю, что для федерации им надо сохранять лицо. Показывать, что они с нами не фотографируются, не тренируются, не пожимают руку. С этой стороны, я их понимаю. Возможно, если бы я была по ту сторону, я бы делала так же. С другой стороны, как выражается Костюк... Или Свитолина одно время говорила, что мы должны или вообще не играть, или перевезти свою семью. Но как ты это сделаешь? У нас бабушки, дедушки, 70-80 лет. Это какой-то бред.
– Они жмут руку после матчей?
– Нет. Я же русская, как они мне будут жать?
– А те девочки, которые общаются?
– Нет. Вообще никто.
– Только украинки или еще кто-то?
– Только украинки. Как понимаю, у них такое правило.
– Ты заранее это понимаешь, поэтому сама не рвешься пожимать?
– Да. Даже не пытаюсь подходить. Сейчас играла в Бад-Хомбурге против украинки, ничего не жали. Даже когда со мной играют украинки, которых я не знаю, они все равно не жмут.
– А перед матчем здороваются?
– Да, могут.
– После ситуации с LOT (весной 2023-го польская авиакомпания не пустила Дьяченко на рейс – Спортс’‘) ты сказала, что WTA думает только о теннисистках из Украины, но не думает о русских, у которых тоже много проблем. Перечисли проблемы русских.
– Мы не можем летать, посещать страны, играть турниры. Польша, Чехия, какая-нибудь Эстония… А в Польше и Праге проходят турниры WTA. Но мы вообще не можем туда влететь, это нормально?
– Ты можешь полететь другой авиакомпанией.
– Да неважно какой, нас в страну не пустят. Пускают, только если у тебя ВНЖ. Но у меня его нет.
– У теннисистов нет эквивалента ВНЖ для перемещений по миру?
– Нет, у меня обычная виза на три года. Почти у всех такая. Даже если ты как-то влетишь по ней, в турнир тебя не включат. В позапрошлом году у Веры Звонаревой была история. Она собиралась в Польшу, но ее не пустили в страну, хотя на тот момент она жила в Европе.
Мой пример: я оперировалась в Финляндии, сделала две операции у лучшего профессора по ахиллам. В конце 2022-го получаю травму, пишу ему: «Можно снова к вам приеду?» Меня мурыжили месяц. Ни нормального ответа, ничего. Только потом я поняла, спросила: «Проблема в том, что я русская?» – «Ну да».
Меня не приняли. Человека, который до этого делал две операции, не приняли в клинике в Финляндии, потому что я русская.
– Но официального отказа не прислали?
– Нет. И в авиакомпании ничего не дали, просто не пустили на рейс. Даже когда написала им письмо – «Может, вы сделаете какой-нибудь документ, чтобы нас хотя бы пускали на самолет?» – я не получила ответа.
– Ты говорила, что тренеру прилетали угрозы из-за работы с тобой.
– Да, приходили сообщения, что он поддерживает Путина, потому что работает с русской. В один момент он реально стал за Украину, ха-ха-ха. Говорил мне: «Вот сейчас их примут в Евросоюз, и все закончится». Я стала изучать историю и говорю: «Нет, они давно хотят, но их не принимают». Он со мной спорил.
Помню, начало тренировки – полчаса споров, какая ситуация, когда закончится, кто прав и виноват. В конце я уже говорила: «Слушай, я ничего не знаю и знать не хочу. Есть вещи, которые мы детально не знаем, поэтому давай не будем их обсуждать. Хорошо?»
Когда в феврале 2022-го все началось, я была во Франции. Получила травму и еще три-четыре месяца оставалась в Европе. Не летела домой, потому что рейсы отменили, плюс говорили, что в Россию не надо возвращаться, нельзя будет обратно вылететь. Приходилось по Европе скитаться.
– Что ты думаешь про Касаткину, которая сменила гражданство?
– После ее интервью было понятно, что она будет переходить. Вот Даше помогали намного больше из всех.
– Федерация?
– Да. А она сказала, что ей вообще не помогали.
– Как ей помогали?
– И финансово, и с wild card. И чего только не было.
– То есть она обманула, сказав, что ей не помогали?
– Она – 100%. Конечно.
– Ты приняла ее смену гражданства?
– Мне какая разница? Ну, поменяла и поменяла.
Она сделала как ей удобно. Теннис – индивидуальный вид спорта, здесь каждый человек имеет право делать так, как хочет. Она взрослая девочка, знает, как ей лучше.
Я бы так не сделала, если говорить за меня. Но осуждать не буду.
– В смысле не сделала бы? Ты сама согласилась на паспорт Казахстана.
– Я говорю про ситуацию с Дашей: сказать, что Россия – отстой, и поменять. Она же не ради тенниса поменяла. Она поменяла ради своего видения жизни и отношений, а не для того, чтобы в 18 лет ей дали деньги на продвижение карьеры. Это абсолютно разные вещи.
В истории с Казахстаном я имела в виду молодых спортсменов, которые хотят построить карьеру. Если им предлагают поменять, тем более Казахстан… Это не какая-нибудь Франция, где ты кардинально меняешься. Здесь всегда можешь вернуть назад.
И все мы знаем, что Казахстан – это только ради финансирования. Почему нет? Рыбакина, Шевченко, Воскобоева, Путинцева, Кукушкин… Сколько игроков, которые поменяли и заиграли? Возможно, без этого финансирования они никогда не добились бы таких результатов.
У Даши – совсем другая история.
– Но она не говорила, что Россия – отстой.
– В интервью говорила.
– Она говорила, что ей не нравятся законы.
– Я не помню точно, какие слова она использовала. Но она говорила не очень хорошие вещи про нашу страну. Это точно. В тот момент я была на турнире, на корте со мной стояла Манюкова, один из наших тренеров по теннису. Она была в шоке от Дашиного интервью. Настолько шокирована.
Даша прошлась по федерации, сказала, что ей никогда не помогали, хотя очень помогали. Даже возьмем wild card на «Кремль», она всегда их получала. И ей финансово помогали.
– Если Касаткина критиковала не страну, а власть – это допустимо?
– Нет.
– Власть нельзя критиковать?
– Мне кажется, нет. Это же твоя страна, родина.
– Власть не страна. Это наемные менеджеры, которые меняются.
– Я понимаю. Но в этой ситуации не стоит критиковать. Тем более мы теннисисты – что мы можем понимать в политике? Мы бегаем, машем ракеткой по корту, туда-сюда. Мы что-то понимаем, мы приближены к президенту? Мы знаем, для чего это делается? Нет.
– Но ты высказывалась о политике. После Крыма написала: «Исторический момент. Крым + Севастополь = Россия. Путин, браво». Через месяц во время прямой линии: «Смотрю в прямом эфире ВВП. Безумно интересно. Смотреть всем».
– Исторически он же и был наш. Просто его вернули назад. Почему мне нельзя так высказаться?
– Я про другое. Ты говоришь, что теннисисты не понимают в политике, но сама высказывалась о ней.
– Это было общее мнение, а не какой-то секрет, нюанс. Это как прокомментировать чемпионат мира или Олимпиаду. Для меня это такое же событие, как Новый год или день рождения. Присоединился – все были рады.
– А прямая линия президента?
– Это 2014 год, я не помню, что писала в тот момент. Но это же не комментарий про действие. Просто сижу смотрю.
– Ты говоришь, что нужно поддерживать Россию, что власть критиковать нельзя. При этом сама хотела сменить гражданство, пусть и по денежным причинам. Люди спросят: а это не лицемерие?
– Сменить гражданство ради того, чтобы тебе давали деньги – это не лицемерие. Сменив гражданство, я бы все равно говорила, что люблю Россию, что это моя любимая страна.
И опять: теннис – это индивидуальный вид спорта. Если тебе никто не помогает, то зачем лишаться классной возможности, когда тебе хотят помочь? Мы же не критикуем Рыбакину. Она сменила гражданство, но живет в Москве. Захочет – вернется.
Я не вижу лицемерия. Я люблю Россию, но считаю, что если хочешь хорошо играть, надо использовать моменты, которые дает судьба. Это ради тенниса.
«Соболенко занимается со стилистом на корте и вне корта, Калинская хорошо выглядит»
– Заметно, что ты следишь за стилем – и на корте, и в жизни. У тебя контракт с Nike?
– Раньше был, сейчас нет. Но я продолжаю носить их. Я много в чем играла – в adidas, в Hydrogen, сейчас снова стала в Nike. Они удобные, комфортные, лучшее качество.
– Пока действовал контракт, они присылали шаблонную форму или шили под тебя?
– И базу, и могла попросить, заказать. Контракт длился около пяти лет, но осталось столько одежды, что хватит на всю жизнь.
– А сколько раз можно использовать одно платье?
– Ха-ха, не знаю. Пару хороших турниров, наверное. Пять матчей до финала. Зависит от того, какого оно цвета, как стирается, есть ли пятна. Но мы не играем весь турнир в одном. У нас этих платьев штук 10-15.
– Твои платья хранятся в гардеробе или возишь с собой?
– В гардеробе есть, но много вещей беру с собой. Это проблема. При перелете нужно уложиться в два больших чемодана. То есть два по 30 кг и еще 10 кг на руках. Домой обычно возвращаюсь с плюс один-два чемодана, потому что закупаюсь.
– В инстаграме выделяются платья от Hydrogen. Что это за бренд?
– Итальянский бренд, начала играть в нем в 2018-м. Его директор приехал на «Уимблдон», ходил на матчи. Подошел ко мне и предложил сотрудничество. Я согласилась. Но пару лет назад он продал бренд японцам, и они отказались от всех теннисистов. Знаю только, что Настя Захарова играет в них, но ее поставщики – из России.
Странно, почему они отказались от теннисной линейки. Одно время у них было много игроков: Фоньини, Бердых, Лопес. Сначала получалось очень интересно, но потом никакого нового дизайна, и они угасли.
– Кто сейчас делает интереснее всех?
– Wilson. Мне безумно нравится. Но чтобы сотрудничать с ними, надо играть их ракеткой. Нельзя просто выбрать одежду. А я всю жизнь играю ракеткой Yonex и не хочу менять. Она кастомизированная, удлиненная. Каждую ракетку для меня изготавливают полтора-два месяца. Не хочу заморачиваться и переходить.
– Перед изготовлением ездишь в лабораторию на тесты?
– Не совсем. Давным-давно они выслали пять ракеток, чтобы я попробовала разный вес, разный центр тяжести. Одна из них – длинная – мне подошла, я остановилась на ней. Теперь, когда они выпускают новую модель, делают ее по моим параметрам. И красят как новую.
– Кто самый стильный в туре?
– Мне нравится, как выглядит Сорана Кырстя. Арина Соболенко следит за собой, занимается со стилистом на корте и вне корта. Калинская хорошо выглядит. У Ястремской хорошая фигура.
Wilson делает безумно красивые вещи для Костюк. Вообще есть несколько ярких девочек, которых одевает Wilson. Например, Алисия Паркс – такой человек, которого надолго запомнишь.
– Соболенко реально работает со стилистом даже на корте?
– Под нее делают некоторые вещи. Она не всегда играет в той коллекции, в которой выступают другие девочки. Вне корта начала сильно следить за стилем – это видно и по инстаграму, и по показам, которые она посещает. Очень этим занялась.
– У тебя есть стилист?
– Нет, одеваюсь сама. Люблю изучать картинки, потом примерять на себя, сочетать.
– Какой твой любимый бренд вне корта?
– Их очень много. Нравятся платья от Dolce & Gabbana. Сумки – Hermès, Chanel, Dior. Обувь – любая, могу надеть хоть за 30 евро. Главное, чтобы была удобная колодка.
– Каждая вторая фотка в твоем инстаграме – в купальнике.
– Нет, не каждая. Нет, нет, нет, ха-ха-ха.
– Окей, каждая третья. Сколько у тебя купальников?
– Не знаю, 15.
– Ощущение, что 50.
– Может быть, основных 15. В последний сезон.
«Не все девочки в теннисе отличаются большим умом»
– К разговору с тобой сложно готовиться, потому что вместо старых интервью попадаются фотоподборки с заголовками: «Виталия Дьяченко снова поразила подписчиков изгибами тела».
– Я редко делюсь жизненными историями. Например, то, что рассказала сейчас о травмах, никто не знает. Больше стараюсь показывать красивые моменты. Тем более инстаграм для этого и сделан. А не для того, чтобы говорить: «Посмотрите на мой новый шрам. Посмотрите на мои костыли». Не хочу вызывать жалость.
Я люблю фотосессии. Это творческий процесс, он доставляет удовольствие. В последние годы я снимала костыли, а через день была съемка. Я не могу ходить, но уже фоткаюсь. Мне интересно.
– Как часто приглашали в модели?
– Часто. В один момент звали в модельное агентство в Америке, хотели составить портфолио. В другой момент – во Франции. Для меня это было полушуткой. Я не могу посвящать себя этому.
Когда люди думали, что я уже не играю, были и другие предложения. Звали в BB Tennis, в «Больше!». Они хотели, чтобы я находилась в студии восемь раз в месяц, но это невозможно. Этим надо заниматься, когда закончил карьеру, как Лена Веснина или Женя Донской. А я четко понимала, что пока буду играть.
– Самый популярный комментарий под твоими фотосетами – про ноги. Как ты их тренируешь?
– Оперирую, ха-ха-ха-ха.
У меня хорошие гены. Когда начинаю двигаться, ноги сами приходят в форму. Плюс питание: я ем все, но определенными порциями. Плюс закачка, которая связана с травмами.
Еще я люблю бани, ледяные ванны, сидеть в ледяной бочке. Люблю солевые ванны, массажи. Для меня массаж – это как позавтракать, как дышать. Я без него жить не могу. Делаю массаж минимум раз в неделю, но лучше каждый день.
– Пару раз в интернете вирусилось твое фото с очень мощными руками. Ты потом шутила над этим.
– Это было смешно. Я играла против Серены, но решили выложить меня. Хотя она явно больше.
– Такие мышцы, потому что работаешь со штангой?
– В этом и прикол, что вообще нет. Занимаюсь только с резинкой. На ноги делала веса, но чуть-чуть и только после операций. Хотя в теннисе принято заниматься с весами. Много раз видела, как девочки тягают штангу.
– У тебя есть персональные фанаты?
– Наверное, есть. Мне пишет много людей, но я же не отвечаю.
– Вообще никому?
– Кроме своих знакомых – нет. Не всегда даже читаю сообщения, иногда сразу удаляю.
– В каких случаях читаешь?
– Если кто-то выложил фото или видео с матча. Если понимаю, что человек там был, такое могу открыть. Еще бывало, что люди видели меня в больнице, а потом – по телевизору. Они писали: «Мы лежали с тобой в палате, а сейчас ты играешь. Молодец». Это приятно.
– Ты не замужем?
– Нет.
– В 2018-м у тебя была помолвка с хоккеистом. Вы планировали свадьбу, все тянулось два года, но ничего не произошло.
– Мы действительно планировали, но не было времени. Сезоны в теннисе и хоккее заканчиваются в разное время, потом начался ковид. 2020 год решил, что нам не по пути. Мы поменялись как люди и в 2021-м расстались.
– Сейчас у тебя есть парень?
– Есть.
– Как часто подкатывают в туре?
– Очень часто. Как только совместные турниры с мужчинами – начинается. Как только «Шлем» – вообще караул. Все эти истории любит мой тренер – сплетни, кто и что.
Хотя я всегда против того, чтобы встречаться с теннисистом. Так заведено, я не рассматриваю их.
– Расскажи про самый неловкий подкат.
– Ковид, «Уимблдон». Все живем в одном отеле – квал, основа, пара, микст, тренера. Я была не в отношениях. После матча поужинала, лежу в номере. Один из игроков – мы знали друг друга – пишет: «Что делаешь?» Я не отвечаю. «Посоветуй какой-нибудь фильм». Я опять не отвечаю, потому что ну что посоветовать? Он на другом языке говорит, я вообще русскую мелодраму смотрю.
Снова пишет: «Ой, скучно, что делать?» Тоже молчу. Продолжает: «А давай hang out – то есть потусим – в отеле?» У меня сразу вопрос: здесь есть один зал для ужина, где сидят 300 человек, есть один бар, где сидят еще 100 человек, и этажи. Ты где собираешься hang out? Видимо, выбор был – в моем номере или твоем, ха-ха-ха-ха.
Вообще, ковидные года, когда мы заперты в отеле, – самые веселые. Ты или сидишь со всеми, или кто-то стучится в номер. Тренер все время говорил: «Я буду жить через стенку, мне так интересно». Но как правило он ко мне стучался, чтобы поржать.
– Чувак, который просил фильм, из какой страны?
– Француз. Это одна из самых популярных стран, которая мне пишет.
– Он из топ-100?
– Высоко тогда стоял.
– Это было неловко. А какой самый красивый подкат от теннисиста?
– Они все некрасивые, какие-то детские. Однажды я ходила с теннисистом на чисто дружеский ужин, потому что мы хорошо общались. На свидания не ходила.
– С другими девочками детские подкаты работают?
– Бывает, работают, да. Не все девочки в теннисе отличаются большим умом. Как и в спорте.
– Но это же проблема конкретного вида спорта, когда ты ездишь по миру с одними и теми же людьми весь год.
– Да, кому-то так удобно. Они редко дома, им проще на турнирах встречаться.
– Еще вариант – возить с собой.
– Нет, мужчину с собой возить не надо. Это очень плохой план.
В отношениях каждый должен заниматься своим делом. Каждый должен уважать другого и ценить работу другого. Если мужчина ничего не делает, я бы не смогла его уважать.
Он может приехать на турниры пару раз в год в отпуск. А не просто ездить, как собачка.
– Но есть девочки, которые возят.
– Очень многие. Я не одобряю это.
– Кто из топов возит?
– Много, очень много. Каждая вторая-третья. Проще сказать, кто не возит. Из десятки только Гауфф – нет. Та же Арина ездит с парнем. Да просто все.
«Главный кайф – в том, столько всего я преодолела»
– Прямо сейчас ты в пятой сотне рейтинга. Чтобы окупать расходы, надо быть примерно в топ-130.
– Не в 130, а намного выше. Но я что-то заработала и могу позволить себе еще поиграть.
– То есть живешь на деньги, которые заработала раньше?
– Конечно. Явно не на те, что сейчас. Я же ничего не зарабатываю. Но и не могу сказать, что много трачу.
Расходы зависят от команды. Едешь ли ты с тренером, какая у него зарплата. Постоянно ли он с тобой, сколько еще человек рядом. Сейчас со мной тренер, до этого часто была одна. Это абсолютно другие затраты.
– Если тренер на удаленке, ему нужно платить?
– Нет. По телефону поговорить за деньги?
– А если ездит с тобой, сколько платишь?
– Зависит от тренера и как договоришься. От трех-четырех в месяц до 15-20 и бесконечности. Плюс гостиница для него. Здесь (в Порту – Спортс’‘) выходит 150 евро в день.
Все остальные траты – намного меньше. Тем более WTA оплачивает игрокам отели. Турниры попроще – нет, но это не так дорого. Переезд, если это не перелет в Америку, – копейки, даже не будем считать.
– Ты же бизнесом летаешь.
– Нет, сюда летела экономом. Бизнесом – на длинные расстояния. Если перелет до пяти часов, могу экономом.
Я готова к расходам. Знаю, что сейчас везде буду в минусе. Но все ради того, чтобы набрать рейтинг и попасть на более крупные турниры. Тогда будет заработок.
– Тебе 35. На сколько себя чувствуешь?
– На 20 с копейками. Даже тренер недавно сказал: «Ты сколько лет не играла, что по тебе не видно стресса, который испытают на корте». Я же много времени провела на реабилитации, а не бегала по солнцу как ненормальная. Плюс генетика, которая не ставит меня в один ряд с девочками моего возраста.
– В 35 многие заканчивают. В чем твоя мотивация продолжать?
– Когда я получила травму в 2022-м, я хорошо стояла. После этого хотела вернуться хотя бы туда, где была, но процесс затянулся из-за других травм. Сейчас я все еще хочу вернуться туда же и выиграть что-то крупное. Покрупнее того, что уже выигрывала.
И когда я возвращаюсь, главный кайф доставляет то, что я столько всего преодолела. Столько не играла, но обыгрываю людей, которые и близко не знают, что это такое. Это лучшее чувство.
– Сколько еще планируешь играть?
– Как пойдет. Я не загадываю.
– Не три года?
– Да какие три года? Не собираюсь столько. Я хочу посмотреть, как отыграю этот сезон. И в конце года решу.
Фото: РИА Новости/Алексей Филиппов, Антон Денисов Gettyimages.ru/Eugene Gologursky, Julian Finney, Stephen Pond, Shaun Botterill, Bradley Kanaris; instagram.com/vdiatchenko8
- Но когда Казахстан предложил деньги, чтобы выступать за них, тут же согласилась и всем советую!
Ясно, понятно. Типичная "за деньги - да". Тут даже сложно сказать, интервью это, или рекламная интеграция, чтобы не забывали те, кто может себе позволить.
:)