АГАТА КРИСТИ. Таинственное происшествие в Стайлз
Пуаро не оказалось дома. Старый бельгиец, открывший дверь, сказал, что мой друг, видимо, уехал в Лондон.Старый бельгиец, открывший дверь, сказал, что мой друг, видимо, уехал в Лондон. Я очень удивился. Надо же выбрать настолько неподходящий момент для отъезда! И к чему такая срочность? А может быть, Пуаро уже давно решил съездить в Лондон, но ничего не говорил об этом? Придется возвращаться в Стайлз. Всю дорогу я обдумывал последние события. Неужели Пуаро предвидел арест Бауэрстайна? А может быть, это произошло не без его участия? Теперь, когда моего друга не было рядом, я могу наконец взять инициативу в свои руки. Но с чего начать? Следует ли открыто объявить об аресте Бауэрстайна? Для Мэри это будет большим ударом. Теперь ясно, что миссис Кавендиш непричастна к убийству, иначе об этом бы уже говорила вся деревня. Завтра сообщение об аресте появится в газетах, поэтому скрывать этот факт от Мэри бессмысленно. Но чутье подсказывает мне, что надо хорошенько подумать, прежде чем рассказать ей обо всем. Как жаль, что я не могу посоветоваться с Пуаро! Ведь, как выяснилось, проницательность моего друга с годами отнюдь не ослабла. А как тонко он заставил меня подозревать Бауэрстайна, не назвав ни разу его имени! Я решил откровенно поговорить с Джоном. Пусть он сам решает, надо ли сообщать об аресте Бауэрстайна. Услышав эту новость, Джон даже присвистнул от удивления. - Вот тебе и Скотланд Ярд! Так, значит, ты был прав, утверждая, что Бауэрстайн - убийца. А ведь я тебе не поверил! - И зря! Я же говорил, что все улики против него. Ладно, давай лучше решим, стоит ли говорить об аресте или подождем до завтра, когда об этом сообщат газеты. - Думаю, торопиться не стоит. Лучше подождать. Однако, открыв на следующий день газету, я, к своему великому удивлению, не обнаружил ни строчки об аресте доктора. Маленькая заметка из ставшей уже постоянной рубрики "Отравление в Стайлз" не содержала ничего нового. Может быть, Джепп решил пока держать все в тайне? Наверное, он собирается арестовать еще кого-то. После завтрака я собрался сходить в деревню и узнать, не вернулся ли Пуаро, как вдруг услышал за спиной знакомый голос: - Добрый день, Хастингс! Я схватил своего друга за руку и, не говоря ни слова, потащил в соседнюю комнату. - Пуаро, наконец-то! Я не мог дождаться, когда вы вернетесь. Не волнуйтесь, никто, кроме Джона, ничего не знает. - Друг мой, о чем вы говорите? - Естественно, об аресте Бауэрстайна! - Так его все-таки арестовали? - А вы не знали? - Понятия не имел. Немного подумав, он добавил: - Впрочем, ничего удивительного, до побережья здесь всего четыре мили. - До побережья? - переспросил я удивленно. - Конечно. Неужели вы не поняли, что произошло? - Пуаро, видимо, я сегодня туго соображаю. Какая связь между побережьем и смертью миссис Инглторп? - Никакой. Но вы говорили о Бауэрстайне, а не о миссис Инглторп! - Ну и что? Раз его арестовали в связи с убийством... - Как?! Он арестован по подозрению в убийстве? - удивленно спросил Пуаро. - Да. - Не может быть! Кто вам об этом сказал? - Честно говоря, никто, но сам факт его ареста доказывает... - ...Доказывает, что Бауэрстайн арестован за шпионаж. - Шпионаж?! Он же убийца! - Если старина Джепп считает доктора убийцей, значит, он просто выжил из ума. - Странно. Я был уверен, что и вы так думаете. Пуаро с сожалением посмотрел на меня, но промолчал. - Вы хотите сказать, что Бауэрстайн - шпион? - пробормотал я, еще не привыкнув к этой странной мысли. Пуаро кивнул. - Неужели вы не догадались об этом сами, Хастингс? - Нет. - И вам не казалось странным, что знаменитый лондонский врач живет в такой глуши или что он по ночам разгуливает по деревне? - Нет, я считал, что у него обычная бессонница. Пуаро о чем-то раздумывал. - Он, несомненно, родился в Германии, но столько лет прожил в вашей стране, что с легкостью выдал себя за настоящего англичанина. К тому же лет пятнадцать назад он принял английское гражданство. Да, Бауэрстайн оказался даже хитрее, чем я предполагал. - Вот мерзавец! - воскликнул я возмущенно. - Напротив, настоящий патриот. Подумайте, как ежечасно на протяжении многих лет он рисковал жизнью. Я восхищаюсь такими людьми. Однако мне были чужды подобные взгляды. Бауэрстайн не вызывал во мне ничего, кроме ненависти. - Надо же, и в такого подлеца могла влюбиться миссис Кавендиш! - Ему это было весьма на руку. До тех пор, пока продолжались слухи об их романе, доктор был уверен, что его странности и причуды не привлекут особого внимания. Я не сумел скрыть своего ликования - Так вы думаете, что у него не было чувства к Мэри? - спросил я с надеждой. - Более того, мне кажется, что и миссис Кавендиш к нему совсем равнодушна. - Вы так думаете? - И объясню почему. Я уверен, что Мэри Кавендиш любит другого. Сердце мое радостно забилось. Я давно привык к слухам о своих легких победах над женщинами, но неужели и Мэри Кавендиш, загадочная и недосягаемая Мэри Кавендиш, тоже не устояла... Неожиданное появление мисс Ховард прервало эти мысли. Увидев, что в комнате, кроме нас, никого нет, она подошла к Пуаро и протянула ему старый, потемневший от времени листок бумаги. - Нашла на шкафу, - сказала она и, не добавив ни слова, вышла из комнаты. Пуаро взглянул на листок и радостно улыбнулся. - Посмотрите-ка, Хастингс, что нам принесли. И помогите мне разобраться в инициалах - я не могу понять, "Д" это или "Л". Я взял листок, на котором стояла печать Парсона - известной фирмы по производству театрального инвентаря. Что касается адреса - Эссекс, Стайлз Сент-Мэри, Кавендиш - то буква, стоящая перед фамилией, была действительно написана неразборчиво. - Это либо "Т", либо "Л", но точно не "Д". - Я думаю, что "Л", - сказал Пуаро. - Это важная улика? - Не очень, но она подтверждает правильность моей догадки. Я догадывался о существовании данного письма и попросил мисс Ховард попытаться его найти. - Но почему оно лежало на шкафу? Странное место для хранения бумаг! - Почему же? Я сам держу стопки бумаг на шкафу. Я посмотрел в глаза моему другу. - Пуаро, скажите честно, вы знаете, кто убийца? - Да, я надеюсь, что не ошибаюсь. - Так не томите меня! Скажите его имя! - Друг мой, к сожалению, у меня нет никаких доказательств.- Так не томите меня! Скажите его имя! - Друг мой, к сожалению, у меня нет никаких доказательств. Неожиданно лицо его переменилось и, схватив меня за руку, Пуаро выбежал в холл. - Мадемуазель Доркас, где вы? Мадемуазель Доркас! В комнату вбежала испуганная Доркас. - Мистер Пуаро, что случилось? - Доркас, у меня есть одна маленькая идея, и если она подтвердится, то дело можно считать законченным. Скажите, в понедельник - именно в понедельник, а не во вторник - ничего не случилось с колокольчиком в комнате миссис Инглторп? - В понедельник? Да, сэр, я припоминаю, что именно в понедельник порвался шнурок колокольчика, висевшего над дверью в комнату хозяйки. Только как вы догадались, сэр? Мы же вызвали работника, который починил. Пуаро улыбнулся. Мы перешли в гостиную. - Вот видите, - сказал мой друг, - не всегда надо иметь неопровержимые доказательства. Подчас достаточно одного здравого смысла. Однако, признаюсь, я рад, что моя догадка подтвердилась. Ведь у каждого есть свои маленькие человеческие слабости, не правда ли, Хастингс? Теперь я могу себе позволить сделать небольшую передышку и прогуляться по парку. Весело посвистывая, Пуаро вышел из комнаты как раз в тот момент, когда на пороге появилась Мэри Кавендиш. - Ваш друг излучает такое блаженство, словно он уже поймал преступника, - сказала она с улыбкой. Я улыбнулся в ответ. - Сам не понимаю, что случилось. Доркас рассказала ему про какой-то оборванный шнурок, и это привело Пуаро в неописуемый восторг. Мэри снова улыбнулась. - Смотрите, он выходит из ворот, - сказала она, взглянув в окно, - разве ваш друг собрался к себе? - Я уже давно отказался от попыток понять его действия! - Может быть, от сильного переутомления он немного... Мэри запнулась и покраснела. - Мне тоже иногда кажется, что Пуаро ведет себя не совсем нормально. Но через некоторое время выясняется, что во всех его на первый взгляд безумных действиях имелась строгая система. - Что ж, давайте подождем "некоторое время". Хотя Мэри и старалась показаться веселой, глаза ее были очень печальны. "И все-таки, - подумал я, - надо поговорить с ней о будущем Цинции". Я очень осторожно начал этот разговор, но не успел произнести и двух фраз, как Мэри перебила меня: - Вы прекрасный адвокат, мистер Хастингс, но зачем попусту растрачивать свой талант? Поверьте, я прекрасно отношусь к Цинции и, конечно же, позабочусь о ее будущем. Она о чем-то задумалась и неожиданно спросила: - Мистер Хастингс, как вы думаете, мы с Джоном счастливы вместе? Я был очень удивлен ее вопросом и смог лишь пробормотать, что это личное дело супругов и постороннему не пристало обсуждать подобные темы. - Да, это наше личное дело, но вам я все-таки скажу: мистер Хастингс, мы несчастливы друг с другом! Я промолчал, а Мэри, печально опустив голову, продолжала: - Вы же ничего не знаете обо мне - ни откуда я родом, ни кем была до того, как вышла за Джона. А у меня сейчас такое настроение, что хочется кому-то исповедаться. Признаться, я не слишком стремился оказаться в роли отца-исповедника.Признаться, я не слишком стремился оказаться в роли отца-исповедника. Во-первых, я помнил, чем закончилась исповедь Цинции. Во-вторых, в исповедники обычно выбираются люди не первой молодости, а я, напротив, был цветущим молодым человеком, к тому же неравнодушным к женщинам! - Мой отец - англичанин, а мать - русская. - А, теперь понятно... - Что понятно? - резко спросила Мэри. - Понятно, почему во всем вашем облике чувствуется что-то отстраненное и необычное. - Мать считалась красавицей. Я ее не помню - она умерла, когда я была совсем ребенком. По словам отца, мама по ошибке приняла слишком большую дозу снотворного. Мэри на мгновение замолчала, затем продолжала: - Отец тяжело переживал ее смерть. Через некоторое время он поступил на дипломатическую службу, и мы начали разъезжать по свету. К 23 годам я, кажется, побывала уже повсюду! Моя жизнь была наполнена весельем, впечатлениями и радужными надеждами. Она тяжело вздохнула. - Но неожиданно умер отец, почти ничего не оставив мне в наследство. Мне пришлось поселиться у своей престарелой тетки в Йоркшире. Естественно, после стольких лет, проведенных с отцом, жизнь в сельской глуши казалась ужасной - унылая скука и монотонность тамошнего существования просто сводили меня с ума. - Да, я вас прекрасно понимаю. - И вот в это время я встретила Джона. Конечно, с точки зрения тетушки, о лучшей партии нельзя было и мечтать. Но я думала не о деньгах - единственное, чего мне хотелось, - это выбраться поскорее из сельской глуши, из соседских сплетен и ворчания тетушки Я нахмурился. - Поймите меня правильно, - продолжала Мэри, - я откровенно призналась Джону, что он мне нравится, очень нравится, но это, конечно, не любовь. Я сказала, что потом, возможно, смогу его полюбить, но тогда он был мне просто симпатичен, не больше. Однако Джон посчитал, что этого достаточно, и сделал мне предложение. Мэри прервала свой рассказ и внимательно посмотрела мне в глаза - Кажется, да, я уверена, что поначалу он меня очень любил. Но мы с Джоном слишком разные люди. Вскоре после свадьбы наступило охлаждение, а затем я ему и вовсе надоела. Говорить об этом неприятно, мистер Хастингс, но я хочу быть с вами полностью откровенной. К тому же сейчас мне это безразлично - все уже позади. - Что вы хотите сказать? - Я хочу сказать, что покидаю Стайлз навсегда. - Вы с Джоном купили другой дом? - Нет, Джон, наверное, останется здесь, но я скоро уеду. - Вы хотите его оставить? - Да! - Но почему? После долгого молчания Мэри тихо ответила: - Потому что для меня дороже всего... свобода. Я подумал о девственных лесах, о полях и реках, обо всем, что именуется свободой для такого человека, как Мэри Кавендиш. Но в своих бедах она виновата сама, - лишь гордость и высокомерие не позволяют Мэри жить счастливой семейной жизнью. Вдруг она всхлипнула и тихо произнесла: - Стайлз - это тюрьма. - Я понимаю, но, Мэри, вы поступаете слишком опрометчиво. - Опрометчиво? Вы просто ничего не знаете! И тут я сказал фразу, о которой сразу пожалел. - Вам известно, что доктор Бауэрстайн арестован? Лицо Мэри мгновенно стало холодным и непроницаемым.- Вам известно, что доктор Бауэрстайн арестован? Лицо Мэри мгновенно стало холодным и непроницаемым. - Джон заботливо сообщил мне об этом сегодня утром. - И вы знаете причину ареста? - Конечно. Он же немецкий шпион! Манинг давно его подозревал. Мэри говорила совершенно спокойно. Неужели арест Бауэрстайна ее нисколько не волнует? Она взглянула на цветочную вазу. - Цветы уже совсем завяли. Надо срезать новые. И, еле заметно кивнув на прощание, она вышла в сад. Да, наверное, Мэри безразлична к судьбе Бауэрстайна. Не может же она до такой степени скрывать свои чувства! На следующее утро ни Пуаро, ни полицейские в усадьбе не появлялись. Зато к обеду разрешилась загадка последнего из четырех писем, отправленных миссис Инглторп в тот роковой вечер. Не сумев в свое время определить адресата, мы решили не ломать над этим голову - рано или поздно все прояснится само собой. Так и случилось. Почтальон принес письмо, отправленное французской музыкальной фирмой. В нем говорилось, что чек миссис Инглторп получен, но, к сожалению, ноты, которые она просит, разыскать не удалось. Итак, наши надежды на то, что четвертое письмо поможет пролить свет на убийство, оказались напрасными. Перед чаем я решил прогуляться до Листвэйз и сообщить Пуаро про письмо, но привратник сказал, что мой друг снова уехал. - Опять в Лондон? - Нет, сэр, на этот раз в Тэдминстер. Сказал, что хочет навестить какую-то леди. Она там в госпитале работает. - Вот болван! - воскликнул я, раздраженный забывчивостью Пуаро и тем, что напрасно сходил в Листвэйз - Я же говорил ему, что по средам Цинция не работает. Ладно, когда мсье Пуаро вернется, скажите, что его ожидают в Стайлз. - Хорошо, сэр, я передам. Весь вечер я ожидал прихода Пуаро, но он так и не появился. Не было его и на следующий день. После обеда Лоуренс отвел меня в сторону и спросил, не собираюсь ли я навестить своего друга. - Нет, - сказал я раздраженно, - хватит с меня, если Пуаро захочет, он и сам может сюда прийти. - Очень жаль, - хмуро пробормотал Лоуренс. - А что случилось? Если дело серьезное, я, так и быть, схожу в Листвэйз - в последний раз! - Ничего серьезного. Просто, если увидите мистера Пуаро, передайте ему, - Лоуренс снизил голос до шепота, - что я нашел еще одну кофейную чашку. Сказать по правде, я уже давно забыл про "послание" Пуаро, и слова Лоуренса подстегнули мое любопытство. Итак, я снова отправился в Листвэйз. На этот раз Пуаро был у себя. Он сидел в кресле, полностью погруженный в свои мысли. Лицо его было чрезвычайно бледным. - Пуаро, вы не заболели? - спросил я озабоченно. - Нет, друг мой, все в порядке. Но передо мной встала очень серьезная проблема. - Отдавать ли преступника в руки правосудия или оставить его на свободе? - спросил я с улыбкой. Как ни странно, Пуаро утвердительно кивнул. - Да, как сказано у вашего Шекспира: "Говорить или не говорить - вот в чем вопрос". Я был так удивлен, что даже не поправил своего друга. - Пуаро, вы шутите! - Нет, Хастингс, речь идет о вещи, к которой я всегда относился серьезно. - А именно? - Я говорю о счастье женщины! Взглянув на меня, Пуаро грустно улыбнулся и продолжал: - Пришло время действовать, а я не знаю, имею ли я на это право. - А именно? - Я говорю о счастье женщины! Взглянув на меня, Пуаро грустно улыбнулся и продолжал: - Пришло время действовать, а я не знаю, имею ли я на это право. Игра слишком рискованна. Он снова погрузился в свои мысли, и я подумал, что теперь самое время рассказать о своем разговоре с Лоуренсом. - Так он все-таки нашел еще одну чашку?! - торжествующе воскликнул Пуаро. - А этот ваш Лоуренс оказался умнее, чем я предполагал. Я был невысокого мнения об умственных способностях Лоуренса, но, дав себе зарок никогда больше не спорить со своим другом, не стал возражать. - Пуаро, как же вы забыли, что Цинция в среду не работает? - Верно, память у меня теперь не та! Хорошо еще, что коллега мадемуазель Цинции сжалилась надо мной и любезно показала все, что меня интересовало. - Но вы должны как-нибудь снова съездить в госпиталь. Цинция мечтает показать вам свои владения! Кстати, чуть не забыл, сегодня выяснилось, кому миссис Инглторп отправила четвертое письмо. Я рассказал про письмо из Франции. - Жаль, - грустно произнес мой друг, - я возлагал на него определенные надежды. А впрочем, так даже лучше - мы распутаем этот клубок изнутри. Если пошевелить мозгами, то можно решить любую головоломку, не правда ли, Хастингс? Между прочим, что вам известно об отпечатках пальцев? - Только то, что они у всех разные. - Правильно! Вынув из бюро несколько фотографий, Пуаро разложил их на столе. - Вот, Хастингс: номер один, номер два и номер три. Что вы можете сказать об этих фотографиях? Я внимательно изучил все три фотоснимка. - Во-первых, изображения сильно увеличены. Номер один, похоже - отпечатки большого и указательного пальцев мужчины. Отпечатки номер два принадлежат женщине - они гораздо меньше. Что касается третьего снимка, то на нем видно множество отпечатков, но последние, кажется, такие же, как и на первом снимке. - Вы уверены? - Да, отпечатки совершенно одинаковые. Пуаро удовлетворенно кивнул и снова спрятал фотографии в бюро. - Наверное, вы опять откажетесь объяснить мне, в чем дело. - Почему же, друг мой? Отпечатки на первой фотографии принадлежат мсье Лоуренсу, на второй - мадемуазель Цинции, хотя это неважно, они нужны только для сравнения. Что касается третьей фотографии, то здесь дело серьезней. Пуаро на мгновение задумался. - Как вы верно заметили, изображения сильно увеличены: причем третья фотография вышла менее четкой, чем первые две. Я не буду объяснять, как получены снимки - это довольно сложный процесс. Достаточно того, что они перед вами. Остается только сказать, с какого предмета сняты эти отпечатки. - Пуаро, я сгораю от любопытства. - Хастингс, - торжественно провозгласил Пуаро, - отпечатки под номером три обнаружены на бутылочке с ядом, которая хранится в шкафу в госпитале Красного Креста в Тэдминстере! - Господи, как на склянке с ядом оказались отпечатки Лоуренса? Он ведь даже не подходил к шкафу. - Хастингс, он подходил! - Вы ошибаетесь, Пуаро, мы все время были вместе. - Это вы ошибаетесь, Хастингс. Если вы все время были вместе, зачем же мисс Цинция звала его, когда вы с ней вышли на балкон? - Да, верно.Но все равно, Лоуренс находился в комнате одни всего несколько мгновений. - Этого вполне достаточно. - Для чего? - Для того, чтобы удовлетворить любопытство человека, изучавшего когда-то медицину. Наши глаза встретились. Пуаро снова улыбнулся. Он встал и, подойдя к окну, стал что-то весело насвистывать. - Пуаро, - я почувствовал, что голос мой дрожит, - что было в склянке? - Гидрохлорид стрихнина, - спокойно ответил мой друг. - Боже, - произнес я почти шепотом. - Учтите, Хастингс, что гидрохлорид стрихнина применяется крайне редко - лишь для приготовления нескольких типов лекарств. Обычно используется другой раствор. Вот почему отпечатки пальцев Лоуренса сохранились до сих пор - он был последним, кто держал в руках склянку. - Как вы смогли сделать эту фотографию? - Я вышел на балкон и случайно обронил шляпу. Несмотря на мои возражения, коллега мисс Цинции сама спустилась за ней вниз. - Так вы знали, что искать? - Нет. Просто из вашего рассказа следовало, что мсье Лоуренс мог взять яд. И это предположение следовало либо подтвердить, либо опровергнуть. - Пуаро, вы не обманете меня своим беспечным тоном. Обнаружена чрезвычайно важная улика! - Возможно. Но есть одна вещь, которая меня действительно поражает. Думаю, и вас тоже. - Какая? - Что-то часто в этом деле встречается стрихнин. Вам не кажется, Хастингс? Стрихнин содержался в лекарстве миссис Инглторп. Стрихнин купил человек, выдававший себя за Инглторпа. И вот теперь снова - на склянке со стрихнином обнаружены отпечатки пальцев мсье Лоуренса. Тут какая-то путаница, друг мой, а я терпеть этого не могу. Дверь отворилась, и появившийся на пороге бельгиец сказал, что Пуаро внизу дожидается какая-то дама. Мы быстро спустились и увидели стоявшую в дверях миссис Кавендиш. - Я навещала одну старушку в деревне, - сказала Мэри, - и решила зайти за мистером Хастингсом - вместе возвращаться веселее. Лоуренс мне сказал, что он у вас, мистер Пуаро. - Жаль, мадам, - воскликнул мой друг, - а я-то надеялся, что вы оказали мне честь своим визитом! - Не знала, что это такая честь! - сказала Мэри с улыбкой. - Обещаю оказать ее в ближайшие дни, мсье Пуаро. - Буду счастлив, мадам. И помните - если вам захочется исповедаться (Мэри вздрогнула), то "отец Пуаро" всегда к вашим услугам! Миссис Кавендиш внимательно посмотрела в глаза Пуаро, словно пытаясь постигнуть истинный смысл услышанных слов, затем улыбнулась и сказала: - Мсье Пуаро, может, вы тоже пойдете с нами в усадьбу? - С удовольствием, мадам. По дороге Мэри все время что-то рассказывала, шутила и старалась казаться совершенно беззаботной. Однако я заметил, что она сильно взволнована. Едва зайдя в усадьбу, мы почувствовали что-то неладное. Навстречу выбежала заплаканная Доркас. - Мадам, мадам! Горе у нас! Не знаю, как и сказать вам. Тут такое случилось! За что же такие напасти одна за другой? - Да говорите же, что произошло, - нетерпеливо прервал я излияния Доркас. - Это все проклятые полицейские из Скотланд Ярда! Арестовали его, мадам, арестовали мистера Кавендиша! - Как! Лоуренс арестован?! - воскликнул я, пораженный этой вестью.Глаза Доркас на мгновение вспыхнули. - Нет, сэр. Арестован мистер Джон Кавендиш! Мэри вскрикнула и пошатнулась. Я повернулся, чтобы поддержать ее, и заметил странную улыбку на устах Пуаро.10Суд Предварительное судебное разбирательство состоялось через два месяца. Мэри делала все возможное, чтобы доказать невиновность своего мужа. Когда я поделился с Пуаро своим восхищением преданностью этой женщины, он кивнул и сказал: - Да, Хастингс, миссис Кавендиш как раз из тех друзей, которые познаются в беде. Случилось несчастье, и она забыла о гордости, о ревности... - О ревности? - Конечно. Разве вы не заметили, что миссис Кавендиш ужасно ревнива? Но теперь, когда над Джоном нависла опасность, она думает только об одном - как его спасти. Мой друг говорил с таким чувством, что я невольно вспомнила его колебания - "говорить или не говорить", когда на карту поставлено "счастье женщины". Слава богу, что теперь решение примут другие! - Пуаро, мне даже сейчас не верится, что Джон - убийца, я почти не сомневался, что преступник - Лоуренс. Пуаро улыбнулся. - Я знаю, друг мой. - Как же так?! Джон, мой старый друг Джон, и вдруг - убийца! - Каждый убийца чей-то друг, - глубокомысленно изрек Пуаро. - Но мы не должны смешивать разум и чувства. - Но вы могли хотя бы намекнуть, что мой друг Джон... - Я не делал этого как раз потому, что Джон ваш старый друг. J Я смутился, вспомнив, как доверчиво рассказывал Джону о подозрениях Пуаро. Ведь я был уверен, что речь шла о Бауэрстайне! Кстати, на суде его оправдали - доктор очень ловко сумел доказать несостоятельность обвинений в шпионаже, - но карьера его, безусловно, рухнула. - Пуаро, неужели Джона признают виновным? - Нет, друг мой, я почти уверен, что его оправдают. Я же постоянно твержу вам, что улик против него пока нет. Одно дело - не сомневаться в виновности преступника и совсем другое - доказать это на суде. Здесь-то и заключается основная трудность. Кстати, я могу кое-что и доказать, но в цепочке не хватает последнего звена, и пока оно не отыщется, увы, Хастингс, меня никто не будет слушать. Он печально вздохнул. - Пуаро, когда вы впервые начали подозревать Джона? - А разве вы вообще не допускали мысли, что он убийца? - Нет. - Даже после услышанного вами разговора между миссис Инглторп и Мэри? Даже после, мягко говоря, неоткровенного выступления Мэри на дознании? - Я не придавал этому большого значения. - Неужели вы не думали, что, если ссора, подслушанная Доркас, происходила не между миссис Инглторп и ее мужем - а он это начисто отрицает, - значит, в комнате находился один из братьев Кавендишей? Допустим, там был Лоуренс. Как тогда объяснить поведение Мэри Кавендиш? Если же допустить, что там находился Джон, то все становится на свои места. - Вы хотите сказать, что ссора происходила между миссис Инглторп и Джоном? - Конечно. - И вы это знали? - Разумеется. Как иначе можно объяснить поведение миссис Кавендиш? - Но, тем не менее, вы уверены, что его оправдают! - Несомненно оправдают! Во время предварительного судебного разбирательства мы услышим только речь прокурора.
Как иначе можно объяснить поведение миссис Кавендиш? - Но, тем не менее, вы уверены, что его оправдают! - Несомненно оправдают! Во время предварительного судебного разбирательства мы услышим только речь прокурора. Адвокат наверняка посоветует Джону повременить со своей защитой до суда - когда на руках козырный туз, выкладывать его следует в последнюю очередь! Кстати, Хастингс, мне нельзя появляться на судебном разбирательстве. - Почему? - Потому что официально я не имею никакого отношения к следствию. Пока в цепочке доказательств отсутствует последнее звено, я должен оставаться в тени. Пусть миссис Кавендиш думает, что я на стороне Джона. - Пуаро, это нечестная игра! - воскликнул я негодующе. - Мы имеем дело с очень хитрым и изворотливым противником. В средствах он не стесняется, поэтому и нам надо сделать все, чтобы преступник не ускользнул из рук правосудия. Пускай все лавры - пока - достанутся Джеппу, а я тем временем доведу дело до конца. Если меня и вызовут для дачи показаний, - Пуаро улыбнулся, - то я выступлю как свидетель защиты. Мне показалось, что я ослышался! - Я хочу быть объективным, - пояснил Пуаро, - и поэтому отклоню один из пунктов обвинения. - Какой? - По поводу сожженного завещания. Джон здесь ни при чем. Пуаро оказался настоящим пророком. Боюсь утомить читателя скучными деталями и скажу лишь, что во время предварительного разбирательства Джон не произнес ни слова, и дело передали в суд. Сентябрь застал нас в Лондоне. Мэри сняла дом в Кэнсингтоне <Фешенебельный район в центральной части Лондона.>, Пуаро тоже поселился поблизости, и я имел возможность часто их видеть, поскольку устроился на работу в том же районе - в министерство обороны. Чем меньше времени оставалось до начала суда, тем сильнее нервничал Пуаро. Он так и не мог разыскать "последнее звено". В глубине души я этому даже радовался, так как не представлял, что будет делать Мэри, если Джона признают виновным. 15 сентября Джон предстал перед судом в Олд Бейли <Центральный уголовный суд, расположенный на улице Олд Бейли.> по обвинению в "преднамеренном убийстве Эмили Агнес Инглторп" и наотрез отказался признать себя виновным. Его защищал знаменитый адвокат сэр Эрнст Хэвивезер. Первым взял слово прокурор Филипс, заявивший, что убийство совершено расчетливо и хладнокровно. Мистер Кавендиш отравил женщину, любившую его как родного сына, женщину, которая дала ему образование, заботилась о нем и безгранично ему доверяла. Свидетельские показания подтверждают, продолжал прокурор, что подсудимый вступил в предосудительную связь с некоей миссис Райкес, женой фермера Райкеса, живущего неподалеку от Стайлз. Подсудимый растранжирил все деньги, полученные от миссис Инглторп, и оказался в крайне стесненном материальном положении. Миссис Инглторп узнала о постыдной связи своего сына, и за день до убийства между ними произошел крупный скандал, часть которого слышала прислуга. В тот же день подсудимый, переодевшись в костюм мистера Инглторпа, купил в деревенской аптеке стрихнин. Несомненно, он пытался навлечь на него подозрения в убийстве миссис Инглторп - ни для кого не секрет, что подсудимый ненавидел мужа своей мачехи. Мистер Инглторп, к счастью, смог предъявить неопровержимое алиби. Семнадцатого июля, сразу после ссоры с подсудимым, миссис Инглторп составила новое завещание. Обуглившиеся остатки этого документа были на следующее утро найдены в камине, но можно с уверенностью утверждать, что завещание было в пользу мистера Инглторпа.Существует завещание, составленное накануне свадьбы, где покойная объявляла его же своим наследником, но подсудимый (мистер Филипс многозначительно поднял палец) ничего не знал об этом. Трудно сказать, что заставило миссис Инглторп составить новое завещание, в то время как предыдущее еще оставалось в силе. Возможно, она просто забыла о нем или, что более вероятно, считала, что после замужества оно стало недействительным. Женщины, тем более в таком возрасте, не слишком хорошо разбираются в юридических тонкостях. За год до этого она составляла еще одно завещание - на этот раз в пользу подсудимого. Свидетели утверждают, продолжал мистер Филипс, что именно подсудимый отнес кофе наверх в тот злополучный вечер. Ночью он пробрался в спальню матери и уничтожил завещание, составленное накануне, после чего - по мысли подсудимого - вступало в силу завещание в его пользу. Арест последовал после того, как инспектор Джепп обнаружил в комнате мистера Кавендиша флакон со стрихнином, который был продан в аптеке человеку, выдававшему себя за мистера Инглторпа. Теперь пусть присяжные сами решат, требуются ли еще какие-нибудь доказательства вины этого человека. Этими словами мистер Филипс закончил свое выступление, вытер пот со лба и не спеша, сохраняя достоинство, удалился. Поначалу свидетелями выступали те, кто уже давал показания на дознании. Первым вызвали доктора Бауэрстайна. Все знали, что сэр Хэвивезер никогда не церемонится со свидетелями, выступающими против его подзащитных. Вот и на этот раз он задал всего два вопроса - но каким тоном! - Доктор Бауэрстайн, если не ошибаюсь, стрихнин действует очень быстро? - Да. - Тем не менее, вы не можете объяснить, почему смерть наступила только утром? - Не могу. - Спасибо. Мистеру Маису был предъявлен флакон с ядом, найденный в комнате Джона, и он подтвердил, что продал его "мистеру Инглторпу". Стараниями сэра Эрнста мистер Мэйс вскоре признал, что не знал мистера Инглторпа лично, никогда с ним не разговаривал, а видел всего несколько раз, и то мельком. Выступивший затем мистер Инглторп утверждал, что не покупал яд и тем более не ссорился со своей женой. Несколько свидетелей подтвердили его показания. Садовники рассказали, как подписались под завещанием. Затем выступила Доркас. Верная своим хозяевам, она категорически отрицала, что из-за двери доносился голос Джона. Напротив, она могла поклясться - хозяйка разговаривала со своим мужем Альфредом Инглторпом. Услышав это, Джон чуть заметно улыбнулся. Он-то знал, что зря старается верная Доркас - защита не будет отрицать его разговор с матерью. Слово взял мистер Филипс. - Скажите, в июле на имя мистера Лоуренса Кавендиша приходила бандероль из фирмы Парксон? - Не помню, сэр. Может, и приходила, но мистер Лоуренс в июле часто уезжал из усадьбы. - Если бы бандероль пришла в его отсутствие, что бы с ней сделали? - Ее бы оставили в комнате мистера Лоуренса, либо отправили вслед за ним. - А что бы сделали вы? - Я? Наверное, положил бы на стол в холле. Только это не мое дело, за почтой следит мисс Ховард. Эвелин как раз выступала вслед за Доркас. Ее спросили, помнит ли она о бандероли на имя Лоуренса. - Может и была какая-то. - Может и была какая-то. Много почты приходит. Всего не упомнишь. - Значит, вы не знаете, послали бандероль мистеру Лоуренсу в Уэллс или оставили в его комнате? - В Уэллс ничего не посылали? Я бы запомнила. - Допустим, во время отсутствия мистера Лоуренса на его имя приходит бандероль, которая впоследствии исчезает. Вы бы вспомнили о ней через некоторое время? - Вряд ли. Я бы подумала, что ее кто-нибудь убрал. Чтоб на виду не лежала. - Кажется, именно вы нашли этот документ (мистер Филипс показал уже знакомый нам с Пуаро листок), не так ли? - Я. - Как это произошло? - Полицейский из Бельгии, который помогает следствию, попросил его поискать. - И где он лежал? - Э...Э... на шкафу. - В комнате подсудимого? - Да, кажется. - Вы сами его там обнаружили? - Да. - Тогда вы должны все помнить точно. - Да, в комнате подсудимого. - Так-то лучше. Служащий фирмы Парксон подтвердил, что от мистера Лоуренса Кавендиша приходил чек и письмо, в котором он просил выслать ему накладную черную бороду, что и было сделано 29 июня. К сожалению, письмо не сохранилось, но есть соответствующая запись в регистрационном журнале. Сэр Эрнст подскочил к свидетелю и спросил, глядя ему в глаза: - А откуда, молодой человек, пришло письмо? - Из Стайлз Корт. - Почему вы так считаете? - Я... я вас не понимаю. - Как вы можете утверждать, что письмо отправлено из Стайлз Корт? Может быть, вы специально изучали почтовый штемпель? - Нет, но... - Значит, вы не знаете, откуда отправлено письмо! - Сэр, мне кажется... - Молодой человек, вы обязаны говорить не то, что вам кажется, а то, в чем вы уверены! Письмо могли отправить откуда угодно, например, из Уэллса, не так ли? Свидетель обескуражено кивнул, и мистер Хэвивезер с видом победителя возвратился на место. Затем была вызвана служанка Элизабет Вэллз. По ее словам, уже лежа в кровати, она вспомнила, что закрыла входную дверь на засов, а не на ключ, как просил мистер Инглторп. Спускаясь вниз по лестнице, она услышала шум в западном крыле здания. Мисс Вэллз прошла по коридору и увидела мистера Джона Кавендиша, стоящего у двери в комнату миссис Инглторп. Сэру Эрнсту понадобилось всего несколько минут, чтобы совершенно запутать бедную служанку. Казалось, она была готова отречься от своих показаний, лишь бы не отвечать на вопросы этого ужасного человека! Последней в тот день выступала Анни. Она сказала, что еще накануне воскового пятна на полу в спальне не было, и подтвердила, что видела, как Джон взял кофе и отправился наверх. После окончания судебного заседания я вызвался проводить Мэри. Она возмущалась речью прокурора, который, по ее словам, специально исказил все факты, чтобы оболгать ни в чем не повинного Джона. - Ничего, - попытался я успокоить Мэри, - завтра будет иначе. Джона, несомненно, оправдают. Миссис Кавендиш о чем-то задумалась и вдруг тихо сказала: - Но в таком случае. нет, нет, это не Лоуренс... не может быть! Я промолчал, но слова Мэри навели меня на грустные мысли. Встретившись с Пуаро, я спросил, к чему, по его мнению, клонит мистер Хэвивезер. Пуаро улыбнулся. - Да, ловко этот Хэвивезер выгораживает своего подзащитного. - Вы думаете, он действительно верит, что убийца - Лоуренс? - Хэвивезер? Да он вообще ни во что не верит! Его задача - запугать свидетелей и присяжных с тем, чтобы в создавшейся неразберихе подозрение пало на обоих братьев. Тогда станет трудно решить, кто же из них убийца. На следующий день первым давал показания инспектор Джепп. - На основании полученной информации, - деловито начал Джепп, - мною и лейтенантом Саммерхэем был произведен обыск в комнате подсудимого. В комоде под кипой нижнего белья обнаружили две улики. Во-первых, позолоченное пенсне, похожее на пенсне мистера Инглторпа. Во-вторых, флакон с ядом. Далее мистер Джепп рассказал еще об одной находке, сделанной в комнате миссис Инглторп. Он показал полоску промокательной бумаги, на которой с помощью зеркала легко можно было прочесть: "...все, чем я обладаю, завещается моему любимому мужу Альфреду Инг..." - Отпечаток совсем свежий, - заявил Джепп, - поэтому теперь мы знаем точно, что и в последнем завещании наследником объявлялся мистер Инглторп. У меня все. Мистер Хэвивезер сразу бросился в атаку. - Когда производился обыск в комнате подсудимого? - Во вторник, 24 июля. - То есть через неделю после убийства? - Да. - Ящик комода, в котором найдены пенсне и флакон, был заперт? - Нет. - А вам не кажется странным, что убийца держит компрометирующие улики у себя в комнате, да еще в незапертом ящике? - Возможно, он их засунул туда в спешке. Наверное, ящик был выдвинут. - Но ведь прошла целая неделя. Как вы думаете, этого времени достаточно, чтобы уничтожить улики? - Возможно. - Что значит "возможно"? Да или нет? - Да. - Кипа белья, о которой вы говорили, была тяжелой? - Да, весьма. - Значит, речь идет о теплом зимнем белье. Вас не удивляет, что был выдвинут ящик с зимним бельем, ведь стояла страшная жара? - Не знаю... - Извольте, пожалуйста, ясно ответить на мой вопрос. - Да, это странно. - Следовательно, если пенсне и яд кто-то подкинул в комод, то подсудимый вряд ли бы это обнаружил. - Сомневаюсь, что яд и пенсне подкинули. - Но это не исключено? - В принципе, нет. - Благодарю вас, - торжествующе проговорил мистер Хэвивезер. Выступавшие вслед за Джеппом свидетели подтвердили финансовые трудности, которые испытывал Джон, а также то, что у него давний роман с миссис Райкес. Выходит, мисс Ховард была права! Просто в своем озлоблении против Инглторпа она посчитала, что миссис Райкес встречается с ним, а не с Джоном. И вот, наконец, судья вызвал Лоуренса Кавендиша. Тот сразу заявил, что никакого письма в фирму Парксон не посылал и, более того, двадцать девятого июня находился "в Уэллсе.Тот сразу заявил, что никакого письма в фирму Парксон не посылал и, более того, двадцать девятого июня находился "в Уэллсе. Сэр Эрнст Хэвивезер не собирался упускать инициативу. - Итак, мистер Кавендиш, вы отрицаете, что заказывали накладную черную бороду в фирме Парксон? - Да. - Хорошо. Тогда скажите, если что-то случится с вашим братом, кто станет владельцем поместья Стайлз Корт? Лоуренс покраснел, услышав столь бестактный вопрос. Даже судья пробормотал что-то неодобрительное, однако Хэвивезер продолжал настаивать: - Потрудитесь, пожалуйста, ответить на мой вопрос. - Владельцем Стайлз Корт, видимо, стану я. - А почему "видимо"? Детей у вашего брата нет, следовательно, вы - единственный наследник. - Выходит, что так. - Мистер Хэвивезер злобно ухмыльнулся. - Замечательно. Кроме усадьбы к вам, в этом случае, переходит весьма крупная сумма. - Помилуйте, сэр Эрнст, - воскликнул судья, - все это не имеет никакого отношения к делу. Однако Хэвивезер продолжал наседать на Лоуренса. - Во вторник, 17 июля, вместе с одним из своих друзей вы посещали госпиталь Красного Креста в Тэдминстере, не так ли? - Да. - Оставшись на несколько секунд один в комнате, вы открывали шкаф, в котором хранились яды. Так? - Не помню. Возможно. - А точнее? - Да, кажется, открывал. - И одна из бутылок в особенности привлекла ваше внимание? - Нет, я сразу закрыл шкаф. - Осторожно, мистер Кавендиш - ваши показания фиксируются. Я имею в виду склянку с гидрохлоридом стрихнина. Лоуренс побледнел. - Нет, нет, я не трогал стрихнин. - Тогда почему на этой склянке обнаружены отпечатки ваших пальцев? Лоуренс вздрогнул и, немного помедлив, тихо произнес: - Да, теперь вспомнил. Действительно, я держал в руках бутылочку со стрихнином. - Я тоже так думаю! А зачем вы отливали ее содержимое? - Не правда! Я ничего не отливал! - Тогда зачем же вы сняли с полки именно эту бутылочку? - Я получил медицинское образование, и, естественно, меня интересуют различные медикаменты. - Ах вот как! Вы находите интерес к ядам вполне естественным? Однако, чтобы удовлетворить свое "естественное" любопытство, вы дождались, пока все выйдут из комнаты! - Это случайное совпадение. Если бы кто-то и находился в комнате, я все равно открыл бы шкаф. - И все же, когда вы держали в руках стрихнин, в комнате никого не было! - Да говорю же вам... - Мистер Лоуренс, - перебил его Хэвивезер, - все утро вы находились в обществе своих друзей. Лишь однажды, и то на пару минут, вы остались один в комнате и как раз в этот момент вы решили удовлетворить свое естественное любопытство. Какое милое совпадение! Лоуренс стоял словно оглушенный. - Я... я... - Мистер Кавендиш, у меня больше нет вопросов! Показания Лоуренса вызвали большое оживление в зале.Присутствующие, в основном дамы, начали живо обсуждать услышанное, и вскоре судья пригрозил, что если шум не прекратится, то суд будет продолжен при закрытых дверях. Вслед за Лоуренсом судья вызвал эксперта-графолога. По его словам, подпись Альфреда Инглторпа в аптечном журнале, несомненно, сделана кем-то другим. Однако после шквала вопросов, который обрушил на него сэр Эрнст, эксперт нехотя признал, что мистер Инглторп мог намеренно изменить свой почерк. На этом свидетельские показания закончились, и мистер Хэвивезер начал свою речь. - Никогда еще, - патетически заявил сэр Эрнст, - я не сталкивался со столь необоснованным обвинением в убийстве! Факты, якобы свидетельствующие против моего подзащитного, оказались либо случайными совпадениями, либо плодом фантазии некоторых свидетелей. Давайте беспристрастно обсудим все, что нам известно. Стрихнин нашли в ящике комода в комнате мистера Кавендиша. Ящик был открыт, и нет никаких доказательств, что именно обвиняемый положил туда яд. Просто, кому-то понадобилось, чтобы в убийстве обвинили мистера Кавендиша, и этот человек ловко подбросил яд в его комнату. Далее, прокурор ничем не подкрепил свое утверждение, что мой подзащитный заказывал бороду в фирме Парксон. Что касается своего скандала с миссис Инглторп, то подсудимый и не думает его отрицать. Однако значение этого скандала, равно как и финансовые затруднения мистера Кавендиша, сильно преувеличено. Мой многоопытный коллега, - продолжал сэр Эрнст, кивнув в сторону мистера Филипса, - заявляет: если бы подсудимый был невиновен, то он бы уже на предварительном следствии признал, что в ссоре участвовал не мистер Инглторп, а он сам. Но вспомним, как было дело. Возвратившись во вторник вечером домой, мистер Кавендиш узнает, что днем случился скандал между супругами Инглторп. Поэтому он до последнего момента считал, что в этот день произошло два скандала - ему и в голову не пришло, что кто-то мог спутать его голос с голосом Инглторпа. Прокурор утверждает, что в понедельник, 16 июля, подсудимый под видом мистера Инглторпа купил в аптеке стрихнин. На самом же деле мистер Кавендиш находился в это время неподалеку от фермы "Марстон Спинни". Он был вынужден отправиться туда, так как получил анонимную записку. Шантажист угрожал кое-что рассказать миссис Кавендиш, если мой подзащитный не выплатит ему крупную сумму. Напрасно прождав полчаса в указанном месте, мистер Кавендиш возвратился домой. К сожалению, он никого не встретил по дороге и не может поэтому подтвердить свои слова. Однако записка у подсудимого сохранилась, и суд сможет с ней ознакомиться. Что касается обвинения, - продолжал мистер Хэвивезер, - что подсудимый сжег завещание, то оно просто абсурдно. Мистер Кавендиш хорошо знает законы (ведь он заседал в свое время в местном суде), поэтому он понимал, что завещание, составленное за год до описываемых событий, после замужества миссис Инглторп потеряло силу. Более того, мистеру Инглторпу известно, кто написал записку! После того, как он сообщит это, многие факты предстанут совсем в другом свете. Заканчивая свое выступление, сэр Эрнст заявил, что имеющиеся улики свидетельствуют не только против его подзащитного: скажем, роль мистера Лоуренса в этом деле выглядит более чем подозрительно. Слово предоставили Джону. Он очень складно и убедительно (хотя и не без помощи сэра Эрнста!) рассказал, как все произошло. Анонимная записка, показанная присяжным, а также готовность, с которой Джон признал участие в ссоре с матерью и свои финансовые затруднения, произвели большое впечатление на присяжных. - Теперь я хочу сделать заявление, - сказал Джон. - Теперь я хочу сделать заявление, - сказал Джон. - Я категорически возражаю против обвинений, выдвинутых сэром Эрнстом против моего брата. Убежден, что Лоуренс совершенно невиновен. Судья одобрительно кивнул, и, заметив это, сэр Эрнст чуть заметно улыбнулся. - Подсудимый, - обратился к Джону мистер Филипс, - я не понимаю, как вы сразу не догадались, что служанка перепутала ваш голос с голосом мистера Инглторпа? Это очень странно! - Не вижу здесь ничего странного. Мне сказали, что днем произошел скандал между мамой и мистером Инглторпом. Почему же я должен был в этом усомниться? - Но когда свидетельница Доркас в своих показаниях процитировала несколько фраз, вы не могли их не вспомнить! - Как видите - мог. - В таком случае, у вас на удивление короткая память. - Удивляться тут нечему. В пылу спора мы говорили много лишнего, и я старался не обращать внимание на мамины слова. Мистер Филипс недоверчиво покачал головой. - Ладно, оставим пока эту тему. Скажите, вам не знаком почерк автора анонимной записки? - Нет. - А вам не кажется, что почерк подозрительно напоминает ваш собственный, чуть-чуть, впрочем измененный? - Нет, не кажется! - А я утверждаю, что вы сами написали эту записку. - Я?! Для чего? - Чтобы иметь неопровержимое алиби! Вы назначили самому себе свидание в уединенном месте, а для большей убедительности - написали эту записку. - Вы хотите меня оклеветать! - Нет, но почему, скажите на милость, я должен верить, что в тот вечер вы находились в каком-то сомнительном месте, а не покупали стрихнин? - Но я не покупал стрихнин! - А я утверждаю, что покупали! - Это ложь! - Тогда я предоставляю присяжным самим сделать выводы из поразительного сходства почерка, которым написана эта записка, с почерком самого мистера Кавендиша! С видом человека, исполнившего свой долг, мистер Филипс возвратился на место, и судья объявил, что следующее заседание состоится в понедельник. Я взглянул на Пуаро. Он выглядел крайне расстроенным. - Что случилось? - спросил я удивленно. - Друг мой, дело приняло неожиданный оборот. Все очень плохо. Но меня эти слова обрадовали. Значит, есть еще надежда, что Джона оправдают? Я проводил Пуаро до дома, и он предложил зайти. Настроение моего друга нисколько не улучшилось. Тяжело вздохнув, он взял с письменного стола колоду карт и, к моему великому удивлению, начал строить карточный домик. Заметив мое недоумение, Пуаро сказал: - Не беспокойтесь, друг мой, я еще не впадаю в детство! Просто нет лучшего способа успокоиться. Четкость движений влечет за собой четкость мысли, а она мне сейчас нужна, как никогда. - Пуаро, что произошло? - Смотрите, - и легким щелчком он развалил карточный домик, - я могу объяснить, как произошло преступление, но без последнего звена в цепочке моя теория так же неустойчива, как это сооружение! Пуаро начал строить новый домик, и я восхищенно проговорил: - Какие четкие движения! Кажется, я лишь однажды видел, как у вас дрожат руки. - Наверное, в тот момент я очень волновался. - Волновался - это не то слово! Помните, как вы разозлились, когда увидели, что замок розовой папки взломан? Подойдя к камину, вы стали выравнивать безделушки, и я заметил, как сильно дрожат ваши руки. Однако... Внезапно мой друг издал страшный стон и, закрыв лицо руками, откинулся в кресло. - Что случилось, Пуаро? Вам плохо? - Хастингс! Хастингс! Кажется, я все понял! Я облегченно вздохнул. - Что, очередная "маленькая идея"? - Друг мой, идея грандиозная! Потрясающая! Спасибо, Хастингс! - За что? - Этой идеей я обязан вам. Не успел я опомниться, как Пуаро выскочил из комнаты. Через пару минут дверь отворилась, и вошла миссис Кавендиш. - Что случилось с вашим другом? Он подбежал ко мне с криком: "Где гараж?" - но прежде чем я ответила хоть слово, он выскочил на улицу. Мы подошли к окну. Пуаро, без шляпы, со съехавшим набок галстуком, бежал по улице. - Его остановит первый же полицейский. Мэри пожала плечами. - Не понимаю, что случилось? - Откуда я знаю! Он строил карточный домик, вдруг подскочил как ужаленный и выбежал из комнаты. - Надеюсь, к обеду он вернется. Однако ни к обеду, ни к ужину Пуаро не появился.
