3 мин.

Шрамы, падения и свадьба

12 сентября, как обычно, мои администраторы следили за гонкой. Европейская пресса не заставила себя ждать, сначала написали, что я сошел, а потом какой-то журналист расписал чудовищные подробности, что я лежу в лужи крови, весь переломан и вообще, не известно жив ли. В такие моменты понимаешь, как ты беспомощен. Наконец, до тренера дозвонилась моя девушка, я смог сказать только одну фразу «Я спокоен как удав, меня везут на операцию».

Утром я проснулся в больнице. Сложно было поверить, что это не сон. Один в чужой стране, не зная языка, и без понятия, что будет дальше. Самое страшное, что я не мог пошевелиться. Остался наедине со своими мыслями. В голове крутилось только одно – терпеть боль. Обезболивающие не действовали, боль заглушала все чувства. Мне позвонил Андрей Чмиль, директор «Катюши».

Тогда я даже не задумывался, что первым мне позвонил директор моей будущей команды. Полностью разговор я осознал уже позже. Он сказал, что несмотря на физическое состояние, предложение и условие контракта остаются прежними. Кто мне только не звонил, даже французские фанаты. Звонили кто угодно, но только не руководство моей команды. Такое ощущение, что я для них не существовал. Врачи за неделю стали родными. Один из врачей принес мне майку, чтобы я на ней расписался для его сына: сказал, что когда я буду на «Тур де Франс», он будет рассказывать всем, что меня лечил.

Первые движения были просто невыносимыми. В больнице я так и не смог встать, даже на костыли. В Москву меня отправили через неделю после падения, перевозили почти лежа, так в самолете я еще не летал. Меня приятно удивило, что в аэропорту встречал президент федерации Гусятников. Из аэропорта сразу повезли в Боткинскую больницу. Оклемавшись, я решил позвонить своему начальству, президенту континентальной «Катюши» Фирсову.

Никогда не был о нем высокого мнения, но после услышанных от него слов этот человек перестал для меня существовать: « Тимофей, ты нас всех очень подвел». При этом так и не спросил, как я себя чувствую. Как будто я специально упал за две недели до чемпионата мира и своей свадьбы. Я бы не удивился, если бы меня уволили и оправили домой без элементарной помощи. Для таких людей спортсмены, как лошади на бегах, выиграл – получи приз, не выиграл – вон!

Удивительно, как они еще нас запоминают. И Фирсов такой не один! Первый год в команде мы вытягивали на энтузиазме, надеялись на лучшее. Если бы не Морозов, наш тренер, второго года вообще бы не было. Когда жили во Франции, есть было нечего, зарплату не платили. Свои деньги мы выбивали год, еще остались долги. Тренер делал все для команды, для него люди и спорт выше денег. Я уже не говорю, сколько команда должна Морозову денег, сейчас мы готовим документы в суд. Слава Богу, что сейчас у континентальной «Катюши» другие начальники. Помощь пришла ко мне из Центра олимпийской подготовки. Они обеспечивали меня всем необходимым.

Все время меня преследовала мысль, что я не стал чемпионом мира, у меня была полная уверенность ,что я выиграю, и только это меня успокаивало. Тогда меня еще беспокоил поломанный нос и шрам на лбу. Когда сняли повязку, я был не доволен, но мне объяснили, что нос мне собирали по частям. Вот это жених – мало того, что на костылях, да еще и со шрамом на лбу. Сейчас я даже полюбил свои шрам, он у меня в виде буквы «Т», имя точно свое не забуду! Понимал, что до свадьбы я не поправлюсь.

Но свадьбу решил не отменять, ведь приехали люди со всей России. У нас в Волгограде традиционно молодожены на свадьбу поднимаются на Мамаев Курган, и мы, конечно, тоже поднялись, и были в центре внимания. Думаю, жениха на костылях еще не видели. Подготовка к свадьбе оказалась сложнее, чем многодневка.

Вы даже представить не можете, как я устал от костылей. Я надеюсь, что в этом году мне сделана уже последняя операция, и я снова на колесе. Теперь серьезная подготовка к сезону. Хочется доказать тем, кто уже не думал, что я сяду на велосипед.