«Помните, что лучшая защита – это атака». Воспоминания Клаудио Джентиле
Чемпионы мира
Следующий матч — против Польши, в котором я не сыграю из-за дисквалификации — следствия двух желтых карточек, полученных в матчах против Аргентины и Бразилии. Я не хотел того второго предупреждения, но, в конце концов, лучше получить его сейчас, чем потом. Ведь если мы победим Польшу, я вернусь к финалу.
Но как бы ни закончилось — мы вышли в полуфинал, и тогда, в автобусе, который везет нас обратно в отель, я думаю о пари, заключенном в Алассио с четырьмя журналистами.
Мы прибываем в отель, уже время ужина, но сначала у нас есть возможность зайти в номер. Я сразу бегу в ванную и, наконец, сбриваю усы. Смотрю на себя в зеркало и кажусь другим человеком, будто избавился от тяжести, потому что больше не мог их терпеть — мне было отвратительно.
«Лаура, я сбрил усы, скажи детям», — объявляю по телефону жене. Я сделал это и наслаждаюсь вдвойне: мы в полуфинале. В противном случае мне пришлось бы носить усы еще четыре года, поскольку я всегда держу слово.
Я спускаюсь на ужин без усов, и кто-то аплодирует мне:
«Отлично, Клаудио, посмотри, как тебе хорошо», — говорит мне Ориали, еще один, кто, как и я, отрастил усы из-за пари, хотя его — светлые и почти незаметные. Ужин заканчивается тостом — бокалом белого вина, не шампанского, без особых торжеств, потому что Беардзот предупреждает всех:
— Ребята, хочу произнести небольшой тост, потому что мы совершили нечто исключительное, но помните, что мы еще ничего не выиграли.
И я, который так и не переварил разочарование чемпионата мира 1978 года, говорю своим партнерам:
— Не будем делать глупости, как четыре года назад в Аргентине, когда мы уже думали о финале, а потом все испортили в матче против Голландии.
И на этот раз, как обычно, у нас есть разрешение выйти после матча днем. Кто-то остался у бассейна. Те, к кому приехали жены — как Росси, Колловати, Кабрини, Антоньони и Бордон, — проводят с ними несколько часов в отеле рядом со стадионом «Камп Ноу», где будет сыгран матч с Польшей.
Я, Тарделли, Ширеа и Ориали, наоборот, совершаем короткую прогулку по городу, довольные тем, что возвращаемся задолго до ужина, потому что мы настолько сосредоточены на чемпионате мира, что нас не интересует оставаться где-то еще. Даже премии, о которых так много говорят в Италии, нас не отвлекают. Нас интересует только победа, а обсуждать цифры с президентом Федерации Сордильо мы поручаем капитану Дзоффу.
С таким настроем никто не рискует недооценить полуфинал, который снова играется днем — в привычные пять пятнадцать. У Польши нет Бонека, дисквалифицированного, как и я, но есть другие чемпионы — такие, как Жмуда, Лято и Смолярек, так что это все равно крепкая команда, как мы уже видели на старте турнира. На моем месте играет Бергоми, а я сижу на трибуне, высоко вверху на огромном «Камп Ноу», рядом с Галли, Барези и Сельваджи, которые даже ни разу не садились на скамейку. Я переживаю меньше, чем ожидал, потому что Росси открывает счет в первом тайме, а затем удваивает его после перерыва.
Мы в финале — теперь это можно сказать. Но сценарий не меняется и на этот раз — ни в раздевалке, ни вечером в отеле, где мы с интересом смотрим другой полуфинал: Франция — Западная Германия, завершившийся победой немцев в серии пенальти. В конце концов, немного из суеверия, а во многом по убеждению, Беардзот повторяет те же фразы, что и после матча с Бразилией:
— Помните, мы еще ничего не выиграли. И потом немцы знают нас лучше, чем Аргентина и Бразилия.
Это правда, но мы все больше уверены в своих силах, и это не самонадеянность.
На следующее утро, в пятницу 9 июля, после двух недель мы покидаем Барселону, чтобы вылететь в Мадрид, где будет сыгран финал. К счастью, жара там ощущается меньше, потому что климат сухой, без большой влажности. УЕФА зарезервировала для команд-финалистов два близких отеля, почти напротив друг друга, в нескольких метрах от аэропорта.
Мы размещаемся в отеле Alameda, немцы — в Barajas, но мы ни разу не пересекаемся. Зато сразу сталкиваемся с женами наших соперников, размещенными как раз там же. Но это любопытное соседство длится недолго, потому что, как только немецкие игроки узнают об этом, они заставляют своих супруг собирать чемоданы.
К счастью, до финала всего два дня ожидания, так что ожидание проходит быстро: тренировки и отель, без отвлекающих факторов, максимальная концентрация, с индивидуальными рекомендациями Беардзота — никогда не навязчивыми, но точными. Он поручает мне изучать Литтбарски — быстрого крайнего форварда, с целью остановить самого опасного и находящегося в лучшей форме игрока соперников:
— Будь внимателен, он опасен. Кажется, что он спит, но внезапно просыпается и выстреливает, как пружина. Нельзя терять его из виду ни на секунду.
Это еще один неожиданный ход Беардзота — третий, после решения доверить мне Марадону и Зико: все уверены, что я должен контролировать Румменигге. Но я уже привык к счастливым экспериментам нашего тренера.
Утром в день матча из Италии приезжает президент Республики Сандро Пертини, который после обеда хочет пожать руку каждому из нас. Он шутит с Беардзотом и с Дзофом:
— Мы, старички, всегда лучшие, не правда ли? Для молодых еще есть время.
Потом он подходит к Росси:
— Когда у вас мяч — играйте быстро, потому что соперники только и ждут момента, чтобы посягнуть на ноги такого чемпиона, как вы.
Когда он подходит ко мне, улыбается:
— Ты — Джентиле. Я тебя знаю. Я видел тебя по телевизору — как ты сделал подножку Марадоне. Но ты же знаешь, что ты настоящий проказник?
— Господин президент, я ведь не мог позволить ему пройти, правда? — отвечаю я.
Пертини улыбается, крепко пожимая мне руку. Это действительно выдающийся человек, который в конце срывает наши аплодисменты, попрощавшись так:
— Помните, что лучшая защита — это атака, как и в политике. Посмотрите на меня: если бы я всегда не шел в атаку, кто знает, где бы я был сейчас.
Проводив президента, мы идем в номера, и впервые мне кажется, что время будто стоит на месте. Когда, наконец, приходит пора садиться в автобус и ехать по улицам города, мы понимаем, что большая часть болельщиков — итальянцы, потому что видим наши флаги повсюду. Мы заходим в раздевалку, и Беардзот произносит чрезвычайно важные слова. Впрочем, как всегда:
— Ребята, давайте говорить начистоту. Дойдя до этого момента, было бы абсурдно не попытаться это сделать.
Наступает время привычного ритуала на удачу, но ради суеверия мы решаем его изменить. Это Дзофф, а не Конти, встает на колени перед всеми нами, чтобы выкрикнуть традиционный боевой клич. В конце концов, у него спина немного более согнутая, чем у Бруно, а «горбуны», как известно, приносят удачу. Дзофф, который уже давно опроверг свою репутацию молчуна, ежедневно общаясь с журналистами, больше ничего не боится.
— Дино, вставай! — кричим ему я и Тарделли. И как только мы все кладем ему руки на голову и на спину, он говорит:
— Кто отступает от борьбы…
А мы хором:
— Тот — сын ш...!
Пора. Игра начинается.
Думая о том, что сказал мне Беардзот, сначала я стараюсь никогда не терять из виду Литтбарски, но после опеки Марадоны и Зико этот матч кажется мне прогулкой — тем более что ночь на «Бернабеу» с климатической точки зрения даже отдаленно не напоминает дневную печь «Саррии». Время от времени я встречаюсь взглядом со Ширеа, и мы передаем друг другу уверенность, потому что чувствуем: все складывается хорошо.
Решающий момент, кажется, наступает в середине первого тайма, когда Бригель сбивает Конти, и арбитр назначает безусловный пенальти. Исполнителем должен был быть Антоньони, но он на трибуне — травмирован. Вместо него к точке идет Кабрини, который на тренировках никогда не промахивается. От Антоньони — к Антонио, одним словом. Когда он готовится бить, его друг Росси подходит сзади и спрашивает:
— Ты это слышишь?
Как потом расскажет Кабрини, эта фраза нервирует его, заставляя потерять концентрацию. И действительно, мяч проходит мимо. Нереализованный пенальти в финале кажется предвестником тяжелого матча, который может сломать кого угодно. Однако вместо этого именно эта ошибка дает нам силы начать по-настоящему.
Не для показухи, а из уверенности в собственных силах, в перерыве, когда на табло еще 0:0, мы все идем утешать Кабрини, который стоит в углу — расстроенный.
— Спокойно, Антонио, мы выиграем и без этого. У нас еще весь второй тайм, чтобы исправиться.
Это вопрос позитивных ощущений — тех самых, что мы испытывали, когда Бергоми дебютировал, заменив Колловати в матче с Бразилией, и которые мы вновь почувствовали чуть раньше, спустя несколько минут после стартового свистка финала, когда Грациани получил травму плеча и был вынужден уступить место Альтобелли. Мы чувствуем себя единым коллективом за пределами поля и настоящей командой на поле — чем-то, что трудно объяснить тем, кто не живет вместе с нами.
И действительно, наша победа над немцами рождается именно в перерыве — после того незабитого пенальти. Я понимаю, что взял под контроль Литтбарски, и, пропустив полуфинал, у меня осталось еще больше энергии, чтобы идти вперед. Так что, пока мы готовимся вернуться на поле, я говорю Росси:
— Немцы все высокие. Ты попробуй удивить их ударом низом. Врывайся в толпу, я подам тебе низкий кросс с фланга.
— Хорошо, Клаудио» — это единственное, что отвечает мне Росси, потому что он находится в соревновательном трансе. Но я, хорошо его зная, понимаю, что он все это осознал. Так рождается комбинация первого гола. И действительно, когда Тарделли готовится пробить штрафной недалеко от штрафной, я иду вперед, и он сразу отдает мне мяч. Я подхожу на несколько метров к штрафной — справа — и делаю подачу в гущу. Росси опускается и ударом головой отправляет мяч в сетку — 1:0.
Все идет по плану, но никто не обольщается, будто мы уже победили. Напротив, преимущество заряжает нас еще сильнее. Тарделли забивает второй мяч примерно через десять минут и бежит, крича: «Гоооол!» — как сумасшедший. Он еще не знает, что будет жить на дивиденды этого крика всю жизнь. Затем Альтобелли ставит точку, оформляя надежные 3:0. Брайтнер сокращает разрыв за несколько минут до конца, но теперь уже «нас не возьмут», как говорит Пертини на трибуне.
И тогда Беардзот, совершенно справедливо, выпускает на поле и Каузио — одного из главных героев четырехлетней давности в Аргентине, который заслуживает войти в историю финала.
Мы — чемпионы мира, и я — первый чемпион мира, рожденный в Африке. Но мы этого даже не осознаем, потому что празднуем почти автоматически, словно выиграли скудетто или Кубок УЕФА. Мы подбрасываем Беардзота в воздух, неся его как триумфатора, потому что это его победа. Потом бегаем по полю, передавая кубок из рук в руки, и, наконец, спускаемся в раздевалки, где царит безумный хаос.
Там присутствуют руководители федерации и куча политиков, которых мы даже не знаем — все приспособленцы. Для нас единственный настоящий и великий политик — это Пертини, которого мы всегда чувствовали одним из нас, даже когда он находился в Риме, перед тем как добраться до Мадрида на финал.
В раздевалках кричат, поют, а из душевых летят бутылки с водой. Жертвами становятся руководители — Де Гаудио, Вантаджато, массажист Сельви, Мальдини и сам Беардзот, который проявляет максимальную осторожность, чтобы я снова не разбил ему очки. Только Пертини тщательно оберегают, и потому ему не приходится переодеваться, чтобы прийти с нами на ужин: он — единственный политик, допущенный за наш стол в отеле.
Уже далеко за полночь, и Пертини, вдали от фотографов и официальных лиц, снимает пиджак и галстук, поднимает бокал и начинает петь вместе с нами:
— Чемпионы мира, о-о, о-о!
Сцена невероятная, трогательная и незабываемая — с финальным тостом, на этот раз с шампанским, перед традиционным «разгромом раздевалки». Дзофф и Ширеа сразу уходят в свою комнату, абсолютно тихую, которую мы называем «Швейцария». Конти и Грациани развлекаются, пробивая пенальти в холле отеля, а один болельщик, завернутый в огромный итальянский флаг, изображает вратаря.
Я же, наоборот, не сплю ни минуты — впервые и единственный раз в жизни. Я нахожу Доссену, единственного, кто в тот момент тоже один, и мы вместе выходим в ночной Мадрид, бесцельно бродя среди итальянских болельщиков, которые узнают нас и размахивают свежим испанским выпуском газеты, только что вышедшим из печати, с огромным заголовком: Italia campeon. Когда мы возвращаемся в отель, небо уже светлеет, и почти пора выезжать.
Рано утром мы действительно возвращаемся в Рим — на президентском самолете Пертини, который играет в карты с Беардзотом, Дзоффом и Каузио.
Когда мы приземляемся в Италии, сразу попадаем в обезумевшую толпу. Болельщики всех возрастов с итальянскими флагами, высунутыми из окон машин, идут вслед за нашим автобусом шаг за шагом до правительственного квартала, где нас ждет официальный прием. Я вхожу туда с титулом «Кавалера» за заслуги перед Республикой, который получил после четвертого места в Аргентине, а выхожу уже «Кавалером ордена», но даже в тот день не осознаю, что стал чемпионом мира.
Я понимаю это только в отпуске, когда не могу даже спокойно искупаться в море, потому что меня окружают болельщики, которые приближаются процессией по песку в поисках фото и автографов. Я больше не могу жить нормально: все спрашивают меня о Марадоне и Зико, но я не нахожу в себе сил никого отшить. Сначала это приятно, но через несколько дней становится проблемой — для меня и для моей жены и детей, которые никогда не могут быть спокойны.
И тогда иногда я предпочитаю обходить стороной пляж: сажусь в машину и еду с семьей в холмы, чтобы провести день в каком-нибудь затерянном месте, где мало людей. Но так, вместо того чтобы отдохнуть и отключиться, я не могу дождаться начала сбора с «Ювентусом», чтобы вернуться к нормальной жизни. Это невероятный парадокс, который дает мне понять масштаб подвига, совершенного в Испании.
Когда праздник заканчивается, остается удовлетворение, которое стоит больше любых денег. Хотя затем, к слову о деньгах, всплывает история с премиальными. Вопреки тому, что писали многие, мы даже не знали размер финального бонуса, потому что его до последнего момента обсуждали только Дзофф и Сордильо.
Обещанная сумма должна была быть освобождена от налогов, потому что налоги брала на себя Федерация. По возвращении в Италию Федерация футбола должна была выплатить по 180 миллионов лир чистыми на человека, с авансом в тридцать процентов до декабря 1982 года и остальное — в следующем году, с налогообложением в двадцать процентов за счет самой Федерации — так называемая «удержанная ставка». В итоге чистая премия, которая полагалась каждому из нас, составляла 144 миллиона лир.
Однако в начале января 1983 года сенатор Кракси меняет закон, согласно которому и премии тоже должны декларироваться теми, кто их получает, и облагаться налогом в пятьдесят процентов. И в этот момент Федерация заявляет нам, что не будет платить налоги с той части, которую еще должна нам перечислить.
Тогда мы все собираемся — двадцать два человека — в отеле в Милане, в присутствии и Беардзота, и решаем действовать сообща, чтобы потребовать от Федерации выплаты всей обещанной суммы без нового налогообложения. Однако кто-то затем декларирует эту сумму. Другие — нет, но впоследствии платят штраф в 54 миллиона лир за несвоевременную декларацию. Некоторые еще просят налоговую амнистию.
По совету моего адвоката я не плачу штраф и не прибегаю к налоговой амнистии. Проходит пара лет, история тянется дальше, и в итоге я обнаруживаю, что остался единственным, кто держался до конца — прямо как на поле. Поскольку все остальные так или иначе отступили, в итоге только я продолжаю судиться с Федерацией, и еще через семь лет закон окончательно оказывается на моей стороне.
«Джентиле снова побеждает» — так пишет издание Il Sole 24 Ore, объясняя, что я был единственным игроком сборной, сумевшим оказаться правым даже в споре с Федерацией футбола.
Перевод и адаптация – Алексей Логинов
Продолжение следует.
На сегодняшний день подписчикам премиум-канала «Моя Италия» доступны 66 текстов о кальчо.
За последние дни вышли следующие материалы:
Секрет Антонио Конте. Что происходит с чемпионом Италии?
Подписки:
Подписаться на премиум-канал в Telergam
Открытые каналы — Telegram и Дзен
Премиум каналы — Telegram и Дзен
