Петер Шмейхель «№1. Моя автобиография» 6. Дубль, потом ничего
***
Подбор персонала, как я уже говорил, был одной из самых сильных сторон Ферги, и поиск игроков с нужными навыками и характером для нашей команды был лишь частью его мастерства. Он также был мастером правильного выбора времени. У него было невероятное чутье на то, когда нам требовалась смена игроков.
Самый известный пример — когда Марк Хьюз, Инси и Андрей ушли в конце сезона 1994/95. Уход трех игроков, которые были столь важны и популярны, был болезненным для остальных членов команды и шоком для прессы и болельщиков, но это оказалось необходимым для того, чтобы он смог привнести в нашу команду класс 92-го года. Таков был Ферги: всегда смотрел на то, что у него было в разработке, всегда строил планы по поводу того, кого он мог бы купить, чтобы добиться улучшения, всегда отслеживал, какие молодые игроки на подходе, и думал, как создать пространство и возможности для новых лиц. У него всегда было два мозга: один был сосредоточен на настоящем, а другой смотрел в будущее. Однажды, после того как я ушел из футбола, я получил представление о масштабах его планирования, когда навестил его в Каррингтоне.
Это было в то время, когда «Манчестер Юнайтед» находился в упадке и приближалось Рождество. Команда только что еле-еле сыграла против «Эвертона». Я поехал на тренировочную базу — это одна из вещей, которые ты делаешь как бывший игрок, как небольшая демонстрация поддержки. Ты не можешь ничего изменить, но, возможно, ты сможешь кого-то там подбодрить.
Я нашел Ферги на тренировочном поле в приподнятом настроении. Он всегда был таким, когда на поле наступали тяжелые времена: шутил, подкалывал, насвистывал мелодии. Он увидел меня. «О, Пит, Пит, иди-ка сюда!» Мы болтали с ним в таком прекрасном (внешнем) настроении, и он сказал: «Пойдем-ка со мной».
Я знал, что мы будем делать. Я был свидетелем этой практики в течение многих лет. Когда первая команда работала, ему нравилось обходить все поля, немного поболтать с тренером резервной команды, присматриваясь к их игрокам, и делать то же самое со всеми молодежными командами. Именно это мы и сделали, и в конце концов мы прибыли туда, где тренировалась одна из младших команд. Мы стояли и наблюдали за одним конкретным пареньком. Ферги сказал: «Увидишь его не в следующем сезоне, а через сезон... он сыграет половину нашего первого матча в Кубке лиги». У него все было спланировано, возможность, которую он собирался предоставить этому пареньку — на восемнадцать месяцев вперед. Таков вот он был, даже в трудные времена, вечно строивший планы, откуда возьмется следующий талант и как он собирается его использовать.
В сезоне 1993/94 мы вывели нашу игру на другой уровень, и разница заключалась в том, что он подписал контракт с Роем Кином. В то время я не понимал логики Ферги. Зачем нам понадобился еще один полузащитник? Но когда я оглядываюсь назад, его мышление было очень понятным. После завоевания титула и высвобождения огромного напряжения и эмоций так, как мы это сделали, если вы просто будете придерживаться точно такого же состава, то можно потерпеть неудачу. Без изменений вы застаиваетесь.
Как менеджеру, вам иногда приходится брать команду победителей и вносить свои изменения; делать что-то, что выводит игроков из себя и заставляет их работать еще усерднее. Рой был очень-очень важным игроком, рекордным трансфером в Великобритании и лучшим молодым полузащитником в стране. Добавление его в команду снова заставило всех доминировать. Игроки хотят играть с другими хорошими игроками, и как только такой появляется, ты хочешь поучаствовать в действии, быть с ним на поле.
В мое время единственным летом, когда Ферги не произвел серьезных изменений, был 1994 год — он только добавил Дэвида Мэя, запасного защитника — и в последующем сезоне мы ничего не выиграли. В 1993 году Рой был именно тем игроком, который вывел нас вперед. Не беря в расчет его способности, он получил образование в «Ноттингем Форест» под руководством Брайана Клафа, который, как и Ферги, развивал в своих игроках сильные личности.
Это означало, что Рой смог шагнуть аккурат в нашу среду, не моргнув и глазом. Я убежден, что на задворках сознания Ферги был еще один элемент. Я думаю, он уже планировал убирать Инси, и приезд Роя стал началом этого процесса. В Инси были определенные вещи, которые менеджеру просто не нравились. Ему нравились подшучивания Инси и его приподнятое настроение, и все, что он делал на поле было хорошо, но Ферги негативно относился к его влиянию на группу младших игроков. Пол называл себя «Шеф», и на его бутсах было написано не «№ 8», а «Шеф». Ферги это не нравилось. Некоторые предположили, что он был обеспокоен тем, что Пол сбил Райана с пути истинного, но я не согласен: их дружба позволяла Райану, мальчишке в команде, чувствовать себя в безопасности. Я думаю, проблема заключалась в том, как пример Пола может повлиять на других, менее одаренных молодых игроков. Ферги не хотел, чтобы из наших резервов появилась группа мини-шефов, думая, что все дело в развязности, а не в команде.
Райан расцвел в сезоне 1993/94, забив семнадцать мячей, и Ли Шарп провел свой лучший сезон, забив несколько очень важных мячей. Эрик был мастером своего дела. Некоторые из вещей, которые он сделал — Божечки мои. Гол «Уимблдону». Гол «Саутгемптону». Гол «Арсеналу». Невероятно. А еще Марк Хьюз, у которого реально случались затишья, но который потом появлялся в нужный момент и совершал сумасшедшие поступки на поле, например, забивал мяч в касание с полулета в верхний угол ворот. Он регулярно забивал удивительные голы. Более поздняя карьера Марка в менеджменте, возможно, заставила людей забыть Марка как игрока — и насколько он был хорош.
А еще был Денис. Его тоже недооценивают. Как вратарь, больше всего ты хочешь от своих защитников стабильности, чтобы знать, что они будут делать те же правильные вещи каждый раз, когда возникает опасная ситуация. Денис был более надежным, чем любой другой футболист, с которым я играл. Он мог играть как на левом, так и на правом фланге на одном и том же уровне мирового класса. Я никогда не видел правостороннего крайнего защитника, способного исполнить прострел слева так же хорошо, как это делал он. Он один из лучших игроков, которые когда-либо были в «Манчестер Юнайтед», и время от времени, когда я встречаюсь с Ферги, мы говорим о Денисе и отчаянно пытаемся вспомнить ошибки, которые он совершил: мы вообще не можем припомнить ни одной. А еще можно добавить ко всему этому индивидуальность Дениса: он остроумный, но тихий парень, очень искренний и очень добрый, из тех, кто является основой хорошей раздевалки.
К концу ноября в чемпионате мы были на 14 очков впереди, и в такой форме, что перед противостоянием с «Норвичем» 4 декабря набрали 65 очков из возможных 72, включая результаты конца сезона 1992/93. Пепу Гвардиоле приписывают то, что он ввел в Англии игру во владение мячом всей командой, но именно так играли мы. Я был вратарем, который начинал атаки. Я мог забрасывать мяч быстро, далеко и точно, и как только он оказывался у меня, Райан, Шарп или Андрей выбегали вперед по флангам в поисках передачи. Мне было легче отдавать мяч на Райана, потому что, будучи правшой, бросающим влево, я мог запустить мяч рукой и заставить его естественным образом закручиваться вовнутрь. Бросая вправо, мне нужно было направить мяч по дуге в другую сторону, что означало переправить его через голову крайнего защитника соперника, но не с такой подкруткой, чтобы мяч вылетел за пределы поля. Но когда я все-таки отправлял мяч на траекторию одного из этих вингеров, нашу скорость на прорыве было не остановить.
Андрей был невероятным талантом. За все время, что он играл за нас, он ни разу ни слова не сказал по-английски, но как только он перешел в «Рейнджерс», после выступлений в «Эвертоне» и «Фиорентине», он показал, что отлично на нем говорит. Из–за своей культуры многие команды России и Восточного блока играли в футбол очень технично, но нерешительно, и никто не брал на себя индивидуальную ответственность — но Андрей был не таким. Он мог пробить под любым углом, и на тренировках мне не нравился его удар, потому что, помимо того, что он был быстр в исполнении — он, вероятно, самый быстрый игрок, с которым я играл — у него был очень короткий размах и мощный удар, который летел на тебя, почти в стиле удара с носка, без бокового вращения, и он мог ужалить, если ты неправильно расположился. Я понимал, почему он забил за нас так много голов. Вратари немного побаивались его.
Инси был блестящим игроком, тем, кто выгрызает мяч и играет от штрафной до штрафной в полузащите в традиционной английской манере, в то время как Рой был немного менее традиционным. Ему нравилось атаковать по правому коридору, и соперникам было трудно его опекать. Он обладал энергией, напористостью и выносливостью, хорошим футбольным умом и почти всегда был эффективен с мячом. Мы с Роем никогда не были родственными душами, как большинство людей, вероятно, уже знают, но если бы я собирал свой состав, он был бы первым парнем в моей команде.
Наши главные соперники в сезоне 1993/94 — «Блэкберн», «Арсенал», «Ньюкасл» — все еще создавали свои команды, и на самом деле мы были настолько далеко впереди остальных, что должны были выиграть внутри страны всё. У нас был провал в чемпионате, когда мы почти позволили «Блэкберну» наверстать упущенное, после чего все-таки вырвали титул, но мы упустили потенциальный Требл, проиграв в финале Кубка лиги «Астон Вилле». За это я должен взять часть вины на себя. В матче против «Чарльтона» в Кубке Англии я был удален после того, как выскочил из своей штрафной, пытаясь подкатиться под Кима Гранта, и это было глупо. Не было абсолютно никакой необходимости идти за мячом. Было два защитника, которые накрывали игрока с мячом и этому нет никакого объяснения.
Я реально пытался добраться до мяча — честно. Но из-за неправильного выбора времени я подскочил с высоко поднятой ногой и вытянутыми руками, ударив Гранта сначала бутсой, затем рукой [прим. пер.: на видео видно, как Петер сначала сносит игрока подкатом, а после еще и дотрагивается до мяча за пределами штрафной, так что да — причин для удаления было несколько]. Двойная красная карточка, если хотите: так по-идиотски. Тем не менее, Ферги был в ярости в перерыве, возмущаясь тем, что судья допустил ошибку, и я сказал в послематчевом интервью: «Когда судья посмотрит момент еще раз, он будет разочарован своим решением». Потом я вернулся домой, посмотрел основные моменты и увидел этот ужасающий подкат. Мне было очень стыдно.
Раньше я играл в агрессивном стиле — если мяч не находился внутри вратарской, я всегда был линии вратарской площади или дальше, когда наносился удар — и одной из идей, лежащих в основе этой агрессии, было выдвинуться на соперника. Но в тот день с доминирующим вратарством я зашел слишком далеко. Это было единственное удаление в моей профессиональной карьере, и оно привело к тому, что я был дисквалифицирован на финал Кубка лиги, который «Вилла» выиграла со счетом 3:1.
В том сезоне у меня был еще один прилив крови к голове, что привело к некоторому поведению, которое позорит меня по сей день. Наша ничья со счетом 3:3 на «Энфилде» 4 января 1994 года считается одним из величайших матчей Премьер-лиги, но, насколько я понимаю, это была совсем не великая игра. Она была слишком односторонняя для такого названия — по крайней мере, в течение первых двадцати пяти минут.
Мы разрывали «Ливерпуль» на куски. Мы вели 3:0 благодаря голам Дениса, Райана и Брюси, и счет должен был быть 5:0 или 6:0. Нам следовало бы обратить внимание на классический счет, которого добилась мюнхенская «Бавария», разгромив «Барселону» со счетом 8:2. Но мы сбавили обороты, и я понятия не имею почему. Это единственный раз в «Манчестер Юнайтед», когда мы не выкладывались на протяжении всего матча на 100%.
«Энфилд» — последнее место, где вы захотите расслабиться. Как только вы позволяете там вернуться «Ливерпулю» в игру, стадион имеет возможность поднять любой состав, который они выставили на поле — даже если это вполне себе обычный состав — на новый уровень. Найджел Клаф забил дважды до перерыва, а затем за одиннадцать минут до конца Нил Раддок сравнял счет ударом головой. Они чуть не обыграли нас. Судя по тому положению, в котором мы находились ранее в матче, это было неловко.
В первый и единственный раз за восемь лет моей работы в «Юнайтед» Ферги провел длительное дознание в раздевалке. Конечно, он всегда мог взбеситься из-за чего-нибудь, но головомойка включалась лишь на минуту или две, прежде чем он возвращался к своему обычному режиму дальновидности. Послематчевый разговор был сосредоточен на том, чтобы двигаться дальше. Когда ты получаешь лицензию Pro тебя этому учат: не оглядываться назад во время командных бесед, а действовать на опережение, не позволять спускать глаза игроков с того, что находится перед ними. Ферги был мастером этого дела — но не тогда на «Энфилде».
Он был так расстроен тем, что мы упустили победу, против них, что набросился на нас, быстро сосредоточив свой гнев на мне. Прежде всего, он критиковал качество моих ударов от ворот, жалуясь, что они постоянно попадали на головы защитников «Ливерпуля». Это было несправедливо. Во втором тайме мы оказались под таким сильным давлением, что мне казалось, что я совершаю около трех ударов от ворот в минуту, и я просто пытался отправить мяч как можно дальше в поле, учитывая, что мы перестали с ними тягаться, а они пытались загнать нас в угол.
Конечно, став старше и мудрее, я понимаю, что он выпускал пар, а я был удобной мишенью, но я тоже был в ярости из-за игры и тут же набросился на него. Есть как сожаления, так и отсутствие сожалений о том, что я сказал. О чем я сожалею, так это о том, что я не только усомнился в нем, как в менеджере и как в мужчине, но и начал указывать на других в раздевалке, говоря, что они не выполнили свою работу. Критиковать товарищей по команде, друзей, перед всей группой, сказать менеджеру, что они играли плохо, такого нельзя было делать. По этому поводу я очень, очень и очень сожалею.
Не сожалению только о том, что я противостоял менеджеру. Это было разрешено. Это может вас удивить, но Ферги разрешал это. И все же сейчас был не тот день для такого, просто не то время и не то место — и то, как я это сделал, было определенно неправильным. Разочарование в том, что я был слишком наивен, чтобы увидеть все это. Я не должен был просто подвергать его своему словесному огню и двигаться дальше. Когда я думаю о том дне, мне кажется, что на моем счету почти преступление; как будто ты совершил что-то, с чем тебе приходится жить и что ты никогда не сможешь от этого оградиться.
Все это восходит к тому, что я чувствую, когда смотрю на себя в молодости, на этого энергичного, беспокойного парня, которому — просто иногда — следовало бы быть потише. Но оглядываться назад — замечательная вещь. В тот момент, когда я ехал домой с той игры, я был просто переполнен гневом и адреналином и не мог видеть ничего, кроме несправедливости, которую я почувствовал, когда Ферги придрался ко мне. Я чувствовал себя настолько разочарованным, что даже позвонил Руне, чтобы попросить его найти мне новый клуб. На следующее утро я чувствовал себя спокойнее, но все еще был встревожен. Мне нужно было увидеть Ферги, но его не было на тренировке. Через день он уже был там, и он вызвал меня в свой кабинет. Он сказал мне, что ему придется меня уволить.
Я извинился за свое поведение, и он принял мои извинения, но стоял на своем. «Это не меняет того факта, что тебе придется уйти», — сказал он. Именно тогда я сделал единственное, чем во всем этом деле я могу немного гордиться — перед тем, как мы отправились на тренировку, я встал перед всеми и сказал, как мне жаль. Чего я не знал, так это что Ферги подслушивал из-за двери и так и не исполнил свою угрозу увольнения.
Мне нужно было навести кое-какие мосты с Эриком. Мы были близкими друзьями, но во время ссоры в раздевалке я сказал о нем кое-что, что он, по понятным причинам, принял близко к сердцу. Я пытался извиниться в автобусе по дорое домой с «Энфилда», но он был недоволен. Потребовалось немного времени, чтобы наши отношения восстановились. Что делает мое разочарование еще большим, так это то, что я рассказал часть истории о скандале в раздевалке в своей предыдущей книге, что означало, что она стала достоянием общественности, хотя это была одна из тех вещей, которые должны были остаться за закрытыми дверями. Написав об этом, я сделал ее серьезнее, чем нужно было. Из-за всего этого я прям-таки съеживаюсь: век живи — век учись, как мне кажется.
Кампания 1994/95 годов — это еще кое-что, о чем мне не нравится вспоминать. По статистике, это был, вероятно, мой лучший сезон в «Манчестер Юнайтед», но чего он стоит? Мы закончили его без трофеев вообще — это единственная статистика, которая имеет значение. С тех пор как я стал профессионалом в 1987 году и присоединился к «Манчестер Сити» в 2002 году, я что-то выигрывал в каждой кампании, кроме сезона 1994/95. Возможно, именно поэтому в моей памяти о том сезоне есть большие пробелы, а то, что я действительно вспоминаю, носит негативный характер.
В гольфе субботу называют переходным днем, и, возможно, лучший способ, которым я могу понять сезон 1994/95 — это думать о нем как о переходном годе. Переход людей туда и сюда. Переход из одной фазы нашего развития к другой. Завершение пути одной команды и переход к началу нового пути, который привел к «Камп Ноу» в 1999 году.
Мы потерпели неудачу в гонке за титул по нескольким причинам. Рой пропустил заключительные этапы сезона из-за повреждения лодыжки, и без его напористости и энергии мы ослабели. У нас так и не было постоянной замены Полу на позиции правого защитника, а из-за того, что Андрей потерял форму и сосредоточенность и начал говорить в СМИ о том, что ему надо идти дальше, весь наш правый фланг был ослаблен. И, конечно, это Эрик, и «Селхерст Парк». Я еще вернусь к этому.
Я? Мне сказали, что я провел двадцать шесть часов, не пропустив на «Олд Траффорд». С января я пропустил четыре гола дома, и два из них были в матче против «Рексхэма» в Кубке Англии, а еще — в последней игре сезона, в ничего не значащей игре против «Саутгемптона». Но что я помню, так это то, что Стэн Коллимор обыграл меня ударом в ближний угол — ладно, невероятным ударом — в противостоянии с «Ноттингем Форест» и ошибку в матче с «Блэкберном», когда я выбежал из ворот, кулаком пробил по мячу, и тот попал к Полу Уорхерсту, который забил с 32 метров.
Это привело к еще одному примеру того, почему со мной может быть трудно находиться рядом. Как только я выбил мяч рукой, я понял, что плохо к нему приложился, и был полон решимости вернуться в ворота. Я расталкивал людей, чтобы до них добраться, и был убежден, что все равно отобью удар, но на моем пути стоял Брюси — он мчался назад, чтобы тоже попытаться остановить удар. Я закричал на него. Брюси сказал: «Пит, какого черта? Ты только что ужасно отбил мяч рукой». Но для меня этого удара уже не было, я был в следующей фазе.
Оглядываясь назад, я вижу, насколько это раздражало других людей: те вспыльчивые моменты, которые приводили меня к конфликтам с ними. Это отчасти забавно, но когда я просматриваю свои старые нарезки и вижу сейв, я обнаруживаю, что не могу припомнить тот момент, воспоминания исчезли, но покажите мне плохой гол, который я пропустил, и все снова станет ярким: накал, момент, чувства. Например, есть слабый удар, который я пропустил от Колина Хендри в начале сезона 1994/95, головой. Мы выиграли со счетом 4:2, но этот гол до сих пор не выходит у меня из головы и время от времени раздражает меня.
Этот сезон также принес мне самую продолжительную травму в моей карьере в «Манчестер Юнайтед». У меня всегда были небольшие проблемы со спиной, как и у Гари Паллистера — мы оба были высокими парнями, которые были необходимы в каждой игре, играя на полях, гораздо менее щадящих, чем идеальные покрытия, которые можно увидеть в Премьер-лиге в наши дни. Тогда в игре было больше контакта, и хотя в начале моей карьеры Йорген Хенриксен научил меня приемам защиты при столкновениях с крупными нападающими, мне все равно приходилось принимать на себя много ударов.
А ведь я тоже был большим парнем. Я весил 102 килограмма, когда подписал контракт с «Манчестер Юнайтед», и каждый раз, когда я нырял или падал на газон, моему телу приходилось поглощать весь этот вес при ударе. В ноябре мы играли дома с «Кристал Пэлас», и, выходя на матч, я чувствовал себя в форме и без каких-либо проблем. Я размялся и следовал своему установленному распорядку, комплексом из нескольких различных упражнений, а затем немного потренировался в воротах, в сейвах на реакцию. Внезапно кто-то вонзил мне нож в спину — по крайней мере, так я почувствовал. Укол ослепляющей боли. Я сказал Киддо: «Что-то случилось», — и побежал к Дэйву Февру, физиотерапевту. Он растягивал меня, массировал. Я снова почувствовал себя прекрасно, и поэтому решил поиграть.
Через пять минут после начала матча у меня возникла ситуация, когда мне пришлось немного пятится и в прыжки ловить мяч. Я ничего не почувствовал. Отлично. Что бы это ни было перед матчем, это наверняка была просто одна из тех судорог в теле, которые ничего не значат и не поддаются объяснению. Минуту спустя у меня была похожая ситуация. Пячусь. Ловлю. Снова нож. На этот раз боль была невыносимой. Сначала я не мог пошевелиться. Когда я добрался до раздевалки, то остаток игры пролежал на кровати, спина все больше и больше напрягалась, боль становилась все сильнее и сильнее. На следующий день я должен был пойти на лечение, но мне потребовалось все силы, что у меня были, чтобы просто подняться с кровати, а когда я попытался встать, это было так мучительно, что мне пришлось снова лечь на пол. Я позвонил Дэйву, и он сказал, чтобы я отдохнул. Лечь на живот, если придется, отдохнуть пару дней.
Это были два дня пыток. Боль ни на секунду не утихала, поэтому Дэйв организовал сканирование, и меня привезли туда в агонии. Я даже не помню, как садился в машину. Томограмма показала, что у меня был расколот диск, что давление на мою спину привело к тому, что жидкость внутри диска вырвалась через область вокруг диска — представьте, как начинка в суши-ролле прорывается прямо сквозь водоросли наружу. Повреждение было серьезным, как и еще одна проблема, выявленная сканированием. В моем позвоночнике два межпозвоночных диска — L4 и L5 — были смещены. Вероятно, они были такими с рождения. Это означало, что часть моей спины будет подвержена дальнейшим повреждениям и износу. Дэйв, клубный врач, и специалисты из клиники позвоночника были очень обеспокоены: они задавались вопросом, будет ли диск когда-нибудь снова достаточно прочным, чтобы я мог играть. Или он будет продолжать разрываться или выскакивать после ударов?
Единственным средством было время и покой. Мне пришлось ждать и надеяться, что все заживет, а затем надеяться, что заживления будет достаточно. Это привело к тому, что я неделями лежал дома на животе, двигаясь как можно меньше. В таком состоянии я провел остаток ноября, а затем большую часть декабря. К Рождеству я смог двигаться достаточно хорошо, чтобы снова приехать в «Клифф», и начал регулярно лежать на лечебной кровати с поднятой головой, пока мне снова и снова делали массаж. Ко второй неделе января я почувствовал себя достаточно хорошо, чтобы присоединиться к группе для тренировок.
Мой первый день возвращения был 8 января. Я не прикасался к мячу с матча против «Кристал Пэлас», более семи недель назад, но я прошел реабилитацию и немного побегал. Я был просто счастлив вернуться в команду для небольшой легкой работы с мячом, для квадратов, может быть, для небольшой тренировочной игры. Конечно, никаких прыжков. Дэйву и медикам все еще было неясно, как все обернется. Я приехал на тренировку, и Киддо сразу сказал: «Тебя хочет босс». Это было другое дело — я вообще не разговаривал с Ферги после моей травмы. Когда ты травмирован, он конечно с тобой здоровался, но оставлял тебя со своей травмой, и я понимаю его логику. Он позволял медикам выполнять их работу и сосредотачивал свою энергию на игроках, которые были в хорошей форме. Это было частью его менталитета — постоянно смотреть вперед и на то, на что он действительно может повлиять.
Как бы то ни было, я постучал в его дверь, ожидая: «Рад тебя видеть, ты усердно работал, мы рады, что ты вернулся», и, конечно же, он поприветствовал меня и все это сказал. Затем, после паузы, он снова заговорил. «Как ты себя чувствуешь, Петер?». Да, хорошо. Мы поговорили еще немного, и он снова спросил: «Как ты себя чувствуешь?» Хорошо, босс, ага. Я начал подозревать, что у него что-то на уме, но он не стал переходить к сути. В конце концов он-таки до нее дошел. «Значит, ты хорошо себя чувствуешь? Хорошо. Уолши [моим дублером был Гари Уолш] приболел. Сможешь завтра сыграть?»
Что?
— Босс, — сказал я, — меня не было почти восемь недель, и я даже пока ни одного мяча не поймал. Если вы хотите, чтобы я играл, конечно, я буду играть, но вы должны принять это во внимание.
— Нет, — сказал он. — Если ты можешь играть, ты можешь играть. Ты вернулся.
Это было воскресенье. Следующим вечером мы играли на выезде с «Шеффилд Юнайтед», и я сразу же начал думать о «Брэмолл Лейн». В то время он перестраивался и имел только одну большую трибуну. В Шеффилде и в лучшие времена бывает ветрено, а это был январь — мог пойти мокрый снег. Оказалось, что поле на «Брэмолл Лейн» было ледяным. Это были не самые лучшие условия для крупного вратаря с шатким позвоночником и отсутствием практики, пытающегося восстановиться после серьезной травмы.
А еще случился шторм; он обрушился на нас. Холод был обжигающий. Но я был просто счастлив; безмерно счастлив, что после всех сомнений я вернулся на футбольное поле. На первой минуте ветер подхватил один из их ударов, и мне пришлось пятится назад и выхватывать его. Я чувствовал себя хорошо. Позже я совершил хороший сейв, сместившись вправо и отразив в сторону четкий удар. Это было мое первое тяжелое приземление — прямо на бедро — и я почувствовал себя... хорошо. Я помню, как встал и осмотрел свой бок, как человек, побывавший на дуэли, в поисках пулевых отверстий. Я пошевелил пальцами ног. Я пошевелил бедрами. О-кей. И хотя эта проблема могла вернуться в будущем, до конца кампании я был в порядке.
Итак, таков был мой 1994/95 год. Пара ошибок. Одна угрожающая карьере травма. Ноль трофеев. Двадцать шесть часов без пропущенного гола — это неуместная цифра, учитывая все вышеперечисленное.
«Блэкберн» заслужил свой титул. Кенни Далглиш собрал хорошую команду. Их игра была сбалансированной, в центре поля была энергия, хорошие защитники, хороший вратарь, достойные вингеры, а также Алан Ширер и Крис Саттон в атаке. Всего в достатке. Нам удалось довести гонку до последней игры, и мы могли бы стать чемпионами, если бы обыграли «Вест Хэм». Однако в игре, которую мы действительно должны были выиграть, мы упустили бесчисленные шансы и сыграли вничью со счетом 1:1. Мы просто не воспользовались своей возможностью. Может быть, это был единственный случай в моей карьере на «Олд Траффорд», когда мы не воспользовались возможностью.
А финал Кубка Англии? Где мы потерпели поражение от «Эвертона» после того, как упустили больше моментов и были расстроены Невиллом Саутхоллом, который показал невероятную игру?
Давайте даже не будем о нем вспоминать.
***
В комментариях теперь есть возможность отправлять донаты — автору будет это и полезно и приятно.)
***
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
