Эмануил Ласкер. Мыслитель
Когда мы вспоминаем о Ласкере, то в памяти всплывает трафаретный образ патлатого, бесформенного старика с ломанным носом и короткими усиками, неловко вполоборота сидящего к шахматному столику. Эмануил не торопясь чиркает спичкой, подносит ее к неизменной, торчащей из угла его рта, сигаре, делает длинную затяжку. А затем вся его маленькая ленивая фигура вдруг резко подается вперед, рука стремительно исполняет ход на доске, – и вновь вся замирает на месте, живыми остаются только его глаза.
Как бы нам ни хотелось, мы не знаем молодого Ласкера. Ласкера, которому за каждое слово, жест или поступок приходилось отвечать, – и буквально сражаться за место под солнцем, за право быть тем, кем он желает. Смелого, задиристого, готового буквально с каждым полезть в драку и отстоять свою правоту. И в то же время – злого, колючего и не желавшего поступаться своими привилегиями в угоду общественному мнению. Готового в любой момент, если понимал, что никакой угрозы нет, а денежки платят, поставить на кон самое дорогое, что у него было, – титул чемпиона мира по шахматам. Но как только чувствовал, что игра не стоит свеч, – находил способ выскользнуть из передряги.
Ну а как иначе он мог бы сохранять корону дольше всех в истории – 27 лет! Ласкер был, безусловно, невероятно одаренным человеком, но не настолько, чтобы не стареть и не терять практической силы на фоне набирающихся опыта молодых противников.
Он родился 24 декабря 1868 года в семье иудейского кантора в городе Берлинхен в Пруссии. Его дед был раввином и молодому Эмануилу светила религиозная карьера, но когда ему исполнилось 11, мальчик, проявлявший способности к математике, буквально сбежал в Берлин, под крыло к старшему брату, Бертольду. С блеском закончив местную гимназию, в 20 он поступил в Берлинский университет на факультет математики.
К этому моменту Ласкер уже неплохо играл в шахматы. Свою роль сыграли и соседи по парте в гимназии, и Бертольд, который был довольно приличным игроком, дружившим с самим Зигбертом Таррашем, и учебник Дюфреня, который гимназист изучил буквально вдоль и поперек. Не последнюю роль сыграл и финансовый фактор. Семья практически не помогала братьям, и Бертольд взял за практику играть в шахматы в кафе на ставку. А вслед за ним к этой практике пристрастился Эмануил. Соперники у них были, может, не самые сильные, но каждый пфеннинг имел для студентов значение, – и поэтому Ласкер взял себе за правило: каждую партию играть на пределе своих возможностей, не терять концентрации, пока игра не будет завершена и не произойдет финальный расчет.
Железная дисциплина, постоянная практика и въедливый математический ум, который с жадностью получал и анализировал новую информацию, а конец 80-х начало 90-х годов XIX был расцветом шахматной мысли, в особенности в Германии, стали тем драйвером, который позволил юному Ласкеру вобрать в себя все лучшее. Это и позиционная школа Стейница, и комбинационный протест Цукерторта, а за ним Чигорина, и новый взгляд на оценку позиции Тарраша. Эмануил открыто не принимал ни одну из этих сторон, но… он стал тем гениальным интерпретатором, который показал, как это должно работать!
А, впрочем, еще в своих кафейных баталиях он, как практик, понял довольно очевидную вещь: каждый его противник – живой человек со своими достоинствами и недостатками, и против каждого надо играть по-своему. Не просто создавать ему проблемы, но делать это максимально неприятным лично для него образом. Пустить в игру психологию.
Поэтому когда в 1889 году в Берлине Ласкер вступил в побочный турнир 6-го конгресса Германского шахматного союза, он был не необстрелянным новичком, а человеком уже с самыми серьезными намерениями. Он победил там, а затем отправился в Амстердам, где в мастерской компании занял второе место, и выиграл попавшую в прессу, партию у Бауэра – с жертвой двух слонов. Вернувшись же в Берлин, он начал рассылать вызов на матчи, и побеждать всех подряд – Барделебена, Мизеса, затем – Бёрда, Энглиша.
Понимая, что нельзя терять момент, Ласкер даже прервал свою учебу в университете и перебрался в Лондон, поближе к чемпиону мира Стейницу, – и… начал готовить базу для того, чтобы бросить вызов на матч уже ему. В 1891 году Эмануил выиграл два турнира среди сильнейших английских мастеров, а затем матчи у лучших из них – у Блэкберна и Берда, не проиграв в них ни одной партии. Воодушевленный своим успехом, от вызвал на матч Тарраша, но Зигберт снисходительно ответил: прежде чем вызвать на матч его, Эмануилу следовало сперва одержать победу в крупном международном турнире.
Ласкер не внял совету доктора, и вместо этого кинулся в погоню за Стейницем, который к тому моменту уже перебрался в Штаты. Эмануил устроил себе грандиозные гастроли по США, где он продолжал сражаться со всеми и с каждым. Выиграл турнир мастеров в Нью-Йорке (13 из 13), победил Шовальтера, и… уговорил-таки Вильгельма на матч!
Первый чемпион не имел привычки отклонять брошенные вызовы, и поэтому не видел ничего зазорного в том, чтоб «вне очереди» – первым его соперником был, конечно же, Тарраш – сыграть еще и с Ласкером. Разумеется, несмотря на все победы немца, он не предполагал, что может уступить ему. Да, Стейницу было уже 58 лет и он находился не в своей лучшей форме, однако за ним был его огромный опыт и авторитет, который при всем своем шахматном нигилизме его 26-летний соперник безмерно уважал.
Но одно дело уважать соперника и совсем другое – отобрать у него титул!
В первых шести партиях матча в Нью-Йорке шла поистине титаническая борьба. Сперва соперники дважды обменялись победами белыми, затем были две напряженные ничьи, причем ни одному из соперников в них нельзя было отдать преимущества. Ну, а затем случилась 7-я партия, в которой Стейниц (с лишней фигурой!) несколько раз проходил мимо форсированной победы, позволил Ласкеру создать контригру, – и переиграть его. В итоге черный король оказался в центре доски, где вскоре был вынужден отдать всё.
После этой партии Стейница будто бы подменили. Вслед за ней он проиграл еще четыре раза подряд. В его ходах не было прежней энергии, планы не реализовывались, а атаки не приводили ни к чему. Ласкер же заиграл как машина: если надо было ждать – ждал, надо было идти вперед – шел, раз за разом проламывая старика. Вильгельм жаловался и на бессонницу, и на головные боли, но потерянного было уже не вернуть. После того как счет стал 7:2 (матч игрался до 10 побед), чемпион предпринял последнюю героическую попытку спасти матч – ему удалось выиграть две партии подряд 13-ю и 14-ю, – но то был последний вздох перед поражением. Ласкер ответил тоже «дуплетом» – в 15-й и 16-й, а 26 мая уже в Монреале забил и финальный, десятый гвоздь в крышку этого матча.
Шахматный мир, отчасти под влиянием оценок Тарраша, в целом скептически отнесся к тому, что у него появился новый чемпион. Казалось, что как только Ласкер вернется из-за океана, и сядет за одну доску не против «престарелого Стейница», а против лучших их лучших, – тут-то все и будет ясно. И лучшей проверки для нового короля чем турнир в Гастингсе в 1895 году невозможно было придумать. В нем должны были сыграть все – и Тарраш, и Чигорин, и только что поверженный Стейниц, ну а всего 22 участника.
Ситуация для Эмануила осложнялась еще тем, что буквально перед самым турниром он перенес брюшной тиф, и не сумел полностью оправится. Тем не менее, он лидировал за три тура до финиша – 14,5 из 18, но затем проиграл принципиальную партию Таррашу, а в последнем туре еще и Блэкберну, оставшись только на 3-м месте. Впереди оказались Михаил Чигорин и доселе никому неизвестный Гарри-Нельсон Пильсбери, который как чертик из табакерки выскочил в самый неожиданный момент. Тарраш и Стейниц от трио победителей отстали довольно прилично, что окончательно спутало все карты.
Получалось, что новый чемпион мира так и не доказал своего превосходства в крупном международном турнире. И такую попытку ему предоставили буквально через полгода, в Петербурге, где сошелся квартет лучших: Ласкер, Стейниц, Чигорин и Пильсбери. Тут бы еще пятого гладиатора – Тарраша, но доктор, увы, уклонился от этого вызова.
Этот турнир 1895/96 года считается одним из главных триумфов Ласкера, но начинался он для Эмануила совсем не так бравурно. В двух первых кругах он дважды проигрывал Пильсбери, а после трех отставал от него на очко. И только фантастическая победа над американцем, в которой чемпион мира пожертвовал ему две ладьи на одном и том же поле a3, буквально опрокинула лидера – он больше не выиграл в этом турнире ни разу. А воодушевленный Ласкер на всех парах помчался к своему успеху – 11,5 из 18!
После этого все разговоры о «случайности» победы Ласкера прекратились. Эмануил, к тому же, добавил еще и уверенную победу в Нюрнберге-1896 – впереди Тарраша на 1,5 очка. Ну а точку поставил матч-реванш со Стейницем, выигранный со счетом 10:2.
После этого, всё всем доказав на шахматной доске, Ласкер смог, наконец-то, вернуться к любимой математике! Закончил Эрлангенский университет и в 1902 году защитил там докторскую диссертацию, после чего продолжил работать на кафедре математики.
Тогда же, в 1902 году, Ласкер встретил и свою любовь – будущую фрау Марту. Она ради Эмануила ушла от мужа, родила ему дочь, а потом следовала за ним во всех жизненных испытаниях, которых немало выпало на долю супруга. В отличие от жен других игроков, Марте никогда не бывало скучно в турниром зале, хотя понимала игру она слабо.
Обретшего свое как семейное, так и творческое счастье, Ласкера было не так-то легко вернуть к шахматным баталиям, и за без малого пять лет он лишь трижды, но более чем уверенно, возвращался в игре. Так, в Лондоне-1899 и Париже-1900 против сильнейших соперников он набрал невероятные 23,5 из 28 (на 4,5 очка впереди конкурентов) и 14,5 из 16 (на 2), а в Кембридж-Спрингсе-1904, где кошмарно стартовал с двух нулей, занял только 2-3-е места, пропустив вперед (на 2 очка!) молодую американскую звезду.
Победитель того турнира, американец Фрэнк Маршалл, сразу вызвал Ласкера на матч! И немец, понимая, что сейчас находится в неважной форме и ему нужно время, не стал повторять ошибки Стейница и давать немедленное согласие, – он сразу выдвинул такие финансовые условия, что Маршалл просто не мог бы их потянуть. На сбор денег у него ушло три года, и за это время много воды утекло. В общем, когда они сели за доску – в начале 1907 года, – это были уже совсем не те соперники, что играли в 1904-м. Эмануил выиграл восемь партий, не проиграв ни разу. Это случилось, не потому, что Фрэнк вдруг стал так плох – просто Ласкер крайне эффективно играл на его органических слабостях, не дав разгуляться богатой фантазии – на него точно вылили ушат холодной воды.
Через год та же история вышла и с Таррашем. Зигберт, лучшие годы которого уже давно остались позади, решил все-таки поставить на место младшего брата своего друга. Но… наткнулся совсем не на того соперника, которого ждал. В отличие от Маршалла, теперь в каждой партии Ласкер не сдерживал соперника, а наоборот изо всех сил «раскачивал лодку» с тем, чтобы выбить игру из обычной – строгой позиционной колеи. Зигберт так и не сумел найти рецепта игры против этого хамелеона: после семи партий счет побед был 5-1 в пользу Ласкера, а финальный счет матча +8−3=5 говорит сам за себя.
В «фильмографии» Ласкера значатся еще два два матча – с Давидом Яновским в 1909 и 1910 годах, – но при всем уважении считать их матчами за «корону» сложно. Начиная с их организации (другом и многолетним меценатом француза, художником Нардусом), и кончая течением. Первый из них Эмануил выиграл со счетом 7-1, а второй – 8-0.
Самой серьезной угрозой для чемпионского титула Ласкера стал его матч против Карла Шлехтера. Бедный австриец, к 1910 году достигший пика своей силы, сумел найти денег только на 10-матчевый поединок (при том, что изначально предполагалось 30 партий), и еще на «кабальных» условиях – он считался бы победителем только в случае перевеса в два очка. Так что… когда при счете 5:4 в свою пользу, он в заключительной партии вдруг резко заиграл на победу, у него были для того веские основания. Иной вопрос – почему Ласкер, до того легко расправлявшийся со всеми, не смог раскусить Шлехтера?
Почему он играл так неуверенно? Все дело в том, что он чуть ли не впервые встретился в матчей с игроком новой формации, который так же как и он, легко отбрасывал в игре все лишнее, был в полной боевой готовности. Да и «психологические штучки» Ласкера никак не проходили против австрийца, его было просто не за что ухватить. Выскочив в итоге на ничью из этого кошмарного матча, Эмануил дал своему сопернику блестящую характеристику: «Если бы стратегию Шлехтера соединить в должной мере еще с силой инициативы, то получили бы, наверное, совершенный шахматист, победить которого ни мне, ни кому другого было бы невозможно». Чемпион что называется, накаркал!
Еще до матча со Шлехтером такой шахматист появился – его звали Акиба Рубинштейн.
Ласкер разделил с ним победу в петербургском турнире 1909 года, проиграв, к тому же, личную встречу. Эти двое паровым катком прошлись по всем соперникам, оторвавшись от конкурентов на 3,5 очка. Учитывая, что Рубинштейн продолжал громить соперников и в других турнирах, вопрос о матче с чемпионом мира тут же встал во весь рост.
И снова, как с Маршаллом, Ласкер был очень жесток по части финансовых условий для проведения матча, хотя внешне он был расположен своему будущему сопернику и даже выражал обеспокоенность, что шахматный мир не хочет их с Рубинштейном встречи за «корону». Так или иначе, неопределенность продолжалась вплоть до 1911 года, когда в адрес чемпиона прилетел еще один вызов – от Хосе-Рауля Капабланки, который сыграв и выиграв первый крупный турнир в Сан-Себастьяне, тоже включился в «гонку».
Когда Эмануил резко ответил и ему, – молодой кубинец даже вспылил, назвав поступок Ласкера «нечестным», в ответ на что чемпион на время даже оборвал с ним отношения. А все споры должны были решиться на супертурнире в Петербурге в 1914 году.
На старт вышли и Ласкер, и Рубинштейн, и Капабланка, и… Алехин, о чьей избранности, впрочем, на тот момент еще никто не рассуждал. И сразу выяснилось, что Рубинштейн – уже не соперник Ласкеру: Акиба не сумел пробиться даже в финальную шестерку. Зато Капабланка блестяще прошел предварительный этап, и опережал его на 1,5 очка.
Чтобы догнать конкурента, Эмануилу надо было во что бы то ни стало и выиграть у него личную партию и надеяться на то, что кто-то еще сумеет остановить Капу. Но так все и вышло! Для начала старый лев в «безобидном» разменном варианте испанской партии одолел гениального кубинца, а затем ему поставил ножку еще и доктор Тарраш. В итоге 46-летний чемпион снова финишировал в турнире на привычном первом месте.
А вывеска Ласкер – Рубинштейн сменилась афишей Ласкер – Капабланка. Вызов на этот раз был брошен и был принят. Оставалось договориться только о месте и о времени. И тут… грянула Первая мировая война. Но если Хосе-Рауль вполне благополучно переждал все тяготы военных лет на Кубе и США, то Эмануил оказался в самой гуще этой заварушки. Ему, еврею, в Германии пришлось совсем нелегко, и он потерял практически все, что у него было. Все сбережения, математическую кафедру, друзей, меценатов. Фактически за пять лет он был совершенно разорен, – и в свои 50 не имел за душой ничего.
Так что в начале 1920 года у Ласкера, чтобы поправить свои финансы, не было другого выхода как подписать договор о матче с Капабланкой. Впрочем, ближе к лету чемпион передумал и официально «отказался» от своего титула, поскольку «шахматный мир не поддержал условия, на которых Ласкер был согласен его защищать». Речь, как легко понять, шла о деньгах. Капа, который не хотел лишать себя удовольствия выиграть, а не просто унаследовать титул, дополнительные деньги нашел, однако по условиям нового контракта чемпионом в матче Ласкер – Капабланка считался именно кубинец.
В апреле 1921 желанное стало явным – 33-летний Капабланка средь кубинских пальм и смоковниц одолел Ласкера, который был старше его на 20 лет. Как и Стейниц во время матча с ним, Эмануил испытывал проблемы со здоровьем, у него скакнуло давление, – и после 14-й партии, когда счет вырос до 4-0 в пользу Хосе-Рауля, он сдал матч.
Всего Ласкер удерживал звание чемпиона мира по шахматам 26 лет и 337 дней!
Несмотря на потерю титула, Ласкер продолжил выступления. Победил в Остраве-1923, а затем – в грандиозном турнире в Нью-Йорке-1924, где в очередной раз обогнал Капу, даже несмотря на поражение в личной встрече. Несмотря на то, что он был старейшим, причем с отрывом, участником, 56-летний Эмануил смог выиграть микро-матчи против всех соперников! Через год он должен был побеждать и в Москве, но… «споткнулся» в знаменитой партии против Торре, в которой попался на «мельницу», и упустил в отрыв будущего победителя – Боголюбова. Но зато Ласкер снова перегнал Капабланку.
Через два года экс-чемпион мира посчитал для себя личным оскорблением, когда он не получил приглашения на турнир в Нью-Йорке 1927 года, и официально заявил о том, что уходит из шахмат. И ведь Ласкер действительно ушел! Математика, философия, бридж, верная Марта – что еще надо человеку, чтобы достойно встретить старость?
Наверное, он так и закончил бы свои дни за тихой университетской скамьей, если бы не нацисты, которые заставили Ласкера, спасаясь от еврейского преследования, бежать в 1933 году из Германии. Чтобы прокормить семью, ему пришлось возобновить и карьеру. Старый конь борозды не портит, – и 66-летний Эмануил сперва стал 5-м в Цюрихе-1934, а в Москве-1935 занял уже 3-е место, снова обойдя уже экс-чемпиона мира Капабланку! То, что престарелый Ласкер не уступил ни разу и ярко переиграл извечного соперника, газеты назвали «биологическим чудом». Этот невероятный успех стал для него своего рода пропуском в СССР, в котором он провел два года, и отбыл в канун 1937 года.
На короткое время Эмануил получил всё: работу в математическом институте АН СССР, шахматную славу и почет, а также возможность писать и издаваться. Ведь, несмотря на то, что он никогда не делал акцента на шахматном просвещении (за исключением пяти лет, когда он издавал «Lacker Chess Magazine»), Ласкер оставил после себя не так мало литературных памятников и ввел в обиход массу общепринятых игровых понятий.
Увы, всякому биологическому чуду приходит конец. Ласкер в 1936 году занял 6-е место в Москве и 7-8-е – в Ноттингеме, где впервые в истории шахмат одновременно играли 5 чемпионов мира: Ласкер, Капабланка, Алехин, Эйве и Ботвинник (правда, тот стал им – в 1948 году). После бегства из СССР в больших турнирах Эмануил уже не играл.
В последние годы в США экс-чемпион выступал с лекциями и сеансами одновременной игры, продолжал писать и даже начал показательный матч с Маршаллом. Увы, здоровье все чаще стало подводить Ласкера, – и сразу же после наступления нового 1941 года он «с почками» оказался в клинике, в которой и умер 11 января, в возрасте 72 лет.
О смерти титана скорбел весь шахматный мир. А его влияние на этот мир было едва ли не самым большим в истории. Он был, по сути, первым профессионалом, который смог на собственном опыте показать всё, из чего складывается успех в шахматах, насколько надо быть жестким и непримиримым, чтобы всегда оставаться на вершине. Даже если тебя, в отличие от многочисленных противников, никогда и не называли гением!
Во-вторых,в матче со Шлехтером последнему нужно было бы победить с разницей в два очка только в том случае,если бы в матче,как планировалось изначально,было бы сыграно 30 партии.При игре в 10 партий такое условие было отменено,и Шлехтера вполне устраивала ничья в последней партии,но сделать её он не сумел.И,наконец,назвать отъезд Ласкера из СССР бегством...