21 мин.

Даниэль Альфредссон: «Доминик Гашек – он как Уэйн Гретцки в мастерстве забивать голы»

96

Детство. Отрочество. Драфт.

- Алексей Ковалев в юности жил в «динамовском» общежитии. Рассказывают, что там утром можно было встать, а кто-то уже в твоих носках ушел. Каким было ваше детство?

– Мы не жили в общежитии. У меня было нормальное детство. Но пока я рос, занимался всеми возможными видами спорта. Играл в хоккей, футбол, теннис, гандбол… И, думаю, поэтому я поздно раскрылся. Я не посвящал всего себя хоккею. Мой карьерный взлет случился, когда мне исполнилось 19 лет – тогда я попал в команду шведской Элитсерии.

- А до этого вы еще и в теннис успевали играть?

– Да, но это было больше хобби. До 16 лет я серьезно занимался футболом. Два года я хорошо играл в гандбол. И я по-прежнему люблю играть в разные виды спорта. У нас большие теннисные противостояния с Сергеем Гончаром. Еще сейчас уделяю внимание гольфу.

- Почему вы все-таки остановились на хоккее?

– У меня были равные способности и в хоккее, и в футболе. Когда мне было пятнадцать, и там, и там сказали, что нужно выбирать. В то время я подумал, что хоккей интереснее. Хотя у меня хорошо получалось и в футболе тоже. Возможно, я мог бы стать хорошим футболистом.

- Чем помогла Элитсерия?

– Летними тренировками. Мы занимались каждый день, получали серьезные нагрузки. каких раньше у меня не было. Вот почему я становился сильнее, катался намного лучше.

- Тяжело было?

– Да. Но мой отец однажды сказал мне… Кажется, мне было тогда 17 лет. Мы ехали на тренировку, и он произнес: «Ты знаешь, ты мог бы играть в шведской Элитсерии. У тебя есть способности. Но я не знаю, справишься ли ты с тренировками, с летним лагерем, которые «прилагаются» вместе с этим».

Было трудно. Но я все время думал, что будет еще труднее. И когда становилось сложнее, мне снова казалось, что должно быть еще более сложно. И так все время. Я никогда не думал: «Это так тяжело». Я все время ожидал, что должно было быть еще хуже. И не замечал, как много трудился. Думаю, это были отличные слова моего отца.

Неожиданный драфт

- Когда вам было 19-20, вы начали беспокоиться о том, что ваших сверстников уже задрафтовали, а вас нет?

– Я просто мало знал о НХЛ. Меня задрафтовали в 1994 году. И я даже не знал об этом. Мне позвонили на следующий день после драфта и сообщили: «Ты задрафтован «Оттавой Сенаторс». Я ответил: «Окей». И после даже не предполагал, чего ожидать. У меня не было агента, чтобы решать такие вопросы.

- То есть известие о драфте для вас праздником не стало? Как для большинства ребят.

– Я не знал, что это значит. Месяцем позже мы играли летний выставочный матч, я встретил шведского скаута «Оттавы». Он вручил мне свитер и кепку. И все. Я понятия не имел, где был драфт, какое это имеет значение. Я извинился и сказал, что собираюсь играть в Швеции следующий сезон. Мне тогда был двадцать один год. И у меня не было такого, чтоб я ждал драфта, когда мне было восемнадцать, девятнадцать, двадцать лет. Просто это случилось.

- Но у вас была цель – играть в НХЛ?

– Нет. Когда я рос, я хотел играть в сборной. Я знал, что есть НХЛ, но у нас не показывали матчи по телевизору, мы не могли реально следить за ними. Так что мы следили за шведской Элитсерией и играми национальной команды.

- Но вы все же отправились в Оттаву.

– Я остался еще на год в Швеции, отыграл на чемпионате мира 1995 года в Стокгольме. Забил гол в овертайме в матче против Канады в полуфинале. После этого турнира из «Оттавы» позвонили мне и спросили, хочу ли я приехать. Я подписал двусторонний контракт и сказал: «Попробую. Если не получится, вернусь домой». Когда приехал в Канаду, понял, что моя игра больше подходит для маленькой площадки, чем для большой.

- Что еще там для себя открыли?

– Я удивился, что там меньше игры с шайбой. Там хоккей был намного проще, чем в Европе. Думаю, что все европейцы, которые вырастают на больших площадках, должны контролировать шайбу больше. А на маленьких – более силовая и прямая игра. Что от меня и требовалось. Но я очень хорошо катался. Это позволило тренерам уже в первые годы понять: «Этот парень может играть».

- Откуда у шведов такая верность своим клубам? Вы, Лидстрем, Зеттерберг… Национальность здесь имеет значение?

– Не знаю. У вас вот Павел в «Детройте» чуть ли не всю жизнь. Не думаю, что он собирается его покидать. Надеюсь, что нет.

Это удача, что я провел всю карьеру в одном городе. Конечно, были времена, когда я думал: «Наверное, можно попробовать что-нибудь еще». И я уверен в мои худшие матчи, руководство команды думало о том же. Но потом все вновь становилось на свои места. Такая привязанность к клубу – одна из тех вещей, которыми я горд.

Шведы очень похожи с канадцами – хотя бы по тому обществу, которое они строят. Социалистическая страна с таким же климатом. И, думаю, они относятся к приезжим так, как в некоторых других странах не могут себе позволить. У меня все четверо сыновей родились в Канаде, и я считаю, что Оттава – это прекрасное место для жизни. Маленький город, в котором очень любят хоккей.

Хоккей – это не все

- Каково это – быть отцом четверых детей?

– Иногда трудно, когда ты играешь по разным городам и много времени проводишь вне дома. У них в это время дни рождения или хоккейные турниры, которые я не могу посетить. Но все-таки дети – это огромная радость. Ты осознаешь, что хоккей – это не все. Знаете, в молодости думаешь: «Каждая игра так важна. И я обязан сделать все, что я могу».

Когда у тебя есть дети, уже: «Хорошо, хоккей – это не вся жизнь. Нужно позаботиться о своей семье и детях». Рождение детей – это лучшее, что случалось со мной. Мне очень повезло, что у меня четверо детей и все они здоровы. Надеюсь, я смогу научить их многому в спорте.

- Что делаете, когда у вас нет возможности поздравить детей с днем рождения лично?

– Ну, сейчас ты, по крайней мере, можешь поговорить с ними по скайпу или фэйстайму. Можно «дозвониться» до них и пожелать счастливого праздника. У моего старшего сына 9-й день рождения был во время чемпионата мира в Швеции, семья приехала туда. Но мы сделали сыну подарок заранее, еще до того, как я уехал на турнир, – новый велосипед, который он очень хотел получить. Ты стараешься сделать все. И, знаете, дети нормально к этой ситуации относятся, это больше у меня сердце болит. А сыновья мне рисуют картинки, которые я беру с собой в поездки.

- Стефан Лив рассказывал: чтобы дети ничего не разбили дома, играя в хоккей, у них создана специальная комната.

– У нас хоккей на цокольном этаже, оттуда переехало все, что они могли бы сломать, поэтому мы не сильно волнуемся. Думаю, там они могут разбить только телевизор, чего пока не случилось. Но в Оттаве зимой всегда очень холодно. Мы разрешаем детям кататься на роликах дома, и за этим занятием они разбили пару стаканов на кухне. Но это дети. И я с ними счастлив.

- А вы каким были в детстве?

– Я был очень занятым ребенком. Не мог сидеть на месте. Был везде, должен был постоянно двигаться. И смотрю, мои дети такие же. Мы ходили в морской музей в Швеции. Говорили детям: «Посмотрите на это, на то…» Хотели показать им все. Но они даже не слушали. Просто бегали, бегали и бегали.

- Какие воспоминания у вас остались о Ливе и Демитре?

– Стефан был одним из самых веселых и счастливых людей, которых я когда-либо встречал. Он всегда очень сопереживал людям, старался делать так, чтобы другие всегда чувствовали себя хорошо. Он знал, что иногда выглядел глупо, но воспринимал это нормально, потому что любил веселить нас. Его нравилось, когда все вокруг смеялись. Великолепный человек.

Демитру я помню по своему первому тренировочному лагерю. Позитивный человек и очень мастеровитый игрок. Но мы недолго «пересекались» в Оттаве. Я помню, один раз утром он проспал лагерь, и за это его сразу же отправили в фарм-клуб.

- Что такого делал Стефан?

– Как-то Стефан подошел ко мне и сказал, что купил новый телевизор, потому что не смог найти пульт от старого. А после покупки пульт от старого телевизора нашелся в холодильнике. Но у Стефана никогда не было еды в холодильнике, поэтому он и не заглядывал туда.

Еще Стефан рассказывал нам, как собирался стать прекрасным водителем в Швеции. Пошел на курсы, про которые писали. И сразу же заехал не туда. Инструктор ему: «Нет-нет, давайте все же вернемся назад…».

Никогда не садись пьяным за руль

- Кстати, о езде. Знаю, что в Швеции очень строгие законы.

– Да. У нас, например, очень серьезно относятся к вождению в нетрезвом виде. В большинстве стран ты можешь выпить одну-две бутылки пива и затем сесть за руль, в Швеции – нет. Ты можешь выпить одну банку пива, и затем жди час до того, как заведешь машину. И не имеет значения, кто ты: знаменитость или нет. Если полиция останавливает тебя и находит в нетрезвом виде, твою машину забирают, а ты отправляешься в суд.

Иногда мне хочется выпить бокал вина и затем поехать домой. Но я смотрю на своих детей и думаю, что такие правила нарушать нельзя. Если ты хочешь выпить – возьми такси или доберись на автобусе. Мне очень нравится этот закон. Он строгий, но спасает жизни.

- Вас когда-нибудь останавливала полиция?

– Да. Но я полностью уверен, что я никогда не сяду в нетрезвом состоянии за руль, поэтому у меня нет опасений, если нужно подышать в «трубочку».

- То есть вас останавливали за превышение скорости?

– Нет, просто иногда останавливают в качестве проверки. Даже если ты едешь, не нарушая правил. Но мне не за что беспокоится. И я говорю всем детям и подросткам в Оттаве: «Одно из правил вы никогда не должны нарушать. Мне все равно, если вас найдут пьяными на улице в центре города. Это нормально. Но никогда не садитесь в нетрезвом состоянии за руль!».

Фанаты злились

- Что у Никиты Филатова не получилось в «Оттаве»?

– Он играл нормально, когда был с нами в основной команде. Получил шанс поиграть немного в первом звене со Спеццой и Михалеком, он просто не забивал. Никита много работал, но он не отправлял шайбу в сетку ворот. А это то, для чего его и приглашали. Чуть позже тренеры дали ему 7 или 8 матчей, чтобы исправиться, но ничего не изменилось. Кому-то еще дали возможность проявить себя, а Филатова опустили в фарм. Ему давали еще шансы, но он не мог забить. Он говорил: «Я не хочу играть в фарме, поэтому собираюсь вернуться в Россию».

- Вы с ним общались?

– После того, как он уехал, нет. Я думаю, он хороший парень. Трудится достаточно много. Но него были тяжелые годы в «Коламбусе», за которые, возможно, он потерял уверенность в себе.

- А что скажете о ситуации с контрактом Яшина?

– Не думаю, что кто-то считал Яшина неправым. Но иногда, особенно в Канаде, если ты зарабатываешь много денег, от тебя ждут провала. Это часть спорта. И в таких случаях люди просят обмена, хотят получить что-то новое.

- То есть никто не злился?

– Фанаты злились. Я же надеялся, что он будет играть, потому что он мог быть полезным для нашей команды. Но контрактные ситуации каждый игрок решает сам. Думаю, это повлияло на то, что его так поздно обменяли. У него были жесткие переговоры. Но в нашей команде он был хорошим игроком. И как человек Яшин, кстати, достаточной приятный и спокойный.

Помню, я был у него дома на ужине с его родителями. Они приготовили ваши национальные блюда. Отличные люди. Думаю, Яшин не всегда был понят за океаном, потому что не слишком много общался. Но мне нравится Алексей.

- И русская еда?

– Да. Очень.

- «Оттава» пока ни с Яшиным, ни без него не выиграла Кубок Стэнли....

– Я бьюсь над этим уже так долго, и осознал, как тяжело его выиграть. У меня было несколько возможностей завоевать его, мы почти это сделали. Но… Когда завершу карьеру, я всегда буду думать: «Я сделал все, что мог, я отдал все для этого». У меня нет сожалений. Но мне хотелось бы выиграть Кубок.

«И у меня на это пять причин…»

- Гол имени Томи Сало помните?

– Да.

- Какие мысли приходили в тот момент?

– Я по-прежнему думал, что мы можем выиграть матч. Я не уверен, что мы проиграли именно в тот момент. Мы вели 1:0, у нас было преимущество 5 на 3, но мы его не реализовали. Удалились, и нам тут же забили. И затем еще в большинстве. На протяжении всего матча мы действовали не так уж и хорошо. Но нам надо было забивать белорусам гораздо раньше, чем, когда нам забросили ту шайбу.

– Почему же вы все упустили?

– Было несколько факторов. Один из них – раннее начало матча. Мы играли в 11 утра. Тело находится еще не в том состоянии. К тому же, мы сразу начала с гола, и, думаю, решили, что теперь будет легко. А в ответ получили пару шайб. Затем белорусы ушли в глухую оборону, а мы уже были немного морально разобраны. У соперника в тот день все сложилось просто идеально. Все было за них.

- С Сало кто-нибудь общался после того четвертьфинала?

– Мы все общались. Играла плохо вся команда, а у голкипера всегда самая тяжелая роль. И если ты пропустил решающий гол, то, естественно, «засветишься» в прессе. Мы старались поддерживать друг друга, потому что уже ничего не могли изменить. Мы пережили это и извлекли уроки.

Гашек – это Гретцки в воротах

- Константин Симчук, который был голкипером сборной Украины, любит громко комментировать действия на льду. Сталкивались с такими вратарями?

– Да. Не то, чтобы с «очень громким», большинство голкиперов тихие. Но вот Доминик Гашек любит быть вовлеченным в игру: покричать, дать защитникам знать, что все игроки на льду и тому подобное.

- С Гашеком было комфортно?

– Да, было здорово. Знаете, почти все вратари играют по определенной системе. Но я обнаружил, что у Гашека такой не было. Он все время делал разные сэйвы, в зависимости от того, как ему подсказывала интуиция. Он просто смотрел: «Ага, форвард делает вот это, я сделаю вот так…» Он был очень умным. Я бы сказал, Доминик Гашек – он как Уэйн Гретцки в мастерстве забивать голы. Как он видел площадку, как предугадывал, что будет…

- То есть Гашек реагировал на конкретный момент, никой стандартной схемы реагирования, так?

– Да. Точно. Никаких привычек. Только инстинкты. И он почти всегда оказывался прав.

- Гашек на льду и вне – разные люди?

– Да, он из тех людей, у которых две личности. На тренировке или в матче он ненавидел наблюдать шайбу в своих воротах, он всегда был очень серьезным, много работал. А вне льда он мог расслабиться, повеселиться.

- Бывало, что сильно разозлиться?

– Да. Но обычно контролировал себя. Не кричал, например, а больше просто был разочарован.

– Сколько клюшек, навскидку, пострадало от ваших рук?

– Не так много. В НХЛ я, возможно, ломаю одну в год. Чем старше я становлюсь, тем реже это делаю. В этом году сломал две клюшки. Не знаю, почему. Иногда просто такая досада берет, нужно куда-то выплеснуть эмоции.

Младший брат Эрик

– Вы подъехали к Карлссону, когда он подрался на чемпионате мира. Что сказали?

– Я просто хотел знать, что произошло. Я не видел. Эрик рассказал мне, на что я ответил: «Хорошо для тебя…». Он знал, что у нас следующая игра очень важна, а он мог получить дисквалификацию. Но, думаю, и без этого он контролировал себя в том моменте.

– Шведские журналисты говорили, что вы ездили успокаивать его.

– Нет, я не делал этого. Я доверяю Эрику, и он это знает. Момент был за моей спиной. Когда рефери дал свисток, я обернулся и увидел борьбу Эрика с другим парнем. До того момента, как буду говорить с судьями, я хотел узнать, что все-таки произошло. Эрик сказал, что просто подошел ответить обидчику, и они начали драться. Но я не говорил Эрику: «Успокойся».

– Вы для Эрика как папа или старший брат?

– Скорее, второе. У нас почти двадцать лет разницы. Я просто люблю его энергию, его энтузиазм во всем, что он делает в жизни. Будь то хоккей или игра с моими детьми, проведение времени с друзьями. Он делает людей вокруг себя счастливыми. И я просто стараюсь ему помочь настолько, насколько могу. Особенно вне льда. Знаете, жизнь игрока НХЛ может быть трудной для молодого парня. А на льду он знает, что делать. И он научился этому сам. Мне интересно видеть его развитие, взлет его карьеры. Он особенный игрок.

– Когда вы первый раз с ним увиделись?

– На драфте. Я поднялся и произнес его имя, что мы задрафтовали его.

– Сразу поверили в Карлссона?

– Я видел его потенциал. Но заранее не знал, собирается ли он сразу уехать в НХЛ или нет. Он с самого начала очень впечатлил. Думал, что возможно, я не успею поиграть с ним: его становление могло занять еще пару лет. Но как он катался… Эрик сразу показал, что может играть здесь и сейчас. Потребовалось время, чтобы тренеры поверили в него. Я считаю, если б Пол Маклин пришел к нам раньше, то Эрик сейчас стал бы сейчас еще лучше. Видно, что этот тренер очень помог ему. Я был абсолютно уверен, что Эрик станет хорошим игроком. Но может быть не так быстро.

– Эрик любит пошутить?

– Постоянно.

– А вы?

– Я тоже. У Эрика больше энергии, чем у меня. Но мы любим весело проводить время вместе, несмотря на такую разницу в возрасте. Мы во многом одинаково смотрим на жизнь. Даже учитывая, что у меня четверо детей, а у Эрика их пока нет. И мне нравится, когда он шутит надо мной. Он постоянно прикалывается по поводу моего возраста.

– Как?

– На чемпионате мира, как раз в той игре, когда Эрик подрался, в третьем периоде на экране показывали рекламу о том, что на следующий день состоится матч ветеранов. Карлссон интересовался, собираюсь ли я играть.

– И что вы ему ответили?

– «Может быть, один период…».

По-прежнему молод

– Андре Агасси в своей книге писал, что в 36 лет чувствовал себя на 96…

– Я иногда чувствую себя по-прежнему на 25. Особенно на льду. Когда ты становишься старше трудно осознавать, что ты все медлительнее и медлительнее. И я знаю, что так и происходит. Но я по-прежнему чувствую, что могу кататься. Может быть, я уже не такой быстрый, каким привык быть, но я все еще в игре и знаю, где быть на льду, в каком месте, когда. Я чувствую себя молодым.

Просто сейчас мне нужно тренироваться больше и умнее подходить к занятиям. Когда ты молод, ты можешь поднимать самый тяжелый вес, чтобы быть сильнее. Я же больше не пытаюсь увеличить свою силу, я стараюсь ее сохранить. И по-прежнему получаю удовольствие от тренировок. Поэтому я закончу с хоккеем тогда, когда пойму, что меня больше не тянет в зал, что это уже не в радость.

– У вас в этом году было два сотрясения мозга.

– Да. Это первые два сотрясения за всю мою карьеру. Было тяжело. Но я был рад, что после этого смог вернуться. В прошлом году у меня еще была операция на спине – самая тяжелая травма, потому что мы долго не могли найти причину, которая вызывает боль. Был затронут нерв, поэтому мне с каждым годом становилось все хуже и хуже. Но после операции я почувствовал себя гораздо лучше, потому смог отыграть сезон и приехать на чемпионат мира.

– Как долго вы восстанавливались?

– У меня была операция в июне в прошлом году, и я восстанавливался где-то четыре недели. Было так здорово вернуться к тренировкам, уже не испытывая боли в спине. Но я восстанавливаюсь до сих пор, должен поддерживать спину и сердце, особенно.

Поделитесь своей историей

– Вы уже думали, что будете делать после хоккея?

– Да, и я не знаю. У меня есть несколько идей: остаться в хоккее с «Оттавой» или же вернуться в учебу и получить новые знания в чем-либо, возможно, в менеджменте. Но пока я не определился. Думаю, когда завершу карьеру, то немного расслаблюсь, побуду с семьей и потом решу, куда я хочу направить мою энергию. И, естественно, учту пожелания моей жены.

– Знаю, вы занимаетесь благотворительностью.

– Я поддерживаю два главных дела. Помогаю мальчикам и девочкам: у нас есть несколько домов в Оттаве, куда они могут придти после окончания школы, если им некуда больше пойти. Мы устраиваем мероприятия каждый год, куда приходят тысячи людей и нам удается собрать большие суммы денег.

И еще я поддерживаю людей, которые имеют психических расстройства, различные виды беспокойств, состояние тревоги. Я помогаю собирать деньги и рассказываю об этих заболеваниях. Я говорю публично об этом, потому что думаю, что сейчас у нас это считается постыдным. Люди «заметают это под ковер», чтобы никто не видел, открещиваются и не хотят говорить об этом. А те, кто страдает заболеваниями, думают, что это их вина и молчат. Люди не видят помощи. И приходят еще большие проблемы. Я рассказываю об этом.

– Это из-за того, что случилось с вашей сестрой?

– Да.

– Как она себя сейчас чувствует?

– Ее самочувствие постоянно скачет вверх-вниз. Но она лечится. Думаю, то, что я говорю об этом публично, тоже помогает ей, и это улучшает наши взаимоотношения.

Пока мы недостаточно знаем о психических заболеваниях. Люди боятся этого. И я тоже. Имею в виду, что для всех это непросто. Я разговаривал с больными. Все повторяют: «Это так хорошо, что ты говоришь об этом. Мы чувствуем себя гораздо лучше. Теперь мы можем общаться на эту тему с семьей, с врачами». И люди уже могут получить помощь.

Но ведь по-прежнему есть много больных, которые не делают этого. Я могу помочь людям, говоря об этом и делясь моей историей, историей моей сестры, особенно в Оттаве, где я такая популярная фигура.

– Вы можете обратиться через это интервью к людям, страдающим психическими заболеваниями.

– Я хотел бы сказать… Поделитесь своей историей. Не бойтесь. Это тяжело. Все зависит от того, можешь ли ты получить помощь. Я думаю, что сейчас уже во всех странах есть учреждения, занимающиеся этим. И расскажите о проблеме своей семье. Иногда ты чувствуешь, что ты один. Но это не так. Есть много людей с такими же сложностями. Здесь нечего стыдиться. Это болезнь. Но ее нельзя увидеть, просто взглянув на вас. И вы же ничего не говорите. Поэтому поделитесь с людьми. И не стыдитесь.

– А что посоветуете всем остальным?

– Поступайте с людьми так, как ты хотите, чтобы поступали с тобой. Это прописная истина. Но она очень верная. Если вы будете хорошо относиться к людям, они ответят вам тем же, даже если не сразу. Еще я верю: работайте много и хорошее обязательно придет, независимо от того, что вы занимаетесь в жизни. И заботьтесь о своей семье и друзьях. Это очень важно.

Даже если я зарабатываю много денег, моя жизнь по-прежнему меняется: то вверх, то вниз. Я не всегда счастлив. А если ты говоришь со своей семьей и друзьями – вы помогаете друг другу. Может быть, легче отбросить эти вещи. Но если вы все-таки будете их придерживаться, у вас будет великолепная жизнь.