14 мин.

Умер Владимир Перетурин

Квартира Владимира Перетурина спрятана в одной из 16-этажных высоток неподалеку от Ботанического сада МГУ – с чудным видом на безлюдный проспект Сахарова и гостиницу Ленинградская. Сам Перетурин не спускался вниз уже очень давно – после того, как весной этого года у него случился инсульт, второй за последние 15 лет, комментатор провел месяц в больнице, а все остальное время не поднимался с кровати, придвинутой к стенке его небольшой комнаты. Комнаты, увешанной флажками и вымпелами с кубков мира, грамотами и дипломами, заставленной статуэтками и потертыми черно-белым фотографиями. На одной из них Перетурин сидит рядом с Пеле и широко улыбается в камеру. На другой – стоит у ворот в метре от усталого Яшина и протягивает вратарю микрофон.

Сейчас Перетурин не может ни стоять, ни сидеть. Укутавшись в одеяло, он приподнимает голову и приветствует меня, а затем, пока я плюхаюсь в кресло, переводит взгляд на экран телевизора. Волейбольный «Газпром-Югра» там как раз размазывает казанский «Зенит». В этой комнате спортивный канал работает круглые сутки.

– Я хорошо себя чувствую, – в какой-то момент говорит он. – С кровати не встаю, но болит только нога, левая. Больше ничего не болит. Но что будет дальше, никто не понимает. Говорят, только бог знает.

– До инсульта все было нормально?

– Да, абсолютно. Даже когда у меня первый инсульт был в 1998-м, я всего два месяца после этого лечился, а потом все хорошо. А почему этот случился, так и непонятно. Никаких отставаний не было.

– Некоторые люди уверены: пенсия – лучшее отрезок жизни, и единственное время, когда ты живешь для себя. До болезни вы это чувствовали?

– Нет, это ерунда. Я привык работать, и свои лучшие годы провел за работой. Сначала в футболе, потом на телевидении.

– Чем вы занимались в последние годы?

– Раз в неделю по интернету делал «Футбольное обозрение». Плюс, с разными ветеранскими командами ездил по стране, вел репортажи. Ездили даже в Казахстан, на Украину. В Казахстан раза три приезжали, и там ко мне такая очередь за автографами была… человек 150-200. Это было и интересно, и какие-то деньги платили. Был хороший плюс к пенсии.

Ерунда

Фото: Сергей Дроняев

– Давайте сразу начнем с актуального, – Перетурин оживляется и хмурит брови. – Я хочу сказать вот что: в футболе у нас бардак. Сколько раз уже ракеты пускают? На Кипре пускали – судья уводил. В Нижнем Новгороде пускали. И опять тоже самое.

– Как вам идея с чемпионатом СНГ?

– Ерунда. С какой стати? Наверное, смотреть интереснее было бы. Но оснований нет. Давайте чемпионат Европы сделаем. Или чемпионат мира регулярный. То, что происходит у нас с футболом, это ужас.

– Когда президентом РФС стал Николай Толстых, вы были рады?

– Я Колю прекрасно знаю, он не годится для этой роли. По характеру. Он недостаточно жесткий. Его можно уговорить. Понятно, что он лучше Фурсенко – хуже того не было никого. Даже Колосков был лучше.

– В своем майском интервью вы довольно жестко прошлись не только руководителям клубов, но и по комментаторам.

– Да. С Маслаченко все закончилось. Раньше комментаторы были личностями, сейчас таких нет. Мне приятно слушать Стогниенко более-менее, а с «НТВ-Плюс» – никого. Я аже возмущен. Все эти комментаторы с птичьими фамилиями – Уткин, Гусев, Орлов – это безобразие. На Первом все КГБшники, но Гусев главный из них. Он же и выжил меня с телевидения. А все остальные комментаторы – они все время говорят не о футболе, а о том, как много они знают. Я раньше был вынужден выписывать иностранные газеты и все новости узнавал оттуда. Они сейчас имеют возможность читать и слушать, что угодно, поэтому на матче «Динамо» – «Спартак» рассказывают о том, что происходит в «Реале» или «Манчестере», показывая свои знания. Ну и потом штампов много. Раньше у комментаторов даже штампы свои были. Сейчас – нет.

– У вас дома «Плюс» есть?

– Нет. Надо заплатить, надо звонить куда-то. Поэтому нет. Но у меня кроме «России-2» еще «Евроспорт» есть, там смотрю. Мне жалко, что футбол загнали черт знает куда – то есть на платный канал.

– По «России-2» смотрите только трансляции или передачи тоже?

– Нет, мне не нравится. Там все время каких-то девушек приглашают.

– В последнее время вас звали на телевидение?

– На «Плюсе» начальник приглашал вести какую-то передачу типа «Футбольного обозрения». Но Уткин был против. Я не обиделся. Я просто проигнорировал это.

– По-вашему, почему он был против?

– Я думаю, просто боялся конкуренции. А вообще в сегодняшних комментаторах мне не нравится еще одна вещь – они боятся говорить правду. Например, о договорных матчах. Понятно, что факты не всегда есть, но иногда же есть. У меня, например, есть несколько. Знаете такого специалиста Сарсанию?

– Конечно.

– Он столько договорных игр «Зениту» принес. Мне знакомые все рассказывали. А помните, где работал нынешний тренер ЦСКА Слуцкий?

– В «Крыльях».

– Нет, еще раньше.

– В «Москве».

– Да. И вот в году… не помню, в каком, но еще при старом мэре, до конца сезона оставалось две-три игры. «Зенит» со «Спартаком» боролись за золото (речь идет о сезоне-2007 – прим. Sports.ru). Лужков вызвал Слуцкого и что-то ему сказал. После этого «Москва» слила «Зениту» 0:1, там не было никакой спортивной борьбы. И Слуцкого сразу выгнали.

– Вы это кому-то рассказывали?

– Только знакомым. Если бы у меня был эфир – как-нибудь я намекнул бы.

– Русский тренер, которого вы считаете самым талантливым из тех, кто работает до сих пор?

– Забыл фамилию. Тот, которого за договорной матч из «Локомотива» убрали.

– Красножан?

– Да. И не один человек, кстати, так и не написал, за что его уволили.

– Смородская так и не объяснила.

– Да стерва эта Смородская. Потому что к футболу никакого отношения не имеет. А про тренеров – еще Силкин. Он в пять раз лучше Петреску, которого надо гнать. Он неплохо работал в «Кубани», но что для «Кубани» хорошо, для «Динамо» – нет.

Тамада

У Перетурина звонит телефон. Люда, светловолосая девушка, работающая кем-то вроде сиделки, подносит ему трубку, и он замолкает на 30 секунд, а затем говорит: «Спасибо, Саш. Спасибо, что вспомнил. Я тоже помню всех, с кем работал. Все в руках божьих». Пару минут он рассказывает о своем самочувствии, потом кладет трубку и снова поворачивается ко мне.

– Это Саша Сайкин. Комментатор такой был у нас волейбольный.

– Общаетесь с кем-нибудь из ветеранов? Бубнов, Ловчев, Рейнгольд?

– С Бубновым общался, когда он еще был здоровым. Мы с ним, с Ловчевым выступали раньше в каких-то местах. Сейчас уже не общаюсь. Они не звонят, ну и я тоже не звоню.

– Благодаря вашей профессии вы познакомились со множеством интересных людей – в том числе с теми, кого знает вся страна. Назовете пару фамилий?

– Илья Олейников, например. Он даже приезжал сюда. Выступал как-то у меня вторым ведущим в «Футбольном обозрении», другой тогда уехал в Канаду. После передачи ему надо было ехать в Ленинград, а у нас же тут вокзал близко, поэтому решили – заедем ко мне. Посидели тут, попили чаю, я его потом проводил. В следующий раз встретились на дне рождения у Саши Калягина.

– Знакомством с каким человеком вы гордитесь?

– Я рад, что был знаком с Юрой Никулиным. Делал с ним интервью однажды, а он потом дал мне пропуск в цирк и мы с сыном бесплатно ходили на представление. Я потом даже пошутил на эту тему. Приехал в Днепропетровск в 1982 году, а там как раз устроили вечер перед началом сезона, который попросили меня вести. В зале артисты разные сидят, игроки, а я выхожу и говорю: «Большой вам всем привет от Юрия Владимировича». Все перепугались, тишина гробовая – подумали-то, что про Андропова. А я улыбаюсь: «От Никулина».

В тот же Днепропетровск как-то ездили с Моргуновым, с которым хорошо дружили. У него часто там были разные вечера, а я приезжал на футбол. В тот раз в городе было ЧП – туда нельзя было приезжать иностранным командам, потому что ракеты там делали, еще что-то. А «Днепр» должен был играть в Лиге чемпионов с «Бордо», домашний матч. Тут выясняется, что КГБ французов не впускает. Хорошо, выбрали Кривой Рог, до которого километров 150, и перенесли матч туда. А Моргунов ведь был другом команды – он просто так приезжал поболеть, выступить, и вот мы с ним поехали в Кривой Рог.

После игры команда уезжает, нам оставляют машину, самолет у нас из Днепропетровска на следующий день часа в два. Мы позавтракали и поехали. Едем через какое-то село и натыкаемся на ресторан, на котором написано: «Свадьба. Вход запрещен». Я уже собирался дальше ехать, а Женя говорит: «Да чего ты, пошли». Понятно, что охранники нас никуда не впускают, уже выпроваживают на улицу, и тут он громко на весь ресторан говорит: «Тамаду из Москвы вызывали?» Весь зал узнает его и как закричит: «Вызывали!» Сидели с ним там потом часа два, чуть на самолет не опоздали.

– Вы окончили педагогический институт – не очень типично для футболиста. Как это вышло?

– Да, педагогический имени Герцена, в Ленинграде. Исторический факультет. Мне нравилось, там тоже куча веселых историй случалось. Например, такая. После первого курса я сдавал экзамен по Отечественной войне. Ну, я готовился: битва под Москвой, Сталинградская битва, взятие Берлина. Так же, как и все. Прихожу на экзамен, достаю билет, а там Харьковское сражение. Ох. Ничего не знаю. Начинаю врать. Говорю: в Харьковском сражении мы окружили немцев. Преподаватель смотрит на меня долго. А потом говорит: «Вообще-то это немцы нас там окружили, сотни тысяч людей погибли». Я молчу. «Ну придете, осенью пересдадите, а пока я вам тройку поставлю».

Прихожу осенью, смотрю – а преподавателя такого уже нет. Ну я и ушел. А когда госэкзамены наступили, уже года четыре прошло, я захожу и вижу, что он сидит в приемной комиссии. Час меня гонял по всей войне. Я тогда понял: никогда не нужно врать. А сдал на четверку.

Карниз

Жена Перетурина – невысокая женщина в очках по имени Ольга – входит в комнату как раз в тот момент, когда мы заговариваем о браке. Ольга – профессиональный редактор, вторая жена комментатора, с которой он познакомился 37 лет назад, летом 75-го на свадьбе «одного журналиста». О том, кто такой Перетурин, она тогда не подозревала.

– До этого я ведь никогда футбол не смотрела, – рассказывает она. – Да и после этого. Я редактор, и меня всегда просто трясло, когда я слушала репортаж. Вслушивалась в каждое слово, думала: «Сейчас запнется, сейчас скажет что-то не то, сейчас оговорится!» Он мало делал ошибок, но делал. И он всегда так обидчиво это воспринимал, что сказала: «Все, стоп!» И перестала смотреть футбол.

– Многие советские футболисты любили выпить.

– Ой, это тяжелый случай, – продолжает Ольга. – Он даже в компании не может.

– Всегда так было?

– Всегда, – говорит Перетурин.

– Ну не надо, – смеется Ольга. – До встречи со мной, как рассказывали, было. Ну это у всех такой период наверное. Вырвался из этой спортивной жизни, была холостяцкая квартира, в которой был проходной двор. А потом все, ни в какую. «Володь, ну выпей шампанского!» – «Нет, пей одна».

– Известность мужа вам когда-нибудь помогала?

– Помнишь, как мы с тобой у Комсомольской шли, а к тебе человек бросился и чуть ли не закричал: «Спасибо! Спасибо вам!» А вообще историй была масса. Он не помнит вот, а я очень хорошо помню, когда у него верх признания был. Он приехал из какой-то командировки, сел в такси и на каком-то светофоре тот оборачивается назад и спрашивает: «А вам никто не говорил, что вы на самого Перетурина похожи?» То есть человеку даже в голову тогда не могло прийти, что Перетурин мог сесть в его такси. Только похожий!

– Дарили что-нибудь?

– Конечно. Все с черного хода было, это естественно. Когда Васька, наш сын, родился, молока же нельзя была купить. Но папа шел, приносил полные сумки, забивал холодильник. Я тогда вообще не знала, что такое – ходить в магазин. Я сидела дома с ребенком, а он нас кормил. Вы не поверите, когда Вася маленьким был, он даже туалетную бумагу из-за границы привозил. Он доставал из сумки, и у нас радость была. Ой, вы же спрашивали про то, как помогала известность!

– Да.

– Володя – человек, совершенно индифферентный к быту. Для меня это не проблема – наоборот, мне нравится, когда никто не вмешивается. Но он помогаем мне не физически или как-то еще – а своим именем.

Ерундовая, но смешная история. Я как-то на рынке на Ленинском проспекте, когда он только появился, увидела прекрасный карниз – деревянный, резной, немецкий. Роскошный! Три с половиной метра. Я подхожу к ребятам, они говорят: «Он у нас единственный как раз, берите. А то завтра его уже может не быть «А как же мне его до дома довезти? Три с половиной метра». «Ну-у, не знаем, это ваша проблема. Идите машину ловите». Хотя в машину, понятно, его положить почти невозможно. Но я уже настроилась, в моем воображении он уже висит у нас в комнате, поэтому все равно покупаю.

Идем мы с этим парнем на склад, а он все кашляет. Я спрашиваю из вежливости: «Простудились?» «Да вот вчера на стадионе замерз, там «Спартак» играл». «У меня вот, кстати, муж тоже…». «Что, ходил?» – перебивает. «Да нет, репортаж вел». «Стойте! Перетурин? Да вы что! Серьезно, что ли? Так чего вы молчите. Ваня! Петя! Где там Петрович с его машиной? Подгоняй сюда!» За секунду все сделали, довезли, деньги брать даже отказались. Еще извинялся пять минут, что не смог его на пятнадцатый этаж один втащить. Так что иногда бывает полезно. Васька, правда, не любит фамилией бравировать, всегда молчит. Хочет сам всего добиться.

Популярность

Фото: РИА Новости/Владимир Федоренко

Небольшие часы отстукивают последние полчаса до прихода врачей, регулярно навещающих Перетурина, а за окном появляется снег.

– Давайте еще о чем-нибудь поговорим, – говорит он, когда чувствует, что я уже собираюсь заканчивать.

– А можно я свою любимую историю расскажу? – спрашивает Ольга.

– Можно, – отвечаем мы хором.

– Это было несколько лет назад. Мы с сыном тогда отправились покататься по Европе на автобусе. И на обратном пути заехали в город Нюрнберг. Все разошлись кто куда, у нас полдня на прогулку по городу. А это был где-то конец марта, весенние каникулы. Мы бродим по прекрасному Нюрнбергу, старинные здания, улочки, пасхальные яйца повсюду, впечатление невероятное. В какой-то момент начинает вечереть становится прохладно, а к автобусу нам надо вернуться только к часу ночи. Володя нам еще в Москве сказал: берите побольше денег, чтобы чувствовать себя свободными. Ну я и думаю: сейчас погуляем, потом в ресторане поужинаем, и уже можно будет возвращаться. Но часть нашей группы – молодые ребята, и они естественно все деньги уже успели спустить в этих разъездах. И вот мы идем с Васей по центру Нюрнберга, на небе зажигаются звездочки, весеннее голубое небо, а в соборе неподалеку пение, стройное, легкое. И я иду, и говорю: «Вась, запомни этот момент! Как будто путешествие во времени». А он говорит: «А ты послушай, что они поют?» Я прислушиваюсь, а там: «А нам все равно, а нам все равно». Думаю: ну, с ума сошли.

Потом выясняется, что там концертный зал, и на двух языках весит афиша на русском и немецком: «Команда КВН: «Новые рурские». Мы натыкаемся на наших ребят из группы, они без копейки, замерзшие уже. Ну я и говорю: а посидите в зале до автобуса, там как раз соотечественники. И они пошли. Вечером мы встречаемся с ними, они в восторге, кричат: «Вы не представляете, что было!» И рассказывают их: встретили их тепло, посадили в зал, только поставили одно условие – хлопать. Народу ведь мало, а зал громадный. Они присаживаются, и начинаются какие-то шутки – совершенно не смешные, совсем не тот КВН, к которому они привыкли. Они сидят и думают: все, пора валить. И тут очередной конкурс – пародий. Персонажи стандартные – Пугачева, Жириновский, вся эта компания. А в конце говорят: «А комментировать все это будет всемирно известный комментатор Владимир Перетурин!» Германия! Нюрнберг! Все наши ребята, которые знали, кто я такая и что я еду с ними в автобусе, подскакивают со своих мест и такую овацию устраивают, кричат. Весь зал на них смотрит, не понимает, что происходит – шутки-то еще никакой не было. А они заливаются в восторге! Я потом Володе так и сказала: надо было съездить в Европу, чтобы осознать свою популярность.