Мор о «Спартаке» конца 90-х: «Баранов всех подкалывал. Юрана хохлом называл, кого-то курносым, черным. Никто не обиделся»
Бывший защитник «Спартака» Эдуард Мор поделился воспоминаниями об атмосфере в команде в конце 90-х.
– Если бы кто-то сейчас увидел то наше «нормальное общение», стали бы бороться за права человека.
Любимая фишка – Робсон говорил Баранову: «Брат, брат», а тот ему: «Не брат ты мне…» И дальше по тексту. Все смеялись, а больше всех Робсон. Причем он специально говорил это Баранову, чтобы тот ему так ответил.
Вася всех подкалывал. Юрана хохлом называл, кого-то курносым, кого-то черным. Ни разу никто не обиделся. Не знаю, как можно в мужском коллективе на что-то обижаться.
Правда, была субординация – старики шутили надо мной, а я над ними - нет. Но это в быту, а в игре мне велели орать, не глядя на возраст партнеров. Сначала я стеснялся, но это быстро прошло.
У нас все рвались вперед, поэтому всегда было кого окликнуть, попросить оттянуться в оборону. В «Спартаке» игроков оценивали по тому, сколько ты создал в игре, а в других моих командах – по тому, сколько разрушил.
– Как над вами шутил Баранов?
– Называл Беккенбауэром. Но он больше любил подкалывать тех, кого никто больше подколоть не решится, а молодых трогал реже. К тому же мы жили рядом и дружили семьями.
Помню, после финала Кубка содружества нас с Васей высадили возле моего дома – он жил в соседнем. Впереди – два выходных, настроение хорошее. Прощаясь, я сказал: «Ну все, пока. Вот мой подъезд. Заходи как-нибудь в гости». – «Хорошо. Когда?» – «Когда будет желание». – «А сегодня можно?» – «Ну да». – «Буду через пять минут».
Я поднялся, не успел толком переодеться – звонок в дверь. Там Вася с пакетами в руках. Зашел, поставил. За ним – жена. Тоже с пакетами. За ней – доченька четырех-пяти лет. Тоже с пакетиком. Душевно посидели, – сказал Мор.
Неймар вышел из чата.
– Нет-нет. (Спокойно.) Я буду говорить. Я только про этот случай расскажу – про остальные не буду. Бесчастных тогда сказал: «Эта обезьяна ему в руку попала!». Я никогда не забуду этого. Я тогда еще не знал, что значит это слово. Но я попросил Тчуйсе, чтобы он перевел. И он перевел. Когда тренировка закончилась, я подошел к Бесчастных и спросил: «Бесчастных, зачем ты так сказал о моем друге? Я тоже африканец. Значит, я тоже обезьяна?». А Бесчастных мне ответил: «Да, я говорил!». И я на базе все сломал. Я сломал все внизу, где есть маленький ресепшен. Я поднялся наверх, к себе в комнату, – и сломал там всю мебель. Так мне было плохо! А через час Бесчастных постучал в мою комнату: «Открой! Я хочу поговорить». А я ему сказал: «Я с тобой больше никогда не буду говорить. И никогда тебе не открою».
– Извиниться, наверное, хотел, – предполагает Софи.
– Наверное. (Вздыхает.) Одно поле. Одна майка. Красно-белая. Одна команда. А он так говорит. Это тяжело. Это – «Спартак». И поэтому каждый раз, как только я уезжал в сборную, мне не хотелось возвращаться. Я приеду в Москву, а там: Бесчастных – раз, расизм – два, бананы – три. Лучше сидеть дома, да?
Не было всяких там... в чеченских банях