21 мин.

«Игрокам бронзового «Трактора» начальник ГАИ выдавал золотые жетоны». Каким был хоккей в регионах в 80-е

17

ChelyabinskHockey.Com поговорил с экс-нападающим «Трактора», а теперь главным тренером «Челмета» Александром Рожковым о хоккее восьмидесятых.

589 матчей, гол Третьяку, золотой жетон ГАИ

- Вы с 589 матчами занимаете четвертую строчку в списке рекордсменов «Трактора». Больше в Челябинске играли только Шумаков, Цыгуров и Пономарев. За счет чего вы провели здесь так долго – 12 сезонов?

– В восьмидесятые, когда я выступал за «Трактор», из команды уходили по двум причинам: либо в низшие лиги, если снижали требования к себе, либо в сборную, в Москву – если позволял уровень, как у Сергея Макарова, Старикова, Быкова. А я до сборной не дотягивал, но уровень моей игры тренеров «Трактора» устраивал. Вот так и получилось, что я 12 лет провел в команде. Мне все нравилось, уходить я не собирался никуда. Плюс травм мало было. Был даже такой период – я о нем, кстати, прочитал в газете «Футбол-Хоккей Южного Урала» – что за три сезона я не пропустил ни одного матча.

- Какой из этих 12 сезонов был лучшим: 1987/88, когда вы в 42 матчах набрали 30 (18+12) очков, или 1980/81, в котором команда Цыгурова финишировала четвертой в чемпионате СССР?

– Нет, второй вариант точно не лучший – лично для меня. Хотя команда, конечно, добилась серьезного результата. А в сезоне 1987/88, да, все неплохо получилось, несколько недель я даже шел в лучших бомбардирах всего чемпионата.

- Дебют в «Тракторе» у вас получился впечатляющим: в первой же смене своего первого матча вы забросили шайбу, да не кому-нибудь, а Третьяку.

– В первый свой сезон я играл мало. Выходил в основном на подмену. Но вот в этой игре у Цыгурова появились претензии к Шорину, он его посадил в запас, а меня выпустил. ЦСКА, Петров, Михайлов, Харламов, Третьяк, полные трибуны – представить мое состояние несложно. Я выскочил на лед, получил шайбу от Сергея Тыжных и со всех ног побежал в их зону. Бежал, бежал, ворота оббежал и начал двигаться уже в обратном направлении. Тут-то у меня и мелькнула мысль: «Надо, наконец, что-то сделать с шайбой». Я резко затормозил и с ползоны со всей силы бросил ее в сторону ворот Третьяка. Слышу: трибуны закричали, празднуя гол. К сожалению, он ничего не решил. Я сделал счет 2:6, а в итоге мы проиграли 3:7.

Тогда не было такой традиции – первую шайбу на память забирать. А жаль. Сейчас бы такая реликвия была для меня.

- В сезоне 1988/89 вы стали капитаном «Трактора». Как вас выбирали/назначали?

– Выбирала команда тайным голосованием. Мне тогда был 31 год, считался ветераном. Всем раздали бумажки и карандаши, каждый написал фамилию того, кого хотел бы видеть капитаном. Потом голоса подсчитывались. Но и тренер имел право, учитывая самые разные обстоятельства, сам выбрать игрока на эту роль. Функции? Такие же, как и сейчас у капитанов. Я был связывающим звеном между тренерским штабом и командой. Мог подойти к тренерам с просьбами от команды практически по любым вопросам. И тренеры меня просили какие-то свои идеи в команде озвучивать.

- Каким был «Трактор» в 80-х?

– В Челябинске всегда играли в основном свои хоккеисты. Мое время не было исключением. По бюджету «Трактор» был в нижней части таблицы, после московских клубов, Киева, Питера – там условия всегда были лучше. Но у нас всех было чувство гордости за «Трактор», чувство патриотизма было очень развито.

- Игроки зарабатывали хорошие деньги?

– Молодежи сейчас это было бы сложно объяснить. Зарплата была 180 рублей – столько же получал квалифицированный инженер. Но у нас, конечно, были премии. За их счет периодически приличные суммы набегали. За победный матч была, например, премия в 100 рублей. Причем за любого соперника. И еще квартирный вопрос помогали решить, а если игрок хотел купить машину – давали такие талоны, которые позволяли без очереди ее купить.

- То есть не было такого разрыва в деньгах между болельщиками и игроками, какой есть сейчас?

– Не было, конечно. Это сейчас зарплату обычного рабочего и контракт хоккеиста нельзя сравнивать. А 30 лет назад у хоккеистов просто были небольшие привилегии. Бытовые проблемы нам решали, плюс помогали бороться с дефицитом. У всех игроков вообще много знакомых в разных сферах жизни. Но если ты в то время дружил с директором магазина, у тебя все было.

- А еще все дружили с начальством ГАИ?

– Конечно. Вот, например, игрокам бронзовой команды, которых я немного застал, когда только пришел в «Трактор», начальник областного ГАИ, большой поклонник «Трактора» Артур Дель выдал золотые жетоны на год. При мелком правонарушении: превышение скорости, въезде под знак – этот жетон предъявляли, и все заканчивалось нормально.

- Регулярные поездки на завод ЧТЗ тоже не позволяли оторваться от реальности?

– Мы ездили два раза за сезон, не меньше. Команду разбивали на группы по 4-5 человек и отправляли в цеха. Там мы общались с болельщиками, заводчанами, отвечали на вопросы. И хорошо, если «Трактор» перед этим добился положительного результата, были победы. А если проигрывали, вопросы были очень прямыми и жесткими. Но в конце все равно рабочие нам желали удачи, говорили, что болеют за нас.

Польза от этих встреч, конечно, была. Но тогда и воспитание у хоккеистов другое было. Когда тебе в глаза говорят, что ты плохо играешь, хочется доказать, что это не так, что ты не зря ешь свой хлеб.

Драма Пономарева, Цыгуров и Знарок, свадьба Быкова

- В разное время вашими партнерами по «Трактору» были величайшие игроки в истории клуба: Белоусов, Николай Макаров, Картаев и другие. Расскажите, какими они были в жизни?

– Все – разные. Но в команде, на льду – это были отличные партнеры, мудрые учителя. У нас никогда не было в коллективе дедовщины, все были адекватными. И отношения сейчас со всеми до сих пор хорошие. Такой был микроклимат.

- Все так ровно и гладко? Даже драк на тренировках не было?

– Были, конечно. Но это не значит, что коллектив был плохим. Стычки возникали – из-за азарта, борьбы за место в составе, за результат. Меня наоборот удивляет сейчас, что за всю предсезонку ни одного столкновения нет. Все берегут друг друга. Я, разумеется, не призываю постоянно выяснять отношения, но драка на тренировке – это нормально, она не позволяет атмосфере в команде заболотиться. На тренировках все должно быть максимально приближено к боевым условиям. Подрались, выплеснули эмоции, потом кровь успокоилась, люди друг другу руки пожали и нормально дальше работают.

- Пономарев отдал «Трактору» 15 лет, а через некоторое время после окончания карьеры попал в жестокую черную полосу?

– Он работал тренером в школе «Трактор», причем успешно работал. Воспитал таких хоккеистов, как Сапожников, Варицкий, Карпов, Олег Давыдов, Вячеслав Долишня. Но потом с ним случилось несчастье. И не одно. Сначала Валера попал в серьезную автокатастрофу, а потом его избили. Очень жестоко. Зимой, на улице. Он много времени провел в реанимации, с трудом выжил. У него нарушилась речь, память – был совсем плохой. Но друзья помогли, выходили его тогда. Сейчас он, хотя и живет затворником, выглядит совсем иначе.

- В наши дни сложно представить, что кто-то на улице изобьет хоккеиста профессионального клуба и эта история не будет иметь последствий. В девяностые можно было найти нападавших?

– Когда это случилось, он уже не был игроком «Трактора», работал детским тренером. Не найти было концов.

- Что на самом деле было причиной смерти другого вашего партнера по команде Парамонова?

– Он в очередной раз остался без работы, это судьба тренера. Я ему позвонил, пригласил тренироваться с ветеранской командой, которой занимается Картаев, сказал, что надо все равно кататься, не выпадать из жизни. Сергей до этого еще поменял тазобедренный сустав, были проблемы со здоровьем. Я его, помню, спросил: «Не боишься за сустав?». Он ответил, что все нормально.

В итоге после нескольких совместных тренировок мы поехали в Троицк на товарищеский матч. Там в перерыве ему стало плохо. Все произошло на наших глазах, мы пытались ему помочь, но, увы, не смогли. А потом узнали, что у него уже было два инфаркта, которые он перенес на ногах, и что после них он никуда не обращался, не ходил по врачам.

- Вы начинали в «Тракторе» одновременно с Олегом Знарком. Наверное, он был очень колючим в молодости, раз у него случился конфликт с Цыгуровым?

– Олег – характерный такой человек. У него свои взгляды на хоккей и жизнь были. Цыгуров – тоже жесткий: он любил, чтобы все было подчинено команде, делалось ради коллектива. Но Знарку многие требования Геннадия Федоровича не нравились.

Была такая смешная история. Олег очень много играл одной рукой – с детства, видимо, привык. Цыгуров все время ему говорил, чтобы он играл двумя руками. Тот отказывался. И вот однажды Цыгуров взял и сшил большой и указательный пальцы на левой краге Знарка. И продел туда клюшку. Олег вышел на тренировку и одной рукой уже не мог водить шайбу – крагу то с клюшки не уберешь! Но через пять минут все уже было по-прежнему: перчатка свободно крутилась на клюшке, а Знарок занимался привычным делом.

Вот так они не сошлись характерами. Оба такие неуступчивые. И Знарок уехал в Ригу.

- Каким игроком был в «Тракторе» Быков знают все. А вот как команда гуляла на его свадьбе в мае 1982-го – почти никто.

– У нас была последняя домашняя игра – в турнире за 5-8 места. И она ни на что уже не влияла. Белоусова, Колю Макарова и Шорина на нее даже не заявляли. Они поехали в ЗАГС, стали свидетелями, как Слава и Надя официально зарегистрировали брак, выпили шампанское и к концу игры все вместе приехали в «Юность». Тогда, кстати, «Трактор» победил СКА 6:1. Сразу после матча все вышли на лед и сделали ту самую знаменитую фотографию. Потом мы всей командой дружно перешли через дорогу – в ресторан «Малахит». Но на этом история не закончилась. Ночью мы погрузились в командный автобус – был такой популярный маленький «рафик», рассчитанный на девять мест. Мы потом подсчитали – нас туда поместилось больше двадцати. На этом «рафике» уехали к Славе домой, на «Калибр». Его родители достали соленые огурцы и помидоры из погреба, и мы продолжили гулять до утра.

- Тренеры с вами были?

– Нет, они присутствовали только на официальной части в ресторане.

Партия, Нью-Йорк, шашлычная

- В 80-е партия сильно влияла на жизнь команды?

– Еще бы. Но далеко не все хоккеисты были партийными. Это вообще надо было еще заслужить: тебя должны были порекомендовать старшие товарищи и ответственные люди. А партия влияла, да. В Обком мы ездили, к нам приходили работники на разговоры – особенно перед загранпоездками. Например, перед нашим турне на предолимпийскую неделю в Сараево, в декабре 1984. Мы там должны были опробовать олимпийские арены, играли три матча со сборными Швейцарии, Югославии и Польши. Вот перед этой поездкой с нами и разговаривал работник партии.

- Что говорил?

– Просил нас быть бдительными, не поддаваться на провокации.

- В этих загранпоездках ни у кого не возникало желания, скажем так, выйти из гостиницы и не вернуться в страну?

– Мне знакомые и друзья такой вопрос задавали несколько раз, когда я играл. Но лично у меня не было такого желания никогда. В то время я не представлял, как можно уехать и не вернуться домой. Уже позже, кода в начале 90-х я несколько лет играл в Югославии и Словении, стало понятно, что там можно жить, что там все нормально.

- Команда ездила в разные страны в игровые новогодние турне практически каждый год. И соперники были очень непохожими друг на друга: от крепких финских клубов, до экзотических сборных Болгарии и Румынии. Для чего были нужны эти матчи?

– Такие поездки считались поощрением для команды, для игроков. Все-таки это был выезд за рубеж. За 12 лет, что я провел в «Тракторе», дома на новый год я был только дважды. Даже градация была в чемпионате СССР. Чемпион ездил на самые большие турниры и суперсерии. Клубы, занимавшие вторые, третьи места – на менее значимые, но все-таки серьезные турниры, которые, к тому же, хорошо оплачивались. Например, на Кубок Шпенглера. Остальные – в самые разные страны.

Это была возможность получить бесценный международный опыт, посмотреть мир, купить хорошие настоящие вещи, которые у нас в стране можно было достать только у фарцовщиков и перекупщиков. Джинсы, например. Кстати, для того, чтобы получить доллары на покупки, нужно было выиграть большую часть матчей в турне.

- Сколько доставалось игрокам?

– Долларов триста. Поэтому в такие поездки мы всегда брали с собой русские сувениры. Там продавали или меняли. Тогда слово «change» знал каждый советский хоккеист.

- Кто был самым смешным соперником? Сборная Болгарии?

– Советский хоккей тогда был намного выше всего европейского. Даже в Швеции, Финляндии, Германии мы играли с чемпионами стран и побеждали. А Румыния, Болгария… Ну, досталась нам такая поездка, мы и поехали, что же отказываться?!

- Какие воспоминания у вас остались от турне по США в декабре 1978-го – январе 1979-го. Вы тогда только начинали в «Тракторе», интересно было оказаться в другом мире?

– Очень. Первый выезд у меня был за границу с челябинским «Металлургом» – в Румынию. А этот был вторым. И сразу в Америку! Вся страна впечатлила – мы своими глазами увидели небоскребы Нью-Йорка, статую Свободы. Ну и сам хоккей, конечно, поразил. Абсолютно другой! Первый же матч в Портленде – маленькая площадка, полные трибуны, среди болельщиков – музыканты в ливреях нарядных. Антураж совершенно другой. Мы вышли на лед и откровенно растерялись. Наш молодежный состав – меня, Бухарина, Сергея Лапшина – Цыгуров выпустил только на одну смену.

- Без похода по магазинам не обошлось?

– После всех матчей нам выдали деньги. Мы прилетели в Нью-Йорк на два дня и, конечно, походили по магазинам. На Колчер-Стрит съездили, если я не путаю, там такие торговые ряды были, где в основном работали евреи-иммигранты. С ними можно было поторговаться, сбить цену – они же по-русски говорили.

- В Италии, где «Трактор» играл товарищеские матчи в 1981 и 1990 годах, было интересно?

– Когда мы приехали в эту страну впервые, хозяева сразу пригласили нас на обед. Как сейчас помню: там были такие длинные столы, на которых в том числе совершенно спокойно стояло вино – несмотря на то, что у нас уже вечером была игра. Цыгуров, конечно, сразу распорядился вино убрать. Играли, по сути, в деревнях, только Комо более-менее нормальный город. Жили в таких маленьких частных гостиницах, где поднимаешься на второй этаж – и сразу твой номер, никаких коридоров. Но было очень интересно все это увидеть, хотя под Рождество там и ничего не работало. Тишина такая везде, горы.

- Куда хоккеисты «Трактора» в ваше время ездили отдыхать?

– За границу – редко. В основном – в профилактории Челябинской области, либо на Черное море – в Сочи, Адлер. В Хосте была такая шашлычная «Гранат», приезжаешь туда в любой день мяса поесть – и встречаешь, например, Баркова, Кожевникова или Шепелева. Или в Гаграх на экскурсиях можно было встретить половину игроков из чемпионата страны.

- Где проходили предсезонные сборы?

– Сначала «Трактор» ездил в Беларусь, на базу «Стайки». Потом лет пять подряд – в Латвию, в маленькие городки Стучко, Лобеле. На три недели уезжали. А весенние сборы часто проходили в Абхазии, в Леселидзе и Сухуми. Не сидела команда, в общем, на месте.

- Как была устроена внутренняя жизнь команды?

– Все крутилось вокруг базы. Мы там практически жили, проводили времени больше чем дома, где в сезоне были по три-четыре дня за месяц. Все остальное время – на базе или в поездках. Даже когда возвращались домой с выезда, сразу на базу отправлялись. Там все было просто: подъем, завтрак, тренировка, обед, отдых, собрания, разборы игр, ужин, отбой. Армейская такая жизнь.

- Установки и разборы матчей, наверное, были выдающимися?

– Установки у всех тренеров практически одинаковые были. Но вот у Цыгурова были собрания, длительные такие. До игры, после игры. Скрупулезные.

- Матчи разбирались с помощью видео?

– Такие разборы появились ближе к концу 80-х. Тогда аппаратура такая была своеобразная – советский видеомагнитофон «Электроника». Кассета сверху еще вставлялась. Очень сложный был в управлении, показать, остановить момент, пультом поработать – слишком непросто. И вот мы садились всей командой и весь матч полностью смотрели. Утомительное занятие!

Словения, Ник Зупанчич, возвращение

- Летом 1990 года вы отправились в Любляну, в «Олимпию». Как был осуществлен переход?

– Через знаменитую организацию «Совинтерспорт». Мы приехали в Москву, туда же приехали представители «Олимпии», которая тогда играла еще в чемпионате Югославии. Они выбирали из нескольких советских хоккеистов. А тренером в этот клуб назначили Александра Асташева. Я ему позвонил, спросил, хочет ли он меня видеть. Вопрос решился быстро.

Зачем мне это было нужно? Во-первых, контракт у меня был, в принципе, хороший, несмотря на то, что «Совинтерспорт» серьезно так его подрезал. Это кажется удивительным, но в нехоккейной Югославии заработать можно было больше, чем в Челябинске. Во-вторых, это была возможность посмотреть мир, показать его семье, у меня два сына уже было. Ну и еще интересно было поиграть в другой хоккей.

- Много ездили по стране и Европе?

– Все свободное время. Одна тренировка в день, две игры в неделю – остальное время ты свободен. У нас появились друзья из местных, мы объехали с ними всю Словению. Многое увидели, конечно: озера, горы, городки маленькие, красиво все. Однажды мы поехали на товарищескую игру в Австрию, в августе. На дороге там столбик такой был небольшой деревянный, на нем две стрелки: «Австрия», «Италия». И все, вся граница. Для нас тогда это было очень удивительно.

И в Австрию ездили, в Италию. Часто на море. Знакомые словенцы возили к себе в гости – у меня был друг, держал овечью ферму, сыры сам делал.

- Вы забивали много, но лучшим в «Олимпии» был Ник Зупанчич – легенда словенского хоккея.

– Прекрасно помню Зупанчича – это мой партнер по тройке, центральный нападающий. Он сделал отличную карьеру, играл в Австрии, Финляндии, Швеции, в сборной, в том числе на чемпионате мира-2002. Хороший был игрок. В новом сезоне он будет работать с главной сборной своей страны.

- В 1992 году, когда вы уже играли в «Бледе», сборная Словении только начинала свою историю и провела свой первый международный матч, разгромив Хорватию 15:1. Вам не предлагали принять гражданство и сыграть за сборную?

– Был реальный шанс, даже не намек. В наш первый сезон мы заняли с «Олимпией» второе место, проиграли в финале югославского чемпионата «Медвешчаку» Кострюкова. За них тогда как раз играл Парамонов, в составе были Столбун, Анферов, Щуренко. Напряженность уже была в стране, и поражения от хорватов – да еще на словенском льду – нам, легионерам, не простили.

Но у меня уже был контракт с «Бледом», тренер которых – Руди Хити – параллельно возглавлял сборную Словении. Он и предложил мне, а также пришедшим из Загреба Анферову, Столбуну и Парамонову играть за Словению. Мы согласились. Но в чемпионате был лимит на легионеров – за ним строго следила местная Федерация хоккея, в которой было велико влияние «Олимпии». Их руководство поняло, что если мы станем гражданами Словении, «Блед» может получить еще четыре вакансии легионеров. В итоге были найдены какие-то загвоздки и история свернулась.

- В Словении вы работали с детьми. На общественных началах?

– Эти занятия оплачивались родителями детей. Как я говорил, времени свободного было много. И все тот же Руди предложил нам такую работу. Что вы, мол, сидите целыми днями без дела. Мы каждый взяли по одному возрасту и занимались с ними. Тренировали, ездили на матчи их чемпионатов.

- Могли бы остаться там жить? Продолжить развивать словенский хоккей?

– Могли бы, если честно. И желание было остаться. Шахрай, например, остался и работает детским тренером до сих пор. Но по семейным обстоятельствам нужно было уезжать. В 1995 году мой старший сын окончил школу, надо было с ним вместе определяться с будущим. Там возможности учиться у него не было, он не знал языка. Надо было ехать в Россию. Хотя перед отъездом «Блед» мне предложил контракт еще на один год.

Я вернулся в Челябинск, где Григоркин позвал помочь ему с «Трактором» на сборах. А потом мне предложили работу в фарм-клубе «Трактора», и я остался окончательно. С тех пор здесь.

- Тренером в системе «Трактора» вы работали с 1995 по 1999 годы. Тяжелые были времена?

– Не то слово. Месяцами не платили зарплату, формы не было, клюшек не было. Один раз зашел в раздевалку руководитель клуба, мы ему говорим: «У игроков клюшек нет, мы тренироваться не можем, у Зуева – одна вообще осталась». А тот отвечает: «А зачем Зуеву две? Он же одной играет!». Так долго продолжаться, конечно, не могло, и в 1999-м команда вылетела из суперлиги.

Златоуст, «Таганай», «Золотая шайба»

- В 14 лет вы приехали в «Трактор» из Златоуста и не прижились в интернате. Почему?

– У меня был друг Яков Перель, с ним мы играли и в футбол, и в хоккей. Он в «Челябинском рабочем» прочитал, что школа «Трактора» проводит набор хоккеистов 1957 года рождения. Мы приехали на стадион ЧТЗ, нашли тренеров, нам дали форму и коньки, мы покатались, понравились оба. После этого нас оформили в интернат, где мы должны были жить и учиться. Я думал, что это спортивный интернат, но на самом деле это было заведение для трудных подростков, детей из неблагополучных семей. Представьте, что там творилось! Заходит учитель в класс, закрывает дверь на ключ, достает текстолитовую указку. Начинает говорить, параллельно все ученики разговаривают между собой. В это же время один парень с задней парты качается на стуле и падает назад, разбивает аквариум, стоявший за ним.

В такой обстановке я проучился ровно один день. Потом собрал вещи и вернулся в Златоуст.

- Что за хоккей был в ваше время в Златоусте?

– Наша городская команда «Таганай» с 60-х годов играла в классе Б чемпионата страны, была очень популярна. Матчи проходили на открытом льду, собирали по несколько тысяч болельщиков. В области Златоуст был самым хоккейным городом после Челябинска. Если бы в свое время там построили искусственный каток, судьба команды могла бы быть иной. Месяц назад стадион там открыли, но время ушло, очень сложно будет восстановить все.

- Вы выросли в большой семье?

– Да, в семье было четыре ребенка: я, два брата и старшая сестра. Мама работала в больнице на кухне. Отец – в гараже, был обойщиком. Он шил тенты и ремонтировал сиденья у автобусов и машин, тенты, чехлы. Вот так они нас и вырастили. Мы с братьями играли в хоккей. Сестра тоже немного спортом занималась. Мы жили на Машзаводе, в одном из районов Златоуста. Рядом на спортбазе стояла хоккейная коробка, работали конькобежный каток и секция лыж. И все дети, которые не курили, не воровали и не лазили по подвалам, были там – занимались спортом. А летом в футбол играли. У меня родители даже и не знали, где я, на какой тренировке. Спорт был нашим смыслом жизни.

- До «Трактора» вы играли за челябинский «Металлург», куда вас позвал Петр Дубровин. Каким он был тренером?

– Тренер он, конечно, интересный был, строгий. У него много воспитанников. А в «Металлург» я случайно попал. Я отыграл один год за «Таганай» и приехал в Челябинск в институт физкультуры поступать. В институте работал друг Дубровина Ахметзянов. Он меня и порекомендовал в «Металлург».

Хорошо, что Петр Васильевич все еще в хоккее. У него, конечно, возраст уже такой почтенный, но когда я работал в школе «Трактора» на ЧТЗ, он тоже там был, арендовал лед два раза в неделю – собирал мальчишек отовсюду, тренировал. Молодец. Всех помнит – каждого из тех, с кем его сводила жизнь.

- Что вы планировали делать в институте?

– Учиться на тренера, на дневном отделении. Хоккей тогда отошел на второй план, нужно было поступать в институт, так как армия была на носу.

- Для многих профессиональных хоккеистов памятны именно детские победы. У вас такие были?

– Два всесоюзных финала «Золотой шайбы», на одном из них мы с командой «Варяг», от седьмого златоустовского ЖЭКа стали третьими. Финальный турнир проходил в Барнауле. Команды там разные были – и обычные дворовые, и подставные. Была команда из Архангельской области, у некоторых игроков там клюшки были самодельные, из березы выточенные. Но именно этот успех остался со мной на всю жизнь.

Фото: hcchelmet.ru (1,5), личный архив Александра Рожкова, статистический блог Олега Выгузова chelyabinskhockey.blogspot.ru

ChelyabinskHockey.Com 2015

ПОДДЕРЖАТЬ ПРОЕКТ

logoТрактор
logoчемпионат СССР
logoинтервью
logoЧелмет