Правила жизни Рэя Аллена

Фото: REUTERS/Danny Moloshok

Когда я учился в колледже, друг пригласил меня на бар-мицву. Детишки на праздновании играли в «музыкальные стулья». Большинство из них были в возрасте от тринадцати до четырнадцати лет. Худенькие, тощие. Некоторые в брекетах. Они выглядели как натуральные маменькины сынки. Я был гораздо больше этих ребят – почти те же метр девяносто восемь, что и сейчас – но меня все-таки взяли. Все началось с двенадцати стульев. Прошло несколько раундов, осталось только три стула. Претенденты – я и трое пацанов. Внезапно музыка оборвалась, остался один свободный стул между мной и каким-то маленьким мальчиком. Мы оба бросились к нему, и я буквально снес малыша. Он довольно долго летел, приземлился на пол, схватился за ушибленное место. Все пребывали в шоке. Первой моей мыслью было – я все еще в игре!

Между мной и Винсом Картером происходят достаточно интересные вещи. Все понимают щекотливость ситуации, когда меня вызвали в олимпийскую команду, а его нет. Но по-настоящему я ощутил, что чувствовал Винс лишь после того, как он ударил меня в нос. Я защищался против него под кольцом, он выпрыгнул за мячом и стукнул меня своим локтем. Следующее, что я помню – лежу на паркете, истекая кровью, и думаю: «Мы теряем эту игру, а мою задницу только что надрали…» После матча я был полностью опустошен. Вернулся домой, телефон орал как сумасшедший. «Что за дерьмо это было? Этот парень рубанул тебя в нос, а судья даже не свистнул фол!» Ну, если ты не попался, значит, все чисто. Вот что я называю конкуренцией...

Непросто, когда у тебя есть брат, с которым соревновался всю свою жизнь и вдруг ни с того ни с сего, ты значительно превосходишь его по финансам. Я сообщил ему, что третий десяток – это мое окно для того, чтобы делать деньги. Возможно, его окно откроется позже, когда ему будет тридцать, сорок, пятьдесят – кто знает? Мы не прекратили соперничество, просто теперь спорим не на деньги, а на задания. Ставки таковы, что неудачник очень хорошо понимает, что он проиграл. К примеру, пошли мы с братом и его приятелем в боулинг. Договорились, что продувшие отправятся в закрытый клуб в спортивных костюмах. Они облажались. Парни заявились в клуб, где все были одеты с иголочки, и не имели права сказать, почему наряжены в свое тряпье. Поверьте, это очень обидно.

Я вырос в семье военного, мы много путешествовали по миру. К сожалению, у нас не было возможности проводить достаточно времени с бабушкой и дедушкой. Они умерли, когда я был еще школьником. Мне их не хватает, но я хорошо помню те моменты, когда мы собирались вместе. Я буквально набит множеством прекрасных семейных воспоминаний.

Что бы ни происходило, я должен быть уверен, что с моей мамой все в порядке, что она в безопасности.

Обеспечивать моей семье безопасность и комфортную жизнь – вот что я пытаюсь делать.

Что касается обуви, то я всегда был клиентом Джордана. За карьеру использовал примерно три-четыре тысячи пар. Любимых нет – все они уникальны. Для хранения кроссовок есть две небольшие пристройки рядом с домом, многие лежат у меня в кладовке, какие-то я отдал. Пожалуй, меня можно назвать коллекционером.

Я играю в баскетбол, потому что он волнует и вдохновляет людей.

Я играю плавно, спокойно, без резких телодвижений. Игра мне кажется медленной, я вижу множество возможностей в защите и нападении, стараюсь помогать партнерам.

Есть такое состояние, его трудно описать. Некая приподнятость, оживление перед удачным действием, броском. Я часто испытываю это ощущение. Ты начинаешь игру с пары попаданий, зарабатываешь фол, выходишь на линию штрафных… и кольцо вдруг начинает казаться огромным, словно плавательный бассейн. Ты впадаешь в это состояние, будто бы стирая все те двадцать тысяч человек, что находятся на арене, забываешь обо всем... Я пережил это в Финиксе, когда все мои «трехи» залетали в корзину. Думаю, болельщики «Санс» надолго запомнят тот матч.

Многие парни думают, что, если ты попал в НБА, то все, ты успешен, ты можешь наслаждаться этим, получать удовольствие, праздновать победы, оттягиваться и расслабляться. Но все это не про меня. Я думаю только о том, чтобы быть среди лучших.

В НБА много хороших игроков, и я хочу находиться в группе самых лучших. Я хочу, чтобы тренеры и баскетболисты соперника боялись меня. Я не могу удерживаться на этом уровне и быть неконкурентоспособным за пределами площадки. Здесь все взаимосвязано. Я просто не могу примириться с поражениями. В любой сфере.

Проигрывать больно. Пища становится безвкусной, отношения с близкими напряженными, настроения нет. Проиграешь и сидишь в раздевалке часа два... А на следующий день опять тренировка. И я начинаю снова отрабатывать броски.

Самое прекрасное, когда после поражения ты приходишь домой и видишь сына, который понятия не имеет, что там произошло на паркете. Он просто играется с мячиком, видит папу, радостно бежит к нему на руки. Нет в мире ничего лучше, чем это, ты сразу забываешь про все остальное.

Я считаю, что перед игрой необходимо очистить сознание от посторонних мыслей. Я никогда не слушаю музыку во время поездки в спортзал. Когда ты слушаешь стихи других людей, то ограничиваешь время своих размышлений. На саму тренировку я приезжаю за час до всех остальных, поэтому над броском можно поработать на протяжении трех часов. Когда ты бросаешь, ты должен думать. И если в зале никого нет, то у тебя есть шанс сосредоточиться на своих мыслях. И так уже много лет.

Я часто беру такси и катаюсь по городу, куда мы приехали. Мне нужно объехать всю арену, чтобы найти все входы. Ведь иногда я прихожу настолько рано, что основной еще закрыт, и приходится искать черный.

Лучшими оказываются ребята, которые много работают, и это никогда не бывает совпадением. Люди думают: «Этот парень в порядке, значит, он много работает». Поправка: «Этот парень в порядке, потому что он много работает».

На данном этапе девяносто процентов моей жизни – работа. Это все, что я делаю. Полагаю, многие коллеги могут сказать то же самое. Чтобы быть лучшим, ты должен быть полностью сосредоточен.

Обращаюсь к молодым. Восемь или девять месяцев в году вы должны отдавать баскетболу, остальное время отдыхать. Не переживайте – это не будет продолжаться вечно.

Надеюсь, после завершения карьеры градус конкуренции во мне немножко спадет. Но сейчас это невозможно. Все наблюдают. Последнее, что я могу позволить себе – быть парнем, с помощью которого попадают в хайлайты.

Перед пятым матчем с «Лейкерс» я узнал, что мой сын заболел. Думал только о том, в порядке ли он, вернулся домой. Как только я приехал, он сразу же пошел на поправку. Иногда нам нужно просто побыть рядом.

«Большой троицы» на самом деле нет. На протяжении всего сезона люди пытались приписать нам это прозвище. Пора бы уже закончить с этим. Можно сказать иначе – «Большая команда». Потому что здесь все пятнадцать игроков делают результат.

«Бостон» – идеальное место для меня. Я бы хотел, чтобы моя семья осталась здесь. Не знаю другого такого клуба, если говорить о традициях, городе и болельщиках.

Лига стала намного мягче. Малейшее прикосновение – и ты уже стоишь на линии штрафных. В свое время Реджи Миллер схватил бы меня за руки и, оттолкнув их в одну сторону, побежал бы в другую. Вот, что делало этих парней великими.

Многие умеют хорошо бросать. Можно выделить какие-то закономерности, построить графики, объяснить, почему бросок получился. Но чего люди не могут видеть, так это огромный объем работы, вложенный в этот бросок. Я бросаю мяч так, словно он проходит сквозь меня, словно это часть моего тела.

Рекордный бросок помню как в замедленной съемке. Вот летит мяч. Вот он в корзине. Сразу подумал: «Наконец, я это сделал!». Горжусь этим достижением.

Умение бросать – моя вторая натура.

По природе я такой человек, что держу все внутри себя. Но в нужный момент, когда это необходимо команде, для меня не составляет проблемы выплеснуть накопленную энергию.

Сделаю ли я это снова? Снимусь в каком-нибудь другом фильме? О да!

Если бы не успех в баскетболе – не было бы ничего. Моя семья, товарищи по команде, благотворительный фонд, актерская карьера – все зиждется на баскетболе.

Я думаю, баскетбол, он как жизнь. Вещи могут складываться плохо. Но будет другой матч, ты сможешь сделать другой бросок. У тебя будет еще один шанс.

Баскетбол – это жизнь, жизнь – это баскетбол.

…Я не мог заснуть в ту ночь. Не мог оставаться в постели. Мучился с этим неприятным ощущением, когда сводит внизу живота. Оно никуда не исчезает, пока вы не сыграете снова и не возьмете реванш. Ничего личного. Я просто знал, что в следующем матче должен надрать ему задницу. Мы играли с ними спустя сутки. Я сделал это. Суть была даже не в том, что я набрал больше очков. Важнее всего то, что мы победили. Когда он уходил с площадки, он знал. Соперничество продолжается до сих пор. И мы еще посмотрим, как будет в следующий раз.

Я больше не играю с детьми в «музыкальные стулья». Потому что моя реакция на момент, когда останавливается музыка, осталась в точности такой, как в тот памятный день, когда меня пригласили на бар-мицву. Если я участвую в игре, я собираюсь побеждать. Ни шагу назад. Если ты отступаешь, играя в «музыкальные стулья», где гарантия, что ты не сделаешь то же самое, когда нужно прыгать за улетающим в аут мячом в решающем матче плей-офф?

При подготовке материала использованы цитаты Рэя Аллена из документального фильма «The Game. Ray Allen», интервью журналам «Dime Magazine» и «Esquire», газетам «The Seattle Times», «Detroit News» и «Boston Globe», сайтам NBA.com, ESPN.com, Yahoo! Sports, complex.com, а также агентству AP.