«Свадьба получилась не как в мечте – но галочку поставила». Чем живет Надежда Петрова
Надежда Петрова – экс-третья ракетка мира в одиночке и паре, обладательница титулов на всех покрытиях и медалистка Олимпиады, а также одна из непревзойденного поколения российских теннисисток, игравшая в основном туре больше 15 лет.
Через 11 лет после последнего профессионального матча Петрова возвращается в медийное пространство как эксперт и тренер с новыми большими мечтами. В честь запуска ее блога на Спортсе’‘ мы поговорили с ней о том:
● почему даже самым опытным игрокам нужен тренер;
● когда она наелась теннисом, но потом провела еще 5+ полных сезонов;
● кто из теннисистов ей нравился, но почему у нее никогда не было романов с игроками;
● как она пожила в Египте, а оттуда переехала в Польшу;
● почему жила в США, а теперь хочет доказать, что можно быть профессиональным игроком с базой в России;
● как оказалась в Федерации регби и почему вышла замуж, но не так, как мечтала.
Была в очке от «Большого шлема», но ненавидела играть с теннисисткой, никогда не входившей в топ-50
– Я прочитала вашу методичку. В части про карьеру многие матчи в ней расписаны довольно подробно – вы их все так хорошо помните?
– Действительно все эти матчи помню. Прекрасно помню ощущения, которые проживала. Но написано это было в сотрудничестве с «Литературной газетой», для моего проекта мне там выделили редактора, с которым я работала. Это мужчина гораздо старше, чем я. Мы стали с ним созваниваться, общаться: он мне задавал вопросы, я ему голосом наговаривала, он расшифровывал.
И меня удивила работа, которую он проделал. Когда я это все читала, я была поражена, как человек, который рядом со мной не был, вытащил и передал все мои внутренние эмоции. И все это было так правильно и точно. Задача была изложить биографию кратко и интересно, и я прямо взахлеб прочитала то, что получилось.
– Какой, вы думаете, главный матч в вашей карьере?
– Сложно назвать один, потому что было много важных, но разных по своей важности. Наверное, мой лучший матч — это с Ким Клейстерс на Australian Open-2010 (в третьем круге Петрова выиграла 6:0, 6:1 и в итоге дошла до четвертьфинала – Спортс’‘). Это был идеальный теннис. Все пошло как надо. Я находилась в той зоне, где мне надо. Концентрация, игра. Все заладилось, все хорошо. Подготовка была великолепная к тому турниру. Еще были ключевые матчи, которые были выиграны преодолением.
– Когда наоборот не шло.
– Да, и я переломила это «не шло». Я, например, не знаю, с какого раза я выиграла титул WTA (после четырех проигранных финалов победила на турнире в Линце в 2005-м – Спортс’‘). Первый такой успех, конечно, очень важный – когда ты понимаешь, что достойна, и как бы начинаешь по-настоящему отсчет своего профессионального пути.
Еще были этапы, когда нужно было открыть в себе второе дыхание, потому что уже было сложно найти мотивацию. Тогда мне помог тренер, который подобрал ко мне ключик и смог извлечь из меня то, чего мне не хватало.
Благодаря этому у меня получилось в 2012-м победить в Хертогенбоше на траве, потом в конце сезона [на малом итоговом турнире WTA] в Софии, ну и взять медаль на Олимпиаде с Машей Кириленко.
– Вы говорили, что всю карьеру сознательно стремились выиграть «Большой шлем» в одиночке или паре. Чего не хватило?
– Наверное, удачи. На US Open у нас были матчболы на титул, и был сумасшедший розыгрыш, но не хватило везения закрыть тот матч. Соперницам наоборот в том розыгрыше повезло, и было ощущение: «Ну как это возможно?»
Не было такого, что мы замандражировали и перестали играть, стали ждать, пока они ошибутся (в финале US Open-2010 Петрова и Лизел Хубер не реализовали матчбол против чемпионок «Уимблдона» Ярославы Шведовой и Вани Кинг, после чего матч прервали из-за дождя. На следующий день они проиграли на решающем тай-брейке – Спортс’‘).
– Были ли моменты, когда вам хотелось теннис бросить? Елена Дементьева, например, рассказывала, что у нее единственный такой раз был после провала на Олимпиаде-2004, потому что она всегда мечтала выиграть именно Олимпиаду.
– У меня был сложный период, когда мне было лет 25-26. Видимо, я уже поднаелась этой теннисной жизнью, нагрузками, в голове крутились постоянно мысли, что я не хочу больше играть, не могу больше. А когда я пыталась отвлечься и почитать, например, книжку, я просто не понимала, что там написано, все мысли были о своем.
– Сколько это продолжалось? И как вы справились?
– Продолжалось, наверное, несколько недель. А как справилась? Мы начали подготовительный сезон к траве. У меня тогда был тренер швед Ларс Уалгрен, мы провели 10-дневный сбор у него дома. Я все делала через «не могу», заставляла себя исполнять то, что от меня требовали, просто жила одним днем.
А потом был турнир в Истбурне, и я там дошла до полуфинала и снялась по травме (речь про сезон-2007, по ходу которого Петровой исполнилось 25 – Спортс’‘). И там, видимо, у меня снова проснулось это чувство победы, и я оживилась. С тем тренером мы недолго проработали, но он меня вытащил из эмоциональной ямы.
– Вы как-то рассказывали, что ненавидели играть с японкой Наной Мияги. Я такую теннисистку и не помнила (была 51-й ракеткой мира в 1995-м, выиграла четыре титула ITF – Спортс’‘). При этом с Сереной Уильямс вам всегда было сравнительно комфортно (3-7 по личным встречам). Как это работает?
– Бывает, что матчи накладываются на какие-то факторы из-за пределов корта, и потом ты в следующий раз встречаешься с этой соперницей, и у тебя срабатывают ассоциации. Один раз матч не заладился, ты его проиграла, и эта соперница тебе уже будто залезла под кожу, в следующий раз против нее ты психологически уже проигрываешь. У тебя всплывают те неприятные ощущения, мысли, как бы опять так не было. Появляется какая-то внутренняя скованность, и ты не играешь, а мучаешься на корте. У меня с Мияги как раз так было. Наверное, это как у Марата Сафина с Фабрисом Санторо.
– Там был больше контраст стилей, мне кажется. А с кем вам, как Санторо с Сафиным, было всегда комфортно?
– Была такая итальянка, довольно сильная, стояла в двадцатке...
– Татьяна Гарбин.
– Нет. С Гарбин, кстати, у нас отличные отношения, мы с ней даже пару играли. Фарина-Элия (экс-11-я ракетка мира, чемпионка трех турниров WTA, четвертьфиналистка «Уимблдона» – Спортс’‘). Да, вот она. Мы с ней играли на всех покрытиях, у нас были непростые матчи. Но была какая-то такая уверенность, что я все равно по-любому дожму, обыграю (4-0 по личным встречам, включая 4:6, 7:6, 7:6 на US Open-2004 – Спортс’‘).
Помнит стать Курниковой и как крашилась по Робредо
– Вы однажды играли с Анной Курниковой, которую мы считаем абсолютно культовой фигурой (Петрова снялась в третьем сете матча на турнире WTA в Люксембурге в 2000-м). Помните ли вы, какое у нее было присутствие в туре, в раздевалке, на корте?
– Да, внимание было очень большое приковано к Ане, у нее была сумасшедшая поддержка фанатов. Я однажды играла против нее пару на Australian Open (в 2003-м Петрова и Кончита Мартнес обыграли Курникову и Чанду Рубин 6:7, 6:3, 6:3 – Спортс’‘).
Помню, что на корте не было ни одного свободного места, люди сидели на проходах, стояли в дверях. Но это уже был период, когда она могла в одном гейме дать три двойные, и трибуны начали свистеть. Но она не подавала вида, продолжала себя нести очень уверенно, мне это запомнилось. А люди, наверное, приходили посмотреть больше на нее, чем на ее теннис. Она была такая глянцевая звезда.
– Еще когда-нибудь в вашей карьере вы видели такой ажиотаж вокруг одного игрока?
– Когда Мария Кириленко стала встречаться с Александром Овечкиным. В Австралии мы разминаемся с ней перед парой: я на одной стороне, она на другой. Пришла толпа людей и скопилась на ее половине. А потом мы меняемся сторонами, и вот вся эта толпа, как волна, отхлынула с одной стороны и перешла на другую. Это мне показалось очень забавно.
– Вы с Кириленко довольно много играли вместе пару, много выиграли. Этот совместный опыт сделал вас близкими людьми?
– Да, действительно, внутренняя связь осталась, и она до сих пор нас соединяет. Сейчас мы почти не видимся, но постоянно делимся важными для нас событиями: кто замуж вышел, у кого дети появились. Одни из первых об этом узнаем. И абсолютно нет ощущения, что мы давно не виделись, наоборот, впечатление, что всегда рядом. Это очень классно.
– В начале карьеры вы успели поиграть пару с Мартиной Навратиловой. Как так вышло?
– Было, конечно, очень волнительно, когда пришло это предложение сыграть. Я думала: «Боже, это последние два ее турнира, как бы не облажаться». Я сразу переговорила со Светой Кузнецовой, – она же долго с ней сотрудничала, Мартина ей помогала, ментором у нее была. Я говорю, слушай, ну что делать-то? Света сказала: будет непросто, она очень требовательная, строгая, может даже на тебя поддавить, поэтому надо к этому быть готовой.
В итоге я была приятно удивлена. Человек с таким опытом и резюме вообще мог бы не считаться с моим мнением, а было наоборот. Она поставила меня наравне с собой. И абсолютно не было какого-то напряжения. Мы каждый розыгрыш что-то обсуждали, она спрашивала мое мнение, что мы здесь будем делать по тактике.
– Вынесли ли вы из этого взаимодействия какие-то уроки?
– Мне запомнилось, что, несмотря на то, что это была самая концовка ее карьеры, она все равно жила теннисом, была профессионалом. Приехала с тренером. Разминка, заминка, питание.
Я обратилась к ней с тем, что завидую игрокам, у которых всю карьеру один тренер, потому что я сама то с одним, то с другим. Она сказала, что менять тренера абсолютно нормально. Если человек тебе уже не может дать то, что тебе нужно, это же помешает тебе достигнуть того, к чему ты стремишься, будет мешать твоему росту. Поэтому ты обращаешься к новым специалистам. Это вот первое.
Второе – я тогда впервые увидела, как игрок читает игру на два-три удара вперед. Она знала, что [соперница] подает туда, предупреждала меня: жди вот такой-то прием, потом ты действуешь так, играешь туда, а уже оттуда прилетает такой-то мяч. Когда ты владеешь таким внутренним знанием и пониманием, как будет складываться розыгрыш, ты готова ко всему, сопернику не взять тебя врасплох.
– Мария Шарапова рассказывала в автобиографии, как она в начале карьеры сохла по Хуану Карлосу Ферреро. А у вас был когда-нибудь такой краш?
– Мне очень нравился молодой Томми Робредо. А в юниорском теннисе чилиец… Сейчас скажу. Фернандо Гонсалес. Я прямо приходила смотрела некоторые его матчи. Но потом уже с возрастом я поняла, что не стоит иметь никаких личных отношений с теннисистами.
– У вас никогда не было бойфренда-теннисиста?
– Нет. Я считаю, что нужно все-таки разделять работу и личную жизнь.
– Некоторые говорят, что наоборот проще с тем, кто профессионально проходит все то же, что ты.
– Ага, а потом у вас не заладится, вы разойдетесь, и все твои косточки будут перемывать в мужской раздевалке.
Заиграла в теннис в Африке, тренировалась в Европе, жила в США. Но вернулась в Россию, чтобы быть полезной дома
– Вы в детстве жили в Египте, где вашему папе предложили работу, потом в Польше, в Голландии. Довольно экзотичный набор. Как это было?
– В Египте я прожила три года, наверное, с 11 до 14 лет. Ходила там в консульскую школу, ездила на Красное море. Можно сказать, что там и началась моя профессиональная карьера. Я начала играть за местный теннисный клуб, они меня выставляли сразу по нескольким возрастам, так что я выиграла там большой объем матчей, там же начала играть первые турниры ITF.
Помню, как была поражена, что в мусульманской стране так любят теннис. У них достаточно хорошо он развит, они проводят много турниров – и юниорских, и мелких профессиональных. У них в каждом районе есть закрытый клуб, куда высшие слои населения приходят отдохнуть, провести время и занимаются спортом.
Потом однажды мы с Жюстин Энен играли выставочный матч в Каире (Энен провела серию показательных матчей перед возвращением в теннис в 2010-м – Спортс’‘). Я тогда уже была успешной теннисисткой, и было приятно вернуться туда, где все начиналось.
– Как после Египта вы оказались в Польше?
– Мы с мамой поехали играть серию юниорских турниров из Египта в Израиль. Там была команда польских игроков, ими руководил тренер-поляк, который сам тренировался у русского тренера и говорил по-русски. Мама с ним подружилась, а я на той серии турниров на одном победила, на втором сыграла в финале, на третьем мы, по-моему, пару выиграли. И тогда этот тренер предложил нам приехать в Польшу, потому что у него там был знакомый бизнесмен, который очень любил теннис и хотел бы спонсировать игрока, предпочтительно русскую теннисистку – видимо, мы уже на тот момент как-то зарекомендовали себя.
Так я переехала в Краков, стала там базироваться и оттуда выезжать на турниры. Потом мой первый профессиональный тренер был из Амстердама – Глен Схаап. А мне где предоставляли базу, я туда и ехала. Так вот какое-то время я жила и тренировалась в Амстердаме.
– За какую-нибудь из стран, где вы базировались, вам предлагали выступать?
– Нет, никогда такого разговора не было.
– Как потом вы оказались во Флориде?
– Я к тому моменту уже повзрослела, посмотрела мир. У меня появились во Флориде друзья, плюс, там всегда хорошая погода. И в Америке много турниров, а из аэропорта Майами удобно летать, куда бы тебе ни было надо. У меня там был таунхаус, и лет восемь я там прожила.
– Почему уехали?
– По окончании теннисной карьеры я там не могла найти себя. Я понимала, что хочу продолжать работать в теннисе, но идти тренировать к кому-то, в какой-то загородный клуб или даже академию мне не хотелось.
– В википедии написано, что у вас была американская компания Petrova Dream Team. Чем она занималась?
– Да, это как раз ее мы открывали, когда хотели сделать в США школу, академию. Но не пошло.
Во Флориде много разных теннисных школ, и там дикая конкуренция, в которой я проигрывала, потому что была больше аутсайдер. А чтобы начать свое дело, у меня не было единомышленников, а Москва – это все-таки дом, а дома, как говорят, и стены помогают. Здесь мое имя гораздо больше значит, чем там. Ну и хотелось приносить какую-то пользу своей стране. Тем более у меня и мама, и папа – заслуженные тренеры (Виктор Петров – в прошлом метатель молота, Надежда Ильина – медалистка Олимпиады-1976 в эстафете 4×400 м – Спортс’‘). Хотелось пойти по их стопам.
– Жить в Америке вам нравилось?
– Мне нравилось, как там все сориентировано на потребителя. Везде хороший customer service (клиентский сервис – Спортс’‘), все всегда легко решается в пользу клиента, покупателя. В России с этим бывает посложнее, но здесь все привычное. Это такое свое-родное.
– Вы за годы жизни в США ассимилировались или все равно ощущали различия между собой и американцами?
– Не задумывалась об этом, потому что мы, теннисисты, столько времени за свою жизнь провели в разных странах и культурах, что нам уже все равно, где находиться, – мы становимся такими людьми мира, нам везде комфортно.
Но что-то я, конечно, переняла, пока жила там. Идешь, например, гулять с собакой – навстречу идет незнакомый человек, но ты все равно ему улыбаешься, его приветствуешь. И у меня осталась такая открытость к людям – например, что улыбнуться незнакомцу – нормально. А у нас это могут и не так понять.
Мечтает вырастить профессионального игрока с базой в России и считает теннис таким же важным навыком, как английский
– То есть вы вернулись в Россию с целью открыть свою школу? Что вы для этого стали делать?
– Нет, я не сразу стала этим заниматься. У меня появился ребенок, хотелось устроить личную жизнь. Но личная жизнь как-то не пошла той дорогой, которой бы хотелось бы. И вот тогда надо было что-то делать – не сидеть же проедать заработанные теннисом деньги ($12,5 млн призовых за карьеру – Спортс’‘).
Тогда я объединилась со своим другом детства. Мы с ним выступали вместе, когда еще были маленькими, и сдружились семьями. Он не стал профессиональным игроком, но стал тренером. У него был свой клуб со сформировавшейся клиентурой, и он предложил мне начать у него. Мы объявили набор, провели открытые уроки. Включилось сарафанное радио, я сама давала интервью, поднимала узнаваемость. И так все мои группы заполнились.
– Как из игрока стать тренером, еще и детским? Это, кажется, такие кардинально разные вещи.
– Да, абсолютно разные вещи. Даже тренировать сформировавшегося игрока и тренировать ребенка – это небо и земля.
С самыми маленькими очень тяжело заниматься: нужно, во-первых, очень много повторений, а, во-вторых, их при этом нужно заинтересовать. Тренеру нужно очень большое терпение, потому что до первого видимого результата должно пройти очень много тренировок.
Я отнеслась к этому как к челленджу. В тренерской профессии тоже нужно учиться. Чтобы чего-то добиться, нужно начать с самых низов. Поэтому же у нас с моим партнером мечта – вырастить и довести ученика с самого начала до высокого уровня. Потому что чаще всего игрок доводится до какого-то возраста, а потом он уезжает и становится профиком уже в какой-то другой стране. А хочется доказать, что весь путь можно пройти и у нас.
– У вас уже есть игрок, с которым вы могли бы это доказать?
– Да, моя ученица Милана Харламова, в августе ей исполнится 15, мы ее тренируем уже четвертый год. Этим летом начнутся поездки уже на турниры ITF в соседние страны, чтобы заработать первые очки в мировой рейтинг.
– Почему, вы думаете, вы сами уехали, а теперь хотите доказать, что можно не уезжать?
– Тогда в стране был очень сложный период. Мои родители, спортивные тренеры, стали не нужны и были вынуждены уехать за заработком, чтобы прокормить семью, и там уже я заиграла. Просто так сложились обстоятельства. Сейчас же игроки уезжают в 14-15 лет за более благоприятным климатом, доступностью кортов, близостью турниров. Поэтому выбирают Испанию, Америку, Францию – где теннисная инфраструктура на высоком уровне.
– То есть уезжают по объективным причинам. Климат в России же не изменится.
– Да. Плюс, помимо климата, сейчас трудно выехать на турнир, сложная логистика. Куда-то добраться – это нужен целый день. Зимние корты есть, но их не хватает. Выбить время и приемлемые условия – это все очень сложно.
– Именно. Зачем игроку оставаться в России с такими сложностями?
– Есть же такие примеры.
– Но будто бы они единичные.
– Просто кому как комфортно. Некоторые очень тяжело переносят расставание с близкими.
– Как возник филиал вашей школы в Елабуге и почему именно там? Не самое очевидное место.
– Ну почему неочевидное? Татарстан сейчас, я бы сказала, чуть ли не спортивный центр нашей страны. Поэтому мне хотелось открыть филиал именно в таком регионе, который очень активно за спорт и спортивный образ жизни. Я стала наводить справки, и стало понятно, что в Казани нет свободной базы, где можно организовать клуб, поэтому выбор пал на Елабугу, где есть детская теннисная школа с крытыми кортами. Когда я туда приехала, мне очень понравилось, как там все гармонично устроено.
Школа работает с октября, на трех кортах работают четыре-пять тренеров. Сейчас они ходят по детским садам, привлекают внимание к теннису, поднимают узнаваемость и интерес. Хотим сделать набор самых маленьких детишек.
– Это сколько лет? Три года?
– Ну нет, пять лет. Для тенниса три – это слишком маленькие.
– Есть мнение, что у тенниса за последние годы случился скачок популярности. В локдауны в теннис можно было играть, потому что на воздухе и дистанции, потом теннисная эстетика стала модной. Вы замечаете это по количеству учеников?
– Поток более-менее постоянный. Был резкий спад, когда началась мобилизация: многие семьи испугались и уехали. Но потом уехавших заместили другие желающие заниматься.
Наверное, играет роль то, что теннис – чуть ли единственный вид спорта, где наши игроки выступают на международных турнирах так же, как раньше, и выигрывают титулы, так что о теннисе много говорят, его много показывают. Возможно, к другим видам спорта упал интерес, потому что болеть стало не за кого. Теннис в этом смысле продолжает быть востребованным.
Я вообще про себя навык игры в теннис ставлю на один уровень со знанием английского. Они одинаково полезные, нужные для успешных людей. Теннисная мода, корт как место, где можно провести переговоры, – это такие вещи, которые сопутствуют определенному уровню жизни.
Подсела на регби из-за контраста между брутальностью и джентльменским кодексом
– Как вы попали в штаб сборной России и чем он занимается сейчас, когда сборная отстранена от международных турниров?
– Я много раз обращалась к Шамилю Анвяровичу [Тарпищеву], потому что вижу себя работающей с лучшими, потому что с игроками уровня сборной уже понятнее, что нужно делать. Ну и хочется наладить связи между школой и федерацией и быть в команде федерации, чтобы ездить на соревнования.
Игроки все равно выезжают на международные турниры в разные страны. Потом, у нас очень насыщенный внутренний календарь. Есть возможность играть по разным регионам. У нас сейчас очень активная конкуренция.
– Работа Федерации не стала менее интенсивной или содержательной?
– Я бы не сказала. У нас забрали все крупные международные турниры, но активно проводятся сборы, вывозятся игроки разного возраста, наши сборники. Для них проводятся внутренние соревнования, которые ничуть не уступают уровню международных турниров. Тут ребята наигрывают практику, а потом уже, я как понимаю, своими силами начинают выезжать на международные турниры.
– Вы упомянули Шамиля Тарпищева. Нормально ли, когда один человек руководит федерацией 35 лет?
– Посмотрите на достижения под его руководством. С 2000 года была только одна Олимпиада, где наших не было на каком-нибудь пьедестале. Вся русская теннисная династия, волна началась от него. И даже последние годы, когда сборным перекрыли кислород, он все делает, чтобы развивать теннис в стране дальше. И молодые игроки действительно показывают высокий уровень и видят в этом спорте свое будущее.
– Чем вы занимаетесь в Федерации регби России и как вы там оказались?
– Я вхожу в попечительский совет, а оказалась я там опять же через теннис. Познакомились на корте, наладили связи. Сейчас я езжу на все крупные соревнования, слежу за регби.
– Как вы им увлеклись?
– Регби очень отличается от тенниса. Это командный вид, там бьются такие гладиаторы-мужики. Но одновременно с этим это очень джентльменский спорт. Они достаточно бережно друг к другу относятся. У них очень редко бывают какие-то драки на поле. Есть уважение, кодекс – за команду, за семью. Правильные ребята.
Когда я по возвращении в Россию начала обрастать новым кругом, мне показалось очень привлекательным это предложение стать частью регбийной семьи. Меня там очень тепло приняли, пробудили интерес.
***
– В вашем предыдущем разговоре со Спортсом вы еще были молодой матерью и рассказывали про тогдашние челленджи: послеродовую депрессию, испытание для отношений с отцом вашей дочери. Сейчас ей уже почти 7, чему еще она вас научила?
И не появилось ли у вас новых детей?
– Нет, новых не появилось. Я сейчас себя посвятила полностью своей теннисной школе, поэтому даже не представляю, чтобы сейчас завести второго ребенка.
Уроки материнства... Ну, в каждом возрасте появляются какие-то новые нюансы. Сейчас, например, с ней можно поговорить, что-то объяснить, договориться. Но предстоит новый период, когда она пойдет в школу, окажется в новой среде, получит новую ответственность.
Я хочу, чтобы она занималась спортом, пытаюсь потихонечку ее туда направить, потому что физически она сильная, есть данные. Она занимается теннисом пару раз в неделю, но что-то я вижу, что с не особо большим удовольствием она туда идет – может, стоит попробовать командные виды. Зато у нее очень хорошо получается музыка, вокал, у нее есть чувство ритма.
– Тот разговор закончился на том, что вы мечтали выйти замуж, сыграть свадьбу. На сколько вам комфортно рассказать – как дела с этим?
– Получилось наладить личную жизнь, найти баланс. Удалось облачиться в белое платье. Конечно, у каждой девушки есть мечта, иногда дикая, где она представляет себе определенным образом этот день. Получилось не совсем так, как я это видела для себя, но галочку поставила.
– Почему не получилось как в мечте?
– Все прошло в тихой, камерной обстановке при минимальном количестве людей. Сейчас такая обстановка, которая не располагает к большим празднованиям, которые могут показаться показушными. Но в будущем хотелось бы сделать полноценный праздник для себя и близких.
– Хотите ли вы рассказать что-нибудь о вашем муже?
– Не хочу (смеется). Может, в другой раз.
Фото: instagram.com/photo_isaevame, petrovatennis; Gettyimages.ru/Matthew Stockman, Clive Brunskill, Sandra Behne, Mark Dadswell, Clive Mason, Sean Garnsworthy
Вам нужен телефон того мужчины из «Литературной газеты»
Поэтому особенно радостно прочитать такое интервью любимой Нади - содержательное, искреннее, а главное - очень доброе и уважительное ко всем: бывшим подругам и соперницам, тренерам, турнирам, странам. Такая редкость по нынешним временам отчуждения… На одном дыхании прочел, как говориться)
Спасибо огромное интервьюеру за интересную беседу! А у Нади пусть всё получится в её начинаниях!
Ну не верю что нельзя было более изящно сформулировать
А если это реально максимум того что смог выдавить из себя автор,то может все таки надо и авторов статей тоже через фильтр пропускать?