10 мин.

Сделка с дьяволом

51

Я потратил добрых 90 минут, пытаясь раскопать цитату Энди Роддика по поводу его отношений с новым тренером Ларри Стефанки. Поскольку мне это не удалось – придется пересказать ее своими словами. Корреспондент спросил Роддика, какие указания дает он Стефанки, и Роддик сказал в ответ, что повторяет только одно: «Не я говорю тебе, что мне делать – ты говоришь мне что делать. Я нанял тебя, чтобы ты взял на себя ответственность за мою подготовку и тренировки, значит, что ты скажешь – то я и буду делать». Не думает ли кто-нибудь, кроме меня, что Роджер Федерер возможно был бы если не более счастливым, то хотя бы менее одиноким, если бы по окончании австралийского финала у него была бы возможность сказать что-то подобное кому-нибудь?

В невразумительном пятом сете Федерер стоял недовольный и несчастный и смотрел, как рушится его империя. Таковы драматические обстоятельства, в которых проходил данный финал, но давайте при этом иметь ввиду, что в тот самый день, когда Великий Фед был технически несовершенен (о, эта подача!) и, казалось, боролся, прежде всего, сам с собой (при этом я не имею в виду, что он плохо играл), ему все же удалось устроить войну, заставив Надаля исчерпать все свои внутренние ресурсы для достижения победы в этом финале. Это чрезвычайно значимый матч, как в конкретном смысле этого слова, так и в абстрактном.

Голый факт: с его очевидным результативным превосходством на хардовых кортах, Федерер по-прежнему, до этого финала, держал в своих руках половину ресурсов Большого Шлема. Он мог уступить «Ролан Гаррос» Надалю и иметь комфортный счет 2-1 с ним же на «Уимблдоне». Он так же имел право считать тот последний эпохальный финал «Уимблдона» одним из тех редких дней, когда звезды сошлись не в его пользу – дорогостоящие инвестиции не окупились, но не сильно приуменьшили его общий капитал. Два из четырех турниров «Большого шлема» проводятся на харде. Это означает, что Федерер мог ожидать, что у него будет еще, по крайней мере, 6 или 8 шансов побить рекорд Пита Сампраса. Ведь самому Сампрасу был 31 год, когда он захватил свой последний титул «Большого шлема». В Нью-Йорке. На харде.

В этом финале Федерер растратил большую часть своего капитала. В присутствии, по крайней мере, четырех явных молодых звезд, демонстрирующих заметное тяготение к игре на харде (Новак Джокович, Энди Мюррей, Жо-Вильфред Тсонга и даже Хуан Мартин Дель Потро) этот капитал очень трудно будет заработать вновь. В прошлом сентябре Федереру пришлось сжать зубы, поднять бурю в своей душе и делать то, в чем он наименее силен (считай, пачкать руки) для того, чтобы завоевать Открытый чемпионат США.

В этот раз, который стал вторым, когда ему следовало сделать это, при схожих обстоятельствах (Федерер выиграл 3 из последних 5 Открытых чемпионатов Австралии, а в двух других случаях был в полуфинале), он оказался неспособен поймать кураж. Во многом это случилось из-за качества его соперника Надаля. Но во многом и из-за самого Великого Феда, и это было видно в его глазах достаточно часто, тут не скажешь, что вам просто удалось поймать его взгляд в момент слабости.

Долгое время я пытался найти правильные слова для того, что я увидел написанным на лице Федерера во время перерывов финала. И в конце концов, все, что я мог сказать, что он выглядел страдающим и поникшим. У каждого из нас разные способы выражать свой страх, гнев, надежду, уверенность, страсть, но мне почему-то снова и снова кажется, что если бы пузырь, как в комиксе, появился над головой Федерера, он содержал бы такие слова: «Черт, что с этим парнем? За что он так со мной? Что мне сделать, чтобы избавиться от него?».

Надаль, напротив, выглядел совершенно по-другому. Он был человеком, настолько полностью погруженным в свою работу, что я удивляюсь, как камера не поймала его гудящим. Надаль явно поставил целью проделать борозду в корте своим жгучим форхендом и, как в старые добрые времена, протереть линию своей подачей, которая приземлялась слева от его оппонента. Нет, он не являл собой картину полного счастья, для этого он был слишком занят, вот только Федерер был недостаточно занят для того, чтобы не выглядеть глубоко несчастным. А скрыть эту неприкрытую печаль гораздо важнее, чем явную радость. Надаль выглядел человеком, занятым строительством корабля в бутылке. Федерер выглядел как человек, которому нужно выпить. «Это не может происходить со мной… и я не могу ничего сделать, чтобы прекратить это».

Примерно такие мысли, по моему представлению, проходили в голове Федерера в соответствие с его историей и даже характером. В основе всего этого лежит сделка с Дьяволом, и выглядит она примерно так: «Я дам тебе выдающиеся умения, позволяющие летать там, где другие бредут, и парить там, где другие с трудом взлетают. Но я возьму с тебя плату в виде того соперника, против которого все эти возможности не будут эффективными, против которого ты должен будешь найти или развить ресурсы самостоятельно, чтобы добиться того, чего требуют твои амбиции».

Именно поэтому мы находимся на пороге того, что может оказаться самой интересной фазой карьеры Федерера, по крайней мере, для тех, кто хочет видеть не просто артиста, но воина, не просто короля, но завоевателя. В этом финале Надаль поставил Федереру ультиматум – собираешься ли ты встать и бороться или просто лежать и истекать кровью? Я не думаю, что это несправедливо или слишком сурово в отношении человека, чьи амбиции столь велики, как у Федерера. А вообще я предпочитаю слезы от усилий слезам от разочарования. Они более полезны и ценны для любого.

Большую часть года лагерь Федерера (в широком смысле слова) находился в состоянии обороны. В финале стало ясно видно, что Надаль не просто у ворот, что он их сломал и карабкается по стенам. А за ним последуют и другие. Этот день можно считать просто неудачным днем для Федерера по сравнению с новым днем и всеми теми рисками и обещаниями, которые он несет – новый день может стать просто бедствием для него. И именно поэтому он должен прочитать слова Роддика, которые я привел выше, и потратить немного времени, чтобы поразмышлять над ними.

Очевидный вопрос состоит в том, как встряхнуть ситуацию, если вы Роджер Федерер. Но более важный и основной вопрос будет таким – а способны ли вы встряхнуть ситуацию, если вы Роджер Федерер? Это напоминает мне такую вечную цитату: «Гордыня ведет к падению». Я не могу залезть Федереру в голову, поэтому не могу рассуждать о том, насколько проблемы Федерера с Надалем или кем-то еще являются проблемой гордыни. Однако, я могу с уверенностью сказать, что этому парню было очень удобно являться тем Роджером Федерером, которым он был в славные годы между январем 2004 и началом 2008. Я также могу сказать, что он должен быть достаточно скромным и реалистичным парнем, чтобы понять, что сейчас он уже не является тем, кем был раньше.

Сейчас мы находимся в такой позиции, где ему придется продемонстрировать качество, которое ему никогда не приходилось показывать раньше, а именно – устойчивость (в прямом смысле этого слова – как умение выстоять, подняться после падения). Возможно, он никогда больше не обыграет Надаля и не выиграет еще один титул «Большого шлема», даже если примет усиленный тренировочный режим, обострит свой форхенд и перейдет на двуручный бэкхенд (один технический вопрос стоял передо мной в финале: при том, насколько привлекателен одноручный удар Федерера, был отчетливо виден недостаток силы в этом ударе – и разве не Иван Лендл сказал, что если бы он мог начать сначала, он бы научился выполнять двуручный бэкхенд, чтобы использовать его при приеме подачи?). Но если Федерер даже не попробует сделать эти изменения и не сможет выиграть еще несколько турниров «Большого шлема», перед ним всегда будет стоять вопрос: «Что было бы, если бы?».

Задача проявить такую стойкость является проклятием для большинства игроков, просто поскольку большинство из них любят иметь дело с тем, что они знают. И чем лучше (или успешнее) является игрок, тем больше вероятность того, что он будет сопротивляться или даже огрызаться при необходимости обновления своего технического оснащения. Старая песня про то, что танцевать надо с тем, кто привел тебя на вечеринку, относится и к карьере, и эта идея служит большинству игроков хорошо. Те, у кого есть отвага – поскольку требуется именно она, хотя и отчаяние может быть фактором – провести какие-нибудь изменения, как правило, застревают где-то между уровнями. Отличным примером этого является Роддик, который, похоже, готов пробовать все возможное для того, чтобы остаться на вершине. На другой стороне спектра находится Бьорн Борг, который предпочел уйти, чтобы не отвечать на вызов, поставленный перед ним Джоном Макинроем с его стилем serve-and-volley.

Это действительно сложная проблема для Федерера, потому что его игра убийственно прекрасна и фундаментально глубока. Кроме того, этот человек не проигрывает каждому Тому, Дику или Гарри в АТР. У него есть ночные кошмары в виде Рафы, с которым надо справляться, но я бы и не стал сбрасывать со счетов и двух других, входящих в так называемую Большую четверку. Плюс еще группа игроков, которых надо рассматривать как угрозу для дальнейших многочисленных побед на турнирах «Большого шлема». В порядке уменьшения степени сложности, следующей задачей после побед на главных турнирах идет задача обыгрывать группу игроков, в которой конечными авторитетами являются люди типа Марата Сафина, Джемса Блэйка и Давида Налбандяна.

Если бы Федерер нанял тренера, это был бы в первую очередь выстрел в сторону его соперников, и сигнал о том, что он не собирается принимать все происходящее лежа. А поскольку потребовались бы месяцы на то, чтобы новое сотрудничество сработало и начало давать результат – выраженный либо в изменении режима, либо в изменении результатов – это дало бы Федереру некоторую передышку. Что если бы Федерер нанял постоянного тренера в прошлом феврале, и этот тренер посоветовал бы Роджеру перед финалом Australian Open-2009 избегать бэкхенда при приеме подачи и использовать форхенд. Стал бы Федерер следовать рекомендации? Удалось бы ему победить Надаля? Мы никогда не узнаем, мы знаем только, что у него нет тренера, который дал бы ему этот совет, а сам он, судя по всему, до этого не додумался. И вот он проиграл, и такой возможности может не быть уже никогда.

Еще мы знаем, что у Надаля есть особые приемы, которые он нарабатывал специально для Федерера, и он добивался своей цели с упорством ребенка, стремящегося успешно завершить очень трудное домашнее задание. В игре Федерера не так много ресурсов для усовершенствования, но это означает, что небольшие изменения могут вызвать большие последствия. Я не знаю, сидел ли Федерер перед финалом в размышлениях, насколько важна для него устойчиво хорошая первая подача, или что же он будет делать, если окажется, что подача не пошла (что в итоге и случилось). Я считаю, что сидя за ужином со своим тренером субботним вечером, и обсудив с ним несколько моментов подобных этим, он бы только добавил себе ясности и решительности. Отношения между великим игроком и тренером не являются, или, по крайней мере, не должны являться уж очень сложными. Не стало бы легче Федереру, если бы после выигрыша очка он мог бросить быстрый взгляд на ложу, где сидит его тренер, чтобы поблагодарить его за маневр, который они вместе решили попробовать? Что, если бы пара дополнительных глаз, следящих за игрой Рафы в течение шести раундов в Мельбурне, могли помочь?

Когда тренер становится доверенным другом и советчиком, эмоциональная отдача также может быть значительна. Он может принять часть ваших эмоций и тем самым облегчить бремя на ваших плечах. Я не знаю, есть ли у Федерера еще шансы победить Надаля. Этот тяжелый закрученный форхенд в ответ на одноручный бэкхенд, этот страшный выстрел, который у Надаля постоянно наготове, и к которому нечего добавить, является одним из преимуществ, которое Надаль сам построил и теперь им пользуется. В финале Федерер, похоже, чувствовал себя как Роддик, когда он играет… с Федерером. Возможно, он должен начать свою самоперестройку, осознав эту иронию. Но имеет ли он достаточно смирения прийти к этому осознанию сам, и хватит ли у него уверенности и защищенности, чтобы принять это от кого-то другого? Что представляется верным с одной точки зрения, может выглядеть абсолютно иначе, если посмотреть с другой стороны. Удается ли Федереру смотреть на вещи с разных точек зрения, и имеет ли еще смысл, с точки зрения карьеры, попытаться сделать это?

Изучая Федерера и Надаля во время матча, я был также поражен тем, насколько одиноким выглядел Федерер. Это состояние является общим для всех великих чемпионов, и они должны научиться нести его с изяществом и апломбом. Это не трудно, когда вы выигрываете, когда вы на вершине, и этот дух полного одиночества только усиливает свет, изливающийся на ваше прекрасное, превосходное эго. Но все по-другому, когда вы проигрываете, и это, возможно, объясняет почему Федерер так часто выглядит таким хрупким. И есть еще одна, возможно, главная причина, чтобы обзавестись тренером – это чистое и простое общение, отношения, которые ни одна женщина – по крайней мере, в типичной эмоциональной связи – не может вам дать. Одно дело, если бы Федерер рычал, брыкался, выпускал когти. Но он этого не делал. Он выглядел человеком, который не справляется с одиночеством, а не потому ли, в конце концов, мы и проливаем слезы – потому что чувствуем себя одинокими?