8 мин.

Японский журавль или ЧП в Новосибирском зоопарке

Утром в дежурной части раздался звонок. Звонок как звонок, ничего особенного, таких трелей в день не одна сотня проходит. Оперативный дежурный привычным отработанным жестом поднял телефонную трубку, отчеканил механически: «Оперативный дежурный Заельцовского РОВД». Oн эту фразу уже столько повторял за свою лейтенантскую жизнь, а когда был пьян, ведь ничто человеческое ему было не чуждо, орал иногда во дворе на лавке, играя с мужиками в домино: «Рыба вам, мужики, от оперативного дежурногo». И заливался мелким едким смехом, поглаживая выцветшую майку какого-то английского футбольного клуба, бывшую когда-то красной, и ставшей уже почти серо-желтой от дыма  и никотиновых осадков. Только чудное существо с трезубцем в руках с трудом сохранило свой покер фейс.

На том конце провода всхлипывающий женский голос  поведал историю о не совсем обычной кражи. Крали на Руси всегда, делали это часто, легко и весело, не стыдясь, и без особых угрызений совести. А если совесть начинала упрямиться, заливали эту беспокойную гадину самогоном, водкой или коньяком, в зависимости от статуса крадуна. А чем запивают свой гешeфт сильные мира сего, спрятавшись за непроницаемой белокаменной стеной, остается только гадать, что там у них, пузырящееся «Вдова Клико», или до краев наполненная чара кровью младенца, знать нам, увы, не дано.

— Опять плохие новости? — спросил Роман у оперативного дежурного.

— Да, товарищ капитан,  в зоопарке лебедь пропал,— едва скрывая улыбку, ответил тот. Ну, народ, что только не прут: утюги, крышки от канализационных колодцев, срезают высоковольтные провода под напряжением, но лебедь? На кой ляд он им нужен, ладно бы зебру увели, там хоть есть прикладное применение, в какую-нибудь  деревню в упряжь поставить. А лебедь? Мысленно представив картину «Явление африканской зебры в какой-нибудь деревне Пеньково»  и подняв себе этим немного настроение, наш пинкертон отправился в зоопарк.

В зоопарке Роман учинил допрос свидетелей под шлейф  местных «ароматов»: вчерашнее пивное амбре сторожа Трофима, дешевенький китайский парфюм работницы зоопарка Лизоньки и доносящийся розой ветров вихрь запахов продуктов жизнедеятельности фауны, широко представленной в этом милом гуантаномо для животных.

Картину дополнил директор зоопарка, кудрявый седой мужчина, с пышными усами, явно главный в этом зверинном царстве государстве. Он рассказал, что это никакой не лебедь, а редкой породы японский журавль занесённый в Красную книгу. Звали эту редкую птичку Бон, привезена она из страны Восходящего солнца. На вопрос о рыночной стоимости, директор почему-то замялся, начал чесать свой крючковатый нос, как бы ища поддержки в этом интимном вопросе. Уперся взглядом в соседний вольер с ушастой совой и, поймав какой-то неведомый флюид, гордо гаркнул: « Десять — пятнадцать тысяч!».

 «Долларов?», —  решил уточнить Роман. На что вся троица утвердительно закивала головами, как китайские болванчики.

Осмотр происшествия Роман производил, сурово сдвинув брови, под взглядами немногочисленных утренних зевак и работников зоопарка.

— Так, сломанная дверца летнего вольера. В вольере кроме похищенного Бона осталась его подружка, самка «японца»,  Ика. Она взволнованно хлопала крыльями и тихо курлыкала. Ика потеряла верного и нежного друга, к которому она десять лет назад приехала в новосибирский зоопарк из Харбина, для продолжения рода и жила в согласии, наградив мир восемью представителями исчезающей журавлиной породы.

На птенцов был огромный спрос и  многочисленные ходоки из других зоопарков, стояли в длинной очереди за очередным потомством.

                     

Вольер был большой с небольшим прудом и зеленой поляной, усыпанный перьями, ветками, остатками корма для пернатых. Пара журавлей жила в этих хоромах не одна, у них на подселении было с дюжину диких гусей, чтобы воссоздать максимально уголок живой природы, да и веселей, наверное, в таком птичьем общежитие.

Прибывший на место происшествия эксперт-криминалист долго на карачках лазил по земле в поисках следов злодея, сантиметр за сантиметром обшаривал поляну, но, к сожалению, кроме отпечатка кроссовка 40 размера с логотипом известного мирового брэнда в виде трехлистного герба ничего не нашел. Более того измазался весь в птичьих какашках и подвергся наглому нападению вредных гусей. Вытянувшие вперед свои длинные шеи, грозна гогоча, они изгнали служителя Фемиды за периметр вольера.

— М-да, не густо, а что вы думаете?— задал вопрос Роман директору зоопарка, когда они уже остались одни.

Сторож Трофим и Лизонька были допрошены и отпущены восвояси после составления протокола свидетелей прям здесь в зоопарке, в кабинете директора.  Оба протокола были похожи на слова из песни ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому ни скажу.  

Директор, мужчина лет шестидесяти , в поношенном свитере и пузырящихся на коленях джинсах, был больше похож на электрика или школьного учителя труда. Заняв свое законное место в черном кожаном кресле с засаленными подлокотниками, он устало откинул спинку и погрузился в раздумья. Воцарилась тишина, и только жужжащая муха с яростью билась о стекло. Они уставились друг на друга как две дворовые собаки размышляют, встретившись на грязной улочке, определяя породу и собачье сословие, вильнуть дружелюбно хвостом или вцепится в глотку.

— Ну, так все-таки, что вы об этом думаете? — прервал мхатовскую паузу опер, раздраженный отсутствием каких либо улик. Ночью, со слов Трофима, посторонних на территории не было, ворота были на замке, всю ночь он бодрствовал, обход территории делал избирательно, по своему разумению, потому что обойти пожилому человеку все, да еще несколько раз, просто физически невозможно. Площадь, к слову,  более шестидесяти гектаров, и является домом для более десяти тысяч представителей шестисот шестидесяти двух (в том числе редких и исчезающих) видов животных. А на более серьезную охрану у администрации зоопарка просто не было средств.

В общем, сидел сторож практически всю ночь в своем вагончике и смотрел трансляцию футбольного матча из Испании. Роман сам был ярым футбольным болельщиком, и на языке вертелся вопрос, за какую команду болеет дед, но зайдя в вагончик к сторожу на осмотр и увидев на стене рекламный плакат в ярких сине-гранатовых цветах, брезгливо поморщился и потерял интерес, как к свидетелю, так и к своему  вопросу.

Утром пришла практикантка Лизонька, работавшая тут больше из-за любви к японским журавлям, чем за скромную зарплату. Она увлекалась восточными языками, писала диссертацию и пробовала сочинять хокку.

Лиза первая и обнаружила пропажу и раскрытый настежь вольер, позвонила в полицию. И пока ждали блюстителей закона прорыдала навзрыд , эта парочка журавль Бон и его подружка Ика были ее любимцами. Журавль на востоке — символ долголетия, мужества, верности. И вот тут такое...

Директор вышел наконец из ступора и начал говорить:

— Было у меня на прошлой неделе два странных гостя. Один был иностранец — немец с переводчиком, такой аккуратный старичок в пенсне, говорил что-то о частном зоопарке где-то в пригороде Берлина, предлагал деньги либо за будущих птенцов японского журавля, либо предлагал продать именно Бона.

Переводчиком у него была длинная худая тетка с кривыми ногами и безобразной русской артикуляцией, она проглатывала слова, нервно хихикала, когда переводила немца, съела все конфеты, любезно предложенные хозяином кабинета, выдула три кружки чудного черного чая с бергамотом, и бегала несколько раз «пудрить носик». Парочка была очень подозрительная, с большим трудом удалось их спровадить, с обещанием подумать. На прощание немец долго тряс руку директора, шаркал ножкой, ауфидейзерчинал.

— А эта тощая клюшка, строила глазки, оставила свою визитку для будущих переговоров по журавлям, и посмотрела такими влюблёнными глазами на директора, что ему стало противно даже читать, что там написано. И он порвал и выкинул визитку в мусорное ведро.

— Да, и где теперь по-вашему я буду искать этого журавля? Вы даже единственную зацепку, эту визитку уничтожили! — начали сдавать нервы у капитана, — злоумышленник даже отпечатков пальцев не оставил, прокрался незамеченный, словно тень. И как он его унес? Это не воробей и даже не голубь, наверняка у него был специальный контейнер для транспортировки, явно человек был подготовленный, а то, что у него нога маленькая, это разве нить к началу расследования? Директор мялся с ноги на ногу, краснел, теребил свою кудрявую голову, и вдруг спросил:

— Может, коньячку?

— Ну, если так для разгона мысли, — стыдливо ответил опер со стажем, — коньячок кровь разгонит, а там и мысли полезные в голову взбредут». Романа определенно ждала головокружительная карьера сыскаря. Быстренько разлили янтарную жидкость по дутым фужерам, и напряжение в кабинете сошло на нет. Даже зеленая муха смирилась со своей участью пленницы, уселась на потолочную люстру и сверху ловила усиками легкий запах дурмана, разлившийся теплой и сладкой волной по кабинету. Так они потихоньку, практически не разговаривая, допили бутылку...

«Я кажется знаю кто и зачем похитил Бона», — резко выпалил пьяненький директор, со звоном резко поставив фужер на стол и, стряхнув с усов остатки пошехонского сыра... Роман от неожиданности поперхнулся коньяком и громко закашлял, встрепенувшаяся муха бросив свой временный аэродром с визгом мессершмитта, отчаянно ринулась к окну.

(продолжение следует)