Борис Спасский. Нет ничего невозможного
Когда в 1962 году Бобби Фишер составил свою десятку «величайших игроков в истории шахмат», то в нее наряду с признанными корифеями попал 25-летний Борис Спасский, который тогда еще был далек от завоевания титула чемпиона мира. «По какой причине вы включили его в свой список?» – спросили у американца. – «Он играет в уникальном стиле! Он запросто может просмотреть вам потерю фигуры или пешки, но… по его лицу вы никогда не сможете определить, что же это было – зевок или глубокая жертва?»
Недоумение и восхищение Фишера легко понять. Ему, шахматисту классического стиля, Спасский казался каким-то загадочным сфинксом ни от мира сего, который не обладал ярко выраженными творческими чертами, при этом соединял в себе всё самое лучшее, чем вообще может обладать игрок в шахматы… Он блестяще чувствовал инициативу и атаковал, понимал тонкие нюансы позиции и как никто другой умел подстраиваться под соперника, «переключать скорости» во время партии и… решительно ничего не боялся. А когда того требовали обстоятельства, Борис был готов играть любую – от «тупой» до самой острой позиции. И фактически не имел ни одной ярко выраженной слабости – за исключением легкого пренебрежения к дебютной теории, да перманентной лени.
Можно сказать, он был первым абсолютным универсалом в истории шахмат!
Он родился в 30 января 1937 года в Ленинграде, и провел свое детство в голодном, едва пережившем блокаду городе. Отец бросил их, когда Борису едва исполнилось восемь, – и шахматы, которые внезапно ворвались в его жизнь, стали для него настоящим светом в оконце. По словам Спасского, первый тренер, Владимир Зак, не столько учил его игре, сколько подкармливал. Да и чему можно было его научить? Этот невероятно одаренный мальчик играючи перепрыгивал через классификационные ступеньки, за год выполнил I категорию, став в 1947-м самым сильным юным шахматистом в стране. А через год взял и свой первый титул, выиграв юношеское первенство страны… За это, благодаря Заку и Левенфишу, получил стипендию… «После того как в 12 лет я начал кормить нашу семью, – вспоминал Спасский, – мое шахматное будущее было более-менее определено».
Следующим важным этапом в его становлении стала работа с Толушем, Александр взял 15-летнего Спасского под свое крыло. «До работы с ним я не знал, что такое атака!» – с благодарностью скажет потом Борис… Толуш просто не знал слова страх, и бросался на своих соперников со ставшим популярным боевым кличем: «Вперед, Казимирыч!»
Но в отличие от своего бесшабашного учителя, Борис весьма тонко чувствовал границы дозволенного, и эффектно ходил по краю, никогда не переходя невидимой черты… В его игре, в каждом ходе чувствовалось неуклонное стремление к инициативе, а атаки стали легки и элегантны. Подтянулось общее понимание, стабильной стала игра в эндшпиле…В общем, несмотря на молодость, к своим 17 годам Спасский был вполне сложившимся игроком, – и первая для него пора «бури и натиска» не заставила себя долго ждать.
В 1954 году он выиграл турнир молодых мастеров, пробился в высшую лигу чемпионата СССР, – и с разгону занял в ней… 3-6-е места с Ботвинником, Петросяном и Иливицким. Это давало право на участие в межзональном турнире-1955! В том же году он с блеском выиграл чемпионат мира среди юношей и уже в роли «шахматного принца» отправился в Гетеборг, где хоть и с приключениями, но завоевал право играть в претендентах.
Невероятно, претендент в 19 лет! Столь раннего взлета под небеса шахматный мир еще не знал. Через три года 15-летний Фишер превзойдет его достижение, но… в отличие от него Бобби будет статистом в турнире претендентов, ни на что не претендуя. Спасский же сыграл в Амстердаме-1956 важную роль. Нанес единственное поражение Смыслову, который победил и отправился на второй матч с Ботвинником, и не дал Бронштейну, во втором круге обыграв и его, подобраться на «дистанцию выстрела» к конкуренту.
Во многом уверенности в своих силах придал ему чемпионат СССР-1956, в котором он лидировал со старта и до финиша. Лишь поражение в предпоследнем туре от Корчного не позволило Спасскому стать чемпионом, его догнали Авербах и Тайманов. В перебое за «золото» у ленинградца уже не было не сил, ни желания, – и Борис просто не явился на последнюю, ничего не решавшую партию, сославших на плохое самочувствие.
То, что ему позволено чуть больше, чем остальным, Спасский почувствовал достаточно рано. Еще в Бухаресте-1953, его первом международном турнире, он при иностранных участниках пародировал Ленина, да и в целом… высказывался довольно аполитично для гражданина из СССР, едва успевшего выдохнуть после смерти кровавого вождя.
Да и что было кокетничать… Борис в тот момент виделся многим откровенным лидером поколения, вероятным будущим чемпионом мира. А единственным «облачком» на этом небосклоне мог показаться рижанин Михаил Таль, который в 1957 году неожиданно для всех, еще мастером, выиграл чемпионат СССР, а Спасский отстал на целое очко.
В следующем 1958-м году ленинградец собирался взять реванш в родной для Таля Риге. Кроме того, 25-й чемпионат СССР носил статус зонального турнира, – и четверо первых из него проходили в межзональный. Одним выстрелом убить сразу двух зайцев!
Спасский играл блестяще. После 12 туров имел 9 очков, и опережал Петросяна на очко, а Таля – на два. Могло показаться, если не золотая медаль, то уж место в межзональном ему обеспечены. Но неожиданный срыв на финише – три ничьи в пяти партиях далеко не с самыми сильными противниками, – отбросили Бориса в дележ 4-5-го мест. Другой на его месте просто сделал бы ничью на финише и стал готовиться к матчу с Авербахом за место в цикле, но… в последнем туре его ждал Таль, а у Спасского были белые.
Это был вызов, и Борис его принял. Очевидно, он ревновал к успехам Михаила, и отверг ничью, предложенную рижанином в примерно равном положении по выходе из дебюта. Он жаждал крови и сумел добиться близкой к выигранной позиции, в которой и отложил партию. Так и не найдя четкого пути к победе во время анализа, он сказал секундантам: «Завтра я дам ему мат!» И ведь почти выполнил взятые на себя обязательства. Но утомленный долгим анализом и упорством своего соперника, сделал несколько слабых ходов, и уже сам предложил ничью. «Нет!» – ответил Таль, деморализовав Спасского, – и тот провел концовку партии как в тумане… В итоге заматовали не черного, а белого короля.
Эта партия имела поистине историческое значение для обоих. Таль не только во второй раз подряд стал чемпионом СССР, но за ним «автоматом» выиграл еще межзональный, турнир претендентов и матч за корону у Ботвинника, став самым молодым чемпионом мира в истории. Ну, а Спасский… Тень этой трагедии бередила ему память шесть лет, и он провалил «миссию» по выходу в межзональный еще и в 1961 году, разделив роковые для себя 5-6-е места. Он вновь шел первым (7 из 9), но тут проиграл очередную вдрызг выигранную партию – теперь Полугаевскому, – и не смог восстановить равновесие. Два поражения на финише Корчному и Леониду Штейну вновь оставили его вне цикла.
Между этими двумя поражениями было «серебро» в чемпионате СССР-1959, победа на турнирах ЦШК в Москве и в Мар-день-Плате 1960 года, где Борис впервые встретился – и обыграл! – Фишера. И только в конце 1961 года появился свет в конце тоннеля...
Он принял решение уйти от балагура Толуша к суровому Бондаревскому, и стать на путь истинный. Игорь Аркадьевич или, как звал его Спасский – «фатер», выковал характер в жестких противостояниях с самим Ботвинником, и помимо знаний теории и возросшего качества анализа отложенных позиций, дал Борису мощное подспорье. Жесткую руку, в которой он явно нуждался! «Никто кроме Бондаревского не мог толком заставить меня работать над шахматами» – не без грусти и удовольствия вспоминал Спасский.
Их творческий союз сработал буквально сразу! Когда Борис, уже не веривший в то, что это когда-нибудь случится, стал чемпионом СССР. Он не только по привычке захватил лидерство в 29-м союзном первенстве, но и довел его до победы – 14,5 из 20!
В 1962 году Спасский впервые выступал за сборную. На олимпиаде в Варне он занял 3-ю доску, после Ботвинника и Петросяна. А в 1963-м предпринял новую попытку попасть в цикл первенства мира. На этот раз путь к Олимпу был длинным как никогда... Он занял у претендента, с учетом всех отборочных соревнований, – невероятные 98 партий.
Победа в первой лиге, затем дележ с 1-3-е мест с Холмовым и Штейном в высшей, а за ней еще и зональный турнир семи гроссмейстеров, который Спасский начал… с жутких 0,5 из 3. Но цель была слишком сладка, и Борис с 7 очками из 12 вышел победителем. В межзональном его ждало новое ограничение – при существовавшем в то время лимите на советских участников, он должен был занять место не ниже третьего. И, начав с «-1» против соотечественников, чтобы попасть в претенденты, Спасскому пришлось выдать серию из восьми рядовых побед, – и этим уже обеспечить себе дележ 1-4-го мест.
Как ни странно, но матчи претендентов складывались для него гораздо легче. Спасский оказался идеальным бойцом один на один – он тонко чувствовал соперника, и идеально «подстраивался» под него. Борис одного за другим прошел: Пауля Кереса (6:4), Ефима Геллера (5,5:2,5), а в финале и Михаила Таля (7:4), взяв у него своеобразный реванш за 1958 год! В целом в равном поединке он заставил соперника играть на «чужом поле» – из-за чего нервничать и ошибаться. Так он завоевал право на матч с Петросяном.
Но Тигран, который тогда переживал период расцвета, оказался Борису не по зубам. Он выиграл у него в 7-й, 10-й, стоял совершенно выиграно в 12-й партии – в общем и целом доминировал в первой половине. Лишь глубокое разочарование из-за испорченного им шедевра выбило чемпиона мира из колеи и Спасский сумел даже сравнять счет в матче – 9,5:9,5. Но Петросян собрался, одержал две важнейшие победы – и сумел переломить ход матча. «Я в то время еще не понимал, как с ним надо играть, – оправдывал неудачу в первом матче Борис. – Но к следующему поединку уже приспособился к нему!»
А между первым и вторым походом на Петросяна у Спасского случился еще перерыв на Кубок Пятигорского-1966, собравший сильнейший состав. Этот турнир так запал в душу американцам, что вокруг него, а вернее – вокруг того как «Фишер гнался за Спасским» построен чуть ли не весь сюжет «биографического» фильма «Жертвуя пешкой». Борис гонку выдержал, – и закончил первым, обойдя и Фишера, и Ларсена, и Петросяна.
Как участник матча на первенство мира Спасский сходу оказался в претендентах, и как в первый раз легко прошел всех соперников: Геллера (5,5:2,5), Бента Ларсена (5,5:2,5) и Виктора Корчного (6,5:3,5). Внутренняя уверенность Бориса достигла своего апогея, и в известном диалоге с Бондаревским из 1961 года: «Послушайте, фатер, а не пора ли мне стать чемпионом мира?» – он был готов ответить на свой вопрос утвердительно.
Было бы крайне интересно посмотреть на матч Петросяна-66 и Спасского-69, но такое, увы, невозможно. «Обновленный» же Борис уверенно разбил «устаревшего» Тиграна – 12,5:10,5. В этом матче не просто произошла смена чемпиона, но и родилось несколько шедевров, ставших на годы «визитной карточкой» десятого шахматного короля.
Увы, в этот момент желания Спасского и шахматного мира диаметрально разошлись. Он отдал столько лет жизни, моральных и физических сил сражениям за титул, что хотел на какое-то время элементарно передохнуть, сделать паузу и насладиться моментом. Но… все вокруг напротив требовали от него победного шествия от турнира к турниру.
Борис Васильевич, по его словам, всегда был сторонником «монархического взгляда на мир», в том числе шахматный, и искренне полагал, что раз он – чемпион мира, то ему и заказывать музыку. Увы для сибарита Спасского, в такой логике можно было бы жить на Западе, да еще хорошо бы носить фамилию Фишер… А советский чемпион мира, хочешь не хочешь, был вынужден считаться с особенностями системы, – снова и снова садиться за доску, даже если ему этого смерть как не хотелось. Он внутренне протестовал, делал огромное количество бесцветных ничьих и ничуть не старался обязательно становиться первым... Он рассорился даже с Бондаревским, который потерял над чемпионом всякий контроль, и не знал как заставить Спасского как прежде заниматься шахматами.
А тем временем из Америки надвигался «ураган Фишер». Бобби, который до сих пор не мог подобрать ключи к Борису (+0–3=2), крушил всех вокруг: +15–1=7 на межзональном, два раза по +6–0=0 в матчах претендентов с Таймановым и Ларсеном, а затем жестокие +5–1=3 с Петросяном. Все это говорило о том, что Спасскому будет несдобровать.
Чемпион, тем не менее, в последние полгода перед защитой титула пребывал в полной безмятежности… Улучшал свое материальное и физическое состояние, дышал свежим воздухом на Рижском взморье, играл в большой теннис с Иво Неем, ел арбузы и держал в обстановке полной секретности свою подготовку к матчу. По словам гостей на сборах, Спасский при виде посторонних тут же смахивал с доски фигуры и рассуждал о тактике «свежей головы», при которой хорошие ходы приходят в нее только в те моменты, когда она не перегружена вариантами… Как полагали многие, в том числе и в спорткомитете, Борис просто валял дурака, мол, матч у Фишера ему все равно не выиграть, так стоит ли тогда особо напрягаться с подготовкой к нему?! А вот заработать на нем – надо.
Поэтому, когда в июле 1972 года команда чемпиона уже была в Рейкьявике, – и вдруг по вине Фишера матч подвис в воздухе, был близок к срыву, – Спасский, вопреки команде из Кремля, сделал все от него зависящее, чтобы игра началась. «Версию» будто Борис прежде всего боялся потерять деньги, которыми не хотел делиться со спорткомитетом, особенно эксплуатировали после того как миллионер Слейтер увеличил призовой фонд в два раза – до $250,000. Но само течение матча, да и спортивная честь исключительно самолюбивого человека Спасского, не позволяют думать, о том, что он не стремился к победе над Фишером и уж точно не видел себя обреченной на заклание жертвой.
Да, Спасский не был самим собой, после того как Фишер словно дал ему два очка форы на старте поединка – 1-ю партию проиграл одноходовым зевком, а на 2-ю так просто не явился… Однако такого количества второсортных решений и стратегических ошибок, не говоря уже – элементарных зевков, никогда не свойственных ему, – вряд ли можно было ожидать. «Во время матча в Рейкьявике я чувствовал, что мне кто-то или что-то сильно мешает, – спустя годы пытался передать свое состояние чемпион. – И я, как ни старался, ничего не мог сделать против этого…» Переполошился даже Геллер, помогавший ему в Исландии. Он дважды с треском проиграл Спасскому в матчах претендентов и при этом регулярно бил Фишера, – так что представлял примерное соотношение их потенциалов. И как бы ни вырос за это время Бобби, не мог же Борис играть, настолько плохо, чтобы в 8 партиях сделать с ним жалкие три ничьи! Дошло до того, что по инициативе тренера на рентгеновском аппарате «просветили» кресло, в котором сидел американец…
Чемпион мира включился «на полную катушку» только во второй части поединка, сумел навязать свою игру и в целом доминировал. Но Фишер был практически неуязвим, и в 11 оставшихся партиях Спасский выиграл лишь раз – в 11-й. А проиграл дважды. Все закончилось к 21-й встрече, когда претендент набрал необходимые для победы 12,5 очков. «Ему бы еще десяток партий, и Борис обязательно победил бы» – грустно шутили коллеги.
Остается лишь гадать, что было бы, веди Спасский столь же массированную подготовку к матчу с Фишером, как когда-то к Петросяну. Играй чаще и в более сложных турнирах. Не расстанься так не вовремя с Бондаревским. Да воспользуйся всей мощью советской шахматной машины, которая потом из кожи вон лезла, чтобы с Карповым три года после не случилось бы такого же афронта. «Включись», наконец, с самого начала, и не иди на поводу у соперника. Да хотя бы в тот момент, когда Бобби, повсюду видевший шпионов, настоял на проведении 3-й партии в закрытом помещении без зрителей. Не сдерживай благородный гнев после каждой новой выходки претендента, которому надо было сразу дать понять границы допустимого… Спасский ничего этого не сделал. И проиграл.
Временами он выглядел чуть ли не заложником у своего соперника, который делал все, что хотел, заранее уверенный в своей безнаказанности. Не случайно, после того как Фишер завоевал титул, он рассорился абсолютно со всеми – как со своими друзьями, так и с врагами, – а с Борисом до конца дней сохранил весьма теплые отношения.
У матча в Рейкьявике, одного из самых ярких в истории шахмат, масса загадок. Многие из них вряд ли когда-нибудь окажутся достоянием гласности. Но, факт остается фактом: Фишер стал чемпионом мира, Спасский же, не успев толком насладиться этим титулом, – быть им перестал. Но, вопреки всем ожиданиям, советская система не обрушилась на Бориса, и не подвергла его «гражданской казни», как годом ранее – Тайманова.
С него не потребовали ни $100,000, которые он заработал за свои исландские мучения и положил в швейцарский банк. Не лишили его ни стипендии, ни зарубежных поездок, а чуть позже, в год побега Корчного из СССР, и вовсе отпустили – жить в Париж с женой-француженкой, дав ему двойное гражданство. Как Борису это удалось – загадка!
К тому моменту, по словам самого Спасского, он был уже «чистым любителем». В том смысле, что не имел никаких честолюбивых устремлений, – и был солидарен с девизом Портоса: «Я дерусь, потому что дерусь!» Его же последним «выплеском энергии» стал чемпионат Союза 1973 года, в котором, по приказу начальства, обязаны были играть все сильнейшие: сразу четыре экс- и один будущий чемпион мира. 36-летний Борис провел его на одном дыхании – 11,5 из 17, на очко оторвавшись от группы преследователей.
После этого, несмотря на то, что Спасский еще полтора десятка лет играл в крупнейших турнирах и в матчах претендентов, его взгляд на собственную игру, но в особенности на результат, был чисто «пенсионным» – приглашают и ладно. Но… это ж какой природной мощью таланта надо обладать, чтобы так, играючи как Борис Васильевич, проигрывать матчи претендентов Карпову в 1974-м или Корчному в 1978-м. Кажется, «включись» он как когда-то с Фишером, – и у победителя этих циклов могло бы быть другое имя.
Но… заставить себя работать на все сто, да хотя бы на 50%, он уже не мог. Да, наверное, и не хотел. Зачем? Ему нравилась атмосфера шахматных баталий, и он с удовольствием принимал приглашения на ностальгические или просто коммерческие поединки, когда результат по большому счету не имел значения. Спасский играл и с юной Юдит Полгар, и с Бобби Фишером (в «Матче-реванше века», за $5,000,000), а на закате карьеры – и с земляком Виктором Корчным, причем – дважды. Во всех этих матчах он уступил.
Но Спасский больше чем кто либо заслужил свое право наслаждаться жизнью!
Ведь даже когда король Борис Десятый не священнодействовал за шахматной доской, а только рассказывал об игре и игроках, он был нарасхват! Прирожденный оратор, всегда знавший как захватить внимание аудитории любого состава или возраста, Спасский мог буквально в паре слов сформулировать идею или образ, на описание которых у другого ушла бы куча времени. А уж о его харизме и говорить нечего. Дети и взрослые слушали его открыв рот, особенно на многочисленных шахматных школах, куда он приезжал как гуру. Его шахматные оценки всегда были точны, взвешены и оригинальны… Когда же он не без самоиронии вспоминал свою богатую событиями жизнь, то слушатели буквально растворялись в его глубоких, содержательных, удивительно живых образах. И эти люди, давно живущие лишь в его воспоминаниях, вставали во весь рост. Даже жаль, что Борис Васильевич, хоть уже много раз обещал, – никак не приступит к своим мемуарам.
Его уникальная память пронесла их даже через инсульт, который он пережил несколько лет назад, и с тех пор прикован к инвалидному креслу. Дух его по-прежнему крепок, и в день своего 80-летия, которое торжественно отмечалось в родном для него ЦШК, Борис Васильевич поднялся из кресла, – и в знак уважения перед собравшимися любителями шахмат, сам сделал несколько шагов и глубоко поклонился в знак почтения к ним.
Король должен знать, ради кого живет и играет!
И тем не менее, даже такой Спасский, в начале-середине 80-х, не уступал молодым суперигрокам на пике возможностей, как Ваганян, Белявский, Юсупов. Огромный талант, возможно равный таланту Карпова, но совершенно другой характер.
P.S. Вторая партия Спасский – Ларсен на матче века , однозначно, один из бриллиантов шахматной сокровищницы.
Все-таки каждый шахматный чемпион обладает своей уникальной харизмой, бесцветных практически не было, а благодаря посту очевидно, что и Спасский таковым не может считаться.
Может напишите статью про прототипов рассказа Поединок от Патрика Зюскинда?