6 мин.

Нецкэ

120

 

Старик бессильно уронил голову на грудь и беззвучно заплакал. Слёз не было. Они были ему не нужны. Слёзы нужны женщинам в которых полно жизни. Слёзы идут от силы. Сил как раз у него оставалось не много.

Он снова не смог натянуть тетиву. Как и вчера. Как и неделю назад. Он знал слова песни самурая: «Хороший лук – зависит от натягивающей его руки». Конечно, можно было попросить помочь соседа – здорового бугая, но это всё равно ничего не решало, он бы не смог правильно выстрелить в добычу. Хоть в какого-то несчастного зайца. С едой в доме было совсем плохо.

За тонкой бамбуковой перегородкой снова послышался хрип и кашель. Старик тревожно, по привычке, вскинул голову и прислушался. Старуха - жена его, сегодня целый день спала и почти не беспокоила, а иначе, ему снова пришлось бы провести возле неё целый день. Поправлять, подносить, убирать, успокаивать. Болезнь жены, медленно, но верно, собирала свою горькую дань. По капле в день. Неумолимо. Подобно злой тощей собаке, болезнь подкрадывалась к кровати старухи и слизывала сухим языком последние хрупкие капли жизни, выступавшие на ее лбу. Жар выдавливал эти капли - то сильнее, то слабее, но собирать их было не трудно.

Сегодня собака где-то припозднилась. Больная спала спокойно. Жара почти не было. Это дало ему возможность снова попробовать натянуть тетиву. Но всё бесполезно. А ведь когда-то его руки могли ломать ветки, поднимать и складывать тяжёлые камни, на спор гнуть металл и вырезать нэцкэ. Много нэцкэ.

Да – нэцкэ! Это было его страсть. Глупая юношеская страсть. Он пронёс её через всю свою жизнь, сначала стесняясь и таясь, а потом  всё смелее, всё больше увлекаясь и совершенствуясь в мастерстве.

Странно устроены человеческие руки. Когда он начал профессионально делать нэцкэ – его руки изменились. Пальцы стали более чувствительны, кожа тоньше, а суставы гибче. Теперь он не мог зарабатывать деньги каменотесом - ему нужно было беречь руки. Его руки были теперь входом во вселенную. Вселенную - крошечных японских фигурок, сделанных из ценных пород дерева или кости. В детстве он случайно подглядел работу мастера – нэцукэси, смотрел во все глаза, стараясь запомнить малейшее движение рук и форму режущих инструментов. Потом, по детской наивности, он попытался повторить – это была маленькая рыбка. Получилось. Как ему казалось. С радостью и шумом он ворвался хижину мастера и положил на его верстак свою первую нэцкэ.

Старик потер давно не бритую щёку и усмехнулся. Он до сих пор помнил ту пощечину. Рука нэцукэси была тяжела. Потом, вернувшись в слезах домой, пришлось всё рассказать матери. До сих пор было неприятно вспоминать, как его мать кланяясь и унижаясь перед мастером, пыталась оправдать его. Нельзя было делать нэцкэ просто так. За этим следили. Нужно было учиться у мастера - стать его учеником. Чтобы стать учеником – надо заплатить за обучение. Денег у его матери, растившей кучу ребятишек без отца, еле хватало на прокорм. Как он мог забыть об этом?

Старик посмотрел на свои натруженные руки и снова усмехнулся. Но теперь в его усмешке было озорство. А всё-таки он стал – нэцукэси! Одним из лучших в префектуре.

 Он вспомнил, как еще раз вырезал рыбку - только лучше и красивее. Это случилось много лет спустя, повзрослевший, повидавший, но сохранивший свою тайную мечту. Нэцкэ украсила его праздничный пояс. С неё всё и началось. Нэцкэ заметили, и стали просить сделать что-то похожее. Шаг за шагом – появились заказы. Появилась своя мастерская. Правда, пришлось уладить дело с  кланом местных мастеров - он уже и не помнил как. Давно было.

Снова послышался натужный кашель. Мастер встал, тихонько отодвинул бамбуковую ширму и посмотрел на жену. Скоро она проснётся и захочет есть. А еще лекарства. Где их взять? За какие деньги? Отчаянье снова схватило его за горло стальными пальцами, он почти задохнулся и только мысль о нэцкэ помогла ему сделать облегчительный вдох надежды…

Уже как несколько месяцев он вырезал чудесную миниатюру. Должна быть – чудесной! И очень дорогая. Слоновая кость. Её привозили с Китая – очень трудный и хрупкий материал. Жирный торгаш придёт за заказом через неделю. Хочет сделать подарок для сына. Торговались долго.

Спросил еще - «Глаза-то видят?» - Старик заверил, что зрение у него еще хорошее.

«Ну ладно, работай» - торгаш сразу заплатил аванс. Вчера последний сен был потрачен на рис.

Он солгал. Глаза были уже не те. Работа продвигалась, но не настолько быстро как он хотел, хотя фигурка получалась просто загляденье. Всё своё мастерство, боль, отчаяние, надежду, вкладывал он в это маленькое чудо. Корпел ночами - жженые лучинки валялись по всей хижине - менял инструмент, резал пальцы, напрягал последние силы, но не отступал. Он не мог отступить. Это его последняя нэцкэ. Больше он не вытянет. Ни глазами, ни руками. Если даже не может натянуть тетиву на лук, чтобы подстрелить что-нибудь на ужин, что с него толку? Нэцкэ требуют крепких рук.

Он возьмёт у торгаша много денег. Жена возможно даже улыбнётся, когда узнает сколько. Он так давно не видел, как она улыбалась. А потом они уедут. Говорят в городе легче жить и там хорошие врачи. На первое время денег хватит.

Эх, и почему жена не родила ему девочек - их бы не забрали на проклятую войну. Была бы помощь на старость.

Первый луч утреннего солнца скромно заглянул в ветхую хижину - ему не трудно было рассмотреть спящего на столе человека. Возле седой головы, лежащей на руках, стояла маленькая белая фигурка…

***

Стрела со свистом вонзилась в оконную перегородку.

«Ого-го!» понеслась весть  из  мальчишеских глоток. Деревья вздрогнули, птицы затаились, цикады испугано замолкли.

- Малыш Акио проиграл! - с упоением возвестил рыжий Горо

Рыжий был самый старший в банде « Вольных самураев». Мало того - он был главарем «банды». Ему бросили вызов. Он принял его. И вот Малыш – проиграл! Он не попал в оконный проём, полуразвалившейся хижины, стоящей на самой окраине мати* (села). Горо - стрелял первым. Его стрела точно вошла в чёрноё жерло бывшего окна.

- Иди! Доставай стрелу! - Рыжий надменно посмотрел на Акиро и презрительно сплюнул…

Уговор есть уговор. Вызов – страшнее смерти. Горо всегда донимал Малыша, и, в конце концов, спровоцировал. И вот он – промахнулся. Надо идти. Под смех мальчишек, Акиро вздохнул, и медленно побрёл к хижине.

Хижину обходил десятой дорогой, каждый суеверный селянин. Говорили, что там обитают духи. Злые духи. Они были готовы любого поработить. Забрать душу. В селе ходили легенды. И конечно, это было любимое место для игр, отважной детворы.

Малыш осторожно вступил в полумрак - сердце колотилось и было готово выпрыгнуть из груди. Половица жалобно скрипнула и зашаталась. Пауки застыли в центре огромных, круглых, блестящих на редких лучах солнца, сфер. Затхлый воздух, давно покинутого жилища, проникал в ноздри и не давал вздохнуть. Глаза не сразу привыкли к темноте, но вскоре он увидел стрелу. Она чудно вонзилась по самый стол, массивно возвышавшийся в середине комнаты. Странный стол, больше похожий на верстак. Думать было некогда. Было холодно и страшно. Малыш подскочил к стреле и резко выдернул. Рядом блеснуло что-то ярко-белое…

Он кинул, пробегая, стрелу под ноги Рыжему.

– Эй! а как же твоя стрела?! - Горо почему-то был не доволен. Малыш только махнул рукой.

- Я домой! На сегодня хватит - его рука в кармане сжимала драгоценность о которой никто не должен был узнать. Тем более - Рыжий Горо.

Тихонько прокравшись в свой дом, он осторожно вытащил нэцке из кармана, поставил на крутящийся стул, сделанный отцом, и слегка  придал движение…

«Старик, на минутку, присел под тяжестью корзин с фруктами.

Он смотрит на петляющую тропинку к дому,

осталось не много.

Смех и радость внучат – придаст ему сил».