8 мин.

На вершине холма-1 (Париж)

 

Начало здесь

 

- Ты на каком языке с ней разговаривал?

- На английском.

- Ничего не понял.

- Тебе практики не хватает.

 

Мы только вышли из гостиницы, где брат успел решить все вопросы нашего расселения и, кажется, даже пофлиртовать со служащей отеля, а я только и мог стоять рядом и не в тему протягивать свою кредитку. Приехав за границу «совершенствовать английский», я быстро выяснил, что совершенствовать, в общем, нечего.

Мы пересекли площадь перед Лионским вокзалом, быстро названную нами ароматной, так как на ней разместилось довольно много бомжей, не утруждавших себя поиском туалета. Правда, бомжи выглядели куда как приличнее питерских и даже располагали собственными матрасами. Они раскладывали их в любой понравившейся точке Парижа и отдыхали. Особых целей у прогулки не было. Мы только приехали, со всеми переездами и пересечениями границ не спали больше суток, и задача формулировалась так: «Пойдем в сторону Лувра, пока хватит сил».

 

Гостиница была выбрана удачно. До площади Бастилии можно было дойти минут за 7, до Нотр-Дам за 15, а там и до Лувра не так далеко.

На каждом шагу были открыты небольшие кафе. Люди сидели за столиками на улице или на открытых верандах. Пили вино, разговаривали. В глаза бросалось огромное количество мопедистов и Пежо с Ситроенами. Никто никуда не торопился. Теплый летний парижский вечер. Мимо монумента на площади мы вышли к Сене.

По реке шли прогулочные катера, на берегу, под набережной, был организован городской пляж. Люди отдыхали в шезлонгах, играли в настольный футбол.

 

 

В открытом бассейне под руководством инструктора какие-то бабушки и худосочные мужчины в плавательных шапочках делали странные упражнения.

- Наверное, это не стоит фотографировать?

Вместо ответа брат показал на табличку с перечеркнутым фотоаппаратом.

- А вот и парижский хипстер – на ступеньках ведущих к воде сидел молодой человек с ноутбуком. Рядом стояла баночка пива.

- Это не хипстер. Это яппи. Хипстер сейчас ты. Ебашь лук.

 

Вскоре мы вышли к Нотр-Дам. Откуда-то сбоку. Где-то здесь Квазимодо прятал Эсмеральду, а потом сбросил с колокольни своего наставника Клода Фролло.

- Интересно, с какой именно колокольни он это сделал?

- Думаю, с одной из центральных. Так было эпичнее.

- Главное, что сбросил. Фролло был полным трололо.

 

Мы пошли дальше. Улицы в Париже сделаны очень странно. Почти на каждом перекрестке они разваливаются на две части, образуя пять углов. Это выглядит непривычно для питерского глаза. Город начисто лишен пафоса и величественности. Холодного аристократизма Питера. Париж по-южному расслаблен и совсем не кичится своей историей и статусом. Он как звезда спорта или кино, которая никогда не откажет в интервью, да еще и угостит пивом. В этом его настоящесть.

- Это Лувр?

- Да. Но мы подошли к нему сзади. Придется обходить. Он здоровый. Здесь пара кварталов.

Мы двинулись вдоль Лувра. На встречу шли парочки, туристы. Туристки. Кстати, рассказы о красоте парижанок - миф. Что отличает местных женщин - это их разнообразие. На любой вкус и микс. Здесь присутствуют представительницы всех типов. От белокожих европеек до откровенных негритянок. Единственное, чего я не видел в Париже, так это откровенно толстых женщин. Впрочем, я был в свадебном путешествии и не особенно приглядывался.

Из длинной узкой арки, ведущей куда-то на ту сторону здания, послышалась музыка. Уличный музыкант играл на саксофоне. Мы свернули туда. За стеклянными витринами стояли статуи, окна были застеклены цветными витражами. Я сделал несколько последних шагов под сводами арки и вдруг вышел на площадь перед Лувром. Это был, пожалуй, самый запоминающийся момент за время пребывания в Париже. Я вдруг оказался на огромной площади перед знаменитыми пирамидами и великолепным Дворцом, над которым висела полная луна. Если бы мы подошли к Дворцу с внешней стороны, эффект был бы не такой. Жена сразу взялась снимать, а я все оглядывал окружающую меня красоту, пытаясь продлить первое ощущение неожиданного восторга.

 

Вот по этой площади бежала парижская чернь, обидевшись на шутку Марии-Антуанеты о хлебе и пирожных. Я попытался представить себе, как это было, но на визуальный ряд все время накладывался неуместный здесь штурм Зимнего и портил картинку.

- Внутрь не пойдем. Мона Лиза – попса, – брат выдернул меня из путешествий по прошлому

- А ты был?

- Неа. Но Гришковец рассказывал, что ты там ничего не почувствуешь. Правда, он мудак. Но в этот раз ему можно верить. Лучше пойдем в сад Тюильри. Там, кстати, Данглар закопал своего незаконно рожденного ребенка.

- Не Данглар. Вильфор.

- Точно. Вильфор. Но все равно мудак.

- Такой же, как Гришковец.

- Что ты. Хуже.    

- Тогда это уже редкий мудак.

В саду Тюильри расположился парк аттракционов, над которыми возвышалось колесо обозрения. Я не люблю никаких аттракционов, особенно тех, которые связаны с большой высотой. Все эти карусели, американские горки… Не мое. Но настроение после встречи с Лувром было каким-то праздничным. Кроме того, хотелось посмотреть на окружающее с высоты. Поэтому я, неожиданно даже для себя, предложил прокатиться на колесе.

 

Мы встали в небольшую очередь перед колесом. Веселый и явно бухой работник парка аттракционов открывал двери кабинок, запускал внутрь несколько пассажиров и включал агрегат. Подняв новеньких на некоторую высоту, он снова давил на стоп и открывал новую кабинку.

- Здравствуйте. Спасибо, – приветствовал он нас, распознав русских.

- Нет-нет. Мы втроем, – объяснил я ему, когда он попытался посадить к нам соотечественников. Двух подвыпивших мужичков.

Боязнь высоты никаких рациональных объяснений не имеет. Плотно запертая кабинка. Надежная конструкция. Но чем выше мы поднимались, тем менее комфортно я себя чувствовал. Жена продолжала снимать «вид сверху», братец крутил головой во все стороны и что-то рассказывал.

 

Я, запустив руку под железный поручень, не столько наслаждался красотами, сколько ждал, когда же мы спустимся. Самая страшная точка на самом верху. Кабинка замирает над пропастью. Ни выше, ни ниже не видно никого из таких же отчаянных посетителей этого медлительного колеса-убийцы. Зато стоит пережить этот момент, как начинаешь опускаться все ближе к благословенной твердой почве. Ровной поверхности. Нулевой высоте. Возвращается душевное спокойствие и бодрость духа.

Я уже совсем было развеселился, когда мы медленно проехали мимо стартовой площадки и пошли на второй круг. Веселого и бухого работника парка аттракционов на месте не оказалось.

- Бонус, – обрадовался брат. – Сними еще огни справа. Должно красиво получиться, – обратился он к жене. – Кирыч, ты чего-то напряжен.

- Я? Не. Нормально, – я с ужасом видел, как мы снова поднимаемся все выше.

- Спустимся вниз, надо будет посидеть в кафе. Выпить немного.

- Выпить надо было до,– подумал я, но промолчал.

Пик снова был пройден, и мы заскользили вниз.

- Ну вот, сейчас выйдем и по чуть-чуть,– брат уже приподнялся с места.

Кабинка, не обращая на это внимания, пошла на третий круг.

Я оставался внешне спокоен, но рядом со мной сидели люди, которые знали меня вдоль и поперек.

-  Если пойдем на четвертый круг у Киры будет удар, – констатировала жена. – Останусь я молодой вдовой. Быстро как-то. Обидно.

- Кирыч, ты подумай, заплатили 8 евро, а покатались на 24. Нам везет. Ща спустимся, и если нас все-таки выпустят, пойдем и купим лотерейный билет. Окупим ваш отпуск.

- Да нормально я.

- Ну да. Последний раз я у тебя такое лицо видела, когда мы в Хельсинки взлетали.

- А представляешь, какой мат стоит у наших соседей.

Кабинка в третий раз прошла апогей и снова пошла вниз.

- Шутка, повторенная в четвертый раз, будет уже совсем не смешной,– заметил брат.

И шутить больше не стали.

- Добро пожаловать, – все такое же довольное и бухое лицо моего мучителя показалось за стеклами моей камеры пыток. Он открыл дверь и выпустил нас наружу. – До свидания.

- До свидания, – ответил я и, пройдя несколько шагов, добавил – Скотина.

- Ну, сейчас чуть-чуть посидим. День был тяжелый. А завтра туда, – и брат показал на вершину возвышавшейся над всем вокруг Эйфелевой башни.

 

 Хочешь на Эйфелеву башню? Жми