14 мин.

Арвидас Юозайтис: «Я выиграл олимпийскую медаль, чтобы вырваться из плена»

У него удивительная судьба – у больших спортсменов такая редко встречается. На Играх-76 в Монреале 20-летний Арвидас выиграл олимпийскую бронзу на 100-метровке брассом, стал героем Литвы, а Москва предложила пловцу отличные жилищные условия накануне домашней Олимпиады. Но Юозайтис никогда не горел тренировками, а свое призвание видел в... литературе. Он мечтал писать и бороться за независимость Литвы, которую сначала «ополячили», а потом присоединили к Советскому Союзу.

Арвидас рос в семье, где национализм не скрывали, тщательно берегли литовский язык и культурные ценности.

<Мама сумела внушить, что мы, живущие по чужим, а не по литовским законам, обязаны выстоять и сохранить родную Литву в себе. И стало понятно, что такое служение требует создавать литовские семьи, беречь культуру и знать историю. Остаться литовцами наперекор всемирному коммунизму и советской жизни> (из интервью журналу «Дружба народов»).

Уйдя из спорта, он окончил Вильнюсский университет, получил степень доктора философии, в конце 80-х – начале 90-х был одним из лидеров движения за независимость «Саюдис», благодаря которому Литва первой вышла из состава СССР.

Сегодня Юозайтис автор 17 книг – одного романа, двух сборников рассказов, пяти пьес. Его постановки идут во многих литовских театрах. Под Новый год он согласился поговорить с редактором Sports.ru Павлом Копачевым – не только о спорте.

– Когда мы с вами договаривались об интервью, вы признались: «Спорт – звонок из несуществующего». Почему?

– Перегорел. Не смотрю даже литовский баскетбол. Хотя раньше следил за каждым матчем. В жизни, видимо, есть этапы. И после достижения цели мне всегда хотелось заняться чем-то другим. После спорта – учеба на философском факультете, после учебы – борьба за независимость Литвы, погружение в политику, после политики – литература. Лет с 12 я понимал, что мое призвание – быть писателем, а не спортсменом.

А когда я занимался плаванием, времени на учебу и вдумчивое чтение не было совсем. Это меня расстраивало. Поэтому, когда выиграл бронзу на Играх-76, я был внутренне рад. Медаль – можно остановиться. Хотя мне предлагали плавать дальше, готовиться к Играм-80, звали в ЦСКА, давали ключи от московской квартиры...

- И вы так просто отказались?

– Нет, конечно. И дело не в приглашении из Москвы: я как раз никуда не хотел уезжать из Литвы. Россия тогда для меня была чужой страной, хотя позже я долго работал атташе по культуре в Калининграде, который искренне люблю, там у меня много друзей.

Просто отец ради меня многим пожертвовал – он, по сути, создал литовское плавание, вложил в меня все свое время, любовь, знания. Он был против: не раз повторял, что я делаю большую глупость... Но, как правильно сказал Бродский, надо уходить с хороших мест, а то привыкаешь и киснешь.

Спорт – это все-таки неволя. Ты пашешь, как раб на галерах. А в это время ровесники дышат свободой, они не рабы. Я вел дневники – на литовском, где подробно описывал все свои чувства, эмоции, недовольства. Помню, как смотрел закрытие мюнхенской Олимпиады-72, трансляцию отрубили на середине... Такое зло взяло – надо все увидеть своими глазами. Вот так я считал часы до Олимпиады-76. Это была цель – выступить, показать хороший результат. И наконец-то вырваться из плена.

Плавание – зашкаленный эгоцентризм. Ты живешь в воде, наедине с собой, отключаешься от мира. Пловцы – безумцы, страшные индивидуалисты. Я всегда удивлялся – как они переходят в нормальную жизнь? Я то ушел рано – мне было всего 20 лет.

У нас в семье был культ Литвы, традиций, языка. Родители никогда не состояли в компартии. Это было принципиально. Мама 1932 года рождения, она видела советскую армию, оккупацию. Для нее свобода – не пустое слово. Она всегда говорила: если бы Литва была независимой, ты бы мог учиться за границей. Она плохо говорила по-русски, хотя работала в филиале Московского станкостроительного института, вела делопроизводство – но на литовском.

В отличие от Латвии и Эстонии, у нас сохранялась обособленность. Только в Литве было не 10, а 11 классов. Заседания Совета министров велось на литовском. Больше такого ни в одной союзной стране не было.

Спорт и плавание – по сути, был такой националистический привет: мол, мы в Литве ничем не хуже, чем вы в России. Мы тоже можем плавать, отбираться в сборную.

- У Литвы в плавании вообще не было традиций.

– Не было. Особенно в мужском. Женщины два раза отбирались на Олимпиаду – в 68-м Валя Баркаускайте (правда, была запасной), а в 72-м – Бируте Ужкурайтите. Для нас был прорыв – папа и мама очень хотели сделать что-то большое для Литвы. Спорт был семейной религией. Мама продукты закупала – особенно мясо, которое было дефицитом (большая часть уходила в Союз, а не оставалось в Литве), бабушка готовила. Режим – в 21-00 ложились спать. Пока я не попал в сборную СССР, мы никаких привилегий от государства не получали. Это уже потом – 40 рублей «накидывало» спортобщество «Жальгирис», 120 рублей получали от спорткомитета. Хорошие деньги.

– За олимпийскую медаль сколько получили?

– 3000 рублей. Вильнюсские власти без очереди дали кооператив: квартира стоила 15000. Я сразу вложил свои накопления. Если бы еще на чемпионатах мира поучаствовал, больше бы заработал. Но...

- Вы ушли в 20 лет. Сейчас многие до 30 плавают...

– Когда тебе платят хорошие деньги, ты всем обеспечен, то можно плавать хоть до 40. Если здоровье позволяет и есть результаты... Хотя в наше время 25 был «стариковским» возрастом. Как сейчас помню, на Играх в Монреале меня поселили вместе с Владимиром Буре, отцом знаменитых хоккеистов Павла и Валерия. Ему тогда было 27 – я смотрел на него как на человека с другой планеты. А сейчас 27 – возраст расцвета во многих дисциплинах.

Если бы я дотянул до Москвы, то мне было бы 24. Но для этого надо было переезжать в Москву, там тренироваться – а я не хотел быть москвичом. Я литовец – люблю свой дом, обороняю свою крепость.

- Помните свои первые загранпоездки?

– Очень хорошо. Тогда благодаря спорту и можно было прорвать железный занавес. 70-й год, Польша. Хоть и рядом, но интересно было. Почву нюхали – так же пахнет или по-другому? Я в баночке привез землю Грюнвальда – вот он мой литовский национализм. А в 71-м нас отправили в Голландию. Это был шок – на трибунах бассейна мальчик сидел с родителями и курил сигарету. Наверняка она была без никотина, но ребенку лет 10-12... На улицах наркоманы, бродяги – исчадье ада. С тех пор я к Голландии отношусь отрицательно.

Был еще, впрочем, момент. Намного позже. 89-й год, я уже лидер «Саюдиса» – движения за независимость. Нелегально прорвался через границу по довоенному литовскому загранпаспорту – в нем не было, естественно, визы. Но по таким паспортам пускали в некоторые страны – Италия, Англия, отдельные города США. Франция неохотно пускала, а вот Голландия не пустила совсем. Остановили на границе.

- Что хорошего запомнили?

– Чистые улицы. Отношения между людьми – более свободные, теплые, неформальные. В Союзе сложно было себе представить, что знакомые люди, встречаясь, обнимаются, целуются, визжат от восторга. А там это было – и это било по мозгам.

Плюс джинсы – это же было золото. В Союзе их было не найти. Нам выдали 10 гульденов на 3-4 суток. И мы за 7 купили джинсы, а на оставшиеся – плавки и очки.

- За границу что возили? В те времена почти все торговали...

– Икру и индийский растворимый кофе. В Польше за икру давали 150 злотых, порядка 15 рублей. А дома икра стоила 4 рубля. Прибыль почти в 4 раза. А из Голландии что можно было привезти? Только валюту. Но на таможне тщательно проверяли – у нас так одного парня поймали. Он зачем-то доллары в галстук тиснул – а на таможенном контроле положил галстук на чемодан. Пограничник случайно дернул за галстук – доллары и разлетелись. Сразу увели – больше мы его никогда не видели. Такой урок.

***

- Вы признались, что вели спортивные дневники. В те времена, как рассказывал двукратный олимпийский чемпион по биатлону Анатолий Алябьев, это было обязательно. Проверял тренер, чуть ли не высшее руководство.

– Ну папа у меня пользовался таким авторитетом, что я в принципе мог ничего не писать. Я даже в сборной тренировался по индивидуальным планам. Он умел с кем-надо выпить, кого-надо задобрить. Типовые дневники на русском были мало информативны – там несколько граф, их заполняли часто формально. А для себя я вел на литовском – и там анализировал каждую мелочь: вплоть до того, как на меня влияла музыка. Каждая мелочь – я до сих пор, когда захожу в душ, чувствую температуру воды с колебаниями до полградуса. И свою температуру тела – сразу понимаешь, когда заболеваешь.

Анатолий Алябьев: «На открытии Олимпиады в Лейк-Плэсиде кричали: «Русские свиньи, ваше место на помойке»

- Олимпийский чемпион-88 Игорь Полянский рассказывал, что в советские времена много внимания уделяли тренировкам не только в воде, но и на суше. В ваше время так же было?

– Да, мы много с папой бегали, выполняли упражнений со штангой. А когда выезжали на централизованные сборы – например, в Цахкадзор, то вторая тренировка через день обязательно была силовой. Там еще забавно, что бассейн располагался на высоте 1500 метров над уровнем моря. Меня всегда в бассейн тянула небесная чистота. Гладь, ровная поверхность воды.

Игорь Полянский: «Приехали в Новую Зеландию и обалдели: двери в домах стеклянные. С молотком спать, что ли?»

***

– Отец никогда со мной не ездил по заграницам. Это отдельная история. Во всех анкетах мы писали, что родственников за рубежом у нашей семьи нет. А если бы написали, что есть – нас бы прикрыли к чертовой матери. А мой дед, отец папы – беженец из Литвы в Америку. Сбежал в 44-м, когда советская армия пришла. Он был секретарем городского главы в провинциальном городе – если бы остался, сослали бы в Сибирь в лучшем случае. А КГБ как-то не отследили письма – дед писал в деревню тетке, не подписываясь. А уже из деревни письма привозили нам.

Мы почему-то думали, что наверху знают эту историю, но как-то «покрывают» нас – все-таки результаты, престиж спорта Литовской ССР. Как раз после Олимпиады у отца состоялся разговор с его студентом, который отвечал за литовский спорт в КГБ. Этот парень с большим уважением относился к нашей семье. Ну он и спросил: почему отец никогда не сопровождает меня в поездках? Отец ответил – по вашим же правилам. Он был на 100 процентов уверен, что высшие начальники в курсе истории с дедом. Оказалось, нет. После того разговора папин студент, если встречал нас на улице, быстро здоровался и убегал. Видимо, ему тоже влетело.

***

- Аллар Леванди, призер Олимпиады-88 в двоеборье, рассказывал, что Эстония страстно ждала «окна» в независимость. У вас как было?

– Ну ждать можно хоть всю жизнь, нужна готовность к этому. У нас в семье главным идеологом была мама, отец – такой работящий премьер. И я как-то спросил у мамы – если Литва вновь обретет независимость, для тебя какая дата будет важнее – 16 февраля (1918 год, День восстановления Литовского государства) или новая (получилась 11 марта 1990 года)? И она не раздумывая ответила: конечно, 16 февраля. Мы с этой датой умрем.

Раньше культ Литвы, этого островка дома, жил в каждом литовце. После вуза, когда на три года обязательно распределяли на работу по специальности, большинство – процентов 95 – возвращалось домой. Была мощная ассимиляция. Сейчас такого нет. Молодежь старается уехать в Европу, благо границы открыты.

Мы же росли в послевоенном Вильнюсе: у нас был смешанный двор – литовцы, поляки, русские. Я с детства знал 2-3 языка.

Аллар Леванди: «Мне принесли майонез, и я съел шляпу»

- 90-е – что было самое сложное?

– Когда Литва объявила о независимости, Горбачев засадил нас в блокаду, лишил горючего. Мы возили его из Беларуси. В Калининграде хуже было – машины с цистернами подгоняли на уличные пятачки и разливали по канистрам. Продукты в несколько раз подорожали – сосиски, помнится, раза в 3-4. Но в Литве, в отличие от Латвии, всегда было развито сельское хозяйство – мы себя могли прокормить.

- Как идентифицировать страны Прибалтики? Я читал, что Литву вы определяете как самую эмоциональную республику...

– Да, мы балтийские испанцы. Даже по способу революции 1988-1990 гг. У нас же были самые мощные митинги – по 100-150 тысяч. Латвия боялась – у нее половина населения русского. А эстонцы всегда жили по законам – в том числе советским. Берегли себя – их мало, миллиончик. Литва – энергия, Эстония – разум (если закопать Финский залив, давно была бы частью Финляндии), а Латвия – яма. Только когда компартия уже не противилась суверенитету, латыши зашевелились. А до этого у них был штиль.

Выбивается Калининград – я его называю Балтославией. Он немного другой, чем остальная Россия. И мне кажется, русские власти должны бояться мессианской политики Польши.

***

– Украина рвется в Евросоюз, а Литва там с 2004 года. Все круто? Судя по вашей нашумевшей статье, нет.

– Для меня это вопрос о судьбе и роке. У нас был самый высокий процент голосов за вхождение в еврозону – 91%. Я был в меньшинстве, хотя бы по вольтеровскому аргументу. Такой проплаченной рекламы государства я никогда не видел. В Эстонии до 80 процентов проголосовало, в Латвии – еще меньше.

- Почему такой высокий процент – желание отдалиться от России?

– Думаю, да. Даже мои друзья, профессора философии, у которых никто из родственников не был в ссылке, говорили единодушно: слава богу, теперь к медведям не увезут. Хотя отток людей начался гораздо раньше. Когда еще в 93-м ездил на учебу в Лондон, встречал там высоких красивых литовских парней. И на мои вопросы «Когда назад – домой?» они даже обижались – мол, зачем? что там делать?

Мы боролись за независимость, самоидентификацию. А получили – размытые границы и желание молодежи «слинять» в Европу. Неважно – куда, только бы из Литвы. А если все будут уезжать, то для кого Литва? Вообще эта похожая цепочка: многие страны ради достижения независимости кладут жизни – а потом все равно инстинкты берут свое.

СССР упрекали как раз в том, что границы были закрыты на засов. Люди хотели свободно передвигаться. И вот у них есть такая возможность. Но, по сути, люди хотели не передвигаться, а сбежать... После киевского Майдана я перестал быть публицистом. Не вижу смысла писать то, что повторяется десятилетиями. Что будет сейчас на Украине? Молодежь повалит из страны, будет дешевой рабочей силой в Европе. Рождаемость упадет, закат... И что делать дальше – не подскажет и Сократ. Это болезнь века – вырваться из мнимого плена. И внушение «не уезжать» – не всегда работает, не на всех действует.

- Какое отношение в Литве к России? Ее воспринимают как Советский Союз или иначе?

– Иначе, хотя последнее полугодие все изрядно подпортило... Мы воспринимали Россию как экономического партнера и выгодного соседа. На перевозках, товарообороте в Россию жила десятая часть населения. 24 процента импорт в Россию – это больше, чем у Эстонии и Латвии. А из-за контрсанкций, получается, мы пострадали круче любой страны Евросоюза. Конечно, во всем винят Россию. Либеральная установка – что ни делает Европа, все к лучшему – еще остается. Хотя она, безусловно, будет меняться. У нас закон о равноправии однополых браков не пройдет – к нему большое сопротивление. К другим вещам тоже.

***

- Вы активно сотрудничаете с театрами. Две пьесы в процессе репетиций, одна идет в театре Римаса Туминаса.

– Важная постановка сейчас – «Королева Луиза». Особый спектакль для Клайпеды – у нас развалился драмтеатр, со сцены которого еще выступал в 39-м году Гитлер. Сейчас его восстанавливают, и в октябре 2015-го будет открытие – как раз моей пьесой.

– Топ-3 ваших любимых писателей?

– Альбер Камю. Меня потрясли его пьесы «Бесы», «Посторонний» и «Калигула». Потом Уильям Фолкнер и, конечно, Федор Достоевский, которым я занимаюсь вот уже 20 лет. Каждый год езжу на конгрессы, переписываюсь с Людмилой Сараскиной, крупнейшим специалистом в изучении творчества Достоевского. Для меня счастье с ней общаться.

– Эпоха твиттера и инстаграма – все хотят получать максимум конкретной информации. Как писатели приспосабливаются к новому времени?

– 50-60 процентов книг сейчас пишут под заказ, на специальные темы. Серьезных писателей всегда было немного. Но тостые книги выходят. Вот у меня на столе «Обитель» Захара Прилепина – 700-800 страниц. Книга получила большую премию – порядка 3 миллионов рублей. Мне кажется, знатоки высокой литературы – особенно в России – держат крепость. Хорошие книги будут цениться – в любую эпоху, даже твиттера и инстаграма.

Еще интервью, которые вам понравятся

Виталий Щербо: «Задорнов говорит, что американцы тупые. Но они просто видят в других цветах»

Яак Уудмяэ: «Мы не чувствовали, что СССР разрушается. В 80-х за эстонский флаг на улице сажали в тюрьму»

Янис Кипурс: «Вылезаю из саней и думаю: бить морду напарнику перед камерами или за углом?»

Владимир Пышненко: «В сборной США по плаванию собраны не просто таланты, а выжившие»

Фото: maironiomuziejus.lt, lsdpklaipeda.lt, ve.lt, ussr-swimming.ru