Аллар Леванди: «Мне принесли майонез, и я съел шляпу»
На Играх-88 он взял бронзу в двоеборье и спас жену от хоккеистов, а сейчас занимается букмекерским бизнесом и помогает везунчикам пристроить 18 млн евро. Павел Копачев и Вячеслав Самбур для сериала «Однажды для страны» съездили в гости к звезде эстонского спорта.
Мы договаривались встретиться в Таллинне, где Леванди – звезда и гость самых крутых вечеринок. Бронзовый призер чемпионата мира-87 и Игр-88 в двоеборье, руководитель портала интернет-игр PAF в Эстонии – в своей стране он запросто может позвонить премьер-министру. Но интервью состоялось в Риге, куда Аллар вместе с супругой, знаменитой фигуристкой Анной Кондрашовой приезжал на соревнования младшего сына.
По-русски Леванди говорит тихо и с большим акцентом. Тщательно подбирает слова, перескакивает на английский, который знает почти в совершенстве.
– Иногда выбираюсь в Москву – там родственники жены, поэтому русский не забываю. В Эстонии наше поколение еще как-то помнит язык, а молодежь вообще не говорит.
- Объясните, как можно было в детстве выбрать двоеборье, если есть лыжные гонки, хоккей, коньки?
– Лыжные гонки – мне неинтересно, идешь и идешь. А в двоеборье прыгать можно. Я вид спорта не выбирал – родители отправили туда, где мне было бы нескучно.
- Вас не испугал трамплин?
– Мальчику всегда надо что-то доказывать. В первом-втором классе было как: я хожу на прыжки. И все кругом: О-о-о, молодец! Сразу другое отношение, другая позиция.
Сначала было страшно, потом только в отдельные моменты – когда ветер, снег, трамплин не готов. Падение – это всегда опасно, кто его не боится?
- Сейчас падений меньше, чем в ваше время?
– Да, экипировка стала более безопасной. 25 лет назад мы прыгали по-другому: другие лыжи, другие крепления. С приходом v-стиля крепления сильно изменились. Раньше такие железки были, могли отстегнуться прямо в воздухе. На одной лыже летишь, балансируешь как можешь, приземляешься.
- Реально было убиться?
– Реально. Посмотрите на ютубе. Одна лыжа ушла, приземляешься на другой, у меня такое тоже бывало.
– Трамплин, прыгать с которого было по-настоящему страшно?
– Такой только один. Красноярск, 86 год, Спартакиада. Трамплин построили специально к ней, но неправильно.
– Криво?
– Даже не криво… В прыжках есть свои законы, набранная скорость и угол стола отрыва – они должны совпадать. Там кто-то ошибся на пару градусов. Ну и что? Ерунда.
А это очень сильно влияет – слишком высоко подняли стол отрыва. То есть скорости было мало, а отрыв сделали больше: тебя выкидывает, но тяги вперед нет. Вылетел, лыжи резко уходят вниз, не держат. Передо мной пара человек сломала ключицы, один насмерть разбился. Фамилию не помню.
– Соревнования не остановили?
– Это были тренировки, но все равно не остановили. Думали, что он сам виноват. А потом спортсмены уже возмутились, у всех одно и то же ощущение: вылетаешь – и лыжи уходят. Нет чувства, что ты все контролируешь. Едешь и думаешь: разобьюсь или нет? Перенесли соревнования на старый трамплин.
– Часто такое было в Союзе?
– Такое было везде – это человеческий фактор. Но в Союзе чаще, чем в других странах.
Третье окно
– Распад СССР – ужасное время, переходное. Талоны, очереди, закрыты все поставки, давка политического плана. Помню, один эстонский министр сказал: у нас горючего хватает на неделю, потом начнем замерзать. Возили топливо из Швеции и Финляндии. Хотя лично у меня не было ощущения катастрофы. Понимал, что тяжелое начало надо переждать.
– Ждали независимости?
– Да, для эстонцев это важный момент. У нас в истории было два окна: 19 год – мы его нашли, и после Второй мировой оно опять было открыто – но у нас не получилось.
Рыбу лучше всего ловить в мутной воде – в России так говорят? В этой суматохе окно было открыто год-два. Грузины опоздали, армяне опоздали – вовремя не принимали нужные решения, народ не был готов. А мы этого ждали, родители всегда говорили: рано или поздно будет окно.
– На этот раз вы попали в него.
– Маленькие нации, как мы, умеют использовать окна. У эстонцев очень большая тяга быть независимыми.
– Олимпийский чемпион по бобслею Янис Кипурс делился чумовыми бизнес-историями из того времени. Как было у вас?
– Я не был большим бизнесменом, один раз возил с Сахалина в Эстонию три трехлитровые банки красной икры. Одна испортилась – выкинул.
Разве что экипировкой торговал. Нам ее давали в большом количестве – из экипцентра уходили как верблюды. Надо-не надо, все равно давали. 8 пар лыж за раз дадут, а у нас же еще с прошлого года есть. Куда столько? Оставлял три-четыре пары, остальные продавал по 500 рублей.
– Был момент, когда поняли, что деньги брать неоткуда?
– Уже когда закончил – в 94-м. Сейчас мир открыт: есть коммуникация, СМИ, интернет. А тогда спортсмены занимались своим делом, жили в трубе. И вот выходишь из трубы: где я? Что я буду делать? Тренировать? Не хочу, мне этот спорт надоел.
– И?
– Пошел в страховую компанию агентом-007. Продержался месяц-полтора. Пришлось все-таки тренировать – уехал на 4 года в Норвегию.
– Звали только оттуда?
– Еще из Америки. Выбрал Норвегию, потому что близко к дому. Там было хорошо: готовое общество, отличная страна – но я не хочу там жить. А жене понравилось, она была готова остаться.
– В профессиональном плане вы были довольны?
– Да, там хороший клуб, меня тепло приняли. Интересно смотреть, как они работают, сравнивать со своей системой. Норвежцы тренируются на очень маленьком пульсе. В Союзе мы брали вторую и третью зону, первую почти не трогали – только если походы на четыре часа. А они все время в первой зоне. Как тренировался я – там не проходит.
– Они не принимают?
– Да, им это тяжело, не очень понятно. Пробовали, даже получали результат, но они так и не привыкли. А зачем я там нужен, если сам под их систему подстроюсь, стану делать то, что они и без меня делали?
Два подарка в Калгари
– Моим лучшим сезоном был тот, который шел после Олимпиады-88. Тогда стал вторым в Кубке мира. А олимпийский год был плохим: летом сделали операцию на колене – оно просто из-за прыжков износилось, полтора месяца вылетело. Начал тренироваться в августе.
– Заново учились прыгать?
– И ходить. Функционально – ничего страшного, это даже хорошо, что организм отдохнул. Но появился какой-то комплекс, боязнь прыжка – это еще тяжелее, когда все на тебя смотрят, чего-то от тебя ждут. Но у нас были идеальный тренер – Владимир Сорокин, умел отодвинуть партийную верхушку подальше.
– Как это?
– Придут люди с Госкомспорта, что-то опять накачивают. Сорокин нас отгородит: ребят, не пугайтесь, не тревожьтесь, не слушайте их. Если что-то надо – идите ко мне, а я уже сам попрошу.
Русские легкоатлеты рассказывали мне, какая давка на них шла перед ЧМ-2013. Спрашивают: ну что, будет медаль завтра? И отвечаешь перепуганный: а-а-а, да, наверно… Может быть, нет... О’кей, для русского это, наверно, пойдет. Сорокин чувствовал, что с эстонцами так нельзя. Мы совсем другого типа.
– Но вас же водили на ковер?
– Обязательно. Собрание перед выездом, надо идти туда-то. Не могу сказать, что это плохо. Это как ритуал. Мне было все равно: должен пойти к Маматову, о’кей, пойду. Я не стану от этого лучше или хуже. Я и без ковра сделаю так, как могу.
Года четыре назад ездили в Чехов на 70-летие Сорокина. Сделали ему сюрприз – приехали всей командой.
– Что подарили?
– Себя. Альбом с фотографиями тех времен. Он нас очень любил, даже слишком. Классный, душевный мужик.
– Что такое – слишком любил?
– Избаловал нас. Мы чувствовали, что живем отдельно от команды. О, эстонцы! Дают суточные: все идут за сувенирами, одеждой. Мы сидим в самом дорогом кафе, пьем самый дорогой кофе на солнышке. Все кругом: о-о-о, ну это эстонцы сидят.
– Бронза Калгари-88 – успех?
– Это подарок за все страдания, нервы, тренировки. В тот сезон я прыгал по 65 метров – совсем слабо, был полностью разобран. На Олимпиаде прыгнул 83. Мог собраться на один раз. На следующий год еще тоже были силы, потом все кончилось.
Каждому что-то дано энергетически. Какой-то запас. Я закончил спорт тогда, когда понял: моя энергия финишировала. Я не мог концентрироваться на соревнованиях. Два последних сезона в карьере все шло хорошо до начала января, потом я уставал.
– Это что-то психологическое.
– Может быть. Психолог, кстати, с нами работал, Крикунов такой. Сейчас живет на Украине.
– Помогал? Говорят, что психологи – лишние люди в спорте.
– Я тоже думаю, что лишние. Чем больше ты его используешь – тем больше ему веришь. И больше никому другому не веришь, даже себе.
Психолог должен отпустить тебя – взял и отпустил. А они эгоисты: скоро ты ходишь как зомби, самостоятельно уже не можешь ничего – кукла вуду. Я много видел таких историй. Спортсмен спит, психолог к нему садится, ставит возле кровати круг свечей, еще какую-то дрянь: спи-спи, я тут кое-что придумал. Это шарлатанство.
– У вас так далеко не зашло?
– Не-не-не, просто беседа. Я всегда чувствовал: сейчас надо отдалиться.
– Помимо бронзы, в Калгари случилась и неприятная история с вашей дисквалификацией за допинг и снятием всей команды. Где там правда, где ложь?
– Никто не знает. Шли соревнования по командным прыжкам. Я был последним из наших, Дундуков и Савин уже отпрыгали. Если бы я тоже прыгнул – команду уже нельзя было бы снять. Пришлось меня не допустить.
– Из-за положительной пробы?
– Раньше допинг-контроль был свой. В баночку сходил, поставил на бумажку с фамилией – и все. В итоге перепутались то ли баночки, то ли бумажки. Больше я ничего не знаю.
Мне сказали: уходи, лучше снимем команду, потому что мы не уверены. Хотя тренеры сказали, что мы чисты.
– По сути, из-за вас была дисквалифицирована вся команда.
– Ну и что. Собрали вещи и ушли. Потом провели собрание, объяснились. В команде никто друг на друга не кричал.
– Говорят, тогда были у Союза отличные шансы на командную медаль.
– Да, были. Но медаль стала личной, а не командной. Мы были чисты, в двоеборье вообще допингом заниматься бесполезно.
– Почему?
– Два разных вида спорта: прыжки и гонки на выносливость. Люди пробовали – не работало: или прыгаешь, или бегаешь.
– То есть попытки были?
– Конечно. Но у нас не было. Мы понимали, что один из двух видов пострадает. Да и спорт не такой стратегический, денег нет, так что незачем – даже в мире никто этим всерьез не занимался.
Да, если бы я получал миллион за победу, то подумал бы насчет допинга. А так… нет логической причины что-то употреблять. Нам за половину соревнований давали кубки, а не деньги.
– Что дали за олимпийскую бронзу? Кипурсу, например, 12 тысяч рублей за золото.
– У-у-у, буржуи! Нам дали 2 тысячи канадских долларов. Дома подарили машину, Жигули-пятерку. И дачу – 40 кубов материала, иди строй.
– Ничего больше?
– Ну в плане почестей было много всего, как национального героя встречали. Люди до сих пор вспоминают, как ночью смотрели телевизор. Как они получили эту прямую передачу – целая история.
Эстонцы все свои знакомства подняли, звонили на телевидение в Москву, чтобы те дали эфир на Эстонию. И Москва согласилась, в Останкино открыли специальный канал и показали соревнования в Эстонии. Наши люди до сих пор приводят это в пример: если нельзя, но очень хочется, то можно.
– С женой вы познакомились тоже в Калгари?
– Да, та Олимпиада знаменательна во всех смыслах. Я ее спас от наших хоккеистов. Они все были вдребезги, выиграли золото. Пили так…
– Где это было?
– На закрытии, все вместе там сидели. Мы с Аней начали танцевать. До сих пор танцуем.
Аллар Леванди и Анна Кондрашова
Responsible game
– В жизни перед тобой всегда открывается несколько дверей, а ты уже сам выбираешь, в какую зайти. Три года назад президент Олимпийского комитета Эстонии пригласил в букмекерскую фирму PAF. Я согласился.
– Вы дружите с президентом эстонского НОК?
– И с ним, и с премьер-министрами, со многими высокими чинами. Круг общения широкий.
– Вас не смутила такая резкая смена профиля?
– Конечно. Первые три месяца было тяжело, хотел отказаться. Это совсем новые дела. В спортивном бизнесе все было ясно, а здесь одновременно и хотелось пощупать, и не хотелось ввязываться.
– Это справедливый бизнес?
– Все больше и больше. Сейчас идет много разговоров о responsible game – мы должны нести ответственность за игрока. Мы не позволяем себе забрать у тебя все деньги. У нас есть базы на игроков, на их состояние, зарплату. Если зарплата – 2 тысячи евро, мы не позволим ему спустить в три раза больше.
Есть много сигналов. Тебе могут позвонить специальные люди: эй, ты уверен, что хочешь продолжать? Остановись. Мы помогаем людям не сойти с ума. Такой стратегический путь: меньше доходов, но обеспечены долговременные контакты.
– Это хорошо?
– Для фирм, которые готовы подождать – да. Меньше травм, меньше самоубийств. Через два-три года все перейдут на такую схему.
– Часто сталкивались с криминалом?
– Нет, владелец PAF – власть Аландских островов. Они особенно тщательно следят за репутацией. Когда хозяин – город или страна – это двойная ответственность за чистоту.
– А с обратной стороны – попытка обмануть вас?
– Это всегда есть. Бываю в судах по таким делам.
– Есть люди, которые мошенничают?
– Мы их замечаем, ставим галочки. Мало способов их остановить, но мы их в определенной степени контролируем.
– Максимальная сумма, которую выигрывали у вас за один заход?
– 18 миллионов евро весной – финн выиграл. По-моему, есть видео в ютубе – так классно! Играл онлайн в виртуальный автомат, типа бросить монетку. Бросил 25 центов, круг – попал, опять круг – попал. Три раза попал. И надпись: только что вы выиграли 17 миллионов 800 тысяч евро. Хотите вернуться в игру: да, нет? Он в шоке – куда нажимать!
Недавно выиграли 6 миллионов – тоже финн. Везучая нация. В нашей системе их больше всего. Таким победителям мы сразу предоставляем психолога, советников – чтобы человек распорядился деньгами как надо, правильно инвестировал. А бывает, покупают 10 «Феррари» и все. Когда ты выиграл – это еще полдела, все только начинается. Это и есть ответственность.
– А сколько максимум у вас проигрывали?
– Не знаю. Это не измерить просто суммой. Я слышал истории, когда продают квартиры, расходятся семьи, люди прыгают с моста. Но это было раньше. Обычно такие проигрыши в оффлайне.
Русская душа
– Мне очень хорошо думается в машине. Пришла хорошая идея, берешь телефон: сделай это и это. И опять на несколько часов задумался. Или на бегу – тоже хорошо, кислород идет в мозги. В офисе мне не приходит в голову ни одной хорошей идеи.
– Сколько пробегаете в день?
– Минут 50.
– Насколько у вас творческая жизнь?
– Очень. Для монотонного есть другие люди, а я даже за столом не могу полчаса просидеть. Только если в ресторане. И то после пары пив должен куда-то идти: танцы, не танцы…
– Когда поняли, что хотите жить в своем доме, а не в квартире?
– Детство я провел у бабушки и дедушки, в загородном доме: работа, сено, картошка – такое чувство своих корней! В городе оно теряется. Сейчас живу в пригороде Таллина.
Мы, эстонцы, хотим жить за городом в центре города в лесу, чтобы рядом было озеро и море. Все сразу! Тогда все идеально. Да даже и так не идеально, все равно чего-то не хватает.
– Чего не хватает вам?
– Сложно сказать. Все есть. Когда есть чувство, что ничего не надо, это плохо. Я боюсь, что у меня оно близко.
– Что за история со съеденной в эфире шляпой?
– О, вы видели, да? Это связано с букмекерским бизнесом, называется storytelling. Этим занимается «Кока-кола», большие бренды – создание коммуны вокруг своего обычного бизнеса. Сделать что-то такое, чтобы люди говорили: о, ты видел, что «Кока-кола» сделала? У нас в букмекерском бизнесе так же.
– Расскажите.
– В Эстонии есть теннисистка Канепи. Я сказал: если она проиграет в каком-то матче, то съем свою шляпу. Она проиграла, а люди за этим следили. Собрал телевидение, съел.
– Когда смотрели матч – о чем думали?
– Я же просчитывал до конца – понимал, что надо съесть.
– И как шляпа на вкус?
– Хорошая, сладкая. Мне принесли майонез, я съел. Даже пожилые люди смотрели и удивлялись, многие в это поверили. Никто не хотел думать, что шляпа ненастоящая – а она была сделана из марципана. Правда, внутри был картон, чтобы форма держалась.
Вся семья Леванди: Аллар, жена Анна и трое детей – Андрес, Арманд и Арлет
– Что меняется в России?
– Все и быстро. Но это если говорить о Москве. Она мне нравится: там можно часами ездить, смотреть. Колоссальная стройка, колоссальные масштабы. У нас один железнодорожный переезд делают сто лет, а там мгновенно – снимают хрущевки, делают махины на 20-30 этажей. Но все равно не смог бы жить там. Москва мне нравится как туристу, на два-три дня.
– Часто вспоминаете спортивное прошлое?
– Скорее, мне о нем напоминают – если годовщина Олимпиады в Калгари или начало зимнего сезона… А вообще, знаете, что для меня – главные воспоминания? Я проехал почти весь Союз до Сибири и Сахалина, бывал в таких местах, куда люди не попадают. Семинский перевал – недалеко от Монголии, в сотне километров оттуда нашли семью, которая даже не знала, что шла война.
– Да, известная история.
– Я там жил, собирал кедровые шишки. Ночью спал, а вокруг дома ходили медведи. Это не гостиницы, а дома обычных людей.
Бабушка приходит к тебе: мальчик, слушай, ты же устал с тренировки, возьми варенье. Вот это – ух-х-х! Это остается навсегда. Я видел русскую душу, я могу это ценить и я знаю, что это значит.
Сейчас идет война медиа: этот дурак, этот дурак, этот не дурак. Телевизор говорит так: правда или нет? А у меня есть картина, которую я видел и которой я верю. Это самое главное для меня с тех времен.
Все медали СССР/России на Олимпийских играх (лыжное двоеборье)
Серебро, Инсбрук-1964, Николай Киселев
Бронза, Скво-Вэлли-1960, Николай Гусаков
Бронза, Калгари-1988, Аллар Леванди
Бронза, Нагано-1998, Валерий Столяров
Итого: 0+1+3 = 4 медали
Янис Кипурс: «Вылезаю из саней и думаю: бить морду напарнику перед камерами или за углом?»
Валерий Столяров: «В «Русском доме» другая Олимпиада. Черная икра, водка, маринады…»
Владимир Белоусов: «Если мне вернут олимпийское золото, я заплачу от счастья»
Вера Зозуля: «Рак побороли врачи. От меня мало что зависело»
Однажды для страны. Что почитать перед Олимпиадой на Sports.ru?
далек от этих видов спорта настолько, что только знаю, что они есть, и что в любом другом случае пропускал бы эти материалы
Спасибо авторам!
- вы кто?
Я князь Мышкин.
А я Лизавета Прокофьевна. Тоже урождённая Мышкина.
А это мои белочки: Аглая, Александра и Аделаида. Все на "А". Пойдёмте, милейший. Кофеём побалуемся. И вы нам про житьё ваше скорбное расскажете.(с)
Касательно слов Аллара о том что молодежь в Эстонии не говорит по русски - правда, эстонская молодежь не говорит. Русская молодежь в Эстонии говорит между собой на русском, в том числе и ученик Кондрашовой-Леванди который выступит в Сочи.
цвет волос другой, глаз, длина носа, зубы более ровные?
или может штангенциркулем череп измерить?