Василий Стеблев: спартаковский тренер, который искал в немецких спортивных журналах секрет свержения советской власти
Текст про Василия Стеблева выходит в рамках поддержки подкаста «Люди гибнут за Спартак», который Sports.ru выпускает вместе с платформой для чтения Bookmate. В подкасте историк Сергей Бондаренко и шеф-редактор сайта Влад Воронин рассказывают историю ареста и заключения братьев Старостиных, а попутно касаются многих других тем, важных для понимания советского спорта. 1 апреля вышла вторая серия – про «Спартак» и годы «Большого террора».
***
В первый раз я наткнулся на Стеблева в архиве ФСБ, в деле Виктора Рябоконя. Мне хотелось побольше узнать об окружении Старостиных, а Рябоконь был их хорошим знакомым, известным советским судьей и, одновременно, первым начальником футбольного клуба «Локомотив». Его фамилия встречалась в мемуарах Николая Старостина, я прогуглил еще пару общеизвестных фактов и отправил слепой запрос в ФСБ (archivfsb@fsb.ru).
Следственные дела по обвинению в заговоре похожи на большую социальную сеть, советский фейсбук из 1937-го. Единственная разница – добавляют не в друзья, а во враги. Уже вторым или третьим допросом в дело Рябоконя был вложен протокол показаний Василия Стеблева, напечатанный на машинке. Даже на фоне всего остального в том деле, это было нечто исключительное. Стеблев – тренер по легкой атлетике общества «Спартак» – в подробностях рассказывал о встречах с немецкими шпионами на конспиративных квартирах, о передачах денег в конвертах, о сожженных на спичке инструкциях от «главы заговора Николая Старостина», о подготовке своих подопечных по «фашистским материалам» из спортивных книг и журналов. Из тех же показаний становилось ясно, что Стеблев был тренером братьев Знаменских, главных советских бегунов, образцовых партийных речекряков.
Братья Знаменские и Василий Стеблев
Дело Рябоконя (он был быстро осужден и расстрелян 27 апреля 1938-го) дало мне еще полтора десятка фамилий. В ФСБ искать не было смысла – по всем указаниям было понятно, что их арестовывало не центральное управление НКВД, а местная госбезопасность. Я связался с друзьями из «Мертвых душ», группой подпольных историков, работающих в Государственном Архиве. Они быстро достали мне нужные номера, среди которых был и Василий Стеблев, фонд арестованных в Москве и области, дело П-59807.
Судя по материалам дела, Стеблев «признался» сразу же. Арестован 23-го октября, а допрос о немецких деньгах, Старостине-докторе Зло и тайных планах о свержении власти записан уже 31-го октября. Впрочем, сейчас я бы уже поостерегся судить об этом определенно. В протоколах передопросов следователей этого времени, которые устраивались после 1953-го года (смерти Сталина), часто встречаются упоминания о том, что «не-признательные» допросы они просто не подшивали к делу. Зачем попусту тратить и без того не бесконечное место на архивных полках?
А, может быть, со Стеблевым просто заключили сделку. Так тоже бывало — аресты и приговоры ведь держались в тайне, «оттуда» возвращались немногие, а те, кто возвращался, не спешили поделиться со всеми пережитым опытом разговоров на Лубянке. Следователи «обещали» мягкий приговор, «амнистию», напирали на «революционную сознательность» и советское чувство справедливости: «Да, лично вы, может быть, и невиновны, но партии сейчас нужна ваша помощь».
Так или иначе, в протоколах Стеблева — полный набор героев того времени: спартаковские бегуны, спартаковские лыжники, руководители Института физкультуры (их начали арестовывать еще раньше, летом). И Николай Старостин – мозг тайной организации. Тяжкие улики в деле – изъятые у Стеблева журналы «Легкая атлетика» на немецком языке и «холодное оружие» – кинжал. Главный пункт обвинения – планировавшееся покушение на Сталина и верхушку партии на спортивном параде в июле 1937-го года. Арестовали, Стеблева, напомню, в октябре.
Почему арестовали именно Стеблева понять, в общем, несложно. Он имел несчастье подрабатывать тренером и спортивным консультантом в немецком посольстве. С 1933-го и вплоть до 1939-го года это была политически-опасная работа. Это уже потом, когда СССР подружился с нацистской Германией в августе 39-го, Стеблева могли бы и наградить чем-нибудь. Но к тому моменту он был уже мертв.
Вслед за делом Стеблева мне удалось просмотреть еще несколько десятков похожих папок. Расстреляли его ученика Елиазара Гвоздовера. Пережил заключение и вышел по пересмотру дела бегун Григорий Пужный. Нетронутыми остались братья Знаменские – все, кто смог вернуться из тюрьмы, знали почему: Знаменские сами работали на госбезопасность и писали на своих одноклубников «справки» и «докладные записки».
Тогда у меня еще не было плана, что делать со всеми этими историями. Я рисовал большую картину заговора, вроде тех, что маячат на заднем плане в подвальных кабинетах у безумных следователей.
История Стеблева и его учеников стала моей точкой опоры. Если подхожу к полузнакомому человеку на вечеринке и начинаю пересказывать ее, показывая на пальцах номер допроса или изображаю голос следователя – значит, я выпил уже достаточно. После нескольких десятков пересказов в Международном Мемориале, где я работаю, мне предложили сделать об этих следственных делах вебдок– документальное исследование. Мы с друзьями написали и нарисовали его всего за пару месяцев и выпустили в 2018-м году. Он называется «Дело Спартака». 11 персонажей следственных дел превратились в футболистов, которых последовательно удаляют с поля. Теперь я знаю, что героев было гораздо больше, но эти одиннадцать я нашел первыми.
Как и большинство его арестованных друзей и знакомых, 31-летний Василий Стеблев расстрелян во внутренней лубянской тюрьме, в сентябре 1938-го года. Он похоронен рядом с дачей бывшего министра госбезопасности, Генриха Ягоды, среди нескольких тысяч других расстрелянных в Москве в те годы. Конец красной ветки, за забором, в лесу. Коммунарка.
Это история не Спартака и Братьев, это история нашей Родины. А публикация этих материалов здесь - это просто повод для срача и взаимных оскорблений. Сейчас питерские набегут и начнётся...