10 мин.

Лев Толстой считал теннис атрибутом рабства и барской забавой. А потом научился сам – и играл даже в 70+

12

Еще любил шахматы и велосипед.

Лев Толстой известен любовью к крестьянскому труду. Ценил он его в том числе потому, что тот приводит в движение все тело: «Одно дело – пахать, другое дело – косить или молотить». Однако работой в поле его физическая активность не ограничивалась.

С азартом играл в шахматы, по несколько дней проводил в пеших путешествиях и занимался спортом до конца жизни

Граф Толстой каждый день занимался гимнастикой, обожал купание и любые игры, хотя ни в одной из них не был особенно хорош. Он играл в крокет, городки, лапту, карты, шахматы. В последние – с большим запалом: победам и поражениям он по-детски радовался и огорчался.

«Если он делал в шахматы грубый промах и замечал это, он хватался за голову и необыкновенно громко вскрикивал: «A-а!!», чем часто пугал присутствующих в комнате. Вскрикивал так Лев Hиколаевич, впрочем, не только при шахматных промахах, но и в других аналогичных случаях», – вспоминал пианист Александр Гольденвейзер. Наблюдать, как во что-то играют другие, Толстому тоже нравилось, и иногда, засмотревшись, он не выдерживал и сам включался в процесс.

Толстой отлично ездил верхом, и много лет его любимым спортом была охота: он мог дни напролет проводить в лесу в поисках дичи и общаться с природой. Впоследствии сказались перемены в мировоззрении, и охота осталась в прошлом.

В 1881 году Лев Николаевич отправился из Ясной поляны в Оптину пустынь. Почти 150 километров он преодолел за четыре дня. В конце 1880-х Толстой трижды путешествовал в усадьбу из Москвы. Пешком путь длиной 200 километров занимал шесть дней. Еще несколько раз он ходил из Ясной поляны в Тулу (примерно 17 километров).

На седьмом десятке Толстой продолжать бывать на яснополянском катке, а в 67 научился кататься на велосипеде. И хотя в последние годы он уже не выбирался ни на далекие пешие прогулки, ни на крестьянские работы, заниматься гимнастикой и плавать он продолжал.

Описал партию в теннис в «Анне Карениной», а сам научился играть через 20 лет. Боролся даже с опытными игроками

Примерно в одно время с велосипедом Толстой увлекся теннисом. Еще за 20 лет до этого он вписал сцену с игрой в «Анну Каренину»: Вронский, Свияжский и Весловский играли «на тщательно выровненном и убитом крокетграунде, по обе стороны натянутой сетки с золочеными столбиками». Тушкевич и Долли Облонская тоже пробовали, но потом все-таки стали зрителями.

Считается, что сам Лев Николаевич начал играть во второй половине 1890-х, около 68, но упоминания о теннисе в Ясной поляне встречаются и раньше. 64-летний Толстой в письме рассказывал, что его сын Илья Львович катался на велосипеде, а потом вместе с дочерью Марией Львовной и двоюродной сестрой Верой играл в теннис: «Устроили lawn tennis и с Верой Кузминской и Машей топчутся с мячиками. Посмотришь, посмотришь, как [старшая дочь] Таня, и сам станешь играть. Не я, а Таня».

Действительно, потом играть стала и Татьяна Львовна, и Толстой, и вообще вся семья: могли собраться специально для игры или провести партию в ожидании прогулки. Компанию «молодежи» – поколению детей Льва Николаевича – составляли частые гости Ясной поляны: ближайший друг Толстого Владимир Чертков, композитор Сергей Танеев. К игре могли привлечь и других посетителей, например, заехавшего на несколько дней сотрудника Черткова британца Франка Томпсона.

«В Ясной поляне играли на довольно грубом песчаном корте», – писал Эйлмер Мод, переводивший книги Толстого на английский. Эта площадка находилась по дороге от двух башен при въезде в усадьбу к дому и виднелась за березовой аллеей. «Толстой играл просто ради развлечения, без серьезности, какая часто встречается в Англии, – продолжал Мод. – И он был близорукий, но быстрота его движений очень впечатляла. Я поражался, что он у меня выигрывает, несмотря на то, что я довольно опытный и хороший игрок».

Толстой играл азартно и мог по несколько часов проводить на корте. Его секретарь и биограф Петр Сергеенко объяснял интерес Льва Николаевича тем, что игра требует «зоркости, ловкости и напряжения от всякого мускула», поэтому «дает значительную работу его мышцам». «Играет он горячо и с огнем, но не теряя самообладания, – рассказывал Сергеенко. – Эта постоянная работа над собою чувствуется даже при игре в лаун-теннис». Однажды даже Толстой в самый интересный момент уступил ракетку другому игроку. Правда, случилось такое всего раз.

Теннис так понравился Льву Николаевичу, что иногда вмешивался в привычный уклад жизни. «Удивил он меня еще тем, что играл утром в lawn-tennis, – писала жена писателя Софья Андреевна в 1897 году. – Он, который своими утрами так дорожит, он так увлекся этой игрой, что с утра пошел играть. Сколько в нем еще молодого!» Она же, по собственному признанию, уже могла увлекаться только музыкой или работой в саду.

Поражал гостей своей физической формой и однажды пошел играть после серьезного падения

Сергеенко считал, что интенсивная физическая активность давала Льву Николаевичу право говорить о преимуществах вегетарианства.

«Человек, питающийся исключительно растительной пищей и в то же время могущий на семидесятом году жизни исполнять настоящим образом крестьянские полевые работы, ездить по несколько десятков верст на велосипеде, играть по целым часам в лаун-теннис или бегать с мальчиками взапуски», по мнению Сергеенко, мог бы доказать преимущество растительной пищи над мясной, если бы, конечно, вообще можно было найти прямую зависимость между его силой и рационом.

Сергеенко рассказывал, как однажды утром Толстой сильно ушибся, провалившись между досками купальни. По словам доктора, присутствовавшего при происшествии, спина и грудь Льва Николаевича превратились в сплошной синяк. «А ведь ему должно быть теперь адски больно», – резюмировал доктор и настоял на массаже.

После процедуры Толстому было велено воздержаться от нагрузок, но доктор, придя через полчаса к корту, обнаружил бодро играющего Льва Николаевича. Заметив недовольный взгляд доктора, Толстой передал ракетку другому игроку. «Не буду, не буду больше», – сказал он виноватым тоном и пошел к доктору», – вспоминал Сергеенко.

Мод и Сергеенко не единственные, кого Толстой удивлял своей физической формой. В августе 1897 года в Ясную поляну приезжал Чезаре Ломброзо – психиатр и антрополог, разработавший теорию «прирожденных преступников», которую Толстой отрицал. 61-летний Ломброзо поделился впечатлениями от встречи с «Русскими ведомостями». Например, итальянец в разговоре с 68-летним Толстым пошутил, что тот мог бы быть его сыном. «Он свободно плавает полчаса, тогда как я не выдержу более 10 минут», – объяснил Ломброзо.

Про похожий случай рассказывал Гольденвейзер. Толстой поразил пианиста, когда посмотрел, как трудное гимнастическое упражнение плохо удается сыну Михаилу Львовичу, и в итоге сделал его лучше него. А однажды Гольденвейзер с Толстым отстали на прогулке, и Лев Николаевич предложил догнать остальных: «С полверсты мы с ним, я – 21 года, а он – 68, бежали как равные».

На корте Толстому проигрывать молодым тоже не нравилось. Вот история из 1906 года от Душана Маковицкого, домашнего врача Толстых: «Лев Львович подавал ему так низко и в такие места, что Л. Н. не мог принимать, а так хотелось ему! (И здесь проявился характер Льва Львовича. Поэтому Л. Н. бросил скоро играть)».

Но, конечно, с возрастом здоровье подводило Толстого все чаще: бессонница, болезни желчного пузыря и сосудов. В 1902 году он слег на несколько месяцев из-за плеврита и проблем с сердцем – Софья Андреевна была убеждена, что муж умирает.

Упоминал теннис среди атрибутов «дурной барской жизни»

Иногда теннис всплывал как один из элементов мировоззрения Толстого. Например, в 1891 году Лев Николаевич писал, что его тяготит «дурная барская жизнь», в которой он участвует. «Грустно, гадко на нашу жизнь, стыдно. Кругом голодные, дикие, а мы... стыдно, виноват мучительно», – признавался он в дневнике. А теннис в этой теме упоминался как часть жизни, из-за которой наука, искусство и вообще просвещение становится не благом, а результатом угнетения остального народа (кстати, сам Лев Николаевич тогда еще не играл).

«Я занимаюсь искусством, играю на фортепьяно, рисую, пишу, читаю, учусь, а тут приходят бедные, оборванные, погорелые, вдовы, сироты, и нельзя в их присутствии продолжать, – совестно. Что их нелегкая носит, держались бы своего места, – не мешали, – отмечал Толстой в том же году. – Такое явление среди еды, lawn tennis и занятий искусством и наукой доказывает больше всяких рассуждений».

Татьяна Львовна в дневнике подтверждала, что, если приходил нуждающийся, она беспокоилась, пока ему не поможет: «Но это не доброта – это привычка, которую я себе приобрела искусственно». Через много лет в мемуарах она рассказывала, как разочаровывались некоторые посетили их дома при виде «слуг в белых перчатках, раскладывавших серебро и подававших кушанья» и игры в теннис. «Не зная всего того, с чем Толстой сообразовал свое поведение, они теряли веру в своего учителя», – утверждала Татьяна.

Александра Львовна вспоминала, как в 1896-м в разгар тенниса к ней подошел отец и сказал, что беременная жена их повара в одиночку убирает сено для коровы. Немного расстроенная, но все же довольная, что выполнит поручение отца, Александра Львовна бросила ракетку и вместе с другими пошла помогать.

Спустя год, по свидетельствам Маковицкого, Толстой говорил, что «футбол, лаун-теннис, лодки возможны только при рабстве» и что «играть в лаун-теннис каждый день, когда люди работают, не должно, совестно. Можно по воскресеньям». В одном из таких разговоров Толстой проявил себя как эксперт в теннисе.

Льва Николаевича позвал играть сын его друга Петр Раевский. Илья Львович назвал Раевского знаменитым и первым русским игроком в лаун-теннис. «Какой знаменитый? Спросите англичанина: «Играете в теннис?» Он скажет небрежно: «Играю», а играет лучше всех нас. У них это не удивительно...» – заключил Толстой и ушел в рассуждение о рабах, господах и футболе.

Писатель и критик Дмитрий Мережковский, упрекая Толстого в «противоречии между словом и делом», тоже упоминал теннис. «Пока Лев Николаевич отдыхает от велосипедной прогулки или от крестьянской работы в поле, от игры в лаун-теннис или кладки печи для бедной бабы, графиня Софья Андреевна всю ночь не спит за корректурами для нового издания, «нового источника золота».

После смерти Льва Николаевича обнаружили письмо, датированное 1897 годом. «Как индусы под 60 лет уходят в леса, как всякому старому, религиозному человеку хочется последние годы своей жизни посвятить богу, а не шуткам, каламбурам, сплетням, теннису, так и мне, вступая в свой 70-й год, всеми силами души хочется этого спокойствия, уединения, и хоть не полного согласия, но не кричащего разногласия своей жизни с своими верованиями, с своей совестью», – обращался к семье граф. Тогда в отличие от 1910-го уйти из дома Толстой не решился.

Николай II обожал теннис: влюбился за 4 дня, играл в 40-градусную жару и один раз получил мячом так, что захромал

В «Лолите» очень много тенниса. Он раскрывает смысл романа

Подписывайтесь на самый интересный инстаграм о теннисе

Фото: yablor.ru

почитать
ретро