Джон Престон в сотрудничестве с Элтоном Джоном. «Уотфорд навсегда» Главы 38+39+40
Этот пост написан пользователем Sports.ru, начать писать может каждый болельщик (сделать это можно здесь).
41+42+43
…
38.
Темп чувствовал не только Элтон. Но и Берни Таупин. Хотя между ними никогда не было никакой вражды, они оба решили, что им нужно отдохнуть друг от друга. Тем временем Элтон начал работать с другим автором текстов, Гэри Осборном. В то Рождество Осборн был дома с семьей и собирался сесть за рождественский обед, когда зазвонил телефон. Это был Элтон, звонивший из Вудсайда в слезах. Он был там один, сказал он ему. Его последний бойфренд так и не появился — позже выяснилось, что он сбежал со стюардессой, с которой познакомился на рейсе из Лос-Анджелеса, — и Элтон отправил своих сотрудников на каникулы.
Сев в машину, Осборн и его семья отправились в Виндзор. Когда они приехали, то застали Элтона на кухне, все еще в слезах. На столе лежала огромная индейка, от которой был отрезан один кусок. Рядом лежал такой же большой рождественский торт — опять же с отсутствующим одним кусочком.
На следующий день, в День подарков, Элтон нанес визит на «Викаридж Роуд». Хотя он поклялся никогда больше не ходить на выездные игры в неподобающей одежде, эти правила не действовали, когда он находился на домашней территории. В этот раз на нем было новое пальто, за которое он заплатил £1,5 тыс. Длинное, разноцветное, с соответствующим поясом, завязывающимся на талии, оно придавало ему изящный вид, когда он крутился на месте. Хотя не всем оно понравилось так же, как ему, никто не мог поспорить с тем, что оно произвело большое впечатление.
За исключением визита Гэри Осборна, Элтон провел большую часть последних десяти дней, закрывшись в своей спальне в Виндзоре. В сложившихся обстоятельствах он не считал, что выглядит слишком плохо, но чувствовал себя немного неважно и, чтобы взбодриться, налил себе большой виски из шкафа для напитков в зале заседаний.
В этот момент вошел Грэм.
В течение двух предыдущих лет было множество признаков того, что жизнь Элтона вышла за рамки самоконтроля. Однажды Рита вспомнила, как мать Элтона позвонила и сказала, что беспокоится о нем — он все время проводит в своей спальне, редко появляется даже во время приема пищи.
Хотя сам Элтон был уверен, что никто в клубе не заметил ничего плохого, это не учитывало способности Грэма к наблюдению. Все, что делал Элтон, оставалось далеко не незамеченным, все отмечалось и записывалось. Несколько раз Грэм и Рита обсуждали, что ему делать, если вообще что-то делать. Это была неловкая ситуация. В конечном итоге Элтон был боссом Грэма. Вполне возможно, что он обидится на вмешательство в его личную жизнь. Если попытка затронуть эту тему окажется неудачной, это может даже означать конец их дружбы. С другой стороны, Элтон был председателем клуба. Он был очень публичным лицом «Уотфорда». Любая неловкость, которую он вызывал, непременно отражалась на всех остальных.
В конце концов Грэм решил подождать, пока события не сделают очередной крен в сторону пропасти. Когда он вошел в зал заседаний и увидел Элтона, собирающегося поднести к губам большую порцию виски, он понял, что момент все ближе и ближе. Отчасти тревогу вызвал тот факт, что Элтон пил виски — время обеда еще не пришло, — а отчасти — его внешний вид: он уже несколько дней не брился. Но больше всего это касалось его пальто. Грэм, никогда не обращавший внимания на модные веяния, предположил, что Элтон просто забыл снять халат, прежде чем выйти из дома в то утро.
И снова он решил промолчать — как бы это ни мешало его самообладанию.
На следующее утро состоялось заседание совета директоров. Проведя ночь в раздумьях, Грэм постарался приехать пораньше, чтобы быть единственным человеком, когда Элтон войдет.
Когда Элтон все-таки приехал, Грэм был в ужасе. Хотя Элтон все-таки надел костюм и галстук, Грэм этого не знал: все это было спрятано под тем же пальто, в котором он был накануне. Как только Элтон сел, Грэм подошел к шкафу с напитками, взял бутылку бренди, вернулся к месту, где сидел, и поставил ее на стол перед ним.
— Это то, что ты ешь на завтрак, не так ли? — сказал он.
Пока Элтон силился осознать только что произошедшее, Грэм начал браниться: «Какого черта ты делаешь? — спросил он. — Ты подводишь себя и подводишь клуб. Если ты когда-нибудь снова появишься в таком виде, то, на сколько я могу судить, это будет конец».
Далее последовало много всего, все в том же духе, все в том же раздраженном тоне. Тем временем Элтон все еще был на взводе. Он видел, как Грэм раздавал звиздюлей игрокам в раздевалке, и это было достаточно плохо. Теперь он оказался в роли их получателя. За всю его взрослую жизнь, с тех пор как он оставил Реджа Дуайта и стал Элтоном Джоном, никто и никогда не говорил с ним так. Никто бы не осмелился.
Когда он сидел в зале заседаний совета директоров «Уотфорда», склонив голову и ничего не говоря, Элтона захлестнуло то, от чего он долгие годы пытался убежать: чувство стыда. «Это потрясло меня до глубины души, — вспоминает он. — Это был один из тех моментов, когда все иллюзии, которыми я себя окружил, вся ложь, которую я себе говорил, рухнула. Я просто сидел там, ошеломленный и убитый горем».
При других обстоятельствах он мог бы отмахнуться от этого. «Я бы точно не стал принимать это от кого-то другого; я бы просто сказал им, чтобы они отвалили. Но поскольку Грэм пришел не из моего мира, это каким-то образом означало, что я не могу его игнорировать. Может, я и был королем своего замка, но для него это было совершенно неважно. Грэм просто заботился обо мне как о человеке. О том, что если я буду продолжать в том же духе, то убью себя. Это было то, что действительно просвечивало насквозь; за его гневом я видел, что он действительно любил меня».
Хотя инцидент длился всего пару минут, его последствия сохранялись гораздо дольше. Возвращаясь в Виндзор, Элтон не сомневался в том, что должно произойти дальше. В тот день он перестал пить и принимать кокаин. «Это дало мне старт на пути к выздоровлению. Хотя на этом пути было много ложных рассветов, много неудач и невыполненных обещаний, это дало мне толчок, в котором я нуждался. По сути, Грэм спас мне жизнь, и я никогда не сомневался в этом».
Каким бы сильным ни был эффект от вспышки Грэма, о том, что произошло между ними, больше никогда не упоминалось. Это не только не разрушило их дружбу, но и привело к обратному результату. Элтон почувствовал себя еще ближе к Грэму. Как никогда, он хотел доказать, что заслуживает уважения: «Я бы сделал для этого все, буквально все».
В то же время ему хотелось доказать Грэму, что он действительно пытается исправиться. Что он не собирается снова подводить команду. «Я должен был стать тем человеком, которым, по мнению Грэма, я был способен быть».
А для Грэма это стало подтверждением того, что давно витало у него в голове. Поначалу он не хотел признаваться в этом, потому что это было немного неловко, но теперь казалось неизбежным. Спустя годы он вспоминал, как, почти не осознавая этого, его отношения с Элтоном вышли за рамки дружбы и перешли в совершенно иное русло. «Я стал считать его младшим братом, которого у меня никогда не было».
Конечно, ему и в голову не пришло бы рассказать ему об этом.
39.
К этому моменту Стив Шервуд уже столько времени провел на скамейке запасных, что она стала казаться ему вторым домом. Когда основной вратарь «Уотфорда» сломал ключицу, упав, неся ведро с углем, Шервуд ненадолго занял его место. Но затем Грэм купил другого вратаря, человека по имени Эрик Стил, и Шервуд снова оказался на скамейке запасных.
При всей своей ловкости Шервуд ростом 191 сантиметров считался слишком мягким гигантом, чтобы добиться успеха на высшем уровне. Слишком мягким, слишком сдержанным и, возможно, просто слишком милым. Хотя он старался не поддаваться этой очередной неудаче, его мучил тот факт, что он был в команде с тех пор, как «Уотфорд» оказался на дне Четвертого дивизиона. Шервуд задался вопросом, где же его настоящее место? Там на дне? Был ли он в глубине души просто одним из тех, кого природа обделила вниманием?
Но, сам того не ведая, планеты наконец-то выровнялись в его пользу: Грэм начал подозревать, что Эрик Стил не так уверенно держится в своей вратарской, как следовало бы. Шервуда снова вызвали со скамейки запасных. Незадолго до Рождества, 9 декабря 1980 года, «Уотфорд» играл дома с «Ковентри Сити» из Первого дивизиона. Это был ответный матч пятого раунда Кубка Лиги — первый матч закончился вничью 2:2.
Когда игроки вышли на поле, над «Викаридж Роуд», как и над всей страной, нависла мрачная пелена — ранее в тот день друг Элтона, Джон Леннон был убит возле своего жилого дома на Манхэттене.
Почти сразу же наступила катастрофа. Всего через три минуты «Ковентри» забил. Однако это было только начало. Заметив, что Эрик Стил почти не выходит за кроссами, Шервуд решил сделать все наоборот, бросаясь вперед при любой возможности. Проблема в том, что чем больше он бежал вперед, тем больше подвергался опасности — и тем чаще «Ковентри» забивал.
Итоговый счет — 5:0. Хотя Шервуд не считал себя виновным во всех пяти голах, он знал, что в двух из них он точно виноват. Возвращаясь в раздевалку, он не сомневался в серьезности того, что только что произошло. «Я просто подумал: «Боже, это катастрофа». Будучи вратарем, иногда чувствуешь себя очень незащищенным, даже одиноким, и я помню, как мне хотелось вырыть себе яму и заползти в нее».
Увидев приближающегося к нему менеджера, Шервуд приготовился к яростной порке. Вместо этого Грэм был совершенно дружелюбен, даже посочувствовал.
— Все пошло не совсем по плану, правда? — сказал он.
Шервуд согласился. Совсем не так, честно говоря.
Что заставляло его выходить на каждый кросс, спросил Грэм.
Шервуд начал объяснять, что хочет попробовать что-то нестандартное, но Грэм лишь покачал головой.
— Играй в свою обычную игру, — сказал он ему. — Именно поэтому я и вернул тебя в команду.
И это, к изумлению Шервуда, было все. Он был еще больше удивлен, когда, заглянув в командный лист на следующую игру, увидел, что сохранил свое место. Это был переломный момент, когда его уверенность в себе начала подниматься с земли. «Грэм мог бы легко принять результат за чистую монету и сказать: «Это ты виноват». Но когда он отозвал меня в сторонку, я почувствовал, что я ему небезразличен, и мне захотелось доказать, что его вера не была напрасной».
* * * *
Неделю спустя Росс Дженкинс играл против «Суонси», когда поскользнулся, желая подкатиться под одного из игроков соперника. Когда они сцепились ногами, Дженкинс услышал звук, похожий на треск разламываемой надвое ветки. Когда он попытался встать, боль пронзила его левый бок, и он упал. Когда Росс сломал лодыжку в матче с «Суонси», он хромая ушел с поля, а не был выведен под руки.
С ногой, затянутой в гипсовую повязку, Дженкинс вскоре понял, что жизнь изменилась. Если раньше Грэм старался держаться рядом с ним настороженно, то теперь он вообще его игнорировал. Как и его товарищ по команде Стив Симс, Дженкинс обнаружил, что любая долгосрочная травма делает его невидимым в глазах менеджера. За год до этого Симс также повредил ногу. Ковыляя по «Викаридж Роуд», он старался быть полезным, всегда тепло приветствуя Грэма, когда их пути пересекались.
К его ужасу, менеджер едва признавал его.
Лишь позже Грэм извинился и сказал, что у него вошло в привычку не замечать травмированных игроков. От них не было никакого толку, пока они не выздоровели, объяснил он. Грэм, однако, не извинился перед Россом Дженкинсом — ни тогда, ни потом. И как только его лодыжка зажила, Дженкинс узнал, что его выставили на трансфер с ценником в £100 тыс.
Всего шестью неделями ранее «Уотфорд» играл с «Ноттингем Форест» в четвертом раунде Кубка лиги. «Форест» были действующими обладателями Кубка чемпионов. Они также заняли пятое место в Первом дивизионе. Их менеджер Брайан Клаф был настолько уверен в победе, что не потрудился посетить игру. Вместо этого он отправился в отпуск на Майорку, сообщив, что с нетерпением ждет осеннего солнца и не желает, чтобы его беспокоили.
Но Грэм разработал план, который, по его мнению, при правильном исполнении мог сделать «Форест» беззубым. Все зависело от нейтрализации их нападающего Джона Робертсона. Несмотря на то что Робертсон был толще в талии, чем большинство футболистов, и передвигался с любопытно-скучающим выражением лица, как только мяч оказывался в его ногах, происходило нечто неожиданное: казалось, он сразу переходил с первой на четвертую передачу. А когда Робертсон набирал скорость, он мог с пугающей легкостью прорывать оборону.
Грэм считал, что если вывести его из игры, то «Форест» потеряет форму, а вместе с ней, как он надеялся, и самообладание. Он решил применить нетрадиционную, по любым меркам, тактику. Вместо того, чтобы выбрать другого вингера, чтобы он опекал Робертсона, Грэм выбрал для этого своего второго запасного центрфорварда Джона Уорда.
К этому времени Уорд стал настолько постоянным игроком на скамейке запасных, что другие игроки называли его «Путешествующим» — когда список команды вывешивался на доску объявлений, его имя оказывалось внизу: «Путешествующий Уорд».
Как знал Грэм, Уорд обладал удивительной способностью цепляться за игрока соперника, как банный лист, не давая ему возможности маневрировать. Тем не менее, Кенни Джекетт был не единственным игроком «Уотфорда», которого ошеломило известие о его выборе. «Для столь атакующего менеджера это был очень оборонительный ход со стороны Грэма. Но помимо большого опыта, Джон был еще и невероятно дисциплинированным. Если его просили сделать какую-то работу, он выполнял ее с полной сосредоточенностью».
С момента свистка Уорд оказался на пятках у Робертсона, прижавшись к нему так близко, что одному наблюдателю он напомнил единое четвероногое существо, бестолково мечущееся по полю с горящей головой. После того как основной игрок был выведен из игры, в рядах «Ноттингем Форест» появились трещины. Незадолго до перерыва «Уотфорд» забил дважды — первый гол с пенальти забил Лютер Блиссетт, а второй — ударом с левой ноги обычно правоногий нападающий Росс Дженкинс. Затем, во втором тайме, когда «Форест» все больше выходил из себя, «Уотфорд» добавил еще два гола. Оба мяча были забиты Дженкинсом.
Итоговый счет: «Уотфорд» — 4, «Ноттингем Форест» — 1.
Прошло почти два года с тех пор, как Дженкинс в последний раз делал хет-трик. В тот вечер, не в силах уснуть, он решил поклеить обои. «Мы недавно переехали в этот дом в Кассиобури. Я всегда был немного мастером на все руки. Я еще не успел оклеить бумагой этот проход, поэтому решил начать прямо сейчас. Я знал, что это странный поступок, но все равно полетел это делать. И это как-то успокоило меня и позволило взглянуть на ситуацию с другой стороны».
До двадцать девятого дня рождения Дженкинса оставалась всего неделя, и, отрываясь от обоев, он думал о том, есть ли у него еще куда пойти. Возможно, это станет вершиной его карьеры.
На следующий день поздно утром Брайан Клаф позвонил в свой офис с шезлонга на Майорке. «Как там дела?» — спросил он. Последовало долгое и нехарактерное для него молчание, пока Клаф впитывал новость о поражении «Форест».
Но теперь, спустя неполный месяц, Дженкинс обнаружил, что он стал лишним. Он тут же подошел к Грэму, вперил в него свой смертельный взгляд и снова сказал, что тот совершает большую ошибку. Грэм не раскаялся. Позже он вспоминал: «Росс играл не слишком хорошо. И когда мы выставили его на продажу, никто за ним не пришел, предполагая, что другие клубы тоже считают, что он играет не слишком хорошо».
Любой человек, хоть немного разбирающийся в футболе, понимал, что это значит. Если Дженкинс и не дошел до конца дистанции, то к последнему участку пути он явно уже хромал. Поскольку никто не проявлял интереса к его покупке, он решил прыгнуть, пока его не подтолкнули. Дженкинс обратился в единственный клуб, который проявил хоть малейший интерес, — «Вашингтон Дипломатс», базирующийся в Вашингтоне, США.
В то время футбол в Америке делал первые нерешительные шаги. Надеясь развеять опасения, что британские пороки могут проникнуть через Атлантику, «Вашингтон Дипломатс» выбрали название, призванное подчеркнуть их миролюбивый, примирительный характер. Дженкинс никогда не слышал о них, но в этом не было ничего необычного — почти никто не слышал, даже в Вашингтоне. «Существовало мнение, что если ты уезжаешь в Штаты, то попадаешь на своего рода кладбище слонов. В американской лиге было полно британских игроков, которые потихоньку уходили на пенсию».
С глубокими опасениями Дженкинс улетел в Америку, надеясь, что это окажется временным решением. Официально он находился в аренде и надеялся вернуться в «Уотфорд» в течение нескольких месяцев. Проблема заключалась в том, что никто другой, похоже, так не думал. Но, приехав на место, Дженкинс обнаружил, что реальность не так плоха, как он опасался. «Я зарабатывал хорошие деньги и понял, что пребывание вдали от «Уотфорда» пошло мне на пользу. Пребывание в Америке дало мне возможность по-новому взглянуть на вещи».
Это было далеко от «Викаридж Роуд» во всех отношениях. Поля были сделаны не из травы, а из искусственного покрытия; игроки добирались до места на самолете, а не на автобусе или поезде, и хотя стадионы, на которых они играли, были огромными — обычно это были стадионы для американского футбола, — большую часть времени на них почти никто не приходил смотреть. Дженкинсу казалось, что он попал в некую призрачную загробную жизнь, где можно увидеть легендарные фигуры прошлых лет, все еще продолжающие свою карьеру.
На одном из этапов он даже оказался в одной команде с великим голландским нападающим Йоханном Кройффом. Кройфф был всего на два года старше Дженкинса и мало напоминал себя прежнего, молниеносного. «Тогда он уже не мог бегать — травмы доконали его, — но даже в таком состоянии было видно, каким он был».
Перелетая с одной малопосещаемой игры на другую, Дженкинс изо всех сил старался быть в курсе того, что происходит за пять тысяч километров. Насколько он мог судить, не так уж много. «Уотфорд» так и застрял в середине Второго дивизиона — еле держался на плаву, но не подавал признаков того, что собирается двигаться вверх. Несмотря на то, что время от времени они добивались ошеломительных успехов, в целом команда выглядела так, как будто она дрожит на волоске от гибели. «Мне было очевидно, что масло в двигателе загустело, и двигатель скрежетал».
«Уотфорд» закончил сезон на девятом месте. Для Дженкинса это было явным доказательством того, что команда не продвинулась вперед за время его отсутствия. И что «Уотфорд» все еще нуждается в нем, даже если они сами этого, похоже, не понимают. Все, что он мог делать, — это оставаться в форме, продолжать забивать голы и надеяться на то, что шанс ему еще представится.
40.
Каждый год перед началом футбольного сезона Элтон устраивал вечеринку в своем доме в Виндзоре. Был приглашен весь персонал футбольного клуба «Уотфорд», от Грэма до уборщиц, а также члены семей каждого. Гостей отвозили на автобусе с «Викаридж Роуд» в Виндзор, где их встречал Элтон и его мать. После обеда-фуршета на лужайке устраивались игры для взрослых и детей: гонки с яйцами в ложках, гонки на закорках, гонки на трех ногах.
Любой желающий мог свободно побродить по территории и посмотреть на обширную коллекцию автомобилей Элтона. Для Лютера Блиссета — и других людей — это был взгляд на мир, которого они никогда не видели. Но больше всего Блиссетт поразила не выставленная напоказ роскошь, и не пышность гостеприимства, а то, что здесь никогда не было ощущения иерархии или соблюдения церемоний. Элтон знал имена всех присутствующих и был явно рад их видеть. Но это было еще не все. Казалось, он был не только рад, но и благодарен — как будто нуждался в них не меньше, чем они в нем. «Я никогда не забуду те вечеринки. Здесь всегда царила волшебная атмосфера, чувство товарищества, когда все мы были вместе».
В течение всего дня игры продолжались до тех пор, пока тени на траве не удлинились и не пришло время всем садиться в автобусы и возвращаться домой.
Затем, несколько недель спустя, состоялось более скромное празднование: День рождения Грэма. Тремя годами ранее он проснулся у себя дома в Мандевилл Клоуз, выглянул в окно и увидел, что на лужайке перед его домом припаркован старенький «Остин 100», выкрашенный в цвета «Уотфорда». При ближайшем рассмотрении Грэм увидел, что капот был подписан всеми сотрудниками клуба.
Это оказался подарок от Элтона.
На тридцать седьмой день рождения Элтон сделал ему еще один подарок. Хотя Грэм пробовал слушать пластинки Элтона и находил некоторые из них вполне удобоваримыми, они ему не очень нравились. В музыкальном плане его вкусы остановились в середине 1950-х годов, когда его великая героиня Вера Линн — «Любимица армии» — стала первой британской исполнительницей, получившей первое место в США с песней «Auf Wiedersehen Sweetheart».
Видя, как предан Грэм Вере Линн, Элтон решил немного подшутить. Он подарил ему экземпляр одного из альбомов Веры Линн с ее автографом. Мало того, на нем было написано персональное сообщение. Грэм был в еще большем восторге, чем ожидал Элтон, и с благоговением смотрел на обложку альбома с автографом, словно на святую реликвию. Тем временем Элтон настолько сдерживал свой смех, что слезы текли по его щекам. Позже выяснилось, что альбом был подписан вовсе не Верой Линн. Как признался Элтон, он просто подделал ее подпись.
Грэм был достаточно зол как тогда, когда Элтон и Рита сговорились обыграть его в карты, но это было гораздо хуже. «Это ничуть не смешно», — жестко сказал он Элтону. Он не только бесцеремонно играл на его чувствах, но и совершил святотатство, подделав подпись Веры Линн.
Кроме того, сейчас было не время для безделья — слишком многое было поставлено на карту. «Уотфорд» провел два сезона во Втором дивизионе. Это было достаточно долго. Во многих отношениях все, что Грэм сделал на «Викаридж Роуд», было преддверием этого момента. Может быть, масло и загустело, может быть, и не хватало какого-то винтика, может быть, «Уотфорду» и не хватало умения добиваться стабильных результатов, но было уже слишком поздно беспокоиться об этом. Им придется работать с тем, что у них есть.
Если они и потерпели неудачу, оправданий больше быть не может. Несмотря на все свои обещания и энтузиазм, Грэм останется в памяти как еще один идеалист, чьи глупые теории в конечном итоге оказались его погибелью. Послание вряд ли могло быть более четким: если не сейчас, то, возможно, никогда.
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где переводы книг о футболе, спорте и не только!