«Если я расскажу историю, как сдавал ЕГЭ, то людей посадят». Кузнецов приехал домой, на ЧТЗ
Вторая часть интервью «Скользкому льду».
В конце сентября ребята из «Скользкого льда» – Андрей Николишин, Сергей Гимаев и Денис Казанский – выпустили первую часть большого разговора с Евгением Кузнецовым в Челябинске. Тогда хоккеист «Вашингтона» рассказывал про хоккейную жизнь: о дисквалификации за кокаин, ситуации с возможным обменом и работе с психологом.
В продолжении – рассказ о жизни в родном городе, учебе и судьбе друзей из Челябинска. Спойлер: Не у всех все сложилось хорошо.
Выпуск можно посмотреть на ютуб-канале «Скользкий лед», а самые интересные моменты из него – прямо тут, текстом. Правда, сильный челябинский ветер помешал пройти разговору идеально – но смех и некоторые шутки Кузнецова в этом выпуске все равно можно расслышать.
Прятки и сифа, снятые кроссовки, пустые бутылки
– Жень, ты как-то сгущаешь: «ЧТЗ, ЧТЗ...». Симпатичный район.
– Так это центр города сейчас уже. А раньше был почти окраина. Это сейчас уже все Чурилово туда еще застроили. А так, в принципе, что, красота здесь.
– Но двор вообще не поменялся с твоего детства?
– Поменялся, конечно. Здесь, я так понял, специально убрали лавочки – ни одной нет. Вот там вот одна есть... А так были, и в моем детстве у хоккеиста Жеки Медведева девчонка жила в моем подъезде, они постоянно приходили сюда пивко попить. Вокруг них мы варились всегда. Женька говорил: «Иди, скажи, что я здесь, только без палева» – «На мороженку дай – тогда, конечно».
Мы потом еще: «Бутылки не выкидывайте. [Оставляйте] Нам». Здесь же потом вечером борьба за бутылки.
– Местный народ выпивает, бутылки бросают. А вы малышами дежурите?
– Конечно, ты что! Стоишь около. Вот они так сидят около лавочки, и ты пару часов, типа там рядом. Они знали, они выпивали – тебе ее отдают. Ты их насобирал целый пакет, все пошел. Не помню сколько [давали за бутылку], но я помню, что можно было нормально на компьютерный клуб на час насобирать за денек.
– Во что играли?
– В фифу, стрелялки, контру. Вот там сразу, около стадиона. Клуб «Матрица» назывался. Меня туда пускали без палева, так сказать.
– А чем у тебя родители занимались?
– После 90-х батя что-то так и не нашел работу. А мама была дворником – эту квартиру ей и дали как служебную. За то, что она отработала. Да, на первом этаже здесь. А потом все – с 13 лет мне деньги платить начали. В принципе, нам хватало на семью всегда. С 15 вообще уже нормально стало. Я вот дома, все потихонечку.
– Ну и ты во дворе постоянно. Они не контролировали?
– Ну как бы территория была [дальше которой не ходить]. Например, говорили, чтоб в Сад Победы не ходил – ну это далеко уже. А здесь до Комсомольской площади можно было.
В общем, где большую дорогу переходить не надо было. У меня у мамы была боязнь больших дорог. Меня поэтому и в хоккей же отдали сюда. Мы когда вышли – в одной стороне школа бокса есть, там хоккей, там гимнастика, футбол и что-то еще, пение, что ли – ну какая-то херня, короче.
И выбрали хоккей, потому что дорогу никуда переходить не надо было. Тут, получается, все равно надо было дорогу переходить, а в хоккей – не надо было. Поэтому [выбрали хоккей,] чтоб я мог сам ходить спокойно.
– Основной досуг Ваш какой был во дворе?
– Летом было прикольно, все в мяч, в футбол играли. Летом хоккея не было. Старшаки если соберутся вечером, то какие-нибудь вышибалы или прятки. В прятках были правила: за дом нельзя – только 3 стороны здесь, подвалы, чердаки.
– А в сифу играли?
– В сифу – так. Стремно было потом сифой ходить. А вот в прятки, когда старшаки приходили: «Все, давайте по-нормальному» – интересно было, прям хорошо.
– А внутри района ЧТЗ можно было спокойно перемещаться тогда? Речь не про маму, а про то, что ты сам люлей мог получить.
– Были времена, когда группировки были: там «самурай» – не «самурай». Я ни в какой не был. У меня была задача: до тренировки – и домой. Да и все. Меня не трогали. У меня отец вырос здесь: по-моему, сначала вот в этом доме, потом вот в этом же подъезде, на втором этаже, в третьей квартире. То есть он у меня вырос здесь, потом после отца брат, считай, сейчас старший. И я, как бы, вообще ходил козырным, меня все знали.
– В авторитете был получается?
– Ну с меня кроссовки не снимали. Я знал всех.
– А снимали кроссовки?
– Ну я не снимал, а так да, бывало. Вечером сидишь, смотришь – кто-нибудь идет пьяненький без кроссовок домой. Кто-то прилег вот так в кустиках – все, раздели сразу.
– Слушай, а у вас что за банда здесь была?
– Да какая банда? Алкоголики. У нас же не было банды, мы больше по спорту. Летом в футбол ходили играли. Здесь же еще футбольная школа была, Василий Николаевич Сыса, по-моему, тренера звали. Мы приходим хоккеистами к нему – 3-4 пацана, он всегда брал нас на лето в команду. Ездили на чемпионат города играли. То есть особо [свободного] времени не было даже.
А так потом у нас же тут Чурилово, у всех сады были. Не денег же нет на десерты какие-то, правильно? И ждешь, когда варенье закатают, с вишней там – идешь горбулку покупаешь. Такая маленькая булочка – горбулка у нас называется. Ее пополам разрезаешь, на нее масло и варенье. И все, весь двор твой. А потом у кого-нибудь огурцы пошли – и все с огурцами. И вот так по очереди. Вишня пошла – потом стоят все с вишней, закидывают.
Жизнь на арене, прогулы в школе и два высших образования
– Как у тебя форма появилась первая?
– Был день рождения как раз – и поехали купили. Пять исполнилось. На улице Бажова тогда магазин первый был – поехали, мне еще стекло взяли желтое.
– А было такое, что дома коньки завязал и в коньках в хоккейную школу?
– Бывало, бывало, но потом ползти приходилось здесь – резины же не было, да. Неудобно было. А так, да, я дома переодевался всегда. В форме ходил туда-обратно. Потому что было правило одно время, что ключ от раздевалки только тренеру выдавали. И мне неудобно было в раздевалке переодеваться. Еще и какие-то деньги сдавать надо было им. Постоянно на ремонт на какой-то. Вон дом. На теплотрасу выложил – все быстро высушилось (смеется).
– Кумиры у тебя были в детстве?
– Жека Медведев. Одного хоккеиста знал – Медведева. А потом уже постарше стал, на каждую тренировку пойдешь, смотришь на всех. Раньше-то можно было увидеть команды 1983-84 годов, там хорошие хоккеисты были прям.
– Там и Чистов, и компания вся эта уже.
– Чистов он же с «Восхода»... С «Сигнала» был.
– «Сигнал» – да. Женька Галкин оттуда же.
– Саша Семин, наверное?
– Сема – привозной.
– Здесь раньше же общага у них была, на стадионе на третьем этаже приезжие жили пацаны.
– Прям на арене жили? Потому что потом спортинтернат чуть дальше появился.
– Ну в этом ошибка и была. Там потом развалилось. Пока они здесь жили – под присмотром все были и по ночам катались, все было удобно. Целый день в раздевалке – хоккей, шайба, пошли туда-сюда. И никакой улицы, ни дискотек – ничего не надо было.
– Это же с ума сойти можно.
– Да нет, тут нормально. Кузя сам ночевал на стадионе пару раз.
– Человек 15 пацанов, все вместе, 2 воспитателя. «Что хотите? Идите одевайтесь и тренируйтесь».
– Там уже все уборщицы их знали – все местные.
– «Что отдыхаете сидите? Идите вон в футбол с этими побегайте» – и все, мы вот так вот, туф-туф-туф.
– Ну это же круто, на самом деле.
– А он (кивает на Казанского) не спортсмен, не понимает.
– А что со школой?
– А че школа? Ее как раз, блин, так неудобно построили. Вот эта школа, которая здесь сразу, 52-я, напротив стадиона, но у нас спецкласс не там был, у нас спецкласс через дорогу – туда. Дорогу переходить надо.
Да, я так постоянно вроде сюда, в школу, иду, но – раз, и на утреннюю [тренировку] сразу к пацанам.
– Вместо школы?
– Да, мне мама потом сказала, что раз школа мешает хоккею, надо бросить школу.
– Она сказала?
– Ну так как бы [в шутку]. Меня не душили сильно, помогали. Я прогуливал ее сам – прям уже все... Мне сказали: «Все, получишь – давай в школу». Я приду – вообще не понимаю, что к чему. Да и все (махнул рукой). А потом удобно стало – 7-й, 8-й, 9-й класс. Говорят: «Кому тройку надо – даже не приходите. Пришел – значит будешь учиться. А если не надо – то все тогда».
– Лояльно. Ты 9 классов закончил?
– У меня два высших [образования].
– Два высших?
– Конечно.
– Подожди, какие два высших?
– Ты не знал, что ли? С красный дипломом я еще закончил (заразительно смеется). А с ЕГЭ... Если я расскажу историю, как я сдавал ЕГЭ в 11-м...
– Давай.
– Да это ж посадят людей, ты что.
– Не, ну два высших.
– Ну да.
– Да какие два высших? Он школу считает высшим образованием.
– Нет, институт и в магистратуру потом идешь. Второе высшее.
– Ты здесь в УралГУФКе учился?
– Я там ни разу не был, но у меня есть все (смеется).
– А ты кто по диплому?
– Я тебе сейчас наговорю, мне здесь, #####...
– Ты тренер? Физкультурный закончил?
– Конечно. Конечно.
– И потом еще высшую школу тренеров?
– Нет, ВШТ не сдавал пока. Там ходить надо. Там более-менее ответственно.
А экзамен – я вам потом без камер расскажу, откуда это все появилось…Тяга [к знаниям]… Я ж еще и на бюджет поступил.
– Еще и на бюджет?!
– Я тебе говорю: там история очень серьезная (снова заразительно смеется).
Подарок за 140 тысяч долларов, жареная картошка на теплотрассе и укус собаки
– Так, а это тренировочная площадка твоя?
– Ну типа такого, да, она сейчас подремонтирована.
– Вот сюда бросали шайбы? А здесь окно было?
– Да. Оно замуровалось.
– Это вы сначала в окно кидали просто?
– Нет, не в окно не кидали. А это тогда вот на машине... Приезжал кто-то в гости, оставлял здесь и иногда «Бдыщь».
– А шайбы откуда брали-то?
– Когда идешь после тренировки – там старшие года. Когда они потренируются, они потом их не собирают, если вылетают. И все. Как здесь бутылку ждешь – там и шайбы так же.
– А заливщики не гоняли вас?
– Нет, ну а как там? Там дядя Миша Гусманов – это отец Равиля Гусманова. Наверное, ему тоже никто ничего не мог сказать – и он нам ничего не говорил. И мы спокойно ходили там. Но мы нормально, мы не портили, за собой убирали всегда постоянно, не плевали. Нас обучали сразу с детства, что это для нас как в храм сходить. И мы поэтому аккуратно все это делали.
– Ты поэтому заливочную машину школе подарил?
– Нет, просто не было заливочной машины.
– А как это получилось? Тебе позвонили, сказали: «Помоги хоть чем-то»?
– Народ начал по 5 тысяч рублей скидывать, а она 140 тысяч долларов стоит. Я говорю: «Ладно, перестаньте, все. Не надо, мы сами разберемся». Это последний год в «Тракторе» был. Не было машины тогда. Они стали один раз играть первенство России играть, а машину аж с «Юности» одну притащили. Чего это? Смех.
– Слушай, вы же еще когда молодежный чемпионат мира выиграли, ты и Бурдасов приехали сюда – и вам, по-моему, Юревич квартиры же тогда подарил?
– Да. Мне побольше, чем Бурдасу (просто заливается)
– И как он отреагировал?
– Ну а как? Мы зашли – у меня двухкомнатная, у него полуторка (ржет). Но по квадратам они примерно одинаковы, там небольшая разница по квадратуре. Просто такая хата неудачная попалась.
– Бурдасу?
– Так посмотрел на меня губернатор: «Женат? Да? Тебе тогда».
– Как долго ты прожил в той квартире?
– Слушай, долго я в ней жил. Мы потом купили квартиру. По-моему, открытие Олимпиады в Сочи я посмотрел в квартире – и все, после Сочи я уехал в НХЛ уже. Я так толком-то вот ее и продал как раз недавно. Она вся новая вообще. Там еще качество хорошее по тем годам. Сейчас там люди ходят, сантехнику смотрели, говорят: «Аааа».
– А как судьба других ребят из этого, твоего первого, дома складывается?
– Сколько я пытался кого-то встретить... Я знаю, что кто-то в армии был. В основном сидят многие. Кто-то уже свое отжил. По-разному всегда. А так в принципе, из друзей-то было парочку, я их пытался найти и так что-то и не смог. Потому что спустя 15 лет – оно все разнесло. А так в принципе друзей-то и не было, на стадион пошел – там все друзья. Мы там все, кто хоккеисты были, все друг с другом варились. Матвей Быстров такой был, мопед один приезжал, старый, но он постарше был, 91-го. С Иркутска, при бабках был. Такой вообще.
– То есть у тебя вообще классика получается. Если бы не хоккей, то, скорее всего, двор и...
– Ну вот да.
– И жуть.
– Ну почему?
– Ты сам говоришь.
– Не все же плохо живут. Есть люди, которые хорошо живут. Просто, может быть, наверное, такие условия, но в основном работяги. Здесь же как – от зарплаты до зарплаты.
Кто-то не может отсюда уехать. Говорит: «Я не поеду». Я родителей не мог увезти отсюда много лет.
– Да ты что? Комфортно было?
– Ну вот ни в какую. Здесь друзья, соседи, лавочка моя.
– Не, это понятно, я просто про двор, про детей, потому что я из такого же города. У нас если ты не занимаешься спортом или чем-то еще, то...
– Классика. В итоге я потом уговорил родителей на квартиру сначала, а потом на дом уже за городом. Понятно, что сейчас кайфуют.
– А ты своих детей сюда привозил уже, показывал?
– Да. Ну как? Малому-то, конечно, нравится, он машину увидел, весь двор в машинах – он радостный. Дочь-то уже большая, она, я думаю, поняла примерно, что и куда попала.
– «Поехали отсюда, пап! Ну его нафиг»?
– Нет, так, на стадионе походила она. Мама моя возила ее с отцом показать это все, интересно же. Здесь садик вот еще был. Это для блатных садик – туда нельзя было.
– Ты к блатным не относился?
– Нет, он платный был. У нас бесплатный садик, а этот платный был. Здесь короче, собака была злая. Яблоки когда шли, здесь яблоки сумасшедшие были.
– Вы ее яблоками закидали?
– Нет, нам надо было ее отвлечь с той стороны, чтобы она туда убежала. А с этой стороны залез и яблоки рвешь, чтоб похавать, пока спит охранник. Я разок замечтался, не успел. Она как за жопу схватила эта собака.
– Это же 40 уколов, бешенство, да?
– Повезло так, что она мне по жопе чуть-чуть вот так попала. Она только штаны все разорвала. Прям как клык, наверное, так.
– После этого собак стал бояться?
– Да нет, мы так же лазили. Но яблоки вкусные были. А там, на теплотрассе, картошку в фольге жарили постоянно.
– Жарили на теплотрассе картошку?
– Ну там теплотрасса идет, там тепло. Ты на ней сидишь зимой, тебе тепло. Костерчик делаешь туда и картошку.
– А, и все в уголечки, печеная. Выходишь – морда вся черная.
– Нет, теплотрасса тепло, от нее тепло. И от нее еще ветер идет, то есть на тебя не дует ничего вообще.
– А теплотрасса – значит, там жители должны быть. Местные.
– Жители – это история.
– Бомжей много было вокруг?
– Если нормальные, то да, никто их никогда здесь...
– Не гонял, да?
– Ну а что, все люди, правильно? У всех всякое бывают, и более-менее нормально здесь народ [относился], адекватно. А если какие-то там непутевые, то, в принципе… (проезжает машина, загруженная ломом) Знаешь куда поехал?
– Металлолом сдавать поехал.
– Нет, туда поехал, там сейчас еще соберет. Металл у нас не получалось, тяжело металл собирать.
– Пробовали?
– Картонки только.
– А вот люки.
– За люки у нас сами тебе руки обрывали, люки нельзя было. Потому что падал народ. А провода тоже снимали, я помню. Гиблое дело.
– Прилетало за провода потом?
– Один раз только я участвовал в этой схеме. Страшно было очень сильно.
– Не тряхануло? Там же прибьет к черту током.
– Забился пришел – хоть бы никто не узнал. Не понимали еще. Еще менты приехали. Ужас.
– В ментовку часто попадал?
– Ни разу. Мы не косячили.
– Двор на двор не дрались?
– Нас не брали, старшаки были. Мы маленькие. Уже такое время, когда нам 7-10-12 лет – для драк еще маловато. А вот, например, так поугарать над нами, чтобы мы прибежали мячик подали – это самое то. Там котлован был раньше, его сейчас нет, там 20-этажки построили. Вот на этот котлован все ходили, там нормально.
– Там месиво было, да?
– И «самураи», и не «самураи». Район на район еще же.
– Я в Москве это зацепил даже, а вы говорите про Челябинск.
– Мы как бы были от других районов далеко, и поэтому у нас местные терки были. Потом приехало много узбеков, таджиков – с ними тоже терки были. Люди же все разные. Ну вроде потом нормально, они приезжали сюда в футбол играть постоянно, раз в неделю. Арбузов, всего навезут: «Нате, нате, нате».
Татуировка – в России и Америке, 92-й номер
– Когда у тебя татуха первая появилась?
– Я здесь еще до НХЛ делал татуировки, здесь начинал. И так вот что-то пошло, и пошло, пошло. Сейчас пока вот пока остановился. Сколько их? А она одна большая. Вот отсюда просто (показывает с правого до левого плеча).
– А что написано у тебя на руке?
– Здесь любовь и семья по-английски написано. А здесь это задело – у меня здесь место просто голое было, и все.
– А, и год рождения?
– Да, это мой год. Там все так в таком добром плане. Ничего плохого нет.
– Первой татуировкой что было?
– А я сразу вот рукав весь изделал, короче.
Я пришел, там мужичок такой хороший. Афганец сам, два раза в Афгане был. Такой как бы жесткий мужик. Я ему объясняю, что хочу: «Там это, это, это». Он: «Ну все, иди» – «Куда идти?» – «Ну я тебе позвоню. Как нарисую – тебе дам знать». Он ее же рисует сначала. Все, потом позвонил, нарисовал. Я пришел – он: «Сядь. Хиленький какой-то. На хер тебе это надо все?».
Ну и ходит такой, еще нога болит, он так ходит, ходит: «А ты чего пришел-то вообще?» – «На татуировку» – «Ааа, это ты. Бритва есть?» – «Я же на примерку пришел» – «Да у меня время свободное, давай я тебе сейчас сделаю прям сразу». И берет бритвой мне вот так вот. Я говорю: «Подожди, подожди». Он говорит: «Ну что, пойдем я тебя побрею, хотя бы там что сверху вниз начнем делать».
Я вообще испугался. Все, проходит, наверное, первый сеанс. 5 часов вообще слова не сказал человек. Вообще тишина.
– А ты-то поболтать любишь.
– Там жопа уже все. Я не знаю, что там, больно. Второй сеанс – опять тишина. Я на третий сеанс захожу, он мне: «Чаек будешь?». Я думаю: «Что такое, оп-па?». Он говорит: «Слушай, я тут недавно в интернет выходил. Я человек далекий. Так ты же человечище!».
– А в «Вашингтоне» есть какие-то совсем расписанные ребята?
– Да нет, такого нет. У нас такая скромная команда.
У меня в Америке дочка на рисование ходит, привез ее. И чтоб домой не ехать – там 45 минут все идет – собрался поспать в машине, подождать. И что-то такое время – три часа дня. Неудобно: как раз поешь – спать хочется. Я прилег так в машине и на второй этаж смотрю: «Тату-салон». Дай пойду, зайду. Ну вот зашел, еще наделал татуировок. Все так получилось.
– Там уже не так душевно, да?
– Нет, там я зашел, они уже сразу: «Ооо...». Я говорю: «Здорово, здорово».
– А ты из номера делаешь какой-то культ? Мы знаем, что восьмой Овечкин, все понятно. А вот 92? В «Вашингтоне» что-то есть такое?
- Больше, чем 8 получается, уже круто. Мерч? Да не, не парился даже пока.
– У тебя по школе другой же номер был?
– 15, да. Это же пришли в «Трактор-2». Там коробка такая была. Раньше как: один год, когда у тебя, по-моему, МХЛ, ВХЛ и «Трактор». Три команды [на все номера в системе клуба].
– А в заявке 99 человек.
– И мы пришли – я последний, самый молодой был. Самусик был тренер. Он так достает: 91, 92, 95 и выше. «Какого года?» – «1992» – «На» – «Давайте». Вот так и досталось. По возрасту четко.
– 99-й взял бы?
– Да нет. 99-й был, но не стал.
– А он был вообще? Кто-то катался?
– Конечно. Номер в коробке был, но, по-моему, так никто и не взял его.
– Тогда еще это было, это понимали.
– Сейчас уже отошло, я думаю, уже подзабыли. Сейчас 8-й, наверное, так же скоро все будут [уважать], правильно?
«В сборной сухой режим – поэтому и не выигрываем». Кузнецов дал лучшее интервью лета в хоккее
Фото: youtube.com/Скользкий лед; Dirk Shadd/ZUMAPRESS.com/; East News/Bruce Bennett/Getty Images/AFP; РИА Новости/Александр Вильф, Игорь Золотарев, Елена Руско, Владимир Песня, Максим Богодвид; instagram.com/kuzy092
– Я там ни разу не был, но у меня есть все (смеется).
Кузя то похер, но сдается мне что врачи нынешние по той же схеме🙂
Разблокировано воспоминание😀
Белые дороги, а белые дороги
Снюхали мои ноздри все белые дороги.