«Вы будете играть в карты, мы будем играть в футбол». Как «Спартак» нашел себе поле
Футбол в России перед революцией: есть футболисты, а играть негде (сейчас чаще бывает наоборот). Боб Эдельман рассказывает историю появления у команды братьев Старостиных своего поля на Красной Пресне.
Другие братья — Мошкаровы, Гудовы, Голубевы, Виноградовы, Воробьёвы и Шелягины тоже были частью первого поколения пресненских футболистов, но именно Старостины добились наибольших спортивных успехов и оставили после себя самые подробные воспоминания о жизни своего района. Андрей Старостин — не самый ярый перфекционист в том, что касается хронологии, повторяет истории, которые можно найти в сотнях спортивных автобиографий. Вместе с тем, он стремился придать специфически русское звучание своим историям. Однажды в 1916-м году, Николай отправился в Сокольнический парк, чтобы посмотреть домашнюю игру ОЛЛС в Московской лиге. Чтобы взять с собой младшего брата Андрея денег ему не хватало, так что тот решился пуститься в путешествие сам по себе. Николай, как это обычно бывает со старшими братьями, считал, что 10-летний Андрей слишком молод для такой экскурсии и не готов точно следовать инструкциям взрослых. Так что младший сам вычислил свой долгий трамвайный путь через весь город, в том числе через те его районы, которые должны были бы напугать юнца, путешествующего в одиночку. Он представлял это своим обрядом инициации, тем, с чего «мужественные люди» начинают воспитание своего сильного характера.
Пытаясь упростить своё путешествие «на край земли», Андрей выбрал более медленный, зато простой путь по кольцу на трамвае «Б», с единственной пересадкой на «6-й», на печально известном, огромном и шумном Сухаревском рынке – район которого конкурировал с Хитровским и затмевал Горючку. Сухаревка не была похожа на Ковент Гарден в Лондоне или на Ле Алль в Париже — которые, в конце концов, были перемещены под крышу. Она больше напоминала сцену из Хогарта, чем место для организованной торговли. Практически не регулируемая и не контролируемая полицией Сухаревка была символическим местом, олицетворявшим собой те изменения, что произошли в Москве вместе с приходом в неё капитализма. Проходившие трамваи, в духе самого места, ходили от случая к случаю, и проезд в них оплачивался также весьма нерегулярно. Старостин, как образцовая уличная шпана, путешествовал, прицепившись к вагону сзади. В то воскресенье он взял с собой один гривенник, чтобы купить билет на игру. Ссаживаясь время от времени, он провёл не меньше получаса, рассматривая витрину магазина спортивных товаров Биткова, восхищаясь коллекцией футбольных бутс, которые всё ещё были редкостью на полях Пресни. Николай и Александр набрали нужную сумму, сэкономив на школьных завтраках, и купили обмундирование, в то время как Андрей о такой роскоши мог ещё только мечтать.
Продолжая свой путь, Андрей поначалу счастливо погрузился в грёзы, которые, впрочем, очень скоро сменились страхом, когда его трамвай стал ползти через целое людское море, лица в котором казались доведёнными до отчаяния. Это и была Сухаревка. Ни предупреждения, ни рассказы об этом месте, не подготовили Андрея к тому шоку, который он испытал, оказавшись там. Во время пересадки на 6-й трамвай, на остановке внутри рынка, к нему подошёл нетрезвый 12-летний мальчик, только что выбравшийся из пивной, и сразу же стал приставать к нему и требовать денег.
Справившись с ним, Андрей решил спрятать гривенник в самое надёжное место — за щеку, что было в традициях старой русской торговли. Последовал ещё один час пути, успокоившись и прибыв на место назначения, он стал искать монету языком во рту. И, к своему ужасу, понял, что её там нет. В карманах она также не нашлась. Какие-то детали этой истории наверняка могли быть подсказаны Старостину его другом, писателем Юрием Олешей. А в тот момент Андрей решил, что, по всей видимости, проглотил монету.
Художественный вкус в брежневское время (когда писалась книга) был таким, каким был — да и вещественных доказательств Андрей Старостин привести не мог. Монета могла пропасть и во время встречи на Сухаревке, но в проглоченном виде она явно шла на пользу всей истории. Нужно оговориться, что никакого гривенника в трех других источниках о том же путешествии нету, но только законченный брюзга (или историк) может поставить под сомнения такую красивую легенду.
К счастью, окруженный восьмифутовым забором стадион ОЛЛС с трёх сторон был опоясан сокольническим лесом. Забраться на дерево, чтоб получить хороший обзор, не было проблемой. Многие поступали именно так. То, что открывалось взгляду, в том или ином виде было испытано миллионами спортсменов и фанатов:
«Передо мной открылась сказочная панорама. Огромный зеленый ковер, размеченный белыми линиями, футболисты в синих рубашках и белых трусах, все в бутсах! Четыре флага по углам поля, ворота с массивными четырехугольными штангами, окрашенными в белый цвет, с железными сетками, издающими какой-то особый музыкально-звенящий звук, когда в них попадает мяч <...> все это с высоты березового сука воспринималось как чудесное сновидение».
Назад Андрей добрался благополучно, транзитом через ту же Сухаревку. И если он вернулся еще не мужчиной, то уже и не мальчиком, переступив границу между уличным футболом своего района и современной ему версией элитарного русского футбола. Тысячи других вслед за ним совершат тот же шаг, превращая себя в преданных болельщиков, а, во многих случаях, сами станут профессиональными спортсменами.
***
Для парней с Пресни возможность увидеть организованный футбольный матч не разрешала проблему поиска «цивилизованного» места для игры рядом с домом. Эта работа досталась Николаю, у которого было множество контактов на разных уровнях внутри местной общины, и в котором уже можно было разглядеть человека, «решающего вопросы», того, каким он станет в своей взрослой жизни. Один из друзей предложил казавшуюся безумной идею использовать жуткий Горючкинский пустырь в качестве игрового поля. Николай был заинтригован этим предложением, другие — в особенности консервативный дядя Митя — были в смятении и боялись даже обратиться с этим к городовому. Николай же заручился поддержкой одного из местных «крутых парней» – беспробудно пьяного, с беззубым ртом. Этого обитателя суровых пресненских улиц звали Иван Захарыч, в кругу друзей известного как «Фан» (только так он мог произнести свое имя без передних зубов). Вышибала-Захарыч прекрасно сыграл роль защитника для молодых ребят, которых он знал как участников уличных боев «стенка на стенку», где он сам был одной из главных звёзд.
Эти бои, иногда привлекавшие толпу до 10 тысяч человек на зимнем берегу Москвы-реки, были практикой с историей в несколько столетий — развлечение и испытание мужской дружбы в среде простых людей — крестьян, а затем и горожан. «Стенка» была окружена набором своих особенных ритуалов, системой правил и культурой ставок на бойцов. В деревнях стенка была способом контроля за уровнем насилия в мужской среде, социальной общинной практикой.
Даниэль Броуэр видел в ней корни того насилия, которое затем распространилось в революционной рабочей среде. В своих последних мемуарах, «Футбол сквозь годы», Николай Старостин рисовал картину тщательно спланированного, проводившегося по правилам соревнования между группами бойцов из разных районов, которые делали молодых городских парней жестче и становились для них школой мужества — той, что в городе найти непросто. Кроме того, Старостин уверял своих читателей, что «стенки» исчезли вскоре после революции. Разумеется, это было не так.
Зимой Старостины с друзьями катались на коньках на Патриарших прудах. Давшие имя целому району, пруды со всех сторон были окружены красивыми и удобными жилыми домами. Это была прогулка на 15 минут — из мира хаоса и насилия на Пресне к комфорту и умиротворению района для зажиточных москвичей, в который Старостины сами переедут в 30-е годы. Близость двух таких разных районов способствовала превращению Николая Старостина в того самого человека без границ, способного оперировать как среди богатых, так и самых бедных слоёв общества. Его двоюродный брат Иван (сын дяди Мити) был конькобежцем, выступавшим за РГО (Русское Гимнастическое Общество). Среди тех, кто помогал молодым спортсменам в этом районе был человек, по имени Николай Гюбиев (1868-1942), торговец из «Мюир и Мерилиз». Его работа предполагала путешествия в европейские столицы. По некоторым источникам, он отвечал за спорттовары, другие пишут, что он занимался женской одеждой. Не имевший своих детей фанатик спорта Гюбиев приглашал к себе домой ребят со всего района, а его жена угощала всех чаем с вареньем. Гюбиев был вице-президентом, а позднее и президентом ЗКС.
Он представил Николая своим коллегам в РГО, которые вскоре пригласили его выступать за них в качестве конькобежца. Как и у ЗКС, у РГО была своя футбольная команда, но, в отличие от ЗКС, у неё не было поля. Старостин предложил секретарю общества, Николаю Михееву, члену Российского олимпийского комитета, сделку с широковской бандой на аренду Горючки. Шеф-патрон РГО В.Н. Шустов, хозяин коньячного завода «Колокол», поначалу сомневался, не повредит ли такая сделка его деловой репутации, но затем дал себя убедить. Может быть, свою роль сыграло и то, что широковцы были активными потребителями его продукции.
С Фан Захарычем в роли посредника, Николай повел хорошо одетых, но заметно напуганных членов делегации спортивного общества прямо в центр пресненской грешной жизни. Старостин предложил РГО очистить территорию, построить раздевалки и использовать поле один день в неделю. Все оставшееся время «поляна» могла вернуться к обычным занятиям своих хозяев. За хорошую плату авторитетные люди из широковских приняли сделку. «Вы будете играть в карты, мы будем играть в футбол, – как хорошие соседи», сказал им капитан команды Михаил Петухов. Возникшее чувство взаимопонимания вскоре было нарушено, в тот момент когда Михеев, уже покидая Горючку, обнаружил, что у него в карманах нет кошелька. Разъяренный и пристыженный Фан Захарыч быстро затребовал кошелек обратно и вернул его владельцу, к большому облегчению Николая Старостина.
в ожидании продолжения
Топовое фото: pastvu.com
Эта цитата напомнила мне один из первых отчетов о футбольном матче в Курске в газете "Курская быль" от 7 сентября 1911 года: "Зеленое поле, красиво разбитое белыми флажками в форму правильного четырехугольника, похожее на громадный бильярдный стол. По краям, в двух противоположных сторонах, возвышаются белые, под цвет флажков ворота. Тут же серебрится река Тускарь, дальше течет красавец Сейм, справа зеленой лентой насыпь полотна Киевской железно-дорожной линии, слева полотно местной ветки. Играют служащие из управления МКВжд с командой «бородинцев».
С разрумянившимися лицами, в легких костюмах, рубашонках, вихрями носятся форварды с одного края города (площади противника) в другой, стараясь забить «голь». Бьют мяч носами, принимают грудью, нападают на чужих форвардов, отнимают мяч передают своим…
Вдруг мяч попадает к ногам бека и тот с силой посылает его к «небу». Высоко мяч взвился. Публика, густо занявшая одну из боковых сторон площади, в восторге от красоты удара. Слышны возгласы: «Браво! Вот так здорово! Ловко засветил»! Однако приятный для публики удар оказывается предательским: с высоты мяч падает тут же у ворот и один из игроков ловким ударом забивает "голь". Футбол в Курске получил популярность и среде обывателей города – первых болельщиков, с интересом воспринявших новую игру". (В Оль де Мар. Газет "Курская быль" от 7 сентября 1911 года)
Романтическое восприятие футбольной игры характерно для тогдашнего восприятия жителей городов, и, особенно, молодежи.
-------------------------
Это потому, что ты предыдущие записи в блоге не читал.
А уцепился за историю с гривенником за щекой.
Почитай переводы предыдущих глав и убедись, что не прав.
Соберись!
А Николай Петрович в своих воспоминаниях сообщает:
"Впервые на настоящее поле, правда, примитивное, я вышел шестнадцати лет от роду, и было это весной 1918 года. Поле называлось Горючка, представляло из себя известный на всю округу пустырь за нынешним зоопарком, где и приютилась команда РГО (Русское гимнастическое общество)."
Там до Тишинки полтора километра.