Неизвестное письмо Николая Старостина брату Андрею во внутренней лубянской тюрьме. Публикуется впервые

Сергей Бондаренко с архивами.

К августу 1942-го года трое братьев Старостиных под арестом почти полгода. Старшего, Николая, только под протокол допросили уже больше 30-ти раз.

Младшего, Петра, бьют на следствии, он безуспешно пытается объявить голодовку. Андрея Старостина пытают лишением сна – допрашивают на «конвейере» – в середине лета он пишет в жалобе прокурору, что спал только 2 ночи за 54 дня. Скоро он окажется в больнице Лефортовской тюрьмы, его будут заново учить ходить. 

В начале осени у двух Старостиных, Николая и Андрея – очная ставка. По классическому нквдшному канону, их держат в неведении о положении дел друг друга, требуют признаваться, однако подписанных протоколов не показывают, а призывают топить себя и братьев. 

Пока Андрей с Петром отчаянно хватаются за какую-то возможность не признавать «вину» – отрицают политику, спорят об экономике, старший, Николай ведет со следствием более тонкую игру. 

Дело братьев Старостиных мы подробно обсуждали в подкасте «Люди гибнут за Спартак» (совместном проекте Sports.ru и сервиса Bookmate), основанном на недавно рассекреченном архиве ФСБ. Часть дела все еще закрыта от посторонних глаз, но некоторые документы становятся доступны исследователям. Письмо Николая Старостина – как раз такой случай. 

Признания

Тексты следственных дел никогда не следует читать как записанные со слов обвиняемых стенографические протоколы. Простого чтения одного-двух допросов хватает для того, чтоб понять очевидное: «люди так не говорят». Очень часто это юридические формулы, партийные заклинания, дежурные признания в рытье туннелей «от Нью-Йорка до Бомбея» и так далее. 

Другое дело – неформальная переписка – нацарапанные, как правило, карандашом на обрывках бумаги, обертках от конфет, разорванных конвертах, кусках ткани послания своим близким. Иногда такие письма пытались передать на волю – через охрану, конвой, через других заключенных, у которых были какие-то каналы связи с внешним миром. Большинство таких писем, очевидно, не доходило до адресатов – время от времени их подшивали к следственным делам как дополнительную отягчающую улику – вот обвиняемый жалуется на следователя, вот прощается с близкими (не верит в советское правосудие!), вот упорствует в непризнании очевидной вины. 

К шестому тому дела Старостиных тоже подшита такая записка, специально расшифрованная и озаглавленная на целую страницу: 

«Записка, написанная арестованным Старостиным Н.П. которую пытался он незаметно передать во время очной ставки своему брату Старостину А.П.»

«На 15.8. немцы заняли: Воронеж, Ростов н/Д, Краснодар, Минеральные Воды, Севастополь. Бои шли за Сталинград, Дербент (на Баку). Остальных фронтах без перемен с весны. В Африке немцы у границ Египта (Александрия). Японцы заняли Бирму и стоят на границах Индии, где Ганди ведет кампанию за отделение от Англии. Все остальное по-старому. Черчилль был в августе в Москве, все обещает открыть в Европе второй фронт. В Москве по карточкам снабжение старое. На рынке 800 р. кг. масла, сахар 600 р., хлеб 150 р., а картофель 40 руб. Дело мое обещают закончить к 21 сентября. Я во всем чистосердечно признался. Совесть замучила.

Признался в хищении через Кожина 28.000 руб. В антисоветской группировке, в пораженчестве и в том, что хотел работать с немцами. Категорически отрицаю чью-то клевету о связях с белогвардейцами и то, что получал деньги от Кривоносова и Семикова. Это говорит с их слов Смирнов. Желая искупить свою вину прошусь на фронт, о чем буду писать наркому внутренних дел Л.П. Берия через следователя. Осознал все свои ошибки и уверен, что немца все-таки побьем. Верю в русский патриотизм и наших вождей. Советую тебе все признать и на фронт. 

Крепко жму руку еще и еще».

Двойная рокировка. Что это могло значить?

По первому впечатлению, в записке две части: новости из внешнего мира и положение дел на следствии. Для человека, просидевшего полгода во внутренней тюрьме на Лубянке, Николай Старостин осведомлен очень неплохо. Как там дела у Ганди? Почем сахар в Москве? Но объясняется это, скорее всего, довольно просто – в его камеру №78 на Лубянке могли подсаживать арестованных в течение всего лета 1942-го – от них и новости. 

Вторая часть – сугубо утилитарная. Андрею нужно знать, в чем именно признается старший брат, в чем и в каких масштабах признаваться самому: хищение? Сумма, подробности. «Антисоветская группировка», «пораженчество»? – что, как, когда. Просьбы об отправке на фронт вскоре напишут все братья. Среди форм шантажа, это – одна из самых характерных: «признаешься – отправим на фронт, на свободу, искупать вину кровью». Политических обвиняемых на фронт никогда не пускали, это Старостиным еще только предстоит узнать.

Это первый, самый поверхностный взгляд. Но представьте себе другое: записка сделана на маленьком огрызке бумаги, вряд ли больше, чем 15 на 7-8 сантиметров. Почерк очень мелкий, использован каждый миллиметр. Зачем в такой записке писать: «совесть замучила», «осознал свои ошибки...», «немца все-таки побьем»? И, что особенно трогательно, полный титул Берии: «нарком внутренних дел, Л.П….»? 

В какой-то момент мне показалось, что записка вообще не предназначалась Андрею. Может быть, Николай написал ее с идеей «случайно» показать следователю и, тем самым, подтвердить в нередактированном, «настоящем» тексте искренность своего признания вины, готовность идти на сделку со следствием? Это очень реальная возможность – ведь, напомню, и сами следователи не питали никаких иллюзий насчет текстов собственных протоколов. Если в делах людей «попроще» зачастую хватало формального признания вины и подшитых к делу «признаний», то в деле такого уровня, специально докладываемого самому Берии, «искренность» играет не последнюю роль: «Вот этот Старостин действительно сломался, действительно признает». 

Однако логичнее всего выглядит другой вариант. Это действительно была записка от Николая к Андрею, которую старший брат пытался передать на очной ставке – полностью отдавая себе отчет в том, что она может быть перехвачена. Дойдет? – хорошо, в ней есть необходимая брату информация. Будет перехвачена или найдена при обыске в камере? – тоже ничего страшного, там есть все необходимые признания и ритуальные заклинания, дающие понять следствию, что все идет как надо. 

Никакого вывода здесь нет, кроме того, о чем мы уже говорили с Владом Ворониным в том самом подкасте – Старостины на следствии не теряли головы, не цеплялись за формальности, а вели игру по всем фронтам. «Все потеряно кроме чести» – и далее по тексту.

Подкаст «Люди гибнут за Спартак» – о деле братьев Старостиных, суде и их возвращении из лагерей

Фото: myheritage.com; РИА Новости; spartak.memo.ru