1 мин.

Первое подобное интервью Мацея Рыбуса. «Оставшись в России, я не причинил никому вреда»

30 марта на сайте sport.tvp.pl появилось интервью Мацея Рыбуса главному редактору данного сайта. Мой хороший знакомый согласился перевести данное интервью. Сразу предупреждаю, что формулировки оставлены оригинальные. Также просьба воздержатся от оскорблений в комментариях.

«В России у меня жена, два сына, недвижимость, жизнь, которая развивалась более десяти лет. Именно там я стал настоящим мужчиной, создал семью, заработал денег и обеспечил наше будущее. Там же я добился самых больших футбольных успехов. Оставить всё это в один момент было не так просто», – сказал в откровенной беседе с главным редактором TVPSPORT.PL Себастьяном Сташевским Мацей Рыбус, бывший игрок сборной Польши, давший первое интервью с начала войны в Украине.

Себастьян Сташевский, главный редактор TVPSPORT.PL: – У тебя всё ещё есть польский паспорт?

Мацей Рыбус: – Ну ты и начал…

 – Это для разогрева.

– Да, есть. А почему бы и нет?

– Читая комментарии, появившиеся в Интернете после того, как вы решили остаться в России после начала войны в Украине, можно было заметить, что один появлялся исключительно часто: «Рыбус, отдай польский паспорт».

– Получал разные сообщения. Писали, что я продался, что меня должны призвать в русскую армию. Чтобы я пошел на... и больше не возвращался в Польшу. Что я тряпка, предатель, русская онуча. (онуча – обвертка на ногу, портянка, прим. пер.)

– Это огорчает?

– Огорчало. Но решив остаться в России, я знал, что меня может ждать.

– Начнем с начала: 24 февраля 2022 года войска Российской Федерации вторглись в Украину и начали войну, которая продолжается и по сей день. Несмотря на войну, ты решил остаться в России и выступать в местной лиге. Почему?

– Всё это сложнее, чем кажется людям.

– Это не ответ. Жизнь – это искусство выборов.

– Сначала я не хотел реагировать опрометчиво. То, что произошло, поразило всех, меня тоже, никто не знал, как будет развиваться ситуация, сколько продлится эта война. Я бился с мыслями, анализировал. Остаться? А может уехать? Я не знал, что мне делать.

– У многих спортсменов такой дилеммы не было. Они просто собрали чемоданы и через несколько месяцев покинули Россию. Так, как Себастьян Шиманьский или Рафал Августыняк. Ты остался.

– Ничто не связывало их с этой страной. У них были контракты, и всё. У меня там жена [из России], два сына, недвижимость, жизнь, которая развивалась более десяти лет. На самом деле, именно в России я стал настоящим мужчиной, создал семью, заработал денег и обеспечил наше будущее. Там же я добился самых больших футбольных успехов. Оставить всё это в один момент было не так просто.

– И, оглядываясь назад, после двух лет войны, ты думаешь, что это был хороший выбор?

– Для моей семьи – конечно.

– А для тебя?

– Как профессиональный спортсмен, я неоднократно сталкивался с резкой критикой, но то, что произошло после начала войны, было похоже на лавину, которая обрушилась на меня. В какой-то момент я не справлялся, масштаб ненависти был невероятным. Это были тысячи записей, сотни личных сообщений. Некоторые выходили за рамки дозволенного, писали, например, чтобы я сдох. Люди из моего окружения посоветовали мне отказаться от социальных сетей, но я не хотел дать себя затравить. Окончательно я этого не сделал, но в течение нескольких месяцев я старался ничего не выкладывать в Twitter или Instagram, потому что любая активность вызывала сплошной негатив.

– Твое решение вызвало в Польше огромные эмоции, иногда – как ты сам заметил – крайние. Хотя, ты мог ожидать этого.

– Интересно, что эти эмоции я видел только в Интернете. На улицах меня никто не трогал. Ни в России, ни в Польше, ни где-либо ещё. Недавно в Анталии мы встретили группу поляков. Единственное, что я услышал от них, это просьба сфотографироваться. То же самое было сразу после начала войны, когда я хотел прилететь в страну. Связи с Москвой уже не было, кто-то подсказал лететь в Калининград, а потом пересечь границу пешком. Я путешествовал со старшим сыном, люди нам очень помогли. Ситуация изменилась только в сети. Там я сразу стал «русским».

– Говоришь о семье, о ее благополучии. Разве это не обычная отговорка?

– Нет.

– А может ты всё-таки повел себя цинично и выбрал деньги, которые мог заработать в российских клубах? Бывший замглавы Министерства иностранных дел Марцин Пшидач когда-то назвал их «кровавыми».

– А что именно он сказал?

– Процитирую его пост от июня 2022 года: «Нет ничего более постыдного, чем прикрывать себя «благополучием семьи», когда речь идет просто о больших деньгах. А это кровавые деньги».

– Это мнение министра. Он имел на него право. Но, собственно, можешь ответить мне на один вопрос: почему я должен был уехать из России?

– Каждый найдет разную причину.

– Но я спрашиваю тебя: почему, по-твоему, я должен был тогда уехать?

– Хотя бы потому, что зарабатывать российские деньги во время войны, когда в Украине гибнут тысячи людей, в том числе дети, когда мир обнаруживает резни, такие как в Буче, аморально.

– Но разве я причиняю кому-то вред?

– Тебе не нужно бегать по лесу с винтовкой и стрелять, чтобы причинять вред.

– Я делаю то же самое, что делал до войны.

– Однако обстоятельства изменились. Раньше войны не было, теперь она есть.

– Понимаю, каждый на моем месте имеет право принять свое решение. Я принял свое. Не под давлением людей или сообщений в Интернете, а по моей совести. Мне нравится жить в России, в Москве. Я быстро акклиматизировался там, узнал язык, завёл друзей. Семья там чувствует себя комфортно. Но, к сожалению, началась война… Некоторое время назад, когда я летел в отпуск, место рядом со мной занял Анатолий Тимощук, легенда сборной Украины. После войны остался в Петербурге. Он в той же ситуации, что и я, у него русская жена, дети, которые там родились. И у него были подобные дилеммы. Кто-то скажет, что мы заработали много денег, поэтому мы могли бы переехать в Испанию или на Кипр в любое время. Возможно, мы могли бы, но это означало бы начать жизнь заново. Ничего приятного, особенно для детей.

– Они понимают, что происходит вокруг папы?

– Вероятно нет, сыновья слишком молоды. Но Лана регулярно получала оскорбительные сообщения. По-польски, по-русски, по-английски. Она прошла через ад. Но это осетинка из Владикавказа, там женщины очень сильные.

– Война не накаляет ваши отношения? Ты поляк, она – русская.

– Нет, мы вообще об этом не говорим. Ещё вначале иногда случалось, потому что известно, что для всех происходящее в Украине было шоком, но позже мы решили обойти эту тему. Может быть, это кого-то удивит, но у нас в квартире нет российского телевидения. Польского, впрочем, тоже. У нас есть телевизор, но мы смотрим на нем только Netflix, YouTube.

– И ты не знаешь, что происходит в мире?

– Я заглядываю в Twitter, но я стараюсь избегать военных тем.

– Это удобный вариант. Закрываешь глаза, затыкаешь уши, а в нескольких сотнях километров люди умирают. А ты говоришь: «Я не знаю, я заработал».

– Это не так. Я очень переживаю за всё это. Но я не хочу сходить с ума. У меня есть семья, чье существование я должен обеспечить, у меня есть работа, которую я должен выполнять. Повторяю: своим поведением я никому не причиняю вреда.

– В таком случае можешь прямо сказать, что осуждаешь войну в Украине?

– Я считаю, что каждая война – это зло, потому что каждая несет смерть и множество других ужасных вещей. Как и все разумные люди, я бы предпочел, чтобы в мире царствовал мир. Но, к сожалению, это не всегда так.

– Летом 2022 года у тебя была хорошая возможность сменить окружение. После пяти лет игры в «Локомотиве», твой контракт с этим клубом закончился. У тебя были карты на руках, ты был хозяином своей судьбы, ты мог выбрать игру в другой стране. Почему ты не воспользовался этим шансом?

– Потому что я получил только одно предложение: от «Спартака». У меня также была возможность продлить контракт с «Локо» на год, но «Спартак» предлагал контракт на два года. Других вариантов у меня не было.

– Это был только июнь, начало трансферного окна. Если бы подождал несколько недель, вероятно, что-то появилось бы.

– Может быть, а может и нет. «Спартак» предложил контракт на два сезона, за очень хорошие деньги. Мне нравится держать всё под контролем, особенно в такие неопределенные времена. Поэтому я решил, что в моем возрасте, – а мне вот-вот исполнится 33 года, – лучше сделки не будет.

– То есть, однако, деньги решали.

– Скорее стабильность, которую они могут нам гарантировать.

– Тебе никогда не приходило в голову покинуть Россию?

– Однажды. Когда начался поход Пригожина на Москву. Лана с детьми была в столице, а я – в Казани. Мы все были охвачены страхом.

– Вы могли бы переехать в Польшу… – Папа, когда он был ещё жив, сильно уговаривал меня на это, особенно в первые месяцы после начала войны. Мы думали об этом, но я не знаю, смогла бы Лана найти себя в Польше. Она была бы далека от семьи, друзей, не знала бы языка. Так и наши сыновья, которые в основном говорят по-русски. Для них это было бы полностью новым. Я сам не живу в Польше уже несколько лет…

– Итак, как живут поляки в России? – Так же, как и перед войной. 

– Не чувствуешь враждебности?

– Никто там поляков на улицах не трогает, пальцем на нас не показывает. В канун Рождества я пошел на мессу в польский костел в Москве. Впервые с тех пор, как я играю в России. 21 декабря мой папа умер, и что-то внутри подсказало мне идти... Месса была отслужена по-польски, большинство в церкви были поляками, хотя также немало было иностранцев. Это не значит, что я единственный поляк в России. Их много. И все нормально функционируют. Только один раз у меня были проблемы перед матчем плей-офф со Швецией. Мне позвонил Роберт Левандовский. Он спросил, безопасно ли в Москве, должны ли мы играть против россиян. Позже было принято решение, что мы бойкотируем матч. Мы должны были опубликовать в Instagram пост с заявлением о том, что мы отказываемся играть. Не подумал, что живу в России, и тоже написал это. Ну и хейт хлынул с другой стороны. Сотни сообщений. Через пятнадцать минут я решил, что удалю этот пост.

– Ты хотел играть с россиянами?

– Нет, дело было не в этом. Я хотел спокойствия.

– Говоришь о семье, стабильности, спокойствии. А может просто признаешь, что Россия это твое место на Земле? Ты уехал туда больше десяти лет назад, в Грозный. Впрочем, этот эпизод твоей карьеры тоже некрасиво состарился. Сегодня жестокие бойцы Рамзана Кадырова воюют с украинцами. 

– Не предвидел этого в 2012 году…

– Напрасная ирония.

– Но что ещё я должен ответить на такой вопрос? В «Тереке» нас было четверо: Пётр Польчак, Марцин Коморовский, Мацей Макушевский и я. Мы играли в футбол, а не занимались политикой. Три из четырех лет мы жили, впрочем, в Кисловодске, в нескольких сотнях километров от Грозного. Город мы посещали только по случаю домашних матчей. И там было очень безопасно. Конечно, можно было заметить следы войны, разрушенные здания или вооруженные до зубов полицейские патрули, но в целом – там ничего не происходило.

– Кадырова ты всё-таки встретил. И был в его резиденции.

– Да, один раз, со всей командой.

– Ты также получил от него Мерседес. В подарок на день рождения, когда забил два гола «Динамо» Москва. Он у тебя до сих пор есть?

– Не от Кадырова, только от Магомеда Даудова, президента «Терека». Это был подарок, который я получил не из-за симпатии, а из-за футбольных достижений. Я ездил на нем полтора года, а потом продал тренеру команды.

– Покинул Чечню через четыре года, переехав в Лион. Однако во Франции продержался всего один сезон. И… снова вернулся в Россию.

– Я мог тогда остаться в Грозном, мне предлагали миллион евро в год, самый высокий контракт в истории «Терека», потому что раньше там платили максимум 600 тысяч. Но я отказался, хотел попробовать что-то другое. «Олимпик» – это был большой клуб, вице-чемпион Франции, в нем играли отличные игроки, как Мемфис Депай, с которым я хорошо общался. Я сыграл там несколько матчей, в четвертьфинале Лиги Европы с «Бешикташем» забил пенальти в серии одиннадцатиметровых, в полуфинале с «Аяксом» сделал результативную передачу. Классное приключение, но, к сожалению, не хватало минут, проведенных на поле, а приближался чемпионат мира в России, на который мне очень хотелось поехать. Поэтому решил сменить окружение. Отличное предложение сделал «Локомотив».

– И это был выбор жизни?

– Определённо. С «Локо» я выиграл чемпионат, два кубка, суперкубок. Я сыграл тринадцать матчей в Лиге Чемпионов, против «Баварии» Мюнхен, «Ювентуса», «Атлетико» Мадрид. Я заработал много денег. И провел там замечательное время, потому что это клуб, которому далеко до корпорации, какой, например, является «Спартак». Это место, где я чувствовал себя как дома. Я до сих пор общаюсь с сотрудниками клуба. В конце концов, я болельщик «Легии» и «Локомотива». Я никогда не пожалею об этом выборе.

– А трансфер в «Спартак»? Как я уже говорил, это была прекрасная возможность покинуть Россию. В конце концов, – кроме денег,  – ты мало что получил от этого перехода.

– «Спартак» – самый популярный клуб в России, так же, как у «Легии» в Польше, есть болельщики по всей стране. Хотя, когда я был там, как раз была акция протеста, и посещаемость стадиона была низкой. Когда же мы выезжали в другие города, спартаковцы были в гостиницах, в аэропортах, в магазинах. Однако я сыграл всего несколько матчей, и хотя в лиге мы заняли третье место, на самом деле, я не могу считать этот трансфер успешным.

– В итоге ты перешел в «Рубин» Казань, за который с начала сезона, собственно, не играешь.

– У меня не было большого выбора. Отозвался только «Рубин», был также малоконкретный запрос из «Балтики». В Казани всё началось хорошо, потому что по случаю матча со «Спартаком» представители клуба вручили мне бронзовую медаль за предыдущий сезон. Но в лиге я сыграл только один раз, несколько минут, именно тогда. И по сей день я лечу травму.

– Если ее вылечишь, всё равно собираешься играть в российской лиге?

– Посмотрим. Пока не забегаю мыслями так далеко. А может больше не вернусь к игре?

– Это реально?

– Всё возможно. Я давно страдаю от травм колена, мышечных травм. Зимой я почти два месяца работал в Турции над тем, чтобы выздороветь, и на данный момент всё идет в правильном направлении. Мне не хватает удовольствия от футбола, не хватает адреналина. Но некоторые вещи я не перемахну. Если я не смогу играть на хорошем уровне, то закончу.

– Тогда, может, наконец уедешь из России?

– Я ещё не думал об этом. Когда-то я планировал, что после завершения карьеры буду помогать Мариушу Пекарскому в качестве связного на востоке. Отношения Польши с Россией казались безукоризненными, ни в одной стране, ни в другой не было чувства ненависти. Поэтому я думал, что буду жить в Москве, использовать контакты, знание языка и помогать в организации трансферов. Но началась война. Я также планировал, что буду жить в двух странах, потому что прямо из Варшавы в Москву летало до пяти самолетов в день. Но началась война. И мои планы снова расстроились. Вот почему я сейчас ничего не планирую.

– А если в итоге будет предложение из другой страны, не России?

– Я поеду туда, где меня захотят. Это не значит, что я уперся в Россию.

– В Польше карьеру, пожалуй, не закончишь…

– Сомневаюсь. Если буду здоров, думаю, смогу сыграть ещё два, может, три года. Но «Легия» меня уже вряд ли возьмет.

– Может, «Пеликан» Лович, которого ты воспитанник?

– Скорее, откажусь.

– В сборной Польши ты тоже вряд ли сыграешь. Хотя ещё в марте 2022 года тебя вызвали на матч плей-офф со Швецией. Впрочем, это вызвало много эмоций.

– Тогда Чеслав Михневич вызвал меня, Крыховяка и Шиманьского, которые играли в «Динамо». Вместе с Крыхом (Гжегож Крыховяк, прим. пер.) мы добрались в кадру (сборная Польши, прим. пер.) через Калининград, туда долетели самолетом, а потом в Польшу, пересекли границу в Безледах. К сожалению, на следующий день после этого выяснилось, что у меня коронавирус, и против Швеции я не играл. Как оказалось, это, видимо, была моя последняя возможность выступить в красно-белой футболке.

– Как воспринял решение Михневича?

– Сначала мне было жаль, никто не хотел бы так прощаться с кадрой. Но я понимал тренера. Впрочем, сперва Михневич мне позвонил. Я как раз был у сестры в Ловиче. Он сказал, что не будет вызывать меня, потому что споры, связанные с этой ситуацией, очень велики, вся эта шумиха помешала бы подготовке. Ну что ж, наверное, он был прав.

– Цезарий Кулеша или Михневич уговаривали вас покинуть Россию и, благодаря этому, сохранить шанс выступать за сборную?

– Это моя жизнь и моя карьера. Никто не будет говорить мне, что делать.

– Я спрашиваю, было ли давление.

– Нет, его не было. Ведь как футболист «Локо» я получил вызов. Но я знал, что вопрос времен, когда меня не будут приветствовать в кадре. Впрочем, у меня были некоторые сигналы, мой менеджер также был агентом Михневича, так что до меня дошли утечки информации.

– PZPN 20 июня 2022 года опубликовал коммюнике. «Селекционер сообщил игроку, что в связи с его текущей клубной ситуацией он не будет вызван на сентябрьские сборы в сборную, а также не будет принят во внимание при определении состава команды, которая поедет на чемпионат мира». По твоему мнению, было правильное решение польской федерации?

– Когда Михневич позвонил, я не удивился. «Тренер, у меня нет претензий». Мне было уже за тридцать, в клубе я не играл регулярно, молодёжь давила, и не было никакой уверенности, что я поеду на чемпионат мира. Я смирился с этим. Неприятной была только мысль, что я больше никогда в сборной не буду играть.

– Если бы ты был уверен, что поедешь на мундиаль, ты бы уехал из России?

– Конечно, я рассмотрел бы это более серьёзно.

– Всего за сборную ты отыграл 66 матчей. Не ожидаешь прощания на «Народовом»?

– Нет. Вместо аплодисментов, вероятно, было бы много свиста.

– Всё ещё общаешься с товарищами по сборной?

– Конечно. С «Гликсоном» (Камиль Глик, прим. пер.), «Грошиком» (Камиль Гросицкий, прим. пер.), Шиманьским, Каролем Свидерским, Томкем (Томашем, прим. пер.) Кендзёрой. С ним недавно даже переписывался. Думаю, каждый из них понимает мою ситуацию.

– Почему ты молчал последние два года?

– Не хотел подливать масла в огонь. Из польских СМИ у меня было несколько десятков предложений интервью, после матчей в микс-зонах российские журналисты спрашивали меня о политике, паспорте. Но я не хотел говорить об этом. Я не хотел вредить себе, своей семье. В наше время одно слово может вызвать бурю. Впрочем, Марио [Пекарский] сам убедился в том, какой может быть скандал после такого интервью. После одного пришлось удалить учетную запись Twitter.

– Сейчас ты не боишься?

– Я созрел для этого. Кое-что я обдумал, наверное, должен был понять. Оглядываясь назад, хорошо, что на некоторые вопросы я не ответил горячо. Жизнь имеет много оттенков, и иногда их трудно заметить. Мне не в чем упрекать себя. На протяжении многих лет я делал всё возможное, чтобы наилучшим образом представлять свою страну, и я думаю, что не заслужил того обращения, какое получил после начала войны. Но я знаю, каково это, эмоции очень сильные, поэтому я принимаю то, что произошло со мной.

– А не боишься, что тебя запомнят не по 66 выступлениям за сборную, в том числе с Германией, когда в Варшаве мы выиграли 2:0, а именно по решению, которое ты принял в начале 2022 года?

– Мне всё равно.

– Каждый хотел бы, чтобы он хорошо запомнился.

– А ты как меня запомнишь?

– Мы знаем друг друга 15 лет, дружим. Так что я не объективен. Речь идет о миллионах болельщиков.

– Меня интересует, как меня будут помнить люди, которые мне не безразличны. И они запомнят меня как солидного футболиста и хорошего человека. Это всё, что мне нужно.