7 мин.

Сядь и прибей эту лапочку

319

Когда мне стало тридцать семь, блоги были повсюду.

На sports.ru, на Чемпионате, везде, бродили, наверное, с полсотни Уткиных и Порошиных и в два раза больше Калашниковых, а прихиппованных Мунов было вообще не счесть. В это время спортивное блогерство пользовалось бешеной популярностью, и хотя я так и не добрался до Уткина (к сожалению), я все-таки стал если и не настоящим блогером, то блогером-полукровкой. В любом случае этой половинки хватило, чтобы тоже начать писать, как и сотни других блогеров. И надо признать, что все мы вышли из Уткиных и Рабинеров.

В конце июня 2015-го я еще даже не представлял, каким должен быть мой блог, но это было не так уж и важно; я был уверен, что сразу узнаю "свою тему", если встречу на улице. Мне было тридцать семь. Я был очень самоуверенным человеком. Достаточно самоуверенным, чтобы не рыпаться и спокойно ждать своей музы и своего шедевра (а я был уверен, что это будет шедевр). Когда тебе тридцать семь, у тебя есть право быть самоуверенным: впереди у тебя куча времени, и не надо бояться, что его не хватит. Время — коварная штука. Оно отнимает и шевелюру, и прыгучесть, как поется в одной популярной песне; однако на самом деле оно отнимает гораздо больше. Я не знал этого в 1996-м и 2006-м, но даже если бы знал, мне было бы наплевать. Я еще мог представить — хотя и смутно, — что когда-нибудь мне будет пятьдесят. Но шестьдесят? Нет. Семьдесят? Никогда! Семьдесят — это было вообще немыслимо. Когда тебе тридцать семь, так всегда и бывает. Когда тебе тридцать семь, ты говоришь: «Смотрите все, я пью динамит и курю тротил, так что лучше уйдите с моей дороги, если вам жизнь дорога».

"Девятнадцать — эгоистичный возраст, когда человек думает лишь о себе, и ничто другое его не волнует. У меня были большие стремления, и это меня волновало. У меня были большие амбиции, и это меня волновало. У меня была пишущая машинка, которую я перевозил с одной убогонькой съемной квартиры на другую, и у меня в кармане всегда была пачка сигарет, а на лице сияла улыбка. Компромиссы среднего возраста казались такими далекими, а немощи пожилого — вообще запредельными. Я был полон неиссякаемых сил и неиссякаемого оптимизма; в карманах у меня было пусто, зато в голове — избыток мыслей, которые мне не терпелось поведать миру, а в сердце — полно историй, которые я хотел рассказать. Сейчас это звучит наивно; но тогда это было прекрасно и удивительно. Я считал себя очень крутым. Больше всего мне хотелось пробить защиту читателей: распотрошить их, изнасиловать и изменить навсегда — лишь одной силой слова. И я чувствовал, что я это могу; что я для этого и предназначен."

Но мне уже давно не девятнадцать.

"И как это звучит? Очень самодовольно или не очень? Но я в любом случае не собираюсь оправдываться. Мне было девятнадцать. И в моей бороде не было ни одной седой пряди — ни единого волоска. У меня было три пары джинсов, одна пара ботинок, и я был уверен, что в мире много разных возможностей и что у меня обязательно все получится — и ничто из того, что случилось за следующие почти двадцать лет, не убедило меня, что я был не прав. А потом, когда мне стукнуло тридцать семь, все и началось. С вами тоже такое случалось наверняка. Жизнь периодически посылает нам злых патрульных, чтобы не дать нам особенно разогнаться и показать, кто тут главный. Вы, я уверен, с ними встречались (или встретитесь); я своего уже встретил, и я знаю, что он еще вернется. У него есть мой адрес. Он — злющий парень, плохой полицейский, заклятый враг всяких дурачеств, безобидного раздолбайства, честолюбия, гордости, громкой музыки, всего того, что так важно, когда тебе девятнадцать."

"Но я по-прежнему думаю, что это очень хороший возраст. Может быть, самый лучший. Можно колбаситься всю ночь напролет, но когда умолкает музыка и иссякает пиво, ты еще в состоянии думать. И мечтать с грандиозным размахом. В конечном итоге злой патрульный все равно прищемит тебе хвост и не даст развернуться, и если ты начинаешь с малого, то когда он закончит с тобой, от тебя не останется мокрого места. «Так, еще один есть!» — скажет он и направится дальше, сверяясь со списком в своей записной книжке. Так что немного самоуверенности (или даже много самоуверенности) — это не так уж и плохо, хотя ваша мама, должно быть, всегда утверждала обратное. Моя утверждала. «Гордыня, она до добра не доводит», — говорила она… и вот вдруг оказалось — в возрасте где-то в районе 19x2, — что мама была права, и гордость таки до добра не доводит. Даже если тебя не низвергнут с небес на землю, то хотя бы в канаву спихнут — это уж наверняка. Когда тебе девятнадцать, бармен может проверить твой возраст по удостоверению личности и вежливо попросить тебя выйти, на хрен, из бара, но никто не станет справляться, сколько там тебе лет, когда ты садишься писать картину, стихи или книгу, и если ты — тот, кто читает сейчас эту заметку — еще очень молод, прошу тебя, не позволяй никому из старших, которые считают себя умнее, разубедить тебя в этом. Наверняка ты не был в Париже. И никогда не участвовал в беге быков в Памплоне. Да, ты еще просто мальчишка, у которого только три года назад появились волосы под мышками, — ну и что с того? Если ты не начнешь с грандиозного замысла, если ты изначально не будешь высокого мнения о себе, то как ты добьешься того, чего хочешь? Не слушай, что говорят другие, а послушай меня: плюнь на всех, сядь и прибей эту лапочку."

Завтра, несмотря на то, что мне тридцать семь, у меня первая годовщина свадьбы. Своего рода рубеж. Я решил сделать небольшое интервью со своей обожаемой женой, немного коснувшись спорта. И теперь представляю его Вам, мои дорогие читатели.

мы

-Жена, когда мы с тобой познакомились чуть больше года назад, и когда ты поняла, что я -- футбольный болельщик, какие тебя посетили мысли? Были ли какие-то опасения или негативные ожидания?

-Это (понимание) постепенно вошло в мою жизнь. Ты же не пришел на первое свидание с горящим фаером, с флагом и шарфом и не пел речевки. К тому же твое увлечение футболом очень интеллигентное. Потом я обратила внимание, что ты много смотришь футбол, но я еще подумала, что все-таки чемпионат мира идет, но оказалось, что это не повод не смотреть футбол, если нет никакого чемпионата мира, ты просто любишь футбол.

-Мешает или мешало когда-нибудь мое увлечение твоей повседневной жизни?

-Нет, что ты) Если футбол идет поздно, а я уже сплю ты же всегда уходишь в другую комнату смотреть матч. А когда ты вытащил меня на футбол (мы посетили матч Локомотив-Зенит, вместе с еще одним блогером Трибуны Филиппом Митяковым) -- это вообще была фантастика. 

-Ты можешь сказать, что ты теперь тоже болельщица?

-Конечно! Еще на старой работе мы обсуждали с коллегами... они спрашивали, мол "ты что, теперь за "Зенит" будешь болеть? Выбора нет?" Они же не понимали, что мне нравился футбол в исполнении "Зенита", мне нравится смотреть футбол вместе с тобой, нравится смотреть, как ты болеешь. Как можно не желать победы команде, если рядом человек, который будет светиться счастьем, когда она выиграет матч? Болею, совершенно искренне.

-Кто твой любимый футболист?

-ммм... Оливер Кан. 

-Почему?

-Он очень серьезный мужчина, всегда жует жвачку. Во всяком случае, раньше так делал.

-Сэр Алекс Фергюсон тоже постоянно жует жвачку...

-Не, он противный, у него лицо красное, как у алкоголика.

-Ладно, а кто твой нелюбимый футболист?

-Ну, у меня нет нелюбимого футболиста, раньше не очень любила Аршавина, из-за рекламы чипсов, но ты показал мне как он раньше играл, негатив и ушел.

-Если у нас родится мальчик, отдадим его заниматься в футбол?

-Конечно!

 

В общем, ребята! Тут все совпало, первая годовщина свадьбы, первое интересное круглое число подписчиков в блоге, накатило что-то. Любите спорт. И любимых.

И да пребудет с Вами сила.

P.S. в посте использовались фрагменты введения автора (Стивена Кинга) к первой книге из цикла "Темная Башня" - "Стрелок".

logoЗенит