6 мин.

Лисички, сестрички...

Так я же тут все знаю. Дом, старый дом… Так мы славно зажгли в нем в последний день в позапрошлом году. Когда к нам приехала в гости чья-то школьная подруга – внучка маршала Буденного. Теперь она в Англии живет. Неважно живет. Вернее, тогда жила. А теперь еще где-то. У нее ж дедушка был кавалерист. Или прадедушка?.. Вот и она живет быстро. Произвела неизгладимое впечатление, вроде бы снова вышла замуж – и уехала.

А дом остался. Уимблдом. До кортов – десять минут ходьбы Александра Ираклиевича Метревели. А он человек серьезный и не поспешливый. Он не бегает.

На Уимблдоне все, кто рубит фишку, живет не в отелях. В домах и только в домах. Я уже как-то рассказывал – тут предместье, все вокруг в частных домиках, которые на две теннисные недели хозяева сдают тем самым – которые рубят. Минимум роскоши, максимум комфорта – и обязательные садики. В нашем вышла суетливая белка, над головой метались два безумных попугая безумной зеленой раскраски, а папа заметил грудастую птицу с серым торсом и серым кольцом на шее и сказал:

– Вытютень.

– Что?!

– Вытютень!

Понятнее не стало.

– Ну, дикий голубь. У нас почти уже не встречается. А по-простому называется вытютень.

Ну да, куда уж проще. Дикий голубь – это же сложно, язык сломать.

Раньше наша группа жила каждый год в новом доме. И складывалось так, и жили очень уж весело. По второму разу как-то не сдавали. Но теперь компания наша приосанилась, и вот теперь у нас уже как в советские времена – в Коктебеле или Агудзере, вои хозяева, которые нас любят и всякий год именно нам сдают на две недели свое жилье в рамках тихого семейного бизнеса. Я прихожу на кухню и знаю, что под раковиной в аккуратно сложенной горке найду видавший виды грилёк, и что стопок в колонках не сыскать. Мы ведь тут по-домашнему. Утром на работу, там до ночи, а вечером – большой домашний ужин. Где и рюмку пристроишь. Для сна.

А сон – прекрасный. Как на даче. И можно опять в бой.

– Что у нас завтра?

– А завтра, папа, выходной.

– А потом?

– А вот мы щас узнаем.

Включаем Скай. Фоном идут новости: два ведущих подхватывают друг друга в окошке, столбиком справа мелькает календарь премьер-лиги (только опубликовался, люди учат, видимо, наизусть), а внизу строчкой струится что-то про теннис. Дитор называет пары.

– Возняки – Лисики!

Звучит как мультфильм. Это значит, что друг с другом сыграют Каролин Возняцки и Сабин Лисицки. Англичане не вдаются в подробности произношения «сk» на польском языке. Возняки – люди серьезные, сеяные. Лисики – дерзновенные новички. Только что высадили Свету Кузнецову. Я, пожалуй, за лисиков буду, как за хоббитов. На слух одно.

Сквозняцки тем временем.

Накануне приезжает ночевать неизменная участница нашей уимблдонской работы Ольга Морозова. У нас богатый состав, надо сказать: Анна Дмитриева – первая русская на Уимблдоне, Алик Метревели – первый русский финалист, Ольга Васильевна – первая финалистка.

Живет она в Англии, но живет далеко. И после выходного приезжает жить в уимблдом. На работу.

А поскольку она англичанка фактически, то и все имена произносит как англичане. Не могу отказать себе в удовольствии развивать мультипликационную тему. Получается что-то вроде краткого содержания предыдущих серий.

– Возняки, – говорит Ольга Морозова, – конечно, сильнее. Папа у ней, кстати, по-русски говорит хорошо.

– Возняцки, – говорю. Удовольствие надо получить до конца.

– Вася, Возняки. Она же за Данию. И говорит теперь, что пусть называют так, как принято в ее стране. Хорошая девчонка Каролина.

– Это которая Возняки?

– Да, Возняки.

И тут ужин готов.

Пронзительно чистое утро. Папа обнаруживает, что зацвела магнолия, а на кусте малины появились первые ягоды. Кроме того, он обнаруживает, что утром приходила лиса и что-то ела на траве. Пробовал сфотографировать, но она сбежала, а на траве обнаружилась нападавшая недозрелая слива. Погрызенная.

Помойная такая лисичка.

– Лисички сегодня может удивить!

Это выходит к завтраку, обсуждая грядущие реалии, Анна Владимировна. С еще одной вариацией на тему фамилии Lisicky. Она говорит то так, то с «ц».

А лисичка тем временем где-то тоскует на предмет погрызть еще слив. Но теперь уж – пока мы не уйдем на службу.

Завтрак.

А день предстоит богатый! По понедельникам на второй неделе Уимблдона, если дожди не сдвигают расписание, всегда играются все матчи одной восьмой. На всех кортах, в том числе на тех, куда не нужны специальные билеты за деньги. Обычно все сползает, потому что дожди бывают. А тут – практически ни капли. И нас ждет большой день одних восьмых!

И я все буду смотреть только по телевизору, потому что приехал-то вести всякие новости и студийные беседы. Ну, ничего! Вечером я поднимусь на крышу, это буквально один пролет, и вот оттуда… Оттуда… Я посмотрю, как сестры Вильямс будут играть пару. Я их обожаю, сестричек. Винус – больше, а Серену дольше.

Но сперва сестрички должны разобраться с соперницами. Это вопрос, конечно, технический. Дело идет: с одной стороны Карлович забивает гвозди в Вердаско, с другой народ загорает на Хенмэн Хилл в ожидании вечера и Энди Марри… Вот, кстати, люблю я такие истории. Щас выложу, и вместо «Марри» заботливые корректоры напишут «Маррей». Или «Мюррей». А Морозова, которая его знает с его семи, кажется, лет, и тренировала команду, в которой он играл до раннего юношества, и прекрасно знает и его, и его маму, и кучу общих знакомых всю жизнь говорила вместе с ними «Марри». И сам Энди тоже так говорит.

Но у нас в России принято не так.

Собственно, с возняками и лисиками ровно то же самое.

Я-то за лисиков. А потом за Марри.

И лисики творят сенсацию! Выносят, выносят возняков! В верстке наш незаменимый человек Варвара, которая отвечает за то, чтобы все а) случилось и б) вовремя, в полюбившемся нам слове «Возняки» пропускает букву «з», и вордовская орфография ее не поправляет… В случае победы русскоговорящий папа собирался прийти к нам в студию. Не случилось, в общем, познакомиться! Ну и ладно!

А потом начинает впервые на Уимблдоне накрапывать уимблдождь, и уставшие от безделья ражие открывало-закрывальщики кортов, мелькая крепкими икрами, укутывают всё, и – вот оно!! долгожданное! – над главным кортом смыкается впервые готовая к эксплуатации крыша…

И Динара Сафина, с удовольствием помучившись, становится первой в сто-с-лишним-летней истории турнира, кто выиграл матч под крышей.

А я иду на другую крышу, опираюсь на перила и с удовольствием подуставшего человека смотрю, как сестры Уильямс выносят в одну калитку каких-то сеяных китаянок. Китаянкам не взойти. Кто их тут, Господи, сеял… Они тринадцатые, а сестры четвертые. А разница в классе – ну, как если бы против тех китаянок вышли мы с папой. Только мы постыдимся выходить, да и с крыши лень спускаться.

Винус такая гибкая и могучая, а Серена такая… С ресницами. Вся в себе.

А потом Марри мучается с Вавринкой в последнем матче дня, И дергается, и его маленькое, но очень живое лицо выглядит так, что за него хочется болеть. И темнеет. Но ведь теперь есть крыша! И под ней свет! И матч продолжается гораздо дольше, пока не закончится, и впервые люди на Хенмэн Хилл наблюдают за матчем вповалку на зеленой свежеющей траве в темноте… Что гораздо удобнее. И с точки зрения качества картинки на экране, и в смысле демографии.

А потом, когда уже время идет к двенадцати, мы выходим в эфир, и в моем воспаленном мозгу Ольга Морозова раскладывает все по полочкам по этот безумный день.

А еще потом мы идем домой по вечерним улицам лондонского предместья, путаным наподобие кракелюров, мысленно режем салат, а от мусорных бачков мечутся темные тени.

Это лисики.

Пришло их время. Уимблночь.