47 мин.

Ковальчук завершает игровую карьеру! Рассказал о тусовках локаутного «Ак Барса», поражении в Пекине и отчислении из СКА

Свежий выпуск «Скользкого льда».

Новый год – не только новые выпуски, новые гости, но и новый ведущий. Тандем Дениса Казанского и Андрея Николишина пополнил стэндап-комик Виктор Комаров, которого, кажется, пригласили не как медийное лицо, а в первую очередь как хоккеиста-любителя. Во всяком случае он задает действительно важные уточняющие вопросы – ответы на них очевидны профессионалам, но не всегда известны зрителям.

Дебют выдался мощным – сразу же на выпуск, где гостем стал Илья Ковальчук. В этом интервью вы узнаете, что менеджер сборной России решил по поводу своей игровой карьеры, какие напитки предпочитали в 2005-м в Казани, в чем заслуга Олега Знарка в Пекине, чем Ковальчук-старший мотивировал маленького Илью в 90-е и многое другое. Безумно интересный выпуск. 

Вы можете посмотреть почти 100 минут общения на канале «Скользкий лед», а можете почитать тут текстовую версию выпуска – традиционно мы выбрали для вас все самое интересное (но не все шутки Комарова влезли).

Жена покоряет Эльбрус, сын – бразильский футбол

Комаров: Мне сегодня дико повезло, дебютный мой выпуск в качестве ведущего – и сразу такой гость. Первый игрок в истории российского хоккея, который выбран под первым номером на драфте НХЛ, олимпийский чемпион, двукратный чемпион мира, входит в штаб сборной России по хоккею – Илья Ковальчук.

Ковальчук: Приветствую. Спасибо за такой интродакшн, самое основное последнее было – что в сборную вхожу.

Казанский: Ты теперь известен как человек, чья жена забралась на Эльбрус. Как ты теперь себя в этом статусе ощущаешь?

Ковальчук: Прекрасно. Поддерживаю ее в начинаниях. На самом деле раскрою маленький секретик: она в апреле идет на Эверест.

Николишин: Серьезно?

Ковальчук: Да. Так что сейчас готовится. 8858 [метров].

Николишин: А ты не рискуешь? Она не мотивировала тебя: «Пойдем со мной. Поддержи»?

Ковальчук: Нет, она меня с собой не зовет никогда. Дочка старшая пытается напроситься, но пока рано. Я же летаю часто – лучше сверху посмотрю на горы.

Николишин: Когда она пойдет туда и будет восхождение – наверное, 2-3 недели все займет?

Ковальчук: На Эверест даже 4 недели, по-моему.

Николишин: Ты себя представляешь вот в этот момент свои ощущения, как находиться в ожидании всего этого? Мне кажется, с ума можно сойти.

Ковальчук: Переживаешь, конечно, но мы в ней уверены. Мы как-то общались – и я говорю: «Куда ты собралась? У тебя четверо детей! Подумай. Ладно, про меня, но дети». И маленькая – Ева, ей 7 лет – говорит: «Папа, мама точно поднимется, я даже не сомневаюсь». Все, я понял.

Казанский: Ты можешь сравнить тренировки хоккейные и тренировки, которые жена проходит, перед тем как забираться на такую высоту?

Ковальчук: Она работает специально с уменьшением кислорода, в масках, еще что-то – ей нравится. Главное, что это все с удовольствием, и она этим увлечена очень сильно. Так что дай Бог.

Николишин: Откуда у нее такая любовь? Когда она проснулась-то? Что случилось?

Ковальчук: Она была на Эльбрусе, она была на Килиманджаро, она уже была на Эвересте, она дошла до последнего лагеря. То есть ты не можешь взять и пойти сразу на Эверест – у тебя должна быть какая-то история. Сейчас она сразу после Нового года летит в Аргентину – там гора Аконкагуа, она тоже 8000 [метров], они идут туда этой же экспедицией, а в апреле все вместе идут на Эверест.

Казанский: В Аргентине сейчас весело.

Ковальчук: Да, я видел, там одному парню чуть не отрезало голову проводом каким-то.

Комаров: Но он там безопасно увернулся, было видно, что кепку потерял. Самое главное, что Месси как раз идеально по росту прошел, его вообще не задело.

Ковальчук: Все сидели, а он стоял и прошел тоже.

Казанский: Ты следил за чемпионатом мира?

Ковальчук: Внимательно смотрел. У меня же малой футболом занимается – кстати, в Бразилии сейчас играет: в Сан-Пауло есть команда «Коринтианс», и он в ее академии. Я во время чемпионата там был тоже. Когда играли бразильцы – это целое событие, там весь город вымирает. Мы с ним пошли в супермаркет: я думал, возьму мясца, винца, что-то приготовить, посмотреть футбол – и вижу, что все закрывают магазины, 12 часов дня. Я говорю: «Что происходит? Куда вы все собрались?» – «Ты что сумасшедший? Через 1,5 часа Бразилия играет». Просто магазины вымирают, никто ничего не делает, банки закрываются, все по домам смотреть.

Казанский: Я был в Бразилии во время чемпионата мира в 2014 году – снимал большой репортаж на улице Рио-де-Жанейро, куда люди вынесли телевизоры и устроили праздник вокруг футбола. Но проблема была в том, что они играли с немцами и сгорели 1:7. И в тот момент я все это видел. И когда они пропустили пятый, то поняли, что надо просто напиваться и гулять, потому что это какая-то хрень. И они зажгли. Я думал, там будет национальный траур, а они все превратили в карнавал.

Ковальчук: Для них это трагедия на самом деле – они до сих пор вспоминают, такой момент исторический для них. И даже на этом чемпионате: они вели 1:0 – и вот это их раздолбайство, когда они побежали второй мяч забивать, конечно… Но талантливые ребята, и я думаю, что чемпионат мира с Бразилией и без – это два разных турнира. Будем надеяться, это поколение еще покажет себя.

Николишин: Илюх, ты говоришь, что «малой», а сколько малому лет?

Ковальчук: 13.

Николишин: 13 лет уже – и самостоятельно живет в Бразилии в этой академии?

Ковальчук: Да. Первый раз мы туда приехали в 2018 году. Летом в Америке был турнир, куда приехал участвовать «Коринтианс» – его тренер ко мне подошел и сказал: «Если хотите –  приезжайте в гости, посмотрите нашу инфраструктуру, потренируетесь». Мы так и сделали – сыну понравилось, мы были примерно месяц там.

В 2020 году он уже подрос, ему было 11 лет. Сказал ему: «Хочешь – поедешь, попробуешь самостоятельно там жить, ведь если хочешь серьезно заниматься, то надо ехать туда, где это совсем на другом уровне». Не только потому, что там его никто не знает, меня никто не знает, а там он сам себе принадлежит. Но мы приехали – и началась пандемия, поэтому опять я его забрал.

Николишин: Какие условия там?

Ковальчук: Я ему снимаю квартиру, он ездит в школу (учится в португальской) и на тренировки.  Там приезжаешь – и как пионерский лагерь по-нашему. Заходишь – и все виды спорта: плавание, баскетбол, борьба, гандбол – все это «Коринтианс». Они варятся весь день, потренируются в футбол, покушают, вечером футзал.

Николишин: А учатся хоть?

Ковальчук: Да, у них спортивные классы. Как мы учились – и они так же. Я решил, что до 15 лет упор сделаем на это. Если понравится, если там зацепится, то почему нет?

Казанский: Когда вас туда приглашали, действительно никто не знал, что ты олимпийский чемпион, один из великих игроков НХЛ?

Ковальчук: Конечно, у них есть интернет, и они все это [пробили]. Но я не говорю по-португальски, поэтому не знаю особо.

Комаров: А сын говорит по-португальски?

Ковальчук: Знает более-менее, между собой они уже там хорошо хлопочут. Куда-то приходим в магазин, я ему говорю: «Чего он от меня хочет? Спроси». А он: «Нет, пап, подожди, я еще не готов».

Комаров: В этом кэмпе, получается, не только же бразильцы?

Ковальчук: В этом возрасте у них очень мало приезжих – в команде один парень из Кореи и еще откуда-то, но тоже с Латинской Америки. Мой один издалека [приехал].

Одна из задач перед Олимпиадой-2022 – избежать обследования

Казанский: Вернемся к большому хоккею. Мы начали говорить про разочарования бразильцев. Но ведь у нас тоже было разочарование в Пекине?

Ковальчук: Я считаю, что достойный результат. Максимум из того, что было сделано – точно. К ребятам вообще претензий никаких нет. Проиграть финнам 2:1 в финале… Конечно, всем нам хочется и все мы максималисты, но реалии таковы на сегодняшний день.

Казанский: Ты когда играешь, я думаю, каждое мгновенье помнишь. А вот когда смотришь игру так, за бортиком, ты анализируешь потом? Смотрел эту игру еще раз?

Ковальчук: Честно, игру не пересматривал, но я и так прекрасно помню все ключевые моменты, которые были. Наверное, нам не хватило какого-то опыта, уверенности – там было много ребят, которые первый раз участвовали в таком турнире. Кубок Первого канала или даже чемпионат мира все равно не сравнятся с накалом на Олимпиаде, здесь все понимают ответственность.

Мы делали какие-то вещи для ребят: ролики от родных, всячески создавали атмосферу – ведь была пандемия, все закрыто, маски. То, через что они прошли во время подготовки в Новогорске – дорогого стоит, за это им огромное спасибо. Перед корейской Олимпиадой мы тоже были примерно три недели в Новогорске, но постоянно куда-то выезжали, какие-то культурные мероприятия, товарищеские игры – нам было намного легче. А они сидели взаперти три недели, сходили с ума – каждый день тестирования, тренировки, видео. То, что мы туда доехали целыми, живыми и здоровыми – это огромный плюс. Мы помним, как, к примеру, девчонки у нас провели Олимпиаду. Так что это было очень важно – нас ведь пытались и туда дернуть, и сюда дернуть, но мы создали такую коалицию, с кем-то из руководства нашей федерации пришлось даже чуть поцапаться, но я считаю, что мы сделали все правильно и ребята на достойном уровне отыграли. Понятно, что не показали какой-то феерический хоккей.

Казанский: Что странно, потому что мы видели на Кубке [Первого канала] один хоккей…

Ковальчук: Я думаю, что был сезон – и ребята были все на ходу. Во-вторых, ответственность совсем другая, был полный стадион [на Кубке Первого канала]. А тут ты выходишь – и сидят китайцы, которым говорят поднять флажки, опустить, махать. Кричать нельзя – не дай Бог заразишь кого-то. Выходишь – мертвая тишина, и игроки пытаются врезаться, завестись, у финнов получилось.

Казанский: Было два турнира подряд: Кубок Первого канала – там тоже проиграли финнам, но потому что сняли вратаря в овертайме. Но, в принципе, прообразы [олимпийских] команд были уже тогда, а Гончар в начале декабря вообще говорил, что главная цель – подготовиться под финнов. И потом мы играем с ними на Олимпиаде – и тоже пролетаем.

Ковальчук: Плохо подготовились значит. Финны очень противные, они выжидают, стоят ждут твоей ошибки – в моей хоккейной карьере мы им проигрывали очень часто: в Москве, на полуфинале чемпионата мира, потом на Олимпиаде в Сочи, проиграли 0:1 в полуфинале ЧМ-2019.

Николишин: Мы очень мало им забиваем, очень тяжело. Они своей нудностью убивают нас. У нас в крови немножко другое – нам хочется разорвать, а они так методичненько в одну точечку бьют, бьют, бьют. И нам порой не хватает терпения.

Ковальчук: Там многие ребята же с «Йокерита» были – они весь сезон играли вместе, сыгранный тренер – Ялонен у них, и в Питере я с ним работал, он очень системный товарищ. Они заслуженно победили, здесь не может быть никаких [вопросов]. Чемпионат мира они ведь тоже выиграли, где были ребята с НХЛ. Понятно, что были к судейству какие-то вопросы, но после драки кулаками не машут.

Казанский: Расскажи, пожалуйста, про систему работы в нашей сборной? С тренерами мы все поняли, а как генеральный менеджер работает?

Ковальчук: Во-первых, я изначально был менеджером по работе с игроками НХЛ – потом мы с Алексеем Юрьевичем [Жамновым] сели, обговорили, кто за что отвечает. В принципе, я выполнял какую-то административную работу – общение с руководством нашей федерации, организацию, перелеты команды, чтобы долететь до Олимпиады здоровыми, чтобы углубленное медицинское обследование по 10 раз не делать.

Они все нас пытались отвезти в Федеральное медико-биологическое агентство, чтобы мы сделали обследование всей команде. Я спрашиваю: «Для чего?» – «Пандемия». А мы только-только сделали эти дыры в носу – там отрицательно у всех, тьфу-тьфу-тьфу. Говорю: «Мы не можем». Отвечают: нет, вам сейчас сделают зону какую-то, обработают, придете – и никого [постороннего] не будет. Я: «Ну как не будет? Будут же врачи – они же на карантине не сидят. А как вот быть, если б энхаэловцы приехали? Где вы это УМО им будете делать? В самолете на подлете к Пекину? Зачем?». Нет ответа.

Вот это была одна из моих задач, чтобы мы углубленное обследование не делали – слава Богу, удалось, и долетели здоровыми. Женская сборная поехала на это УМО – и одна из них заболела там, потом она интервью где-то давала, сказала, что готовилась какое-то количество лет…

Николишин: …чтобы съездить на УМО.

Ковальчук: С перелетом там был скандал: сборная Россия, мерзавцы, отдельно летели! Хотя исторически хоккейная сборная всегда летала отдельно на Олимпиаду: ведь кому-то надо раньше приехать, а кому-то позже, кому-то надо акклиматизироваться, кому-то – нет, расписание у каждого вида спорта свое. Но, слава Богу, были люди, которые нас поддерживали, которые нам организовали этот перелет.

Опять же, было очень важным туда добраться здоровыми, потому что по прилету сразу всем сделали тесты – и, по правилам, если у тебя положительный тест, то садишься на пятидневный карантин, если и повторный тест тоже плюс, то тебя везут в какой-то изолятор. Где это финн – дылда Анттила – просидел всю Олимпиаду до полуфинала, а потом победный гол забил… Может, надо было всех на изолятор?

То есть моей опцией больше были организационные вопросы. Конечно, изначально мы и в Америку летали – не знали, поедут энхаэловцы или нет – со всеми ребятами встретились, все были очень воодушевлены и, конечно, всем хотелось на Олимпиаду. Потом вернулись в Россию и здесь смотрели матчи, выбирали – долго споры были, кого брать, а кого нет. Через какое-то время ты уже понимаешь, что, может быть, надо было брать того игрока, а не этого – но ты не можешь заранее знать. Смотришь на человека в Новогорске на тренировке – летает, разрывает, забивает, обыгрывает, бросает; приехали в Пекин, первая игра – и он просто боится до шайбы дотронуться. И все, не могут люди объяснить – выключило человека, а он уже в заявке, и ты ничего не можешь сделать.

Николишин: Там нашумевшая история с Кузьменко была – много про это и писали, и говорили. В итоге он уехал в НХЛ и там сейчас зажигает. Когда мы с Жамновым разговаривали, подводили итоги, он сказал: «Да, если отталкиваться уже после прошедшего всего, то, возможно, каких-то ребят я бы поменял, но уже постфактум…». Ты что думаешь по этому поводу?

Ковальчук: Я не буду никого выделять, говорить зря или не зря. Я считаю, что в таких краткосрочных турнирах очень важна раздевалка. Мы сейчас видели на примере Португалии на чемпионате мира: ничего не проходит просто так, у тебя команда должна быть единым целым, единым кулаком.

И даже по Андрею – я считаю, что для команды в целом это было правильным решением, он не совсем вписывался туда. Мне кажется, он и сам это понял – я видел первые его интервью, в которых он говорит: «Приехал в Ванкувер, оказывается, здесь надо еще и в обороне играть». Человек учится на своих каких-то ошибках – и это нормально.

Для меня было важным создать коллектив единомышленников и сказать даже тем пацанам-лидерам – например, Вадику Шипачеву, что они показывали другим на своем примере. Потому что это важно, потому что когда ребята первый раз приехали они смотрят на кого-то, чтобы сначала пойти за ним. И в этот момент в раздевалке должен быть человек, который просто даст веру в то, что все возможно, что ты победишь: «Иди за мной – и я тебе покажу». Вот этого нам чуть-чуть не хватило.

Мы единственные, кто не играл товарищескую игру перед Олимпиадой. Одно из моих упущений, но мы договаривались с латышами, с Харийсом – они прилетели и заболели все, их закрыли на карантин. Отменили игру. Потом с китайцами – мы с Лехой Ковалевым договорились – он за час до игры говорит: «Нет, мы не можем. Руководство боится, что будет разгром – то будет плохая пресса перед турниром».

Надо было, наверное, заранее как-то подстраховаться. Но когда ты перед турниром играешь между собой, то тяжело ребят заставить втыкаться [друг в друга], создать какой-то ажиотаж. Поэтому мы так тяжело входили в турнир.

Комаров: Я быстро спрошу лично для себя, мне как любителю очень интересно.

Мотивация в раздевалке – это очень важно, потому что на мне как на человеке, который работает в разговорном жанре, висит эта ответственность. Я встаю и говорю: «Мужики, бежим, а потом бежим обратно, и вот здесь вот так, и туда-сюда». У вас много мата звучит? Понятно, что мы этого не видим, то, что нам показывают, когда заходит тренер какой-то и когда уже звучат какие-то слова…

Ковальчук: Там от души, ты же не планируешь. Есть моменты, например, когда игра не складывается, кто-то вдруг взорвался и все: «Вау!». Даже от того, от кого ты не ожидаешь – вот это работает больше всего. Потому что я там вечно ходил и заводил народ – все уже сидят и ждут: «Понятно, что-то ляпнет точно». А если, не дай Бог, Паша Дацюк встанет – и все: «Е-мое!».

Казанский: Он же редко говорит.

Ковальчук: Да. Особенно когда разозлится – это пипец какая мотивация.

«Макдональдс» – мотивация в детском и любительском хоккее

Казанский: Илья, еще затронем одну тему такую сложную. Никто не знает, что будет впереди, но вот что есть сейчас и что всех нас насторожило: в лиге ввели лимит в 3 легионера. У нас однозначное мнение по этому поводу, что это плохо.

Ковальчук: Конечно, это плохо. Я считаю, что КХЛ вообще должна быть независимая лига, она не должна никак относиться ни к федерации, ни к кому. Это же коммерческая организация, это бизнес, в конце концов. Конечно, никакого лимита не должно быть, это однозначно, но  у нас люди видят по-другому, пытаются как-то искусственно привлечь молодежь.

Того же Мичкова сейчас возьмем: пацана отправили в «Сочи», говорили, что он будущий Овечкин, побил рекорд Овечкина, играл за сборную России. Очень талантливый парень, но мне кажется, что искусственные меры – это совсем неправильно. Если человек доказывает на площадке – о нем и так будут говорить, не надо накидывать ему вистов. Сейчас пацана отправили в Сочи – и, конечно, это будет сложно, дай Бог, чтобы у него все получилось. Я видел пару раз вживую, как он играет – он очень талантливый мальчишка, поэтому очень много работы впереди. И самое главное, чтобы был правильный человек рядом, тренер, который в этом возрасте подскажет, на правильный путь наставит – это очень важно.

Я сам по себе знаю, потому что в 17-18 лет, когда переехал в Москву и жил на базе в «Спартаке», мы там тоже дров переломали, но, слава Богу, что был Александр Сергеевич Якушев и мог подсказать. Понятное дело, что это глыба, величина и для меня был кумир всю жизнь. Мне повезло. Дай Бог, чтобы и Матвею повезло, чтобы у него был правильный человек рядом, который подскажет.

Казанский: О каких «дровах» ты говоришь?

Ковальчук: Легендарные «Сокольники».

Николишин: Сколько тебе было лет? В 16 лет ты приехал в «Спартак»?

Ковальчук: Нет, раньше. Я приехал в 14, но батя меня возил первое время, сначала я тренировался в Твери

Казанский: То есть ты приезжал на тренировку и уезжал обратно в Тверь?

Ковальчук: На «Жигулях», на «четверке», а папа у меня два метра ростом. Я вот просто иногда думаю: как это вообще возможно? Как он туда садился и на механике херачил 100-180 км по старой Ленинградке без бордюра, где все эти фуры? Ужас. Как сейчас помню, в Солнечногорске кафе «У дяди Саши» называлось – я ждал этого момента, когда мы остановимся и купим там куриный шашлык. Для меня было главное хорошо потренироваться, чтобы у него было хорошее настроение, чтобы он: «Все, к «Дяде Саше» едем».

Потом уже, когда Макдональдс на Ленинградке открыли, мы ехали – и для меня была задача №1 забить 2-3, чтобы остановиться в Макдональдсе. Я мог съесть этот макчикен – тогда с курицей был сэндвич, беленький соус. Я мог их штуки четыре закинуть легко.

Комаров: У меня сейчас точно такая же мотивация, если честно. Мы в любительской команде играем, и если побеждаем – заезжаем, поднос, двойные чизбургеры. Это, кстати говоря, рабочая система для детей. У меня малые… меня иногда пугает степень предательства, которое они могут совершить за мороженое. И при этом степень достижения. Помните, мультик с пандой был: когда он не мог тренироваться и ему наверху поставили какую-то лапшу или пельмешки – и он на супер шпагате? Вот у меня малые так же. Мне бы вот с женой такое найти, чтобы что-то можно было наверх поставить… Возможно, у твоей супруги там на Эвересте что-то есть, что она: «Надо дойти по любому».

Казанский: Ты заезжаешь по Ленинградке – у тебя ближе ЦСКА, «Динамо». До «Спартака» надо ехать еще.

Ковальчук: Первый же мой год, когда я переехал в Москву, я играл в «Динамо». Но, я так понимаю, тогда был какой-то договор между ними и Тверью – многие ребята моего года тоже в «Динамо» приезжали на игры.

Николишин: А кто тренер был, не помнишь?

Ковальчук: Шкурдюк был тренером. Потом он ушел по какой-то причине – и меня Юрий Викторович Борисов перетянул, поговорил с папой. Но у меня еще папа был директором школы высшего спортивного мастерства в Твери, которая тоже «Спартак» называлась, да и сам он болельщик «Спартака». Поэтому когда поступило предложение от красно-белых, то…

Николишин: Он не мог отказать, конечно. Я помню прекрасно, когда он приезжал на Олимпиаду в 2002 году – это воспоминание, конечно.

Ковальчук: Мы тогда расстроились все, что американцам проиграли. Но я-то понятно, я ходил с открытым ртом, не понимал.

Николишин: Ну ты самый молодой за всю историю, по-моему.

Ковальчук: Да, 18 лет. Вячеслав Александрович взял. Как сейчас помню, я первый год [в НХЛ] – в 2001-м я приехал. Первый матч мы сыграли в Баффало, затем Бостон – и приехали в Нью-Джерси, а он тренером там был. Мы встретились на завтраке где-то в гостинице, и он мне говорит: «Вечером аккуратнее, там Скотти Стивенс будет, номер 4 – в центр не уходи, голову не опускай». И я думаю: «Какой Скотти Стивенс? Кто это такой?». Я, по-моему, даже гол забил. И мне после игры говорит: «Молодец, на Олимпиаду поедешь» – «Чего?». Я обалдел тогда.

А офигел я, когда прилетел в Солт-Лейк-Сити, а у меня вещи не пришли. А потом еще когда пришел в раздевалку и вас всех увидел. Я только на «Сеге» играл в NHL-94-96, а здесь захожу – и тут все.

Николишин: Здесь исторический момент. Я просто знаю илюхину клюшку: когда он играл на юниорском турнире где-то в Канаде, эту клюшку у тебя взяли, подписали – и она в Торонто, в музее хоккейной славы, находится. Такого не было, чтобы у российских игроков, еще и в таком юном возрасте брали клюшку и выставляли в музее.

Казанский: Они обратили внимание на загиб?

Ковальчук: Наверное. Если честно у нас по 1983 году сборная очень сильная была. Мы ни одного турнира международного не проиграли – и оба чемпионата мира молодежных выиграли, юниорский чемпионат мира.

Николишин: Вы только с Воробьевым не выиграли в Москве, да?

Ковальчук: Ну это с 1981 годом – он меня взял в команду на два года старше. Петр Ильич тогда давал дрозда. Удаляться нельзя было, удалишься – садишься на банку. Но он ко мне проникся какой-то такой отцовской любовью, все время вызывал к себе поговорить и эти разговоры на 1,5-2 часа, нравоучения такие. Все равно опыт. Мы тогда в Москве обкакались, мягко говоря – шведам проиграли в четвертьфинале.

Казанский [Николишину]: Ты же вспоминал историю, как вы были вместе на скамейке на Олимпиаде?

Николишин: Не на скамейке, а в раздевалке сидели вместе. Играли с белорусами – и я помню на пятаке мне кто-то проехал коньком по ноге. И я чувствую, что мне что-то тепло. Я в раздевалку прихожу, трусы оттягиваю, смотрю – порез выше колена, мышцу порезал. А Илюха рядом сидел. Помнишь, Силин был доктор у нас?

Ковальчук: Да-да-да.

Николишин: Он подходит: «Ну ничего, сейчас быстренько зашьем». Этот [Ковальчук] сидит такой – и в обморок. Мне зашили, я штанишки поправил, и играем дальше.

Ковальчук: Мы вместе играли, я помню: Серега Самсонов, ты и я первую игру самую.

Николишин: Саныч [Фетисов] любил менять. Там смешная история была, что Владислав Саныч вызывает меня перед Олимпиадой – он любил со всеми поговорить: «Василич, ты берешь все вбрасывания – неважно, в чужой зоне или где. Выходишь и играешь все вбрасывания» – «Хорошо» – «Потом меняешься там по ходу» – «Вопросов нет».

И я уже не помню, с кем игра – сидим: я, Игорь Ларионов, еще кто-то из ребят. И он бежит по лавке и кричит: «Петрович, Петрович». Ларионов: «Кто такой Петрович?» – «Да хер его знает!». И Фетисов ко мне подбегает: «Петрович, я же сказал, ты идешь» – «Я не Петрович, я Василич» – «Какая, нахер, разница? Я сказал, ты идешь».

Саныч тогда молодой тренер был – бывали какие-то у него и запары и все, но атмосфера была сумасшедшая тогда в сборной.

Ковальчук: Я помню, у нас постоянно были какие-то мероприятия на сплочения. С женами было, класс вообще.

Николишин: Во-первых, НХЛ привозила все семьи. У Илюхи мама с отцом приезжали, у меня приезжал мой первый тренер и семья была. У всех ребят жены, дети. И это все ассоциация игроков оплачивала. Это было реально круто, но с приездом были реально проблемы – у тебя вещи потеряли.

Ковальчук: Да, я трусы с носками стирал каждый день.

Николишин: А меня не встретили – и я со сборной США добирался. В плане организации этих моментов были вопросы.

Кажется, Ковальчук завершил игровую карьеру

Казанский: Илья, давай вернемся к тому, что уже затронули – по поводу клюшки. Из-за тебя правила поменяли. Откуда появилась идея так загибать клюшку? Что это за история?

Ковальчук: Это очень просто: была красная клюшка [«Jofa] Titan 4020» деревянная, загиб четвертый – и я все детство им играл. Сначала Tisa Master клюшки были, потом папа открыл маленький магазинчик, начал зарабатывать денюжку – появилась возможность мне Titan покупать. Просто четверка загиб – и этой четверкой я до сих пор и играю.

Казанский: То есть батарею не загибал?

Ковальчук: Нет. Якушев до сих пор, когда на лед выходит, «Титаном» играет, а я, когда в руки беру, удивляюсь, как им можно было играть.

А у нас был Бобби Халл в «Атланте» – и я его клюшку брал на разминку; Koho деревянная – она весила килограмм 6, наверное. Перед игрой ее возьму – покатаю, побросаю, а потом свою беру – и у меня так летело вообще.

Казанский: Когда у тебя первый раз замерили и поняли, что что-то не так?

Ковальчук: Первый раз замерили, по-моему, с «Эдмонтоном» – мы играли дома в Атланте. Кажется, Кинэн тренер был. И удалили меня за загиб. У нас играл Шон Донован, и у него была такая клюшка [с прямым крюком] на правый хват, но можно было и так, и так играть. Он мне ее дал, я на лавке сижу – выхожу, мне пас в ноль, я выбегаю – гол забил. Еду мимо лавки еду и Кинэну показываю: «Эта [клюшка] нормально?». Потом в Эдмонтон через 3 недели приехали – и началась такая бойня с первых секунд.

Мы, по-моему, последние 8 минут играли без вратаря. Байрон Дафо на разминке перед игрой поломался: мы с Дэни Хитли любили делать упражнения, выйдем 2-в-1 и отдаем передач 100 – он начал стараться, пах дернул – и все, закончил. А в матче его сменщик Паси Нурминен – тот, который с кубком упал с трапа самолета, уникальный тип – поехал подрался, и его удалили до конца игры.

Хартли был тренером, к нему подъехал судья и спрашивает: «Что будем делать? Есть 5 минут, игрока переодевайте или с пустыми играйте». И у нас Савар хотел в ворота, но его не пустили – и мы минут 8 точно играли с пустыми воротами. Один гол пропустили, и из-за этого гола у нас была тренировка без шайб 1,5 часа на следующий день.

Николишин: 8 минут – это очень прилично.

Ковальчук: После этого они поменяли правила. И было же время, когда перед буллитами замеряли крюк? То есть ты едешь брать буллит, замеряют клюшку – и ты поехал бить, но, опять же, здесь работала моя махинация: я всю игру играл одной клюшкой, потом на буллит выходил с другой.

Николишин: Красиво.

Комаров: Я дико извиняюсь. А что такого? Как-то летит по-особенному? Быстрее?

Ковальчук: На самом деле, мне кажется, что этой клюшкой сложнее играть. Те, кто всю жизнь играет прямой, вообще не могут понять, как это возможно.

Николишин: Американцы считали, что чем больше загиб – тем больше контроля шайбы у тебя. У Илюхи обыгрыш такой был, он часто под себя ее убирал – и чем больше загиб, тем легче.

Ковальчук: На самом деле, чтобы под себя убирать, надо подточить чуть-чуть – тогда будет лучше. Мне просто удобно бросать, я с мыска бросаю, а есть кто с пятки бросает.

Казанский: Илья, 15 лет контракт у тебя был. Как это?

Ковальчук: Был 17 вообще.

Казанский: Как это возможно?

Ковальчук: Так предложили. Я же не приходил ни к кому с пистолетом. Лу предложил контракт такой.

Николишин: Это даже не агентская история? Это Лу такой контракт предложил?

Ковальчук: Конечно. Тогда ж только начиналось – он хотел обмануть потолок, что средняя зарплата меньше. Средняя зарплата шла в учет потолка, поэтому все и было задумано. Но 17-летний контракт не прошел, 15-летний прошел.

Николишин: Ну ты с этим контрактом до финала дошел с «Нью-Джерси». Для тебя камень преткновения – Кубок Стэнли, который не удалось выиграть? Сейчас, отматывая 10 лет, когда играл в финале, не переигрываешь эти матчи во сне? Не просыпаешься с моментами что-то исправить, что что-то не доделано?

Ковальчук: Честно, нет. Я практически год как весь хоккей отодвинул на второй план, и у меня нет таких мыслей, что я что-то упустил или скучаю сильно. Правду говорю. У меня просто супруга Николь всегда спрашивает, не хочется ли мне [вернуться] – а у меня нет такого. Когда в Москве, я в удовольствие всегда играю в хоккей со знакомыми, с друзьями. Вот в таком формате – супер, но все равно я начал в профессиональном хоккее с 16 лет и в 39 закончил. Это достаточное время, чтобы наиграться.

Казанский: А ты закончил?

Ковальчук: Ну не официально, но… Я думаю, что все уже понимают... Для того чтобы чем-то серьезно заниматься, я не могу просто прийти и отбывать номер – нужно какое-то время, чтобы подготовиться. В этом сезоне я играть точно не буду.

Николишин: Мы были на прощальном матче Семина, когда он пришел – и его не пустил на арену. Он аккредитацию забыл, и его не пустили на собственный прощальный матч! А у тебя есть какие-то  идеи, как уйти красиво из хоккея?

Ковальчук: Я не фанат помпезных проводов, еще чего-то. Мы делали благотворительные матчи «От чистого сердца», и я думаю, что мы что-то придумаем, сделаем опять с пользой для дела. Не просто провести, чтобы провести – это не в моем характере.

Но то, что Саня сделал – это круто. У меня не получилось прилететь, я смотрел по телевизору, и вы супер сделали репортаж про матч, многие ребята приехали. Для региона и для популяризации хоккея, думаю, это круто – видел много детей на трибунах. Но опять же, повторюсь,мы делали «От чистого сердца» в Твери – и он прошел на ура. Вообще в Твери хоккей очень любят – у меня одна из идей в ближайшем будущем, чтобы хоккей там все равно вернулся на какой-то правильный уровень. Потому что даже когда команда была в вышке, был постоянно полный стадион и они выходили в финал.

Николишин: Я прекрасно понимаю тебя как человека, как хоккеиста в плане проведения прощального матча. Но посмотри на это с другой стороны: это для болельщиков – то, чего они ждут и о чем они мечтают. В твоем родном городе провести какую-то игру именно для них.

Ковальчук: Просто прощальный матч в моем понимании – это ты ставишь какую-то точку, восклицательный знак. И ты подвел итог. В моем случае, кажется, это только начало нового пути. Все равно я буду так или иначе связан с этим видом спорта, и для меня намного важнее сделать именно какую-то полезную вещь. Конечно, я буду выходить на лед и сам играть, просто это помпезно называть: «Прощальный матч Ильи Ковальчука олимпийского чемпиона» – это вообще не мое просто.

Казанский: Илья, ты делил раздевалку с огромным количеством людей, и многие из них довольно особенные как в мире хоккея, так и вообще, в принципе. Давай пару-тройку новогодних историй вспомним, которые приключались и которые тебе сразу на ум приходят,  когда ты вспоминаешь либо «Нью-Джерси», либо «Атланту». Может быть, даже «Ак Барс».

Ковальчук: У «Ак Барса» я вспоминаю, когда мы проиграли вторую игру дома «Локомотиву» в плей-офф, и нас забросали монетами и бумажками – по льду нельзя было катиться, надо было на цыпочках быстрей-быстрей валить.

Старый еще дворец этот – «Спорт сарае» назывался, у нас генеральный менеджер Левицкий был, курил сигарету за одну затяжку. И он подходит ко мне один раз и говорит… Только-только сезон начался, у нас Вуйтек тренер был, мы его уволили после Кубка мира и Зинэтулу Хайдаровича поставили… И вот Левицкий подходит ко мне и говорит: «Ты не знаешь ребят таких – Лекавалье, по-моему, фамилия и Ричардс?». Я на него смотрю и думаю: «Он серьезно или прикалывается?». А они только Кубок Стэнли выиграли. «Что значит «не знаешь»? Конечно, знаю» – «Ну как они? Двигаются? Нормальные ребята?». А они выиграли Кубок Стэнли, один – MVP, #####: «Наверное, более-менее да, что-то могут». Через четыре дня эти двое идут с баулами, с клюшками, сами несут. Я думаю: «Вот молодцы, вот это генеральный менеджер».

Казанский: А у них произошло какое-то переключение сознания? Все-таки ты только что с кубком приезжаешь в Казань.

Ковальчук: Переключение сознание у Ричардса произошло через месяц примерно. Он дернул мышцу, улетел и сказал, что больше не приедет. Ему заплатили какие-то баснословные деньги.

А Винни – красавец, ему в России понравилось. Там была гостиница «Мираж», и в ней жили многие из команды, внизу «Джокер-бар», они там пиво варили, это пипец. Я думаю, Зинэтула Хайдарович там таких новостей поузнавал, что пипец – уже под конец легче им было просто кран [пивной] провести в номера.

Но для хоккея вообще это было суперсобытие. Я тогда этого не понимал – мне 20 лет всего. Состав у нас был Нюландер, Каспарайтис, Ковалев, Лекавалье, у нас Зарипов играл в четвертом звене! Мы с ним тусовались, но он вообще не играл. Коля Хабибулин в воротах.

Еще история: там был какой-то ресторанчик – тогда их мало было в Казани – «Венеция», и там после игр мы всегда были с женами, детьми, культурно все было. И был еще французский ресторан, они нас развели, говорят: «Кто больше вина французского выпьет – тому поездку в Париж в конце года». И у нас была идея выиграть эту поездку и подарить кому-то в команде – массажисту или кому-то еще. И мы каждый раз проходили и всегда были на втором месте. Я спрашивал хозяина, чтобы показали этого монстра – просто посмотреть в глаза, спросить, как он это делает.

Казанский: Нам Паша Бучневич рассказывал про такое посвящение новичков, когда им давали задание: надо было сфотографироваться с Микки Маусом, купить бомжу кроссовки и что-то еще такое. У тебя в командах было такое?

Ковальчук: Нет, это уже какие-то квесты, это новое поколение выдумывает. У нас все просто было: смотрели расписание – и в городе, где у нас 2-3 дня было, делали ужин новичков. Я пел гимн, помню.

Приехал первый год – по-английски не говорю. У меня стресс был идти в ресторан – я каждый раз приходил, вызубрил: «Филе миньон медиум, спрайт и сизер салат». Для меня был шок, когда ко мне шел официант – я сидел и потел. Я начинал отстреливать эти три фразы, но иногда он начинал спрашивать про соус или что-то еще. Это вообще утопия. И раз – он мне все: «No» и «No». Я говорю: «Спрайт» – а он что-то мне опять. Вся команда сидит – и ржут, #####. А он, оказывается, говорит: «У нас «Спрайта» нет, есть «Севен ап». А я ему: «Спрайт», «Спрайт».

В победе на Олимпиаде-2018 – большая заслуга Знарка

Комаров: Илья, мы подготовили блиц – короткие вопросы, но отвечать не обязательно коротко. «Атланта Трэшерс» или СКА?

Ковальчук: Тяжело сказать, обе родные. Атланта – вообще первый город в Америке, куда я приехал, и провел там 10 лет. В Питере отлично время провел, выиграли два кубка, люблю обе команды.

Казанский: Давай чуть-чуть заденем историю, когда тебя не переодели на игре в Ярославле.

Ковальчук: Как я ждал этого вопроса. Думаю: «Как он не спрашивает?!». Все какие-то крюки, замануха какая-то…

Казанский: Ну кино же было, кино. Мы все поражены были.

Ковальчук: Ну Йозе Марино же…

Казанский: Да? Его [решение]?

Ковальчук: Ну а… Так уж, конечно. Да нет, Сергей Александрович Зубов принял волевое решение. Мы тогда еще два дня подряд играли, и первый матч проиграли в овертайме – дальше восстановительные мероприятия, я лег спать. В 8 утра или даже в 7:30 вдруг мне звонят в номер – Сергей Александрович просит зайти к нему. Я зашел, смотрю: как сейчас помню, ##### – две яичницы и улыбка из сосиски. Думаю: «Ничего себе, на завтрак позвал. Что такое случилось?». И первая его фраза: «Тебе нужно ехать в Питер». Я спросонья вообще не понимаю, что он хочет – какой Питер, вечером же игра?! «Нет, ты должен в Питер сейчас поехать» – «Почему? Ну лано, не буду играть, это ваше решение. Понятно – надо что-то перекинуть [в звеньях], передернуть. Но вечером команда летит в Питер. Мне сейчас куда ехать?!» – «Нет, ты должен сейчас уехать». И ничего не объясняет. «Это ваше решение?» – «Да» – «Я понял».

Я собрал вещи и поехал. Но этот поезд был запоминающийся. Ярославль – Москва, и с Ярославского вокзала я шел пешком до Ленинградского. Шел снег пипец, а я иду с этой сумкой и думаю: «Ну сука». Я такой злой был – слава Богу, что семья тогда была в Питере, и Николь меня успокоила. Сказала: «Не переживай, все нормально».

Еще корреспонденты сразу... И все, приключения начались: меня хотели отправить в какую-то «СКА-Неву» – оказалось, по регламенту нельзя, у меня односторонний контракт без обмена. Потом еще меня вернули, когда с «Динамо» играли, потом опять меня куда-то. Была хорошая закалочка.

Казанский: Что в итоге такое было?

Ковальчук: Сергея Александровича позовите – и он вам расскажет.

Николишин: Я думаю, Сергей Александрович и двух слов не скажет нам [по поводу решения].

Комаров: Канада-2008 или Пхенчхан-2018?

Ковальчук: Это вы мне сейчас под дых. Это единое целое. У меня вообще папа с моего детства вел дневник – и у него первый заголовок был: «Наша цель – сборная России». Меня воспитывали так всегда, что для меня приехать в сборную, играть там – тем более чемпионат мира или Олимпиаду – это…

Поэтому когда я попал в Солт-Лейк-Сити и как раз папа тогда еще был жив – это для него было вообще. Для него это был Эверест, он был счастлив. Когда мы проиграли [в полуфинале], а потом обыграли белорусов, кто-то снял медаль, расстроился, но он мне сказал: «Надень медаль. Ты вообще не понимаешь, что это такое?». Я все понял и ходил в ней три дня.

Поэтому сравнивать здесь два таких значимых события для российского хоккея вообще нельзя. А в Корее, когда мы немцам чуть не угорели… Если б это произошло, думаю, мы бы здесь не сидели сейчас.

Николишин: Драматизм был, конечно.

Казанский: Про 2008-й нам Даня Марков рассказывал, что перед третьим периодом старики взяли свое слово в раздевалке. А вот там, в Корее, то же самое было? Как это происходило? Потому что разговоров много – даже что Алексей Юрьевич встал на лавку и начал рулить процессом.

Ковальчук: Нет, почему? Олег Валерьевич Знарок. Я считаю, что его огромная заслуга, что мы выиграли. Сейчас байками уже все обросло, кто куда кого выпустил, но все решения принимал он и с командой общался он. У нас были собрания, когда в раздевалке с нами был только один он.

Мы проиграли словакам первую игру, а он бросил курить перед Олимпиадой – у него какие-то свои темы были. Я его в [олимпийской] деревне, в столовой, поймал после первого матча: «Ты чего?» – «Да не, я…» – «####, ты можешь закурить? Ты без сигареты не ты – ты что, не понимаешь?». Продолжаю: «Давай просто завтра соберемся – команда и вы?».

И у нас такой диалог прям очень крутой сложился – все ребята высказались, мне кажется, сплотились идеей прям и поняли, зачем мы приехали туда. В этом его заслуга огромная.

Да и вообще я его хочу поддержать. Я уверен, что он у нас самый титулованный тренер, он крутой мужик. Для меня, честно, стало сюрпризом, что не сложилось в «Ак Барсе» у них – потому что он всегда за коллектив. Знает, какие правильные нитки дернуть, с кем переговорить, что сказать. Что там произошло – для меня загадка, я с Радуловым никак не могу связаться: «Все, потом, потом когда-нибудь, я на тренировку, все» (пародирует). Думаю то, что Харийса не было, тоже сыграло роль.

Николишин: Много факторов. Его бросили в пекло. Понятно, что сделали все, что возможно, собрали лучший состав. Но ты на примере СКА это проходил или той же Казани – какой состав ни собирай…

Ковальчук: В СКА у нас же это шоу не прекратилось с окончанием сезона. Потом пришел Андрей Викторович [Назаров].

Казанский: Ааа, ты ж с ним еще поработал…

Ковальчук: Я был в пекле самом прям тогда!

Николишин: Когда доктору доставалось?

Ковальчук: Доктору набили дыню, я там был самым этим… кто пытался все уладить, чтобы никто ничего… Но тогда все были в это погружены – ну как перед сезоном у нас это происходит: нам вроде бы надо играть, а мы… Мы потом в регулярке были на 7-м или 8-м месте и потом же поставили Сергея Александровича [Зубова], которого мы лоббировали все вместе – мы выиграли с ним 10 игр подряд. Он пришел – и мы начали играть как можем.

Комаров: Я дико извиняюсь. А за что доктора побили? Побили же?

Ковальчук: Я не знаю. У вас Андрей Викторович был в гостях?

Казанский: Нет пока.

Николишин: Выдерживаем паузу.

Ковальчук: Это надо под старый Новый год, под рюмочку.

Комаров: В тематику тренеров – лучший тренер в твоей жизни?

Ковальчук: Из российских – однозначно Вячеслав Быков и Олег Знарок. И первый мой тренер, конечно. Не из российских – Боб Хартли однозначно. Это из тех, кто меня тренировал.

Казанский: А Хартли в России и Хартли в Канаде – это два разных тренера?

Ковальчук: Нет, это вообще одно и то же. Он не меняется, он к своему делу подходит педантично, досконально. То, кем сейчас стали ребята молодые, что в Омске были – тот же Чинах [Егор Чинахов], Чистый [Семен Чистяков], Гриц [Арсений Грицюк], тот же Клим Костин – это только благодаря ему. И, конечно, если такой специалист был бы сейчас в команде, где у нас много молодых ребят талантливых – тот же СКА, например… Но я так понимаю, что он какое-то отношение к омской академии «Авангарда» имеет.

Николишин: Нам он сказал, что у него с ними договор и контракт – он приезжает два раза в год.

Ковальчук: Это все равно на удаленке не то – он должен сам все держать в руках. Но то, как он занимается… Слушай, я приехал в Омск – и он замучил меня этими видео. Я говорю: «Боб, хватит» – «Детали, Кови, детали. А вот будет седьмая игра где-то, а вот ты конек не сюда поставишь, пасик отдаст – и все. А здесь у тебя конечек – и мы выиграем 2:1».

Николишин: Давай быстренько отвлечемся. О твоем приезде в «Авангард» очень много говорили: что шероховатости были в начале, не получалось, команда не строилась, но в конце концов та раздевалка, которая получилась, – это же благодаря тебе, она была твоя? Ты ее забрал и довел до конца.

Ковальчук: Тяжело. Свита делает короля. Говорят вот: «Месси выиграл» – ну как Месси? Как он себя повел и как пацаны его поддержали – вот то же самое было. Конечно, нельзя сравнивать чемпионат мира и то, что мы выиграли, однозначно, но у нас было единение.

Вот ваши коллеги, которые подкасты делают – Потап [Алексей Потапов] и Гоча [Максим Гончаров] – тоже же ребята такие, специфические, можно так сказать; они с характером своим, видением. Макс не играл долго, я приехал и видел, что парень переживает, и, конечно, мне хотелось донести ту идею,  что мы можем выиграть. И я видел, что у нас не было каких-то суперзвезд на тот момент – тот же Толч, о котором сейчас все говорят, был тогда другим Толчинским, которого из ЦСКА убрали. Опять же, с помощью Боба, с помощью раздевалки, с помощью веры в идею, потому что он каждый день нам говорил об этом, у нас всегда висел кубок с первого дня – и другой задачи не было.

Я приехал уже на середине сезона. Просто приехал и не был в форме игровой – тренировался, физически никаких проблем не было, но тонус нужно было набрать какое-то время. И, конечно, ты не можешь, играя плохо, сидеть в раздевалке раздавая советы: «Давай-давай, ты чего делаешь?». Ты должен своим примером показывать – и потом тебе уже легче будет спрашивать с других. Поэтому заняло какое-то время, ну и притерки с Александром Владимировичем [Крыловым] и со всеми. Было много лишнего, про которое некому было сказать «Не надо это делать, оставьте в покое, мы разберемся сами». Если какие-то важные вещи – то, конечно, мы рады, мы одна семья, но ежедневно делать какие-то вещи…

Казанский: То есть Крылов какие-то вещи вводил?

Ковальчук: Нет, мне кажется, что каждый человек, который попадает в хоккей не из хоккейного мира, сперва пытается очень сильно… фанатично относится. В командах, где я каких-то успехов добивался, я видел, что это [устроено] по-другому было. Поэтому моя задача была еще показать другое мнение, объяснить, договориться как-то.

Николишин: Знаешь, Крылов в сентябре сказал, что Ковальчук был недостающим паззлом для их победы. Он очень хорошие слова прям сказал.

Ковальчук: Василич, я то же самое могу про него сказать – много хорошего. То, что он сделал в Омске сейчас – это вообще.

Николишин: Ты, кстати, новую арену видел?

Ковальчук: Нет, мы приезжали, когда нам там вручали какие-то вещи, но она не была готова еще. Дай Бог, жду приглашения от Александра Владимировича. Мне, кстати, в воскресенье передали кубок, перстень наконец-то – человек из штаба сборной подошел ко мне с пакетом таким набитым и говорит: «Это тебе, просили передать в руки» – «Спасибо».

Казанский: Какой кубок?

Ковальчук: А такой маленький, делают копии всем Кубка Гагарина. Это еще в прошлом веке было, но дошел наконец-то.

Комаров: Следующий вопрос – лучший партнер в жизни?

Ковальчук: Это жена моя.

Комаров: Надо в следующий раз тоже так ответить. Самое нелюбимое упражнение?

Ковальчук: Я, кстати, слышал, вы всех это спрашиваете. Но, если честно, люблю тренироваться, вот такой я человек. Даже сегодня утром тренировался перед тем, как сюда приехать, и для меня любое упражнение нормально, бегать я обожаю.

Николишин: Мы с Илюхой тренировались у одного тренера – Трошина Александра Васильевича – на песке в Серебряном Бору, а песок, где можно бегать, на нудистском пляже находится. Когда пробегаешь, частенько видишь нелицеприятные картины.

Ковальчук: Было одно упражнение неприятное, кстати – Андрей Викторович Назаров любил его очень. Когда он только пришел, говорит мне: «Илья, у нас сборы начинаются 20 августа. Ну че ты поедешь, #####? У тебя все нормально, сиди там» – «А когда мне приехать-то?»  – «Приедешь в Финляндию за неделю до чемпионата». Я думаю: «Ну круто».

Приезжаю в Финляндию – и у него первое упражнение: 12, что ли, минут от лицевой линии до синей дальней ускоряешься, а дальше едешь – и вот сколько сможешь проехать за эти 12 минут. Ноги через три минуты у меня отлетели сразу. И второе упражнение: 10 кругов в одну сторону ты пробежал, а потом жилеты выносят килограмм по 25, надевают и десятку – в другую. И вот тут нужна техника, потому что не дай Бог ты остановишься – и все. Там у народа клепки даже вылетали, доезжаешь – клепки висят все, лезвие болтается. Он: «Вот это хорошо. В зал не обязательно ходить, а вот это обязательно».

Николишин: Да-да-да, это его любимое было, он у кого-то подглядел или в интервью прочитал.

Ковальчук: Вот это мое нелюбимое было, я просто не понимал зачем? Убиваешь колени, коньки, опять же.

Комаров: А упражнения без шайбы? Например, которые построены на катании или упражнения на одном коньке?

Ковальчук: Это надо, это развивает. Просто когда я был мелкий, ничего такого не было – никаких подкаток, поддержек. Ты приходил – у тебя 1,5 часа тренировка; тренер свистнул – разошлись, попрыгали. А сейчас такое разнообразие для молодежи – только бери и делай. Игорь Владимирович Захаркин, когда был с Вячеславом Аркадьевичем в СКА, он нас в Польшу отвез – работал еще с этой сборной – и какую-то фигуристку-девчонку приглашал раз или два в неделю. Ну какой там? У нас Леха Поникаровский со своими кривыми ногами, который задом даже ездить не умел, а она ему показывает…

Комаров: Самая крутая вечеринка после игры?

Ковальчук: Квебек-2008, там не вечеринка была – там сколько это дней длилось?.. Когда Ови пришел в тапках в Кремль. Но это было весело и круто, запоминающееся событие.

Добирались на тот ЧМ с приключениями. Тогда летели в Квебек в эконом-классе через Франкфурт, и у нас Лехой Морозовым были два последних сиденья, где спинка не откидывалась. И нас там что-то чуть не высадили, самолет уже на взлет, гл стюардесса или стюард кому-то что-то сказали – и все, самолет назад. Мы уже с Морозовым снотворное приняли – тут разворачиваемся, я говорю: «Мы куда? Прилетели что ль уже?».

Пришел Вячеслав Аркадьевич, по-французски переговорил – и все решилось, мы улетели. Прилетели в Монреаль – и до Квебека на автобусе. Приехал в гостиницу –  лодыжки опухли так, у меня даже носка не видно было. И потом когда мы выиграли, Александр Иванович Медведев решил вопрос с чартерным рейсом – и перед этим мы в Макдональдсе остановились и закупились на 1700 долларов в полет. Потом прилетели во Внуково – народу было пипец, было очень круто.

Казанский: Вообще год какой был – там и футболисты, и баскет.

Комаров: Самый плохой матч в твоей жизни?

Ковальчук: Со сборной – это Ванкувер и еще больнее Сочи, когда мы проиграли.

Комаров: Кто лучший хоккеист прямо сейчас?

Ковальчук: Конечно же, Саня Овечкин: 37 лет – и так играть! Красавчик! Очень рад за него – и дай Бог, чтобы дальше все так же складывалось. Из молодежи: Каприз – молодец, Панара может лучше, все передачки отдает. А так я не буду каким-то суперспециалистом – все эти ребята: Макдэвид, Маккиннон, Мэттьюс.

Казанский: Расскажи, что делает Макдэвида особенным?

Ковальчук: У Макдэвида сумасшедшая скорость, и он, как Мбаппе футбольный, на огромной скорости делает все то же самое, что все делают на медленной. Он реально особенный, под него реально все готовятся – они пытаются его закрыть, перекрыть, чуть ли не один-в-один с ним играть, он очень способный. У него там и немец – парень непростой, и Нюджент-Хопкинс особенный тоже – там командочка хорошая такая. Клим Костин сейчас в «Эдмонтоне» играет, пусть у него все хорошо будет, хороший парень.

Николишин: Последний у нас вопрос, Илюх: в чем сила хоккея?

Ковальчук: В команде, в единстве. Хоккеистом стать сложно, но тот, кто становится и проходит какой-то путь, никогда об этом не жалеет, потому что это знакомства, путешествия, общение, друзья, которые остаются на всю жизнь. Хоккей – это вообще семья, поэтому так.

Youtube-канал «Скользкий лед»

«Моя мечта – подготовить команду так, чтобы мы обыграли Канаду». Роман Ротенберг – в шоу Казанского и Николишина

«Шутим, что Гретцки заносит соперникам, чтоб держали Овечкина. Лет через 10 банкротом будет». Интервью Кузнецова, половину которого он смеется

Фото: youtube.com/Скользкий Лёд; РИА Новости/Дмитрий Астахов, Григорий Сысоев, Владимир Федоренко, Игорь Золотарев; East News/AP Photo/Frank Franklin II ; Gettyimages.ru/ Bruce Bennett, Jamie Squire, Ronald Martinez, Al Bello, Brian Bahr, Elsa; globallookpress.com/Du Yu/XinHua, Maksim Konstantinov/Global Look Press, LARRY MACDOUGAL/STRLMD, Meng Yongmin/XinHua ; REUTERS/Jerome Miron-USA TODAY Sports ; ska.ru ; khl.ru; instagram.com/nikolkovalchukofficial