8 мин.

Андрей Аршавин: «Мутко поставил на кон всю свою репутацию»

Зададимся вопросом: кто больше всего запомнился стране из финальной презентации в Цюрихе? Ответ будет однозначным.

Разумеется, Мутко.

В январе 2011-го в Санкт-Петербурге я спросил министра спорта:

– В курсе ли вы, что по мотивам вашей речи в Цюрихе: «Dear President Blatter!..» (кстати, в дни пребывания швейцарца в Санкт-Петербурге Мутко так обращался к нему не раз. – Примеч. И.Р.) создано уже несколько песен в стиле рэп?

– Кое-что слышал, конечно. (Улыбается.) Главное, что все сделанное принесло нам результат. А если кому-то нравится сочинять такие песни – почему бы и нет? И пусть о моем выступлении мнения были разные, но все, что мы придумали, делалось для того, чтобы Россия получила ЧМ-2018. Если бы надо было еще и станцевать – я бы станцевал!

Охотно верю. И ничему в исполнении Виталия Леонтьевича уже бы не удивился. Вот только танцевать, как и петь, на финальных презентациях по регламенту было запрещено...

Андрей Аршавин, игравший в «Зените» у Мутко-президента еще с 2000 года, не был удивлен и его речи в Цюрихе:

– Вообще, если честно, это в его стиле. Мутко это подходит. Считаю, что он – молодец. Человек в его большом статусе, в немолодые годы, не зная языка, сделал такую вещь!

– Что вы имеете в виду под «в его стиле»? – уточняю у капитана сборной России.

– То, что он – рисковый человек. И здесь тоже рискнул, поставил на кон, наверное, всю свою репутацию. А в результате получилось, что не то чтобы в смешном виде, но в игровой форме сделал то, что никогда не смог бы сделать официально и деловито. Мутко нашел для себя приемлемую форму выступления на английском – и только в такой форме мог выглядеть естественно! Поэтому и члены исполкома ФИФА приняли эту речь хорошо. Никому другому это бы не подошло.

«Да уж, такую речь не забудешь!» – заулыбался Блаттер, когда журналисты напомнили ему о ней в Москве почти полгода спустя. То, в какой улыбке расплылся президент ФИФА, ясно сказало об эмоциях, которые он тогда испытал.

«Для носителей языка та речь, конечно, звучала смешно, – признается собкор газеты Sunday Times в России Марк Франчетти. – Но он старался, так почему бы и нет? Когда люди преодолевают себя, это воспринимаешь с уважением, а не насмешкой».

Франчетти прав: мы с коллегами, сидя в пресс-центре Zurich Messe и наблюдая за выступлением министра спорта на большом экране, хохотали до слёз. Но это и вправду был добрый смех. Над произношением – да. Но не над тем, что Мутко действительно всё говорил, как он выразился, from his heart. От сердца. И это не могло не пронять.

Гус Хиддинк, четыре года сотрудничавший с президентом РФС Мутко в качестве главного тренера сборной России, в Цюрихе сказал мне:

– Поздравляю Мутко! С его стороны это было очень смелым шагом – выйти на сцену, за которой наблюдает весь мир, и обратиться к планете и к ФИФА на английском. Очень хорошо то, что он в своем выступлении подшутил над собой по поводу своего знания языка. Иногда человек не должен ощущать себя слишком уж важным, ему неплохо подтрунивать по поводу тех или иных своих качеств. Что он и сделал. Мне это очень понравилось.

Я и не сомневался, что Гус, человек в высшей степени самоироничный, оценит шутку Мутко по достоинству. А звучала она так: «Обещаю, что в 2018 году буду говорить по-английски так же, как мой друг Джеффри Томпсон!» Исполком в эту секунду, как показалось по реакции, разве что под стол не свалился...

– Никто не понял англичан, у которых не выступал Томпсон, – вспоминает Мутко. – Более того, ему не предложили войти вместе с делегацией Англии в зал, сидеть вместе с ними: он находился вместе с другими членами исполкома и был в пиджаке ФИФА. Как только я это увидел и присмотрелся к реакции членов исполкома, сразу понял: это ошибка. Обратись Джеффри, близкий человек, к ним напрямую, попроси поддержать – один-два человека, может, и сделали бы это...

Конечно, когда мы готовили речь, то не знали, что англичане Томпсону не дадут выступить. И про то, что я буду говорить в 2018 году, как Джеффри, я бы пошутил в любом случае. Но в таких обстоятельствах эффект оказался еще сильнее. Я почувствовал сразу, что попал в точку. Они такими аплодисментами разразились! Как только я вышел с презентации, все тут же начали подходить: «Молодец, Виталий!»

Во время подобных презентаций важна любая шутка – и вообще каждый нюанс. Об одном из них – из памятного многим фильма про мальчика Сашу Денисова – рассказал мне Мутко. И он, на мой взгляд, – вообще из области высшего пилотажа.

– Не знаю, обратили ли вы на это внимание, но Саша итальянцам решающий гол... не забил, – рассказал министр. – Там же мяч летит в «девятку», но когда он оказывается в районе линии ворот и еще её не пересекает, кадр останавливается – и Саша просыпается. Думаете, случайно? Ничуть! Мы учли, что Платини, много лет игравший в «Ювентусе» (и вообще являющийся итальянцем по крови, – Прим. И.Р.), очень любит Италию.

Каждый нюанс важен! Если бы мы чётко показали, что победили, продемонстрировали бы цифры на табло, члены исполкома могли бы подумать, что нас «занесло». Поэтому должно было быть чуть-чуть недосказанности. Р-раз – и сон прерывается. А чем закончился матч – вы, мол, додумайте сами. Вдруг мяч в штангу попадет, а в серии пенальти мы проиграем? (смеется) У каждого в голове – свой сценарий.

– Так это вы предложили, чтобы мяч не залетал?

– Какая разница? Когда мы по фильму дискутировали, об этом моменте сказали: «Гола не надо». И получилось здорово. Не промахнулись.

Впрочем, вернемся к выступлению Мутко. И передадим слово самому герою.

* * *

Рассказывая, наверное, об одном из самых важных дней своей жизни, Мутко фонтанирует эмоциями. И помнит всё до мельчайших деталей. Задаю вопрос в его министерском кабинете на улице Казакова:

– Когда вам первый раз предложили выступить на английском, какая была реакция?

– Мы сидели с командой Сорокина и моделировали презентацию. У нас была небольшая команда, которая работала очень хорошо: один советник занимался информационным обеспечением, другой помогал с заявочной книгой. Был американец, который работал и по заявке Сочи. Он, по-моему, и сказал, что надо бы выступить на английском, уважить членов исполкома. Было даже предложение обратиться на разных языках. Good afternoon, bonjour...

Я был только за. Ведь, когда к нам какой-нибудь певец приезжает, скажет в 5-тысячном зале два слова: «Добри ден!» – и весь зал ревёт в экстазе. Уважил, мол. Выступали мы, конечно, в Швейцарии, но английский – язык международного общения, официальный язык ФИФА.

Да, я не носитель языка. Но в разговорном-то плане совершенно спокойно с ними общаюсь! У меня же нет личного переводчика, никто со мной не ездит, чтобы в быту каждую деталь переводить. В ФИФА, УЕФА прекрасно понимаем друг друга. С Францем (Беккенбауэром) четыре года рядом сидели – что ж нам, переводил кто-то?

То, что ведущим будет Алексей (Сорокин), не обсуждалось. А буду ли говорить я, на первой стадии дискуссий тоже ставилось под сомнения. Был такой диалог: мол, если будет кто-то из политиков, – то в чём тогда смысл моего выступления? Но такую постановку вопроса сразу все отвергли, сказав, что я – оттуда, из иполкома ФИФА, и у меня хорошие отношения с ними. Если бы я не выступил, этого бы никто там не понял!

Там ведь на самом деле половина исполкома говорит по-английски так же, как я. В Африке некоторые – франкоговорящие. У пятерых основной язык – испанский. Английский родной – только у Томпсона и Блэйзера. Так что для них – а ведь выступал я именно для исполкома ФИФА! – это звучало нормально. Я говорил по слогам, может, где-то неправильно назвал слово или ударение поставил. Но так, чтобы совсем в лужу сесть, – такого ни разу не было.

Речь должна быть короткая. И я, конечно, прекрасно это понимал: опыта для этого достаточно. И повторяться о том, что вам говорил в кулуарах, на встречах, презентациях – зачем? И я сказал, что у вас есть choice (выбор – Прим. И.Р.). И если вы его сделаете, то не пожалеете. Это к тому, что каждый сам пусть разбирается в себе, почему та или иная страна проиграла. Вот там надо искать причины: неубедительны были, не предложили должной программы. А не «качать» всех на коррупцию...

Когда только сошел с трибуны – последовал звонок премьера, который просил передать всем благодарность и его мнение: мы сделали всё, что могли.

В том, что я говорил именно так, был особый шарм. Многие вещи, признаюсь, мы умышленно сделали. Когда репетировали, я несколько раз выступил перед советником, старался сказать как можно лучше. И тут советник остановил меня: «Стоп. Я вас прошу, больше ничего не трогайте. Надо именно так!» Ну кого бы удивило, если бы я вышел и на относительно чистом английском выступил?

– То есть где-то свой акцент вы усиливали даже намеренно?!

– Ага. Надо же показать, что ты, готовя эту речь, сверхусилия приложил. Что это для тебя определенный барьер, степень огромного уважения к вам, членам исполкома ФИФА...

Вот оно, какое откровение-то. Впрочем, будем справедливы: сильно занижать свой уровень английского Виталию Леонтьевичу не требовалось.

Он и сам этого не скрывает. И фраза из интервью «Спорт-Экспрессу» исчерпывающе говорит о давлении, под которым он работал: «Я понимал: если мы проиграем, то все свалят на мой «оксфордский» английский». А вот еще одна красноречивая реплика уже из нашего разговора для книги:

– При всей поддержке председателя правительства я прекрасно понимал: если не получим чемпионат мира – будет то же самое, что после Ванкувера. Бесконечные проверки, жесточайшая критика, повсеместные обвинения, что всё мы неправильно сделали... Так сейчас и в Англии происходит, и в Испании. Это нормально. Кто занимается публичной деятельностью – должен быть к этому готов. Волков бояться – в лес не ходить. Хотя, конечно, неприятно. Но намного неприятнее этого – проигрывать. Я уже много лет в спорте, и при этом как ребенок расстраиваюсь каждый раз, когда моя команда или мои спортсмены уступают...