Тимоти Белла «Баркли. Биография» Глава 2
Эпилог/Благодарности/Фотографии
***
Сонный городок ожил настолько, что теперь его вынуждены закрыть.
Зрители поднимаются со своих шезлонгов, приветствуя подростков в платьях и коронах, которые разбрасывают бусинки в честь выпускников. Проезжая на бело-голубом «Хаммере», Грини, огромный талисман команды «Грин Уэйв» школы Лидса, бросает конфеты сотням детей и семей, жаждущих его внимания на Парквей Драйв. Исполнение группой темы SportsCenter отражается от зданий, на каждом из которых развеваются флаги США. Позади Грини пикапы «Форд» и «Джип Вранглер» сопровождают молодых женщин, идущих на площадку для выпускников, пожарные машины везут чирлидеров и футбольную команду школы Лидса.
Неважно, что в начале октября на улице тридцать четыре градуса или что команда плохо начала сезон. Жители и выпускники превращают Парквей Драйв в праздничную площадку, наполненную помпонами, фудтраками и парящими футбольными мячами, которые бросают на улице.
В юридической фирме через дорогу работает Ли Барнс-старший, давний друг Чарси, который путешествовал с ней по штату.
«Мы были в Мобиле на конференции, во время перерыва на обед в Wintzell's Oyster House, и официантка каким-то образом убрала салат Чарси в свою сумочку. Мы шутили, спрашивая ее, не нужна ли ей более длинная вилка, чтобы есть салат, — сказал Барнс. — Вместо того чтобы расстроиться, она была любезна и вежлива с этой дамой. Вот такой была Чарси, прекрасный человек».
* * *
Чарси считала, что для ее первенца важно знать отца, который его бросил. Фрэнк время от времени звонил, чтобы поговорить с Чарльзом, что приводило юношу в восторг. Они продолжали с того момента, где останавливались в прошлый раз.
«Я много чего ему обещал. Я обещал звонить ему много раз, — сказал Фрэнк. — Он с нетерпением ждал всего этого, а когда я чего-то не делал, он просто злился из-за этого».
Любое волнение, которое испытывал Чарльз, разговаривая с отцом, сменялось по окончанию звонков.
«Пока я общался с ним, я был доволен. По телефону он был моим отцом. Он был тем, кем должен был быть. Но как только мы вешали трубку, все как будто стихало, как будто я внезапно оставался один, — объяснил Чарльз в книге "Возмутительный!" — Через некоторое время он стал звонить реже. Мне все равно нечего было ему сказать».
Теперь Чарльз отчаянно хотел узнать больше о человеке, который оставил свою семью. Почему он ушел? Разве он не хотел быть его отцом?
Фрэнк посетил семью в Лидсе, а затем пригласил Чарльза присоединиться к нему на лето в Лос-Анджелесе. Чарси надеялась, что приглашение может стать сигналом к тому, что Фрэнк начнет оказывать ей большую поддержку, как эмоциональную, так и финансовую.
«Вскоре мы с Чарльзом поняли, что это был напрасный визит, — говорит Чарси. — Чарльз впервые полетел на самолете в гости, но не получил ни малейшего удовольствия... В течение следующих нескольких лет его отец несколько раз присылал мне от $10 до $12».
«Когда Чарльз вернулся домой, он был так обижен и расстроен, каким я никогда в жизни его не видела. Господи, прости меня, но я думаю, что если бы тем вечером Фрэнк попался в руки, я думаю, я могла бы убить его». Она добавила: «Чарльз сказал, что больше никогда не попросит у отца ничего, пока он жив. Он так и не попросил».
Баркли не мог избавиться от пустоты отсутствия отца. «Когда я был маленьким, я видел других детей с их отцами и чувствовал пустоту, как будто меня обманывали, — сказал Чарльз в 1992 году. — Мне не хватало его общения. Мне не хватало старшего друга».
* * *
Разочарование в отношениях с отцом произошло в то время, когда Чарльз все еще приспосабливался к жизни в школе с белыми учениками.
Когда дело доходило до встречи выпускников, в Лидсе каждый год на трон садились две молодые женщины: традиционная королева встречи выпускников из белой школы и «королева баскетбола» из черной общины, а именно из Рассел Хайтс. Эта традиция продолжалась и в 90-е годы.
«Это был один из способов представления как черных, так и белых, — говорит Маргарет Литтл. — Ни у кого не было проблем с этим. Дети считали, что это было справедливо. Были родители, которые считали, что это нормально, и учителя тоже не возражали. Все просто ладили друг с другом».
То же самое нельзя сказать об остальной части округа Джефферсон. В постановлении 1971 года судья Сэм К. Пойнтер разрешил белым общинам отделиться от районов, на которые распространяется действие постановлений о десегрегации школ. Это произошло через несколько лет после того, как старшеклассница Линда Стаут, дочь главы местного отделения NAACP [Национальная ассоциация содействия прогрессу цветного населения], захотела уйти из своей полностью черной школы в полностью белую. В постановлении Пойнтера судья также заставил белые общины округа Джефферсон привозить чернокожих детей из других районов, чтобы в новообразованном школьном округе на каждых трех белых детей приходился как минимум один чернокожий ребенок. Постановление Верховного суда в 1972 году подтвердит этот прецедент. Значительные демографические сдвиги в населении, а именно всплеск численности чернокожих общин, создали в последние годы для округа и других частей штата другие вопросы школьной десегрегации, связанные с постановлением Пойнтера.
«Когда дело дошло до смешения черных и белых, все относились друг к другу очень настороженно, — вспоминает Чарльз. — Когда в моем детстве интегрировали полностью белую начальную школу Лидса, очень немногие черные семьи отважились отправить своих детей туда, а не в полностью черную школу, которую посещали все мы — хотя все знали, что дети в начальной школе Лидса получают лучшее образование».
Чарси считает, что в начальной школе Лидса лучше ресурсы, лучше книги, лучше все. Она не раздумывала.
К тому времени, когда Чарльз пошел в первый класс в начале 1970 года, он был в числе первых чернокожих учеников, интегрированных в начальную школу. Джонни Мэй каждое утро провожала его в школу. Не зная, что может произойти, она носила в сумочке пистолет на случай, если ситуация того потребует.
Переезд оказался для Чарльза чем-то вроде адаптации. Он оказался между двумя мирами. «Нам было нелегко, — сказал Чарльз. — Мы натерпелись от некоторых белых детей в школе, а потом получали еще больше от черных детей дома, в районе, которые сказали, что мы, должно быть, думали, что мы слишком хороши, чтобы учиться в черной школе».
Чарльзу нужно было отвлечение. В его поисках ему не пришлось далеко ходить.
* * *
Общественный центр Лидса — ничем не примечательное место. Вдоль Парк Драйв расположены теннисные корты и бейсбольные поля, покрытые высохшей травой. Гравийные и грунтовые дороги упираются в лес, окружающий миниатюрный полевой домик. Оборудование и помещения не соответствуют требованиям.
И все же общественный центр с его цементными стенами с облупившейся краской и поцарапанным деревянным полом был местом, где Чарльз научился играть в баскетбол.
Желая оградить сына от неприятностей, Чарси собрала $30, чтобы купить абонемент в общественный центр. Белые дети из начальной школы Лидса, новые друзья Чарльза, часто заполняли его после школы и по выходным. В то время там редко можно было увидеть чернокожего ребенка. Вскоре Чарльз оказался в своей первой команде, присоединившись к двум другим чернокожим ребятам из полностью белой команды.
«Для меня это была большая жертва, но Чарльзу было восемь лет, и он был хорошим ребенком», — сказала его мать о членских взносах.
Финансовое бремя усилилось, когда Кли Гленн, второй муж Чарси, погиб в автокатастрофе в возрасте двадцати шести лет. Чарльзу было девять лет.
Вернувшись на площадку, Чарльз был не очень хорош. Он был 152-сантиметровым разыгрывающим с тяжелым дриблингом — не игрок, а черная дыра, который мог бросать со средней дистанции, если ему давали шанс.
И вскоре ненасытный аппетит мальчика к завтраку, обеду (и, возможно, второму обеду), ужину (и даже второму ужину) и десерту помог округлить Чарльза.
«Он был пухленьким, и он был таким же высоким, как и пухлым., — говорит Джонни Мэй. — Дети издевались над ним».
То, чего ему не хватало в броске, защите, атлетизме и общем мастерстве, он компенсировал своим ртом.
«Если что-то всплывало, он честно говорил об этом, — сказал USA Today друг детства Трэвис Абернати. — Он говорил нам, когда нужно помыться, что угодно. Кто-то другой будет думать, что этому человеку нужно помыться. А он реально им говорил об этом. — говорил Абернети, — Он так много говорил, что мы называли его Али».
У Абернати, который жил неподалеку, были яркие воспоминания о том, как Чарльз, примерно в возрасте восьми или девяти лет, говорил всем, кто мог его услышать, что он «собирается играть в профессиональный баскетбол».
* * *
Потрепанное бейсбольное поле через дорогу находится в двух шагах от дома детства Чарльза. Пройдите еще сотню метров, и увидите, что тротуар перекопан, а летняя жара делает пребывание на нем более нескольких минут проблематичным.
Именно на этих полуразрушенных площадках мальчик, которого друзья называли Уэйд, оттачивал свою несовершенную, но многообещающую игру.
Перед подборами появились броски с центра поля. И их было очень много.
«Это была моя "репутация" среди игроков, — сказал Чарльз. — Я переходил линию центра площадки и просто бросал. Это не лучший способ помочь своей популярности».
Когда Виктор Кэмпбелл впервые услышал от Трэвиса Абернати о ребенке, который почти все свои броски выполнял с центра площадки, он понял, что должен с ним познакомиться. «Я думаю, это было невероятно, — сказал Кэмпбелл. — Я думал: "Не, чувак, это не может быть правдой". Но он просто каждый раз бросал оттуда».
С широкой ухмылкой и полноценным афро [прим.пер.: Пышная, объёмная причёска, модная в 1970-х годах у афроамериканцев], Кэмпбелл обладал такой же энергией, что и молодой Чарльз. Как и Чарльз, Кэмпбелл потерял родителей в раннем возрасте — его мать умерла, когда ему было четыре года — и в основном воспитывался бабушкой и дедушкой. Скоро они будут учиться в одном классе в четвертом классе начальной школы Лидса, и Кэмпбелл позволил мальчику, которого он называл Уэйдом, все больше разговаривать. У них была общая любовь к баскетболу, они даже попали в команду всех звезд начальной школы.
Когда им было по десять лет, они поехали со своими товарищами по команде в Монтгомери на выставку всех звезд, сказал Кэмпбелл. Пусть они и отъехали всего на 160 км, но ночевка в гостинице в 1973 году казалась заграничной роскошью, которой наслаждался класс людей, чувствовавших себя гораздо дальше от своей нищенской реальности.
Однако расовая напряженность, от которой они были в основном ограждены в Лидсе, стала более очевидной в Монтгомери. По дороге туда Кэмпбелл вспомнил, как один из родителей, наблюдавших за поездкой, сказал мальчикам из смешанной команды, что они должны идти в конец автобуса. Это был первый раз, когда Кэмпбелл стал объектом расизма, который, к сожалению, стал ожидаемым по всему штату.
«Парень, который вез нас в Монтгомери, сказал нам, что мы должны сидеть сзади, — сказал Кэмпбелл. — Я не понимал и никогда не сталкивался с расизмом или с тем, почему мы должны сидеть сзади. В то время я этого не понимал».
К тому времени, когда в середине 70-х годов Чарльз попал в младшую среднюю школу Лидса, он в основном играл с белыми игроками и его тренировали белые отцы. Все должно было измениться с появлением Уоллеса Ханикатта, его первого настоящего баскетбольного тренера.
«Тренер по баскетболу был чернокожим, и я подумал, что это будет полезно для Чарльза после того, как он учился в начальной школе, где преобладали белые», — говорит Чарси.
Уоллес Ханикатт, тренер в полностью черной школе в Грейсвилле, был переведен в Лидс после того, как школа Олден Хай была преобразована в начальную школу во время интеграции. Когда его только наняли он был единственным тренером в школе по всем видам спорта. Структурированный образ жизни вокруг Лидса оставил у Ханикатта, который жил в тридцати километрах от города и был относительно оторван от него, ощущение, что что-то там не так.
«Мне он просто не понравился, — сказал он. — Я даже немного расстроился».
Его разочарование по отношению к Лидсу начало меняться, как только он познакомился с детьми. Холостяк оставался после уроков и держал спортзал открытым пару дополнительных часов. Ему за это не платили, но это не имело значения. Он начал неформальную программу для детей в возрасте от шести до двенадцати лет, чтобы они могли приходить играть. Вскоре взрослые стали приходить в качестве волонтеров, а Ханикатт организовывала игры, в которые дети играли друг с другом.
Будучи практичным тренером, Ханикатт подталкивал своих игроков, как в переносном, так и в буквальном смысле. Кэмпбелл вспомнил дни, когда Ханикатт гонял их метлами, чтобы заставить их быстрее передвигать мяч. Его стиль был стремительным и агрессивным.
Больше всех там бывал Чарльз, который жил всего в полуквартале от школы. Мальчик был таким широким, что Ханикатт удивился, что он еще даже не перешел в шестой класс. Чарльз был одержим спортом, он хотел оставаться и работать над своей игрой с Ханикаттом, который соглашался, если мальчик не прогуливал занятия. Его хватка была достаточно хорошей, но тренер перевел Чарльза на роль игрока на нижнем блоке, научив его забивать из-под кольца, а также набору обратных движений, чтобы обойти своего превосходящего в росте защитника.
«У тебя не так много детей, из которых можно черпать, — сказал однажды Ханикатт. — Поэтому, если ты видишь ребенка с размером и потенциалом, ты сразу же начинаешь работать над ним. Потому что он тебе понадобится».
Хотя Чарльз уловил темп стиля Ханикатта, это не помешало ему постоянно спрашивать о смысле упражнений. Почему вы хотите, чтобы я это сделал? Какова цель? Что я получу в результате? Противодействие Чарльза привело к тому, что он попал в неприятную ситуацию с Ханикаттом.
«Я все время говорил ему, чтобы он закрыл рот, — сказал он, смеясь. — У него была идея, что, научившись играть в баскетбол, он сможет говорить каждому ребенку в своей команде, что делать — ты иди туда, я пойду сюда. Я сказал ему, что это моя работа, и что в большинстве случаев он все равно не знает, о чем говорит».
Как выяснил Чарльз, Ханикатт не боялся сажать его на скамейку, когда он начинал бросать с центра площадки. Но когда дело дошло до игр, Ханикатту понадобилась каждая частичка драматического чутья Чарльза, чтобы побеждать на высоком уровне. На последних секундах равного матча в Пинсоне, в котором его непобедимая команда средней школы играла с командой ребят из старшей школы, Чарльз хотел получить мяч.
«Он говорил команде на площадке, чтобы они давали ему мяч, а он выбегал и бросал», — сказал Ханикатт.
После рикошета с паса Чарльз оказался первым на мяче и, как он делал все свое детство, запустил его из соседнего района.
«Он бросил мяч почти с центра поля, когда прозвучала сирена, — отметил он. — И тот залетел в кольцо, и мы выиграли игру. Благодаря ему мы остались непобежденными».
Ханикатт поддерживал отношения в летнее время. Почти каждый день он ездил за тридцать пять минут на восток из Адамсвилла, чтобы организовать для детей товарищеские игры и развлечения по выходным в надежде занять их.
«Мистер Ханикатт не жил в нашем районе, но он сыграл важную роль в нашей эпохе, потому что помог многим детям держаться подальше от улицы и удержал их от глупых поступков», — сказала Бердерия Спенс, одна из подруг детства Чарльза.
Результаты тех лет говорили сами за себя. Сезоны с тридцатью и более победами были регулярными. Когда Ханикатт отвозил Чарльза и автобус с его товарищами по команде на игры более престижных баскетбольных команд в Бирмингеме, дни регулярно заканчивались тем, что мальчики пели, празднуя очередную победу.
«Мы показали им, из чего сделан Лидс», — сказал Ханикатт.
Стимул для победы у игроков средней школы остался прежним: Биг Маки в Макдональдсе. Никто не подписывался на этом больше, чем Чарльз, который не позволял постоянным насмешкам над тем, что он маленький и круглый, остановить его от перекусов.
У Чарльза и остальных не было особо денег на расходы, поэтому Ханикатт сказал тем, у кого не было наличных, прийти к нему в частном порядке, и он все оплатит. Он вообще не хотел, чтобы дети голодали, пока их товарищи по команде наслаждались праздничными Чикен Макнаггетс.
Несмотря на то, что тренер поощрял лимит расходов, сколько каждый игрок должен купить, голод Чарльза всегда побеждал.
«Могу сказать, что у него был тот еще аппетит, - вспоминает Ханикатт. — Если бы у него были деньги, каждый раз, когда автобус останавливался, он был бы первым в очереди в Макдональдс. Он заказывал не один, а два или три гамбургера, картофель фри и напитки. Мы также заезжали в Wendy's и пиццерию». Он добавил: «Не имело значения, где мы останавливались, он везде ел».
Спортивные успехи в средней школе пришли к Чарльзу естественным образом, и доверие между ним и тренером Ханикаттом углубилось. Наибольший резонанс эти отношения вызвали во время еженедельных ободряющих бесед Ханикатта с командой.
«Я всегда говорил им, что, что бы они ни хотели сделать, у них всегда должен быть план Б, — сказал Ханикатт. — Я не хотел, чтобы они были теми, кто живет под автострадой».
При этом Чарльз получил сообщение, которое до этого момента не получал от взрослых: тренер не переживал за него. Почему? Он знал, что молодой Чарльз добьется успеха.
* * *
Голос на другом конце провода уже старше, но одно упоминание о его самом выдающемся ученике почти полувековой давности вливает жизнь в Уоллеса Ханикатта.
Я называл его своим сыном. Это было похоже на отношения отца и сына.
Он всегда был крупнее остальных детей. Он был крепче. У него всегда была лысая голова. Помню, когда я увидел его в первый раз, я спросил его, почему у него нет волос.
В шестом классе его рост был около 122 см, после чего он начал расти. По мере его роста увеличивался и вес. Он также умел прыгать. Он был таким хорошим подбиральщиком. Я очень редко снимал его с игры, но он давал знать, когда уставал. Он всегда разевал рот. Он был великим болтуном.
* * *
Дома Чарльз был хорошим ребенком и строго следовал указаниям мамы и бабушки: возвращайся домой до темноты или получишь взбучку. Но это не помешало ему стать одним из лучших мелких воров города. На самом деле, он процветал.
От скуки Чарльз воровал конфеты, ручки и другие мелкие предметы из магазинов в центре города. Следующая ступенька после ручек? Очевидно, это были пирожные.
Чарльз хорошо освоил игру. Каждое воскресенье в десять или одиннадцать вечера он и группа его друзей-единомышленников ждали грузовики, которые развозили пирожные в коробках перед магазином Winn-Dixie. Сидя на обочине неподалеку от магазина, Чарльз съедал пару пирожных в одиночку, а ПОТОМ забирал несколько домой. Мальчик так долго питался лишь государственной колбасой и сыром.
Первое взаимодействие Чарльза с полицией произошло из-за украденного пирожного.
«Поздно ночью дети делают глупости» — сказал Рики Мур, который был среди группы похитителей пирожных.
Примерно через месяц после введения нового воскресного распорядка полиция узнала о пирожных бандитах из Лидса и захотела проверить, куда девается вся выпечка. Однажды вечером мальчики, расстроенные выбором пирожных, начали бросать их друг в друга. Вскоре пирожные с визгом летали по парковке, а мальчики, управляя тележками с продуктами как бамперами, врезались друг в друга. Когда одна из продуктовых тележек врезалась в одно из окон магазина и включила сигнализацию, это спровоцировало скоростную полицейскую погоню на несколько кварталов, в результате которой Чарльз оказался в лесу.
Сын Чарси бежал, спасая свою жизнь. Полиция выехала на бездорожье, проехав по узкой тропе в лесу в погоне за ворами пирожных.
«Я слышал, как полицейские говорили: "Стоять!", — вспоминал Чарльз, — и мы ползали по земле. Я, наверное, прополз около 100 метров на коленях по лесу. Это напугало меня до смерти, если честно».
Ползание не помогло. Он должен был бежать. Было так темно, и Баркли бежал так быстро, что не видел своих ног. Затем он врезался лицом в дерево.
«Когда я упал на землю, я подумал, что умер», — сказал Баркли.
Он был скорее ошеломлен, чем мертв. Полицейские отказались от дальнейших поисков, но погоня изменила Баркли не только в одну из возможных сторон. Он был прямо-таки напуган, в ужасе от того, что полицейские надвигаются на него. Чарльз и другие мальчики уклонились от пули в полиции, но суд общественного мнения среди их сверстников был совсем другим.
«Когда одноклассники узнали о случившемся, они прозвали нас "Пирожными разбойниками". Даже наши учителя смеялись над нами, — со смехом вспоминает Мур. — Но у них не было никаких доказательств».
«Это был лишь вопрос времени, когда мое мелкое воровство перерастет в нечто более серьезное, — сказал Чарльз. — С того момента я сказал: "Я должен найти себе другое занятие"».
Оставался вопрос, найдется ли когда-нибудь место в школьной команде Лидса для невысокого и толстого парня с большим ртом. Пройдут годы, прежде чем Чарльз получит ответ.
***
Если хотите поддержать проект донатом — это можно сделать в секции комментариев!
Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.
