9 мин.

Фишер против СССР. Гений-одиночка против шахматной «красной машины»

Юбилеи стремительно нагоняют нас. Сегодня – 50 лет победе Бобби Фишера в матче над Борисом Спасским, а фактически над всей советской шахматной школой! Оказалось, что экстравагантный американский гений может в одиночку побороть «красную машину», до этого четверть века диктовавшую свою волю. Побороть – и уйти из шахмат навсегда.

Принято считать, что Фишер ненавидел все советское… Считал, что коммунисты хотят его непременно уничтожить, чтобы он, Бобби, не угрожал шахматному могуществу СССР.

Однако такое отношение у него было далеко не всегда. Ярчайшей картинкой, засевшей в памяти у американца, побуждавший его к постижению шахматной науки, был матч США – СССР. Он проходил летом 1954 года в Нью-Йорке и 11-летний Фишер, который тогда лишь год находился в теме, был совершенно очарован ведущими советскими гроссмейстерами. В его богатом воображении они представлялись ему богами сошедшими с небес. Прежде он мог лишь прочитать о них в книгах, тут же – видеть их своими глазами, на расстоянии вытянутой руки! Бронштейна, Кереса или Смыслова, который только что сыграл матч на первенство мира с Ботвинником… И Фишер с восторгом смотрел на них, представляя что когда-нибудь и он тоже будет точно так же восседать в кожаных креслах отеля Roosevelt, небрежно передвигать фигурки по доске или прогуливаться между столиками. При этом восторженная публика со стороны постарается жадно ловить каждый его взгляд.

Через три года его шахматные мечты начали сбываться. В 1957-м Фишер один за другим выиграл сразу три чемпионата США: юношеский, открытый, а затем и взрослый, получив право на участие в межзональном турнире. Летом 1958 года по просьбе матери Фишера, которая когда-то училась в первом медицинском и именно в Москве встретилась с отцом будущего чемпиона мира, ему устроили визит в столицу СССР. И пока его сестра ходила по многочисленным выставкам музеям, Бобби день и ночь проводил в главной шахматной Мекке мира, в Центральном шахматном клубе. Больше его не интересовало ничего.

Уже тогда мир стал окрашиваться для него в черно-белые тона. Шахматы и шахматисты – это хорошо, советские шахматисты – еще лучше, с ними интересней. Остальное вызывало у него еще не отторжение, но подозрение… В том числе – чекисты, которые непременно и повсюду сопровождали юного американца, и от навязчивого присутствия которых можно было отделаться только за шахматной доской. Фишер и гонял бесконечные блицпартии со всеми, кто подворачивался ему под руку в ЦШК – от кандидатов до гроссмейстеров.

Предполагалось, что 14-летний Фишер сыграет в Москве выставочный матч с кем-нибудь из молодых советских шахматистов – Спасским или Васюковым. Но Бобби сразу «поднял ставки», сказав, что он будет играть только с Ботвинником! Тот как раз вернул себе титул чемпиона мира. Когда Ботвиннику сообщили о «предложении», то он даже не улыбнулся: кто он, чтобы принимать вызов какого-то мальчика, пускай даже и чемпиона США?

Для Фишера это стало едва ли не первым поворотным моментом. Оказалось, от шахмат в СССР может исходить холодное безразличие, а чемпион мира оказаться совсем не таким, каким ты себе его представлял… Бобби запомнил высокомерие Ботвиннику, и уже никогда ничего ему не спускал! Позже, когда американец превратился в реального претендента на титул, он не раз нелицеприятно высказывался на счет Патриарха советских шахмат.

Так в 1962 году, лишившись права официально оспаривать у него титул чемпиона мира, он предложил ему три очка форы в матче вне рамок ФИДЕ, полагая, что он, Фишер, настолько превосходит засидевшегося на троне чемпиона, что это немного уравновесит их шансы. И сильно переживал по поводу ничьей в единственной их партии на олимпиаде того же года. Ботвинник спасся в, казалось, безнадежной позиции – да причем, не сам, а после анализа с участием всей сборной СССР. Тогдашний чемпион считал это положительным примером командной работы, а Фишер подтверждением того, что «все советские против него».

А окончательно его отношение к советскому, в том числе и к советским гроссмейстерам, изменилось после знаменитого «русского заговора» на Кюрасао 1962 года. В том 4-круговом турнире определялся соперник Ботвинника на очередной матч за корону. И трое советских участников – Петросян, Геллер и Керес заранее договорились, что они не будут играть друг с другом, что изрядно облегчило путь каждого на дистанции в 28 туров.

Воспитанного в рамках строгой спортивной морали Фишера просто выворачивало, когда в официальном соревновании он день за днем следил, как эти трое вместо того, чтобы рвать друг друга в клочья, завершали свои партии за считанные минуты, сделав по 10-15 ходов. Как затем прохлаждались в бассейне или за коктейлем или навязчиво переговаривались о том, что происходит на его, Бобби, доске. В общем, всем своим видом давали понять, что у него, играющего по правилам, нет против них ни единого шансов. Бобби в итоге отстал на 3 очка от Геллера и Кереса, на 3,5 от победителя Петросяна, который благополучно вышел на Ботвинника, – и разорвал его в матче за корону («форы» в три очка хватило бы).

Советская делегация в Кюросао, 1962 год

На самом деле вся статья Фишера в Sport Illustrated наполнена болью и разочарованием о надругательстве над честной спортивной борьбой и над принципами, которые в шахматах, казалось, не могут быть нарушены… Идеалы рухнули, а светлый образ советских шахмат в глазах американца погас навсегда. Для победы и здесь можно лгать и обманывать.

Фишер искренне заявил, что не хочет иметь с этим миром ничего общего. Он отказался от участия в розыгрыше первенства мира, в котором «заказывают музыку» советские.

Его позиция не изменилась даже тогда, когда ФИДЕ, признавая правоту Бобби, заменила в розыгрыше турнир претендентов на матчи, в которых сговор был невозможен. Но Фишера это «уже не интересовало»… Американец на какое-то время вообще отошел от шахмат, но постепенно стал возвращаться, став крайне осмотрительным в турнирах, особенно когда в них принимали участие шахматисты из СССР. Лишь с некоторыми из них, которые не были «запятнаны», у него оставались отношения, – хотя и этот круг все время сужался.

Давид Бронштейн, Михаил Таль, Леонид Штейн, Борис Спасский

Два чемпиона мира: Роберт Фишер и Михаил Таль

Никого из них он в душе не считал «советским», словно бы отделяя их шахматный гений от системы, породивший их. Любопытно, что Спасский со смехом называл Фишера «лучшим воспитанником советской шахматной школы», зная его удивительную работоспособность, преданность игре и тому простому факту, что он изучил несколько языков (в том числе – и русский) только для того, чтобы в оригинале читать шахматные комментарии к партиям. И полагал, что американец проводит за шахматным анализом столько же времени, сколько вся сборная СССР вместе взятая. Он считал Бобби одержимым шахматами человеком, – и очень уважал его, при том, что сам всегда считал себя талантливым разгильдяем.

Но и Фишер считал Спасского особенным человеком. Бобби никогда никому не завидовал, но Борис всегда оставался для него загадкой, каким-то непостижимым талантом, природу которого он никак не мог для себя определить… Не случайно, что американец включил 25-летнего Спасского, на тот момент еще даже не участника претендентского цикла, в список «10 великих шахматистов», отказав в нем иным чемпионам мира. Он откровенно смотрел на него снизу вверх, встречаясь в одних с ним турнирах, почти всегда оказываясь ниже его и уступая в личных встречах, как это было, скажем, в знаменитом турнире в Санта-Монике в 1966-м. Спасский был для Фишера исключительным проявлением силы, благородства и гедонизма, которого Бобби был начисто лишен. И посеял в нем ответные чувства.

И именно эта внутренняя связь сделала возможным их матч за корону 1972 года!

Бобби тогда как метеор летел к матчу на первенство мира. Пропустив два цикла, которые как раз и присвоил себе Спасский, дважды пробившись к Петросяну, и со второй попытки свергнув его с трона, Фишер почти уже расстался с мечтой о титуле. И пошел в бой, лишь когда короной завладел Борис. Американец был уверен, что от Спасского не стоит ждать никаких подлостей, что он сделает все, чтобы справедливость восторжествовала.

Так оно, в общем-то, и вышло. Другой на месте чемпиона Спасского, глядя на все фокусы, которые выкидывал перед Рейкьявиком Фишер, давно бы смотал удочки и уехал домой. И сохранил при этом титул! Официально у него была возможность для этого: претендент вел себя как примадонна, он сорвал все сроки и раз за разом заставлял нервничать стороны, включая американскую. И московское начальство каждый день ездила Борису по мозгам, не принимая его упрямой мотивации «во что бы то ни стало» сыграть этот матч.

Говорили, что все дело в деньгах. Спасский не хочет упустить редкий случай заработать – особенно после того как миллионер Слейтер, желая вытащить Фишера из подполья, в два раза поднял призовой фонд матча… Еще одна популярная точка зрения: Спасскому было жалко Фишера, и он чуть ли не поддался ему. Все это, конечно, полная ерунда! Спасский как настоящий боец, конечно же, хотел выиграть этот матч, доказав что «ему не страшен пресловутый Фишер». Ну, а что не получилось, так не его вина. Вернее – беда.

Борис хотел «по-честному». А Бобби, словно в кривом зеркале, использовал против него те самые подлые советские методы, изо всех сил стараясь вывести своего соперника из равновесия. И добился своего. Не явился на открытие матча и на жеребьевку, затем – на 2-ю партию, настоял на том, чтобы 3-я игралась в закрытом от публики помещении, а из зала убрали все камеры… Фишер в главном матче жизни явил все то, против чего он, как профессионал, восставал. Спасский оказался прав насчет «лучшего ученика».

Бобби Фишер знал, что однажды должен стать чемпионом мира! И он стал им.

Но каким бы ты ни был гениальным, когда ты один против системы, рано или поздно твои силы исчерпаются.

Завоевав корону, Фишер понял, что за ним по-прежнему нет никого, и его бунт против советских может поддержать только он сам… «Красная машина», теперь уже в лице Карпова, медленно и неотвратимо двигалась на него, – и он решил, что другой возможности ускользнуть в ореоле непобедимости ему может не представиться.