Геннадий Сапунов: «Мне повезло - я всю сознательную жизнь занимаюсь любимым делом – борьбой»

Путь тренера Сапунова никогда не был усыпан розами. После ухода из большого спорта он стал работать старшим тренером в сборной РСФСР. Воспитанники входили в состав команды СССР. Однако наставника не жаловали. Он вынужден был на два года даже уехать в Польшу. Кстати, поляки и по сей день помнят его работу: несколько лет назад наградили почетным знаком. 

Талантам Сапунов никогда дорогу не закрывал. Хотя многие говорят, что, мол, притеснял сначала такое юное дарование, как Александр Карелин, отдавая предпочтение эффектному Юрию Ростоцкому. Но Камандар Маджидов, видевший на сборах команды СССР Карелина с первых дней, опровергает это. Наоборот, замечает он, тренер всячески поддерживал молодого спортсмена. Он постоянно говорил, что тот пришел в главную команду надолго, хотя Карелин в 1987 году карьеру в сборной начал с проигрыша в финале чемпионата СССР.

Но главный тренер был настолько в нем уверен, что упросил тогдашнего председателя Спорткомитета Марата Грамова поставить Александра знаменосцем советской команды на открытии Олимпийских игр в Сеуле 1988 года. Представляете, что было бы, если знаменосец тогда не завоевал бы золотую медаль?.. Да еще в Южной Корее, куда советская делегация ехала не только с большими спортивными, но и с политическими амбициями. Грамов спросил: уверен ли Сапунов, что Карелин выиграет? «Гарантирую», – ответил наставник. 

Геннадий Андреевич, про ваш твердый характер-кремень ходят легенды. А где и в каких условиях этот железный характер формиро­вался?

- В самом что ни на есть суровом сибирском таежном краю. Я родился в забытом Богом, гремевшем в свое время прииске Каралон (что на севе­ре Бурятии, в Муйском районе), где когда-то «кипели страсти, все ста­новились жертвой лихорадки золо­той». В этом суровом, но прекрасном краю жили мои предки. Мой дед по материнской линии Харитон Трофи­мович Дузь и дядя Иван Харитонович работали старателями, были лоцма­нами на сплаве – сплавляли грузы по Угрюм-реке. Оба славились на всем Витиме и отличались необычайной физической силой. Отец мой Андрей Александрович, уроженец села Тата­урово Улетовского района Читинской области (ныне Забайкальский край), погиб в 1943 году под Курском.

В одном из интервью вы сказа­ли, что сельская работа – лучшая подготовка к соревнованиям. Так ли это?

- В детстве меня к труду никто не приучал: в то время это было нормой жизни во всех сибирских деревнях, тем более в военные и послевоенные годы. Начиная с пятого класса, я обя­зан был накосить для коровы три тон­ны сена. И считаю, что сенокос – одна из лучших форм физической подго­товки. Кстати, недалеко от Усть-Муи есть сенокосные угодья, где мой отец со своей бригадой до войны косил сено. За этими сенокосами закрепи­лось название – «сапуновские».

В школьные годы он учился в школе- интернате в п. Багдарин. На переме­нах и после уроков частенько возился с пацанами. Бывало, что и рукава от­рывали, за что ему влетало от мамы. Там же, в Багдарине, школьный физ­рук Георгий Дмитриевич Соловьев, прекрасной души человек, призер сель­ских игр среди сельских силачей, увлек Гену и его сверстников штангой, во­лейболом. Как утверждают его зем­ляки- усть-муйцы, Гена «рожден для спорта»: по утрам он бегал по 5-6 ки­лометров, а после уроков тягал гири.

После школы вы отправились покорять Москву…

- В 1956 году окончил школу хо­рошо – только с двумя четверками. Рванул в Москву и пытался поступить на химфак МГУ, но мне не хватило од­ного балла. Поэтому пошел в Москов­ский индустриальный техникум, что в Черемушках. Во время подготовки к экзаменам жил на Ленинских горах в «высотке». В то время в спортивных залах МГУ проходили соревнования по борьбе и штанге в рамках I Спар­такиады народов СССР. Там я своими глазами увидел всех своих кумиров, о которых читал, – Гиви Картозия, Александра Мазура, Йоханнеса Кот­каса, Алексея Ванина. В индустри­альном техникуме я учился на тех­ника-технолога по силикатам. А там как раз была секция по классической борьбе, и я начал заниматься под на­чалом Юрия Закурина. Юрий Павло­вич привил мне целеустремленность, трудолюбие, веру в себя. И окрылил мечтой. Кстати, во время каникул ле­том 1957-1958 годов я ездил домой в Усть-Мую, и после короткого отдыха уходил с бригадой на сенокос – что­бы заработать на обратный билет в Москву. А в 1958-м я заработал еще и на баян, которым начал заниматься в техникуме по самоучителю. И сейчас играю на баяне. Даже есть две песни о родных местах на мою музыку и мои слова.

- Свое первое стихотворение вы написали в 60 лет…

- Стихотворение – это громко ска­зано. По сути, это были просто домаш­ние стихи. Но, говорят, у меня иногда получается неплохо.

Одно из стихотворений вы по­святили олимпийскому чемпиону Константину Вырупаеву. Мне по­казалось, что оно в какой-то мере автобиографично. Там есть такие строки: «… успех и славу, и утрат семейных горечь пережил достой­но…».

- Что касается утрат семейных, то горечь действительно пережил и я, когда в 22 года ушел из жизни мой сын Андрей, в 18 лет ставший масте­ром спорта и успевший окончить ГЦО­ЛиФК.

 Как получилось, что вы в 1963 году поехали на «мир», даже не бу­дучи призером Союза?

- Получилось так, что известные борцы в моей весовой категории уже были «на исходе», а я набирал хоро­шую форму. На то время мой личный тренер, тогдашний глав­ный тренер Союза Вячеслав Кожар­ский, после проверки на Кубке Адри­атики и турнире Ивана Поддубного доверил мне выступить на чемпиона­те мира в Швеции. И я его не подвел, одержав победу в финальном поедин­ке за «золото» над знаменитым вен­гром Имреком Пойяком, который до меня в течение десяти лет «не давал прохода» нашим борцам.

Почему вам не удалось взять ме­даль на Олимпиаде в Мехико?

- Меня и Виктора Игуменова вымо­тали «длинные» сборы в горах и ран­ний приезд в Мехико (высота 2200 м). К тому же тогдашний главный тренер Анатолий Колесов был неопытным. На высокогорье нам тренер давал кросс четыре километра. А Роман Руруа, который готовился ко своей второй Олимпиаде, поступил хитрее всех. Он притворился больным, и это позволило ему нормально подойти к Играм, где он стал олимпийским чемпионом. Нас погубили эти длительные месячные сборы в горах, да и в Мексику мы приехали за 20 дней до начала турнира, что тоже было не очень разумно. Еще тогда я понял, что сборы не стоит делать длинными. Оптимальная протяженность — не больше двух недель.

А правда, что в начале тренер­ской карьеры вы на тренировках те­ряли в весе до трех кг?

- Было такое. В начале 70-х «сходи­ло» старшее поколение «классиков». Поэтому, воспитывая новых чемпи­онов, приходилось всех их на трени­ровках «пропускать» через себя.

Вас называют сверхстрогим, очень жестким тренером… Но при этом очень внимательным к своим воспитанникам.

- Иначе ничего не добьешься в жиз­ни, тем более в работе со спортсмена­ми. Кстати, через мои руки прошло великое множество великолепных, талантливых борцов. И каждый из них по-своему силен.

Ничто ведь так не обижает людей, как невнимание. Я это очень хорошо понял, работая в сборной. Стоит увлечься кем-то одним — все! Потерял остальных. Значит, надо постоянно держать в поле зрения все, что происходит. Чтобы никто не остался незамеченным. Лучше поругай его, но заметь. В Кисловодске, где мы большей частью находились на сборах, я всегда наблюдал за тренировкой с внутреннего балкона. И все знали, что я их вижу…

 Как-то вы сказали, что основ­ные качества, которыми должен обладать борец – целеустремлен­ность, терпение, самоистязание.

 - Так оно и есть. Кажется, Сократ сказал: «В каждом большом успехе есть большая доля терпения». А еще у борца и с чувством юмора должно быть все в порядке.

О вас говорят: вы знаете о борь­бе все, и немного больше.

- Это, конечно, преувеличение. Мне повезло - я всю сознательную жизнь занимаюсь любимым делом – борьбой, стараюсь идти в ногу со вре­менем, и даже чуть опережать его.

- В начале 90-х произошли кру­тые повороты в вашей судьбе. Гово­рят, вы уехали за границу, чтобы заработать?

- Да, это так. Ведь у меня появи­лась новая семья, родились две доч­ки. Надо было создавать для семьи фундамент, а также доказать, что моя методика может работать на зарубеж­ных борцах не менее успешно. Я с Мишей Мамиашвили спорил, когда в Турцию уезжал и слышал за спиной: дескать, с советской командой почему бы и не поработать, когда во всех весах по чемпиону и за спиной у каждого еще по 5-6 человек маячат — посмотрим, что у него там получится. И я до­казал: через полтора года в Турции я подготовил олимпийского чемпиона Пирама и серебряного медалиста Ба­шера.

- А почему в 2006 году вы ушли из сборной России?

- Если коротко, то в 2006-м году меня «ушел» из сборной нынешний президент ФСБР Михаил Мамиашви­ли. Он мне сказал, неужели вы думаете, что какая-нибудь сборная возьмет вас в качестве главного тренера. Вам бы сейчас советником, консультантом, экспертом... Я тогда промолчал... А когда, на Кубке мира, где мы стали третьими, я ответил Мише фразой Марка Твена “Слухи о моей смерти были сильно преувеличены”, он проронил, что я его не так понял, но у меня всегда была великолепная память...

Вы как-то сказали, что сейчас профессия тренера потеряла свой статус. Что Вы имели в виду?

- Раньше в СССР работать тренером было престижно. Квартиры давали, машины, премии, звания, наконец. А что имеет наставник сегодня? Кучу проблем. А о начинающем и говорить не стоит. К ним отношение совершенно другое: ничтожная заработная плата, никакой поддержки со стороны властей и спорткомитетов. Многие молодые специалисты трудятся за счет энтузиазма. Но он был бы к месту во время критических моментов. Например, войны. Но сегодня мирное время! По этой причине молодые наставники долго не выдерживают, уходят в другую сферу деятельности.

В 2007 году вы уехали в Бела­русь. Удалось ли вам «изобрести ве­лосипед» для белорусских борцов?

- В Беларусь поработать меня при­гласил мастер спорта по классической борьбе Юрий Чиж. И мне кое-что удалось сделать на посту главного тренера национальной команды. К примеру, Тимофей Дейниченко стал чемпионом Европы, а Алим Селимов – чемпионом мира.

- Вы были у руля нескольких на­циональных сборных. Сколько язы­ков знаете?

- Вообще-то, я лентяй: мог бы вы­учить несколько языков, но на бы­товом уровне могу поговорить на несложные темы на немецком, поль­ском, турецком.

Вы как-то сказали о мужской дружбе между борцами. Я бы сказал, философский у вас взгляд на это.

— В первую очередь мы — команда, объединенная единой целью. Значит, обман, другие негативные явления в коллективе исключаются. Я жестко относился к тем, кто спустя рукава работал на тренировках, был эгоистом. Такие борцы в сборной надолго не задерживались. Поощрял тех, кто после тренировки выжимал футболки, кто искренне относился к своим товарищам, оказывал им всякую помощь. Это и есть настоящая мужская дружба.

И такая атмосфера зависит в первую очередь от наставника. Он должен быть примером для подражания. Ведь тренер и за отца, и за мать, и за старшего товарища. Если спортсмен видит, что ты к нему относишься с душой, он горы свернет. Только тогда подопечный будет выкладываться на все сто процентов.

Материал издательского дома БУРЯАД YHЭН.