6 мин.

Путешествие к себе

Почему-то мне казалось, что Шахар Пеер играет в туре уже тысячу лет. Может быть, из-за памятного матча Кубка Федерации, а может быть, потому что в прошлом году она на какое-то время стала главным ньюсмейкером – наверное, все помнят историю с визой в ОАЭ. А во время матча в Штутгарте, когда она обыграла Сафину, я с удивлением поняла, что ей всего 22 года. И только 1 мая исполнилось 23. Учитывая то, что Пеер сейчас входит в десятку в чемпионской гонке WTA, мне захотелось узнать про нее больше. И вот как раз статья Харви Аратона (The New York Times). Интересная история.

«С детства Шахар Пеер грезила не о мире во всем мире, а о том, чтобы стать первой ракеткой мира. Она мечтала стать гражданкой международного теннисного сообщества, и только во вторую очередь – завоевывать титулы для своей страны.

«Я всегда старалась держаться вне политики. Просто играть в теннис», – говорила она.

И только после наполненного новой информацией и эмоциями путешествия, которое она совершила со своей бабушкой месяц назад, она поняла, что национальная принадлежность – это не вопрос личных предпочтений.

Шахар выросла в городе Модиин-Маккабим-Реут, и она часто видела Юлиану Экштейн – бабушку по материнской линии – которая жила в Иерусалиме. Визиты к ней были обычным семейным делом – маленькая седая женщина, родившаяся в Восточной Европе и пережившая ужасные события, бегала вокруг Шахар, ее старшего брата и сестры.

«Мы знали, что она была в нацистском концлагере, – рассказывает Пеер, – Но это не та тема, которую обсуждают всей семьей».

И только когда бабушка и внучка были на пути к месту гибели миллионов людей, Экштейн открылась Пеер. Только тогда она рассказала о потере родителей и брата, о том, как они босые и без одежды маршировали на морозе, о том, каково быть измученным подростком, который не знает – может быть, завтра ее последний день.

Перед тем, как выйти в полуфинал турнира в Штутгарте, 20-я ракетка мира Пеер была приглашена на День памяти жертв Холокоста. В Польше она присоединилась к правозащитнику Натану Щаранскому, и они возглавили Марш Жизни и посетили бывшие лагеря Освенцима. Вместе с Пеер была и Экштейн. Шахар уговорила бабушку вернуться в те места, где та вместе с сестрой пережила кошмар в 1945.

«Прежде я говорила, что никогда не вернусь туда, – сказала Экштейн в телефонном интервью, – Но они пригласили Шахар, и я решила, что поеду».

Экштейн победила страх перед воспоминаниями, а Пеер вырвалась из кокона тенниса и вместе с 10 000 марширующих, большую часть которых составили студенты со всего мира, совершила большое дело. С флагом Израиля в руках она своими глазами увидела место, где погибли ее родственники, и уехала оттуда с совершенно другой точкой зрения на повышенное внимание, которое к ней как к спортсменке из Израиля было приковано в последние два года.

Сейчас Пеер играет в рамках европейского грунтового сезона, и она приблизилась к 3 000 000 долларов заработанных призовых. Но слава, в отличие от заработанных денег, пришла к ней не так, как она представляла, или хотела. Она пришла, когда власти ОАЭ отказали ей в уже обещанной въездной визе в Дубай на турнир в 2009 году.

Пеер говорит, что ее профессиональное стремление – выиграть турнира «Большого шлема» – не изменилось. Однако оно усилилось уважением и признательностью к своим корням.

«Что бы моя карьера мне ни приносила – победы, поражения – теперь я знаю, что есть вещи намного важнее. Просьба возглавить марш прибавила мне сил, дала представление о ценностях, которых у меня не было в мои 23», – рассказала она в телефонном интервью.

Пеер выросла без особого религиозного или политического воспитания, хотя в ее семье празднуют религиозные праздники и жгут свечи на Шаббат. Ее отец – Довик – работал в компьютерной индустрии, а мама – Ализа – нянчилась с детьми.

В ее семье играли в теннис, и Шахар была звездой – уже в 10 она обыгрывала соперников старше ее. В 2001 она выиграла Orange Bowl в категории до 14, а в 2007 достигла наивысшей для себя – 15 – позиции в рейтинге WTA.

Тот скандал, который разгорелся, когда Пеер не пустили в Дубай – кстати, она же всех и успокаивала – позволил израильскому теннисисту Энди Раму на следующей неделе сыграть там в паре. Сама Пеер тоже смогла выступить в ОАЭ, но уже в 2010. И для нее были созданы специальные условия – она жила отдельно от других игроков, и ей было разрешено ездить только от отеля до кортов, и то под серьезной охраной.

В Дубае к тому времени и так уже царило напряжение из-за убийства лидера Хамас Махмуда аль-Мабхуха в январе в отеле недалеко от теннисного комплекса.

«Нашей главной целью было обеспечение безопасности Шахар и ее коллег-теннисисток, – рассказала глава WTA Стэйси Алластер, – При создании плана мы учитывали и их мнение».

Но еще хуже, и Пеер с этим согласна, было в Окленде за месяц до Дубая. Тогда ярые противники политики Израиля в отношении Палестины митинговали за пределами стадиона каждый раз, когда она играла, и один раз перерыв между сетами затянулся до 15 минут.

Тогдашняя соперница Пеер словачка Магдалена Рыбарикова так разнервничалась, что не могла нормально ударить по мячу. Она проиграла 1:6, 0:6. «После матча она извинилась. Она сказала, что не могла собраться», – рассказала Пеер.

Эта была довольно странная и неловкая для Пеер ситуация – хотя именно она выделялась из-за своей национальности, но справиться с собой не смогла ее соперница. Но что она еще могла сделать, кроме как пытаться игрой заткнуть антагонистов, требующих ее снятия с турнира. Она сама удивилась тому, что сначала дошла до полуфинала в Окленде, а потом и в Дубае.

Потом драматизм ситуации усилился, когда Винус Уильямс в полуфинальном матче, который показывали по всему мира, публично поддержала Пеер.

По словам Алластерс, которая была на турнире, на матч пустили не больше 1 500 зрителей, большинство из которых пришли по абонементу. Встреча проводилась на второстепенном корте, который был зажат между другими двумя, и болельщики находились со стороны одного смежного корта, а телевизионщики – со стороны другого.

Уильямс выиграла в два сета, но Пеер покидала Ближний Восток, достигнув «многого не только в профессиональном плане, но и в человеческом».

Алластер сказала: «Я разговаривала с Шахар, и она понимает, что на ней лежит ответственность. Она в центре внимания, ей подражают, и она может что-то изменить».

И как она могла хотя бы не попытаться что-то изменить после того, как, наконец, услышала историю своей бабушки, которая родилась на территории нынешней Словакии, в семье, владевшей мясной лавкой и винным погребом до того момента, пока им не пришлось собирать чемоданы на Песах в 1942.

80-летняя Юлиана Экштейн часто говорит, что ей 66+14 – второе число обозначает давно прошедшие дни безмятежности, дни многообещающей юности. «Я вдова. Жизнь непростая вещь», – говорит она.

Непростая – с эмоциональной точки зрения, не финансовой. Успехи Пеер смогли обеспечить семью, но они не смогли вылечить бабушкины раны.

Экштейн, ставшая теннисной болельщицей уже в преклонном возрасте, рассказывает, что всегда с нетерпением ждет новостей о выступлениях Шахар, и она была в ужасе, когда в новостях стали говорить в основном не о результатах.

«Я знаю, что Шахар была невероятно расстроена, когда все это случилось. Я только надеюсь, что на ее долю не выпадет все то, что выпало на мою».

Пеер убеждает Экштейн, что все будет хорошо, но признает, что убедить ее не волноваться так же сложно, как добиться мира во всем мире.

«Это же бабушка», – говорит Пеер, и в глубине души она хочет, чтобы у бабушки не было других причин для волнения, кроме обычных для всякой бабушки».

PS. Нужна помощь. Может быть, кто-нибудь знает какой-нибудь ролик, где Энди Шотландский четко и внятно вслух произносит свою фамилию? Очень хочется послушать