2 мин.

Медаль за город Будапешт

 

 

 

Ну он меня и спрашивает – девочка, а долго ещё идти через поле. А день был - среда, а по средам сама знаешь сколько через поле ходить. Минимум час, полтора. А я на него поглядела искоса, темно ж, а нам по пути, надо знать, с кем идёшь - а у него в глазах слёзы по пять копеек, как последняя копейка инуита. Утешить-то тебя и нечем, -так я подумала, –и честно ему говорю, что час-полтора. А он немного зарос, щетина у него и варежки такие, знаешь, ну явно велики ему, не по руке, и по краешку варежки наледь – я так и подумала сразу- что слезы вытирал, натворил что, а потом примерзло, да не стала говорить ему.

Он спрашивает –а нам не по пути? - и- дальше спрашивает - можно мне взять вас за руку. Не то чтоб он приставал, а будто у него последнее приключение в жизни. И я должна, как это, засветить ему фонарь, вот. Ну мы пошли, а говорить-то не о чем.

И вдруг он спрашивает, - а знаете песню такую? -и говорит мне песню мою самую любимую - Враги сожгли родную хату, сгубили всю его семью, куда теперь идти солдату, кому нести печаль свою, - и я сразу стала петь ее, продолжать, ветер еще свищет в горле, а я пою, а он стал и смотрит. И на небе такая большая звезда светит, ясная, стоять холодно, но я допела и высморкалась и дальше засобиралась.

И он так поднял вдруг руку свою в варежке и погладил меня, это самое, по голове. Я хоть в шапке шла, а почувствовала, и так и есть – думаю, натворил что. -И, – говорит он, икнул сперва -и, – ничего, - говорит - люди они живучие. Особенно, - говорит,- девочки. 

И дальше дальше мы пошли через поле, до самого его конца, который отыщешь бывает.