57 мин.

Картавый Ник изменил жизнь и себя, чтобы стать тренером в Европе – большое интервью об этом пути

157

Вадим Кораблев узнал все детали.

Помните, Никита Ковальчук захотел стать тренером? В 2017-м автор «Картавого футбола» создал команду в Петербурге, заявлял ее в городские лиги и не остановился на этом. В 2019-м он прошел стажировку в «Сочи», затем попал в структуру «Спартака» из Юрмалы, а в 2021-м оказался в «Метте» из главной лиги Латвии: работал с юношами, возглавил женскую команду – и выиграл с ней Кубок страны.

Меньше месяца назад Ковальчук стал тренером академии кипрского «Ариса» – того самого, где забивает Александр Кокорин. Ник уверен, что это еще один шаг к мечте – контракту с клубом топ-лиги.

Мы поговорили о том, как шесть лет совмещать тренировки и ютуб и как это время изменило Ковальчука. Что вас ждет в интервью:

• Ник говорит, что мог поработать в академиях Германии, Португалии и Англии. Серьезно?

• Почему ему очень понравилось жить в Латвии? И почему его не тянет в Россию?

• Ник полтора года не видел детей и признается, что работа на первом месте. Как это?

• Готов ли он совсем бросить ютуб ради тренерской карьеры? И что, если ничего не выйдет?

У Ника был вариант с академией в Германии. Но после 24 февраля попасть в топ-лиги почти невозможно

– В конце января ты подписал контракт с кипрским «Арисом». Как это вышло?

– До этого я два года поработал в академии латвийского клуба «Метта». Кажется, поработал успешно. Когда ехал в Латвию, у меня изначально был план провести там два-три года и двигаться дальше. До февральских событий вариантов было много. После них вариантов стало ноль. Но оставалось желание расти, бросать новые вызовы и не чувствовать себя в комфорте. Потому что в какой-то момент я поймал себя на мысли, что в Латвии мне очень комфортно. Меня все знают, я совершил небольшой прорыв. Но когда ты еще не вышел на определенный большой уровень, комфорт не твой друг. Надо стараться усложнять себе жизнь.

Я решил, что если внутри Латвии не получу радикально новый вызов, то есть должность главного тренера в Первой лиге (второй дивизион в системе – Sports.ru), то мне в любом случае нужно что-то искать. К этому моменту у меня уже не было агента, я думал, куда могу обратиться. Одним из вариантов был «Арис», там директором по маркетингу работает мой старый друг Алексей Дозорцев. Я ему написал, попросил обратиться в спортивный отдел, прислал CV. Вдруг будет интересно. Оказалось, им интересно.

«Арис» хочет абсолютно нового экспириенса во всех структурах. Они ворошат местный футбол, они хотят быть везде. Им нужны немножко сумасшедшие люди. И мы здесь совпали. Я вел переговоры еще с несколькими клубами, но предложение «Ариса» оказалось лучшим.

– Какие еще были варианты?

– Если переговоры не увенчались успехом, у меня нет разрешения о них говорить. Но это была Латвия. И Германия. Правда, в Германии переговоры были обречены на неудачу, бюрократически меня бы не оформили. Но я все понимаю. Когда напротив тебя садятся люди и начинают с тобой разговаривать, они понимают, что ты нормальный человек, с уважением относишься к другим людям и ценности жизни, у них нет к тебе претензий. Но есть бюрократия и специфика политики.

– Клуб второй Бундеслиги?

– Чуть ниже второй Бундеслиги. Работа в академии.

Моя лицензия не позволяет работать в структуре главной команды. Там я могу быть только тренером-аналитиком. Еще где-то год. Сейчас я заканчиваю обучение на категорию B УЕФА, экзамен в ближайшие две-три недели. И если все пройдет хорошо, я сразу приступлю к обучению на категорию A. Как только это сделаю, смогу претендовать на посты главного тренера в низших лигах. И на посты просто тренера или ассистента в высших лигах.

К сожалению, я потерял очень много времени. Первые три с небольшим года в России мне не давали учиться.

– Потому что у тебя нет высшего образования?

– Формально – да. А де-факто я просто не нравился определенным людям. Но они мне тоже не нравятся, поэтому у нас в этом смысле 1:1. Я же учился в России, но мне запретили дать категорию С. Я был лучшим на курсе, у меня отличные экзамены. Но потом мне отказали. Причем категория C ничего не решает, она локальная – распространяется только на территорию, где ты учился. В итоге мне дали D – с ней я мог бы в школе физруком работать. Ее дают тем, кто на вопрос «Каким мячом играют в футбол?», отвечают «Круглым».

– В «Арисе» ты занимаешься возрастами U16 и U17?

– Да. Как и в «Метте», я зашел в академию ассистентом – это полноценная работа, ты не фишки раскладываешь, а погружен во все детали. Здесь большой штаб: в «Метте» были только тренер и ассистент, а здесь еще тренер по физподготовке, тренер вратарей, технический директор. На два возраста – одна группа, на другие два возраста – другая. Есть тренер-аналитик, он анализирует не только игры, но и тренировки. Они снимаются с коптера.

Но я не только тренирую. Смотрю, как работает академия, что за ребята, какой здесь футбол. Так будет до конца сезона. Потом мы сядем и будем разговаривать о других этапах. Сейчас мне хочется привнести сюда опыт, который теперь у меня есть. По меркам кипрских академий – опыт даже большой. Сейчас, например, мы будем вводить электронную систему учета тренировок. Будем вводить немножко другое планирование. Моя задача – показать академии опции, которые позволят всем стать еще немного лучше.

Что здорово в «Арисе»: здесь нет истории, когда глава академии и спортивные директора говорят, что только они главные. Если у тебя есть интересные идеи, они к ним открыты. У главной команды все выстроено: там прекрасный тренерский штаб, главный тренер Алексей Шпилевский получил категорию A в Германии, работал в системе «РБ Лейпциг». А академия в нынешнем виде существует только второй год. Но быстро развивается: в прошлом году у нее было ноль игроков в сборных Кипра, сейчас уже десять наберется.

– Тебе обозначили перспективы? Например, через какое-то время сможешь поработать с основой, пусть и не в официальной должности.

– Нет, ну погоди с основой. Это похоже на выступления российских футболистов: «Ну зачем я поеду в какой-то сраный «Вест Хэм»? Только мадридский «Реал». Не надо перепрыгивать. Лучший способ развиваться – степ бай степ. Иногда риск оправдан, ты можешь что-то выхватить, но так получается у единиц. Я сторонник поступательного движения. Чтобы в момент, когда возникнет возможность поработать с первой командой, я был готов. Потому что второго шанса не будет. Если ты такой крутой, сначала что-то выиграй. Пусть это даже будут не медали и кубки, но покажи прогресс игроков.

Мне обозначили перспективы, и их контуры зависят от того, как я буду работать сейчас. Никто не говорит, что я такой классный и мне все гарантировано. Вот сейчас ты ассистент – покажи.

– Ты видишь рост в переезде из Латвии на Кипр? В Латвии ты тоже занимался юношами, но еще полноценно руководил женской командой и даже выиграл Кубок. Сейчас Кипр – и снова юноши.

– Меня это совершенно не смущает. Давай так: заходим в таблицу УЕФА и смотрим, где находится латвийский футбол и кипрский (Латвия на 35-м месте, Кипр на 22-м – Sports.ru). Для Латвии попадание в групповой этап Лиги Конференций – большое достижение. Кипрские клубы стабильно играют в Лиге чемпионов и Лиге Европы. Да, в Латвии сильнее легионеры, но кипрские футболисты выше классом латвийских.

Если ты работаешь с U16 в Польше, а потом берешь U16 в Англии – это рост? Я утрирую для наглядности.

– Конечно.

– U16 на Кипре после U16 в Латвии – это тоже рост. Да, он не вызывает вау-эффекта. Мне писали: «Ой, я думал, ты в Германии». Да, я мог быть там. Португалия, Германия, Англия. Три направления, в которых у меня были долгие переговоры. В одну структуру я даже ездил на первичное знакомство. Но потом случилось 24 февраля. И я все понимаю. Судьбенушка какого-то тренеришки не стоит ничего по сравнению со всем этим ужасом.

И потом, я ничего не хочу делать для вау-эффекта. Я же, наоборот, стараюсь от этого избавиться. Это как подъехать к школе на белом «Мерседесе» и посмотреть на первую любовь, которая сидит с пивом у подъезда. Круто, но в этом нет никакого толка. Это блогеру очень нужен вау-эффект. А тренеру не нужен. Я себе иногда напоминаю: «Все, Никита, ты там не оказался. Расслабься».

– Ты периодически говоришь про варианты в Германии, Португалии и Англии до 24 февраля. Давай расшифруем, потому что звучит так, будто тебя зовут тренировать в топ-лиги.

– Агент Артем Рябов, который мной занимался, был маркетинговым директором Зинченко и просто по-дружески помогал мне. У него есть связи в АПЛ и в других лигах. Он разговаривал с людьми, показывал мое CV, говорил, что есть такой активный мальчик. А в Европе в какой-нибудь академии всегда ищут тренеров. В моем CV был опыт работы в Латвии, потом добавилась победа с женской командой в Кубке, и некоторые говорили: давайте посмотрим. С некоторыми людьми я лично разговаривал. Так я ездил на показушки в Германию.

Все эти варианты во всем мире выглядят одинаково: надо приехать на две недели, провести серию открытых тренировок. На тебя смотрит спортивный директор, директор тренеров академии. И они на основании этих тренировок принимают решение. Когда меня спрашивали, когда я готов приехать, я отвечал: по окончании сезона в Латвии. Но не сложилось.

Я не знаю, насколько это правда, но мне говорили, что в начале лета был вариант приехать в структуру City Football Group. Конечно, речь не про «Ман Сити», но у них много клубов по всему миру: Австралия, Индия, Китай. Но визу не сделать. Или сделать, но с огромными препятствиями. И зачем тогда большим академиям ####### [мучиться] со мной. Тем более, когда ты легионер, ты должен быть на две головы сильнее местных. Практически в любой европейской стране есть правило: прежде чем позвать иностранца, убедись, что такого же специалиста нет дома. И я себя воспитываю, что надо быть охеренным. Но я прекрасно понимаю, что на уровне топовых чемпионатом таковым не являюсь.

– Когда ты приезжал в Латвию, говорил, что задержишься там на два-три года. На сколько Кипр?

– Пока я мыслю теми же категориями. Но. Может быть, это возраст и травматичный опыт, но я уже так далеко не заглядываю. Стараюсь просто работать.

– Что должно случиться за два-три года, чтобы ты сказал: «Да, это было не зря»?

– Я должен вырасти как специалист. Должен получить тот самый опыт, за которым приехал. Должен увидеть, что моя работа здесь дает результат в виде развивающихся игроков. Например, когда я первый год работал в «Метте» с U16, мы заняли третье место в лиге. Это вообще не круто, потому что «Метта» всегда в тройке. Это называется – не обосрался. Но показатель был в другом: через пару лет мои ребята попали в сборную Латвии U19, там стало больше игроков из «Метты». Один мой игрок сейчас в основе «Метты», другой – в основе команды Первой лиги. Вот это показатель работы. Это то, благодаря чему мне потом дали девочек.

Такими же мерками я буду мыслить и здесь.

Чему Ник научился в Латвии? Работал с тренером, который «показал европейский подход», возил пацанов в Испанию, занимался с психологом

– Твоим первым клубом в Латвии был «Спартак» из Юрмалы. Как ты оказался там в 2020-м?

– В этом мне помог агент, он связал меня с Эдгаром Гаурачем (экс-форвард сборной Латвии и бывший исполнительный директор «Спартака» Юрмала, играл за «Енисей» и «Торпедо» – Sports.ru). Шел 2020-й, разгар ковида, невозможно никуда выехать. У меня не было лицензии, а вообще без лицензии меня невозможно зарегистрировать. План был такой: я должен приехать в Латвию и сразу попасть на обучение на категорию C. И чтобы я начал работать в клубе, меня обозначили не тренером, а тренером-аналитиком.

Но вовремя на учебу я не успел. Эдгар пытался мне помочь, мы вместе ездили в федерацию, но в Латвии все очень строго, и мне отказали. В итоге я был немножко не пришей кобыле хвост. Тогда в клубе работал Алексей Еременко: он все время ходил с папкой, ему ничего не было нужно. А я был очень активен: писал отчеты по каждой игре, которые, кажется, никто не читал. То есть их точно читал Эдгар, руководство меня поддерживало, отправляло отчеты тренеру, а он их не открывал. Руководство просило подождать, собиралось в новом сезоне привезти тренера из Испании, но потом все сорвалось. А еще у «Спартака» начались финансовые проблемы, сейчас он в Первой лиге. И то не факт, что там останется.

Я попал в «Метту» как раз благодаря Эдгару. Он на всех встречах с менеджерами других клубов говорил про меня что-то хорошее. Видимо, это капало «Метте» на мозг. Потом вышло мое интервью [ютуб-каналу «Говорящие головы»]: я произнес слова, которые очень откликнулись в душе руководства «Метты». Насколько я знаю, после этого интервью они еще раз позвонили Эдгару, еще раз спросили, не петрушка ли я, и Эдгар сказал: «Берите».

Дальше Эдгар позвонил мне: «Зачем тебе «Спартак», когда есть лучшая академия Балтии». Так я оказался в «Метте».

– Там ты впервые получил серьезную работу – стал исполняющим обязанности главного тренера U16.

– Да, спустя три месяца. «Метта» за меня платила штраф, потому что U16 – это категория A. Каждый год в Латвии проходит аккредитация академий, и «Метта» очень гордится, что ее академия никогда не теряла статус элитной, почти всегда признавалась лучшей. Это строится на базе поинтов, и один из них – соответствие тренеров лицензии. В ходе сезона инспектор УЕФА от федерации Латвии постоянно присутствует на тренировках. Оценивает, как работают тренеры, их конспекты, соответствие тренировок этим конспектам. Учитывается количество игроков в сборных, количество выигранных мест, еще разные административные штуки. Все это суммируется.

За несоответствие лицензии с клуба снимаются очки – довольно много. И «Метта» рисковала потерять статус элиты. Но благодаря тому, что я добавил игроков в сборные, выиграл третье место и к концу сезона сдал с отличием на категорию C, все это сгладилось. И «Метта» в тот год все равно стала лучшей академией Латвии.

– Что самое важное, когда работаешь с пацанами 14-16 лет?

– Между 14 и 16 годами огромная разница.

В 13 дети переходят с 8 на 8 на 11 на 11. Поле больше, офсайды, новый футбол. Здесь очень важно, чтобы тренер перевел футболиста через первую дорогу.

В 14 нужно развивать технику, потихоньку выстраивать профессиональную модель. Но очень важно, как ты работаешь с мячом.

В 15 существенно добавляется тактика.

В 16 ты второй раз переводишь футболиста через дорогу – из юношеского футбола во взрослый. К концу года понимаешь, получится футболист или нет. Этот будет играть в Высшей лиге, этот – в Первой, вот этот будет рвать в любительских турнирах, а этот закончит. Твоя задача – чтобы на профессиональный уровень перешло как можно больше футболистов.

В 16 уже больше психологии, тактики и умения комбинировать эти вещи. Понятно, что ты продолжаешь совершенствовать технику и физику, потому что человек, как правило, в последней стадии пубертата. Учишь относиться профессионально к своему телу, вообще к работе.

– В России до сих пор жив подход, когда тренер требует от подростков кубков и медалей, делает это приоритетом. Как в Латвии?

– «Метте» был важен результат на дистанции, но еще больше им важно, как развиваются футболисты. В районе 14-15 лет они уже понимают пул игроков, которые могут быть интересны. В U14 я работал с парнем, которого ведет «Милан». И успех этого парня для клуба невероятно важен. Они говорят так: если ты лучший игрок, то на уровне Латвии должен разносить всех в клочья. И только это позволит тебе отправиться дальше. Какая тебе Италия, Испания или Франция, если ты не разносишь в Латвии?

С тренера спрашивают индивидуальное развитие футболиста. Почему он перестал играть на высоком уровне? Почему перестал забивать, отдавать, отбирать? Значит, что-то не то с тренировками? Суперкачественный тренер – этот тот, кто открывает футболистов.

– Ты возил парней из «Метты» на международные турниры. Что тебя там удивило?

– Меня на самом деле мало что удивляет, потому что перед тем, как начать тренировать, я и так дохрена всего видел, просто в другом качестве. Я просто убеждался в том, что уже знал. Мы приезжаем в Осасуну, там не лучшая академия в Испании. Ты идешь по этой академии, и не создается ощущения лухари: бетонные здания и много полей. При этом люди играют фантастически. Потому что дело не в антураже. В России, к сожалению, многое вложено в лепнину. А если лепить на гнилое здание, оно от этого не станет дворцом.

Технически «Осасуна» нас превосходила, но тактически мы были лучше. Испанские академии используют только одну тактику – 4-3-3. В «Метте» я ратовал за разнообразие, впервые ввел три центральных защитника, потом так стала играть основная команда. «Осасуна» нас делала, но потом мы перестроились и победили.

Алан, игрок, который сейчас в основе «Метты», ездил в Германию, за ним следят разные топовые академии. Он рассказывал, что приезжал в «Аугсбург» и жил там в таких условиях: четыре человека в одной комнате. Но приходишь с тренировки – блюешь. Настолько сложно, настолько жесткий уровень, конкуренция. Люди со всего мира. Какой-то 16-летний аргентинец выглядел на 37, перекаченный, весь в татуировках. К нему форварды боялись подойти.

Вот этого понимания, что за место под солнцем нужно бороться, в некоторых странах не хватает.

– Ты говорил, что в «Метте» был тренер, который показал тебе настоящий европейский подход.

– Да, британо-шведский тренер. Он показал, что такое эффективная тренировка. У нас абсолютно нормальная тема, когда ты такой: я все подготовил, у меня классный конспект, я вышел в красивом, встал против солнца, произнес мотивирующую речь. Кричал, подбадривал, они пинали мяч. Но тренировка оказалось говном, неэффективной. Как это понять? Вот он и показал.

Многие тренеры торопятся, потому что у нас есть комплекс – работа, успешность, зарплата напрямую зависят от других людей, и их очень много. Поэтому тренеру очень страшно остановиться и фиксироваться на чем-то простом. Это как тебя, автора с опытом, попросят повторить алфавит. И тот, кто об этом попросит, будет чувствовать себя очень неудобно. Вдруг ты подумаешь, что человек дебил. Так и здесь. Зачастую футболисты ошибаются в базовых вещах – в качестве передач, в темпе, в таймлайне. И он научил не бояться возвращаться к основам, если видишь проблему. И не стесняться не идти дальше, пока ты эту проблему не решил.

Если видишь, что у человека не получается, останавливаешь упражнение, объясняешь и повторяешь снова. И так сколько угодно раз, пока он не поймет. Потому что у хорошего тренера одно упражнение перетекает в другое. То, что ты делаешь сначала, используется потом. И если это сразу не пресечь, ошибки будут множиться.

Вроде очень простая вещь, но невероятно ценная. Сейчас я стараюсь работать так же.

– Можно ли кричать на подростков?

– Объяснять в жестком стиле можно, но оскорблять не имеешь права. Есть футболисты, на которых можешь прикрикнуть, потому что сами они разозлиться и собраться не могут. Но это единичные случаи, их надо распознавать, чувствовать. Если ты не можешь донести мысль до игрока, то идиот не игрок, а ты. Если тебе так хочется выплеснуть эмоции, иди в туалет и проорись. Тренер – для футболиста. Особенно когда мы работаем с молодыми игроками. Это у Пепа Гвардиолы футболист может быть для тренера, но здесь все наоборот. Если ты умеешь заслужить уважение своей работой и знаниями, очень редко будет такое, что игрок тебя не слушает.

В работе тренера очень много психологии. 

– Почему я спросил: во времена ФК «КФ», когда твою тренерскую работу фиксировали камеры, ты орал на пацанов и разбивал кулаком двери.

– Первые полгода я был ######### [идиотом], можешь поставить в заголовок. Я не знал ничего. Я не понимал, что нужно делать. Через полгода я посмотрел на себя со стороны и понял, что выгляжу как идиот. Мне посрать, что обо мне думают люди, если это работает. Но это не работало, это неэффективно, только вредило.

Начал работать с психологом. Сначала разбирался только с самим собой. Потом начал читать книжки по спортивной психологии и вообще по психологии. Прочитал достаточно много, посещал онлайн-курсы и семинары. Когда я возглавил женскую команду, месяц работал со спортивным психологом, который консультирует тренеров женских команд – футбольных, волейбольных, баскетбольных. Потом меня «Метта» вывозила в женский «Милан», я там пытался понять нюансы.

Плюс опыт, конечно.

– Агрессию ты объяснял тем, что раньше не готовил себя к победам и поражениям. Что это значит?

– Я очень благодарен времени с ФК «КФ», потому что оно позволило мне насовершать много ошибок в достаточно безопасной среде. Цена этих ошибок – минимальна. А ошибки – фундаментальны. И я их совершил на уровне, на который всем плевать.

Сейчас я полностью продумываю свои действия и реакции к абсолютно любому сценарию. Соответственно, когда что-то случается, у меня нет спонтанности, нет эмоциональности, а есть холодный расчет. Ага, случился этот сценарий, реагируем на него так. Я могу ошибочно реагировать, но на следующий день я просканирую всю цепочку и пойму, что сделал не так.

Я продолжаю себя вести очень эмоционально на бровке. Это способ, который позволяет мне оставаться в рассудке. Я разговаривал с психологом, мы пришли к тому, что я слишком эмоционален. И если я попробую сидеть спокойно, то на самом деле все равно не буду спокоен. И все мои планы не сработают. Как бы парадоксально ни звучало, но мне нужно выплескивать энергию, и тогда я могу оставаться с холодной головой.

– Ты сказал, что работал с психологом, который занимается только спортсменками. Что ты о них узнал?

– Как по-разному одни и те же принципы работают на мужчин и женщин. При этом нет универсального ключа. Многие думают, что на мальчиков можно и нужно оказывать давление, а на девочек нельзя. Это абсолютно неверно. Есть мальчики, на которых нельзя давить, а есть девочки, на которых нужно давить.

Но есть разница в подходах. Когда работаешь с мужчинами, базовый принцип вожака никуда не девается. Особенно у молодых есть желание занять место вожака, чтобы самоутвердиться в своей группе. Ты должен это понимать, уважать и иногда даже чуть-чуть допускать, чтобы помочь парню где-то получить авторитет, где-то взять на себя лидерские качества. Некоторые тренеры считают, что это бьет по самолюбию: «Я же здесь тренер, я самый главный». Нет, иногда нужно дать больше власти другим.

С девочками немного другая история. Там нужно тоньше чувствовать, уделять больше времени их личности. С мужчинами ты можешь игнорировать какие-то вещи, но девушек нужно понимать досконально. И для тебя их проблемы – это твои проблемы.

– При этом ты говорил, что девушек надо хвалить, даже когда они много ошибаются. Что надо делать акцент не на восьми ошибках, а на двух удачных решениях. И через них объяснять, как играть дальше.

– Да, но это не похвала. Это констатация очевидного. Ты разговариваешь в перерыве с игроком, чтобы ему помочь. Если ты выпустил статью, а я говорю «Говно твоя статья, все здесь неинтересно», то тебе это ничем не поможет, ты меня просто пошлешь. А если я твой начальник, ты пойдешь и перепишешь статью с мыслями, какое говно твоя работа, какое говно начальник, да и статья тоже.

С футболистами то же самое. Когда критикуешь, ты должен помогать, а не просто утверждать, что человек дебил. Когда я говорю, что с девушками нужно фокусироваться на правильных решениях, я не имею в виду, что похвала должна быть беспочвенной: «Розовые пони, ну и что, что 0:20, ты все равно молодец!» Ты должен привести доказательства, что у нее получалось. И что есть дорога, по которой вы можете идти. Просто надо делать так, так и так. И она знает этот алгоритм.

– После победы в Кубке ты невероятно радовался: крестился, показывал на небо, у тебя были слезы на глазах. Для тебя это правда такие мощные эмоции?

– Конечно. Слушай, это первый национальный Кубок. Я в этот момент просто подумал: блин, видимо, я молодец. Получается, что я знаю, как это делать. Только дайте мне еще шанс это доказать. Я все сделаю, чтобы оправдать право на шанс.

– Ты можешь емко сформулировать свою философию? В какой футбол должны играть твои команды?

– Не могу.

– Почему?

– Потому что я еще не работал на уровне взрослых команд, если не считать ФК «КФ». Сейчас я тренер, который помогает футболистам развиваться. И сейчас моя философия полностью заточена под игроков. И отталкиваясь от того, какие у меня есть игроки, я буду находить подходящий для них стиль.

Когда мы говорим о тренерах уровня Гвардиолы, которого мы уже упоминали, речь идет об уникальной карьере. Такой карьерой обладают ноль целых одна десятая процента тренеров в мире. Все остальные тренеры формируют свою философию несколько первых лет карьеры в больших командах. И сначала подстраиваются под игроков.

Такая херня у меня была в первый год ФК «КФ»: хочу играть в короткий пас, бла-бла-бла. Но у тебя футболисты не могут играть в короткий пас. Нужно искать баланс между философией и тем, что у тебя есть.

Если говорить простым языком, мои команды всегда будут прессинговать, будут физически сильными. Но если я приду в команду и пойму, что она не может прессинговать, она какое-то время не будет прессинговать. Если позже у нас получится это наработать, то мы вернемся к прессингу.

– Я смотрел пару твоих коротких интервью латвийскому ТВ, ты общался на английском. С командой тоже?

– Да, конечно. Я и на Кипре общаюсь исключительно на английском. В «Метте» U16 по-русски понимало три человека, в U15 – два, в U14 – два. У девочек – четыре. Все остальные не понимали по-русски или не говорили на нем.

– «Метта» – это ведь очень латвийская команда, где русского нет ни на сайте, ни в соцсетях, ни в общении?

– Да, это суперлатвийская команда. Единственная, где до определенного времени все тренировки шли только на латвийском языке. Хотя футбольный язык в Латвии – русский. В Высшей лиге почти все общаются на русском.

Но у «Метты» никогда не было проблем из-за того, что они взяли российского тренера. И у меня с этим тоже не было никаких проблем.

В Латвии Ник ни разу не столкнулся с русофобией. Ему невероятно понравилось в Риге

– Как тебе Латвия?

– Очень классно. Я обрел там хороших друзей, которых у меня в таком количестве не было никогда за всю жизнь.

Вообще отношение ко мне в Латвии было невероятным, я такого не чувствовал нигде. Даже если говорить о «Метте». Если опираться на весь дерьмошум, кажется, что они должны ко мне относиться плохо. Но я ухожу из клуба – и не было ни одного руководителя, который бы не написал обо мне хорошие слова. Соцсети «Метты» меняли аватарки на фото со мной и девчонками с кубком. Мне написали практически все футболисты, с которыми я работал.

Перед тем, как улететь на Кипр, я был еще неделю в Латвии после отпуска. Пришел на тренировку со всеми увидеться. И после тренировки сидел в кафе с иностранными тренерами, которых в клубе после моего прихода стало очень много – там теперь испанцы, немцы, португальцы, итальянцы. Мимо меня проходили игроки первой команды, дети, и все здоровались, желали удачи. Немецкий тренер отложил вилку и нож и сказал: «Почему тебя все знают? Сколько лет ты в клубе?» – «Два года». – «Всего два года? Если мне нужно будет завести друзей, я попрошу тебя помочь».

Это было суперкомфортно. Ну и потрясающий город, страна, люди. Очень спокойно. Это то, чего я искал в принципе.

– Хроника пропаганды: после 24 февраля ты ловил косые взгляды, тебе отказывали в обслуживании, делали вид, что не понимают русский?

– Никогда в жизни такого не было. Нигде в мире. Я счастливый человек, который получил шанс и даже некую привилегию путешествовать по самым разным странам. Много где был, много чего видел. Но, видимо, ходил не по тем местам.

Потому что это все… глупо. Если ты с уважением относишься к людям, они никогда не будут относиться с неуважением к тебе. А даже если это происходит на начальном этапе, человек может заблуждаться или испытывать большую боль, которую не может контролировать. Но уберите источник боли – и все по большей части станут добрыми. Потому что люди устроены так: не мешайте мне, я не буду мешать вам. Но когда много боли в сердце, когда боль каждодневная и она усиливается, наивно и глупо ожидать, что все останутся с холодным рассудком. Иисус Христос не всем нравился, а он умер за наши грехи.

Но опять же, я не встречался с неприязнью.

– Ты говорил, что в Риге намного спокойнее, чем в Москве.

– Ой, а я приведу хороший пример. Еще до закрытия границ из-за ковида я где-то год прожил в Латвии и прилетел в Москву к детям. Аэропорт «Шереметьево», я вызываю такси, чтобы доехать до квартиры. Пока шел до машины, меня толкнул чувак. Я извинился, а он сказал: «Тебе че, ##### [лицо] разбить?» Сажусь в машину, мы едем в долгой-долгой пробке до Печатников. Там перед промзоной есть мост. И когда мы заезжали на этот мост, нас обогнал белый «Мерседес» с перевернутыми номерами, полностью тонированный. Он херачит по встречке и мигает остальным – свалите отсюда. Водитель такой: «Ах, как они задолбали». И я думаю: «Москва!».

Клянусь, это реально первые три часа. И дело не в том, что там Латвия, а здесь Россия. Просто большой город. Думаю, то же самое ты испытаешь, если приедешь в Нью-Йорк. А Рига маленькая, спокойная.

– Латвийцы – что это за люди?

– Они очень закрытые, настороженные. Но я здесь скорее говорю о футболистах и тренерах. Я как-то сказал про латвийских тренеров, что это ребята, которые очень плохо о себе думают. Им не хватает амбиций, веры в себя. Латвийский футболист все может, но абсолютно в это не верит. Я постоянно пинал тренеров, с которыми работал – например, Макса Рафальского, который играл в сборной Латвии. Говорил: «Мужики, я говна кусок, а у вас категория Pro». Но Макс отвечал, что у меня больше вариантов в карьере, а они никому не нужны. Я этому поражался. Он очень талантливый тренер, сейчас ассистент в главной команде.

Почему-то у них плотно сидит тема: кто нас где ждет? Я пытался объяснить, что нигде никто никого не ждет. И не должны ждать.

– Финансово тебе в Латвии было комфортнее?

– Когда я переехал в Латвию, у меня радикально изменились доходы. В худшую сторону. В России у меня был бизнес, но я от многих вещей отказался в пользу тренерской карьеры. Это абсолютно разные цифры, но с голоду я не умирал. Жил абсолютно нормально. Благодаря тому, что много работал. Благодаря людям, которые мне помогали и помогают до сих пор. Недавно я продлил контракт с BetBoom, это максимально комфортное сотрудничество с крутыми спецпроектами и суперфрендли общением.

Я уже давно не мыслю какими-то сумасшедшими категориями денег. Если бы я так мыслил, мне нужно было не идти тренировать, а продолжать заниматься рекламным бизнесом, сидеть в центре Москвы. Но я принял другое решение, и оно не про деньги. И еще очень долго будет не про деньги.

– В Риге ты снимал трешку?

– Да, Рига недорогой город с точки зрения аренды квартир. В Москве нормальное жилье за такие деньги не снимешь. Хотя в какой-то момент звездец как выросла коммуналка.

– Ты бы мог постоянно жить в Латвии?

– Юридически – нет. Фактически – да.

– Я про фактически.

– Конечно. Мне все понравилось. Во-первых, у меня там друзья. Во-вторых, у меня там команда девочек, из-за которых я долго не решался уйти из «Метты». Я заставил себя поменять ситуацию. Я очень к ним прикипел, сейчас смотрю все игры. Еще не успел сделать татуировку, посвященную им, но буду делать.

«Я эмигрант с 16 лет, когда приехал в Москву». Почему Ник не скучает по России

– Ты говоришь, что не скучаешь по России. Как так?

– Я абсолютно уважаю и понимаю людей, которые привязались к одному месту. Моя девушка вот привязалась.

Я родился в Норильске. А в Норильске ты живешь с мыслью, что уедешь отсюда на материк. И это является твоей главной задачей. По сути, я эмигрант с 16 лет, когда приехал в Москву. В Москве меня никто не ждал, я никому не был нужен.

До 21 года я не был нигде в мире. Моей заграницей была Турция. Потом мне повезло: благодаря работе я смог впервые попутешествовать по Европе во время Евро-2012. Посмотрел много стран. И тогда я осознал, что мир очень большой. И мне понравилось его открывать. Это очень сложно осознать в Норильске– там тебе большим кажется Красноярск. Потом ты попадаешь в Москву – и вообще сходишь с ума.

Так как я почти всю жизнь живу в статусе мигранта, у меня нет никакой привязанности. У меня есть привязанность к определенным людям, но не к местам. Поэтому я не совсем понимаю, по чему скучать. По березкам? По людям? По Норильску? Ну, загуглите картинки Норильска.

– Дети? Они в России?

– Уже нет.

– Родители?

– Родители в России. Одна из причин, почему я согласился на Кипр, заключалась в том, что сюда я смогу привозить родителей и детей.

– Что родители думают о том, что ты не хочешь возвращаться?

– Я никогда не говорил с ними об этом. Мои родители пережили со мной три разных этапа. В начале моей жизни они думали, что мне ###### [трындец], что я сяду в тюрьму или сопьюсь. И у них были для этого поводы. Потом они просто радовались, что этого не случается. А потом они стали мной гордиться. И сейчас родители очень сильно доверяют моим решениям. Потому что они видят, что все, что я делаю, в конечном счете приводит к лучшему. Даже если мои решения пугают.

Наверное, начиная лет с 24, ни одно мое решение не было не то что осуждено, а даже обсуждено.

– Зимой ты провел с детьми отпуск.

– Первый за три-четыре года.

– Два года вы вообще не виделись?

– Полтора.

– Прости, но снова: как так?

– Они жили в Москве. Когда я уехал из России, была пандемия, нельзя было летать. Мы не виделись год. Зимой стало возможно летать тем, кто привился. Я привился и прилетел. А потом с 1 марта 2022-го в Европе должны были отменить все ковидные ограничения, и я должен был перейти на прежний формат. Так было в Сочи и Петербурге: появляется один-два выходных – сажусь в самолет и лечу к детям. Когда могут, они приезжают ко мне.

Но до 1 марта не хватило немножко времени. Начались все эти ужасные события. И я принял решение, что мои дети должны переехать. Они переехали очень далеко, каждые выходные туда не полетаешь.

– Тебя беспокоят длительные разлуки?

– Это часть цены, совершенно неподъемной и непростительной, которую я плачу. За то, как я живу. Это мои проблемы. Моя ежедневная боль.

– Футбол и работа на первом месте?

– Да. Я могу сказать как угодно, но так получается.

– В 2017-м ты называл себя плохим отцом.

– Конечно, я плохой отец. Хороший отец проводит с детьми 100% времени. Жизнь – очень сложная штука, я не собираюсь ни перед кем оправдываться. Я стараюсь жить так, чтобы, когда мои дети предъявят мне за это (а они предъявят, имеют полное моральное право), они понимали: да, папа мудак, но он дал нам то, то и то. И за это мы ему благодарны. И я хочу, чтобы того, за что дети мне могут быть благодарны, было достаточно много, чтобы я хотя бы чуть-чуть спокойнее спал.

На ФК «КФ» Ник тратил столько денег, что не хватало на еду. В «Сочи» было крайне тяжело – его не воспринимали тренером

– Почему ФК «КФ» просуществовал только три года?

– Потому что я уехал. Это был мой проект, который держался на мне. Я создавал его, чтобы набить шишки как тренер. В этом смысле проект на сто тысяч процентов себя оправдал. Но я очень привязываюсь к людям и в какой-то момент стал понимать: может, попробовать сделать так, чтобы и людям проект давал то же, что и мне? Из-за этого я потерял очень много денег. Для этого я создал молодежку – и разорился на ней. Но люди, для которых я это делал, до сих пор ходят по Питеру и рассказывают, что я мудак.

Когда стало понятно, что мне надо уезжать, что я иду по кругу, я надеялся, что смог заразить людей идеей. Я очень наивный дебил в этом смысле. На деле люди ничего не хотели. Плюс наступил ковид, возникли огромные проблемы с финансированием. У меня рухнули доходы на 60%, мне нужно было самому как-то выживать, а клуб требовал много денег. Нет никаких тренировок, а я продолжаю помогать пацанам, снимаю квартиры.

В итоге люди просто забрали всех футболистов и ушли в другой проект. Какое-то время была обида, но я ни на кого не злюсь.

– К чему должен быть готов человек, который хочет создать и развивать команду в России?

– К тому, что у него должно быть очень много денег. Точка. Все остальное – лирика. Или ты будешь очень зависеть от спонсоров, а спонсоры могут уходить – и тогда есть риск не выполнить другие обязательства. Поэтому если у тебя нет люфта в четыре годовых бюджета, твоей команде тут же конец. Без вариантов.

– Ты можешь назвать примерную сумму, которую вложил в ФК «КФ»?

– Не могу. Из-за разных документов.

– Твоя цитата: «В период, когда ФК «КФ» проигрывал, было очень тяжело. Я сидел и думал: «Я тут последний хер доедаю, мне натурально нечего есть, меня спасают донаты». Сделал эфир, мне задонатили, я пошел купил пожрать. И все меня ######## [оскорбляли], что я тренер говно и гребу деньги лопатой».

Это серьезно?

– Это момент, когда я сделал молодежку. А молодежка – это, по сути, еще одна команда – со своим штабом, еще 20 с хером людей, еще экипировка, еще тренировочные и съемочные часы, жилье. Я ушел туда, куда я был идти не готов. Вообще никак.

Я тебе больше скажу. Когда началась пандемия и я жил в Сочи, ситуация ничем не отличалась. И первые полгода в Латвии. Пока я не начал работать в «Мете», у меня, кроме донатов, вообще не было источников дохода. В «Спартаке» я ведь ничего не получал.

Я же говорю: я не блогер, я дебил. Я не буду зарабатывать тем, что мне не нравится. Как-то в Питере мы на кураже решили устроить стрим: если будут большие донаты, побреюсь налысо. Ну, прикол такой. Мне не очень свойственны такие вещи, но было какое-то супервеселое настроение. Я побрился налысо, а человек мне задонатил 90 тысяч рублей. Три раза по 30. Вот сидел какой-то чудак, дай бог ему здоровья. Можно ли ######### [сойти с ума], когда такое происходит? Легко. Потому что когда я работал на четырех работах, у меня была зарплата 90 тысяч. А тут я просто налысо побрился. И когда ты долго в этом варишься, у тебя очень меняется понимание того, что такое работа.

В своем агентстве я снимал рекламу для других блогеров. И я их ненавижу. Они просто не отдупляют ценность денег. Я тоже работаю блогером уже 13 лет и знаю, что это тяжелый труд. Но я никогда в жизни не поставлю этот тяжелый труд на один уровень не просто с работой врачей, а даже с сотрудниками айти-компаний, поварами, да кем угодно. Когда я слышал от блогера, что он устал и выгорает, я думал: да пошел ты нахер. Слава богу, я в такого человека не превратился. Наверное, потому что, когда я начинал, на ютубе не было таких денег. И у меня не сложилось привычки, что деньги – это легко. У меня сложилась привычка, что деньги достаются большим трудом. И когда люди мне что-то донатят, мне до сих пор тяжело. Я отказался от просто эфиров с донатами, у меня есть «Бусти» и «Патреон». За 200 рублей, что ты мне кидаешь, я для тебя комментирую футбол. Хотя бы так.

Сейчас все идут в блогеры за баблом. И, конечно, у них едет крыша. У меня немного по-другому. Я никогда не покупал машины и не жил в «Москоу-сити».

– Еще вернемся к деньгам. Что тебе дал опыт с «Сочи»?

– Михаила Юрьевича Пилипко, ныне главного тренера «Твери». Замечательного наставника, человека, который помог мне разобраться с мусором в башке. Почему я говорил, что мне нужно поносить за умными людьми кофе – потому что в ФК «КФ» я накопил опыт. И нужно было разобраться, что из этого ценно, а что нет.

Михаил Юрьевич сначала относился ко мне очень осторожно, а потом, когда понял, что я искренне хочу учиться и вроде чего-то понимаю, стал делиться со мной опытом. И благодаря этому из моей головы уходил мусор.

– Ты говорил, что сначала к тебе относились пренебрежительно. В чем это проявлялось?

– Не пренебрежительно – настороженно. Давай посмотрим на ситуацию глазами Пилипко. Человека, который, по сути, создал молодежку «Сочи». К нему приходит заместитель генерального директора [Андрей] Орлов, приводит за руку какого-то пацана, называет его футбольным блогером. И вот стоит какой-то блогер – не игравший, без лицензии, без профессионального опыта. Какое у тебя сразу отношение? А еще тебе говорят: он будет работать с тобой. И Пилипко думает: а нахер ты мне вообще нужен?

Но Михаил Юрьевич человек спокойный, он просто сказал: «Хорошо». Два дня я ходил за ним на тренировках. Потом он сказал мне придумать аут. Я придумал аут, и ребята его сделали в игре. Видимо, уже на этом этапе он подумал: ну, хоть что-то парень может, правила футбольные знает. Я жил в отеле, команда жила в другом отеле, чуть ближе к полю. На тренировках Михаил Юрьевич давал мне в руки план и говорил: сегодня мы делаем это, это и это. Я спрашиваю: «Чем могу помочь?» – «Мы уже все поставили». В итоге я смотрю тренировку, пинаю ребятам мячи в квадрате, пытаюсь как-то проявить себя. После тренировки Пилипко объяснял, что и почему делали, и я шел к себе. Собственно, все. Оставшееся время я сидел в номере и чувствовал себя очень погано. Пять дней в неделю подряд.

Но как-то в пятницу Пилипко и другие тренеры придумывали тренировочный план и позвали меня к себе, нужно было с чем-то помочь. Слово за слово, и я рассказал, что читал вот это, в телефоне у меня есть вот это. Пилипко оживился, сказал, что у него в компьютере тоже много чего есть, сейчас покажет. Ну и как-то на футболе мы и сошлись. А когда тренеры уезжали, я проводил пару тренировок один.

– Администратор молодежки Александр Бондарь вспомнил тебя так: «Воспринимали ли его как тренера? Конечно, нет. Никто вообще».

– Я просто не совсем понял, с чего он так, мы очень хорошо общались. Когда вышло это интервью, я позвонил Михаилу Юрьевичу и сказал: «У него же есть мой телефон, ничего не понимаю». А Бондарь – легенда кавказского футбола. Для него я действительно кусок говна. Для него важно, где ты играл. А я не играл.

Михаил Юрьевич вообще не понял, о чем я. Я ему скинул интервью, он перезвонил и сказал: «Никита, я так не считаю». И сказал, что всегда позовет меня в свой штаб. Справедливости ради, он выполнил обещание: звонил и звал к себе. Но я отказался.

– Футболисты воспринимали тебя как тренера?

– Думаю, поначалу точно нет. В конце, может быть, некоторые и воспринимали. После тренировок я шел к Михаилу Юрьевичу, передавал ему данные, которые он просил зафиксировать. И дальше он шел в раздевалку давать люлей. После этого было еще три-четыре минуты, и некоторые футболисты подходили ко мне и спрашивали, что не так делают. Конечно, не все. Те, с кем я больше общался.

Де факто я и не был тренером. Я был человеком, который раскладывает фишки. Это абсолютная правда. Самостоятельно я провел две тренировки. И тренировку с просмотровыми. Их было очень много, мне сказали с ними заниматься, потом будет матч против основной команды. Мы проиграли 1:2, Михаил Юрьевич подошел и сказал: «Молодец, классная игра. Ты мне показал наши уязвимости, было полезно».

Правда, после той игры меня чуть не выкинули из клуба. Потому что, по версии руководителей, я был слишком громким. Орлов меня лично прикрыл.

– Перед уходом из «Сочи» ты позвонил агенту и сказал: «Здесь жопа. Надо искать новое место». Почему жопа?

– Потому что «Сочи» в том матче с «Ростовом» вышел основой против детей (речь о матче в июне 2020-го, который «Сочи» выиграл 10:1 – Sports.ru). А не нашим дублем. Мне казалось, парни заслужили сыграть и показать себя. Они уже обыгрывали такой «Ростов», они его знают. Ну хорошо, выпустите не весь состав, но пять-шесть наших ребят и разбавьте их Мостовыми и Заболотными. Парни не проигрывали ни одной встречи – чего вы боитесь? Объясняли, что этих очков «Сочи» могло не хватить – окей. Но парни-то поняли, что им не доверяют.

Еще на берегу мы договаривались, что от «Сочи» мне нужен опыт – и я его получил на сто тысяч процентов. И я очень благодарен Орлову и клубу за это. Но была еще одна сторона: я просил оформить меня в клуб хотя бы водоносом, чтобы пошел стаж, и просил договориться за меня на категорию C. Этого выполнено не было – и я понял, что не будет. Не было никакого интереса, еще и начался ковид.

Плюс, когда я приходил в «Сочи», прекрасно понимал, что они берут меня как медийное лицо. Я же не дурак. Возможно, «Сочи» был разочарован тем, что я всеми фибрами души минимизировал влияние на команду. Я ведь про «Сочи» ничего так и не рассказал. Максимально избегал всего этого. Когда со мной аккуратно заговаривали о какой-нибудь медийной штуке, я сливался. Потому что я для себя четко определил, что приехал пытаться работать тренером, а не ручным блогером.

– «Сочи» не платил тебе?

– Нет, я был просто парнем, которому дали доступ к тренировкам.

Ник не жалеет, что запускал «Россию 24» – «это было совсем другое время». Он готов уйти из ютуба ради карьеры тренера, но вопрос в деньгах

– Ты ругал наш спортивный телик и когда снимал только для ютуба, и когда сам работал на ВГТРК. Следишь за «Матч ТВ» сейчас?

– Нет. Зачем?

– Прямо совсем?

– Ну, в твиттере я читаю людей. Периодически на Спортсе натыкаюсь на страшные статьи про ужасающие шоу. Я знаю людей, которые руководят, знаю людей, которые принимают решения. Знаю их логику. Я абсолютно ничему не удивлен. Конечно, эти люди будут делать так.

Но за самим телеканалом я не слежу, он у меня вообще нигде не показывает. И мне неинтересно.

– Ты говоришь, что ничему не удивлен. Что думаешь о повестке?

– Стараюсь о таких вещах не думать. Вот что ты думаешь о множестве мусорных полигонов вокруг Москвы?

– Если мусор не перерабатывается, это плохо.

– Вот и я так думаю: это плохо.

Дело даже не в повестке. Где сейчас нет этой сраной повестки? Гребаный «День сурка». На «Матче» ведь работают не только неприятные люди. Там есть хорошие люди, я их знаю. И они талантливые. Сейчас, правда, я в этом сомневаюсь, но были талантливые. Ну вот назови мне три прорывных проекта «Матч ТВ» за все время. Не за повесточное, а с момента создания. Три уникальных хотя бы для России проекта, которые ты со своими друзьями обсуждал и ждал.

– «Тотальный разбор», где впервые нескучно обсуждали тактику. «Дублер» со Шнякиным был неплохой и точно свежий. Ну, и назвал бы «Культ Тура», но ты не согласишься, потому что это скорее продолжение «Удара головой».

– «Тотальный разбор» с Карпиным шел три месяца, пока он не ушел. Переосмысление формата «90 минут»: просто позвали не Васю Уткина, Шмурнова и других людей, которые на футбол смотрят сверху в прямом смысле слова, а тренера и футболиста высокого уровня. То есть прямо настоящего тренера, а не тренера, который работает экспертом на «Матч ТВ». И формат стал интереснее. Он не очень новый, просто наконец-то стали головой думать.

В «Дублере» вышло шесть эпизодов, он не показал цифр, и проект закрыли. А Шнякин умничка, я с тобой согласен. Я бы назвал только «Дублера», это был реально классный проект.

«Матч ТВ» создал такое ощущение, будто их все не любят. Вот когда говорят «Да вы нас просто не любите», это означает, что вы делаете прямо вообще говнище. Потому что не бывает так, что мы вас не любим, потому что нам надо просто кого-то не любить. Видимо, повод есть.

Даже на «России-2» был «Удар Головой». Он меня раздражал, но я признаю, что он был свежим и новым. Его обсуждали, в каком-то смысле он был даже про спорт. И там были цифры. Был «Картавый футбол», он мог кому-то не нравиться, но это было что-то странное и другое. И тоже про спорт. Был проект «30 спартанцев».

Уже три проекта, хотя на «России-2» были совершенно другие деньги. И вообще все совершенно другое.

– Твоя цитата: «Я был одним из тех сотрудников, кого за руку перевели с «России» на «Россию 24» – каналу было три месяца, и почти все форматы, рожденные тогда, так или иначе появились при моем участии. Камеры в пятую студию, которую ты видишь по телевизору, ставил я. Все наработки, которые там используются, впервые делал я».

Что ты теперь об этом думаешь, учитывая все, что происходит с Россией? Сожалеешь?

– Ну вот как я должен сожалеть, что я должен сделать? Так получилось, что я там был эфирным режиссером, монтировал сюжеты. Первые два года, когда я там работал, это казалось даже круто по сравнению с тем, что было на «России 1». Это был такой прорыв, такая свобода. Ну и время было такое… Когда мы подумали, что нас ждет какое-то невероятное будущее. Открытый мир, все доступно. Вот эта кнопка «Перезагрузка». Я монтировал сюжет, когда Лавров и Клинтон жали на нее. И мы в это верили. И было много поводов, когда ты мог сказать: ну да, скорее всего, так и будет. А когда начались перекосы, я уже там не работал.

Конечно, мы понимали, что это политический канал. Там эта «Единая Россия» была в каждой жопе затычкой. Но это не вызывало какого-то гнетущего ощущения. Когда оно стало возникать, я уже работал на «России 2». Туда это еще не докатывалось, потому что проект был новый. Первые полгода в России тебе дают что-то делать, а потом звонят и говорят: «У нас тут замечательный турнирчик по бадминтону, надо бы показать».

Первые полгода мы делали какие-то сумасшедшие шоу с [Анной] Кастеровой, веселились, были необычные новости, запустили «Большой спорт». Это было совсем другое время.

– Принимается. Ты продолжаешь делать «Картавый футбол». Все еще кайфуешь от этого?

– Конечно. Странно было бы что-то делать, не кайфуя от этого. Мне кажется, этот вопрос ко мне в принципе недопустим. Вот я не кайфовал, работая на телевидении. Когда стал в нем разочаровываться, ушел. Буквально за неделю. А знаешь, как мне хорошо там было? Я был на хорошем счету, у меня были большие деньги, перспективы. Я был уважаемым человеком вообще-то, ха-ха. И внезапно ушел.

Начал заниматься рекламой, больше свободы, сам себе хозяин. Кайфовал. Стал слишком много снимать рекламы с блогерами. Понял, что блогеры меня вымораживают. Что большая часть из них концентрирует в себе то, что я не люблю в людях. Безответственность, неблагодарность, непонимание реальности, понты. И я себе сказал, что не хочу этим заниматься, сколько бы денег это ни приносило. У нас были контракты с Disney, Procter & Gamble, Coca Cola, Apple, Mars и так далее. Люди, которые со мной работали, офигели: «В смысле? У нас же все хорошо, подожди!»

Нет, я хочу жить свою жизнь. Хочу быть счастливым. Я хочу быть тренером, я об этом мечтал. Может, я сдохну завтра. Какого хрена я должен заниматься тем, что мне не нравится, если жизнь конечна. И не факт, что она будет продолжительной.

С «КФ» у меня такого нет. Это все еще сеанс психотерапии для самого себя. Я выхожу и разговариваю с людьми, которых люблю. Они меня смотрят, они со мной выросли. Если зайти в статистику ютуба, то увидишь, что средний возраст уже 30-35. Они плюс-минус мои ровесники. Мы как-то вместе прошли очень длинный путь. Я помогал им, когда это было нужно. Они помогают мне, когда мне это нужно. Это как видеться с хорошими настоящими друзьями.

– Ты как-то сказал, что «Картавый футбол» – шоу для стариков.

– Конечно. Медленный темп, мало картинки, практически отсутствует монтаж. Я понимаю, что превращаюсь в того, кем был Вася Уткин для моего поколения. Во взрослого дяденьку, который что-то говорит. Я, конечно, не выгляжу так, у меня не такой язык, как у Василия. Я не сравниваю себя по масштабу, я просто говорю, что это может так восприниматься.

Конечно, молодому поколению намного интереснее смотреть «Амкал» и «2Drots». Я для них очень ретро. Но это нормальная тема.

– Тебе вообще комфортно на ютубе, учитывая, как он изменился с появлением медиафутбола?

– В своем формате – да, конечно. Челленджей не устраиваю, носки не нюхаю, в поп-мма не ####### [дерусь], в Медиалиге не играю. С Тарасовым и Уткиным не соревнуюсь в эпистолярном жанре в телеграм-канале. Я не делаю то, за что мне будет стыдно. Я могу нести херню и ошибаться, но в «КФ» я точно такой же, какой и в жизни.

– В клубах были претензии, что ты не только тренируешь, но и снимаешь?

– Это произойдет рано или поздно. Я к этому готов. Я знаю, как себя вести, у меня есть план. Раньше этот план был расплывчатый, а сейчас очень четкий. Я поставил себе дедлайны, четко знаю, как буду реагировать и меняться.

– И как?

– Постепенно замещать самого себя. До первой серьезной конфронтации я продолжу существовать так, как я существую. Но как только я пойму, что мое нахождение в клубе напрямую зависит от того, как я фильтрую базар, я прекращу разговаривать на ютубе.

– То есть выберешь тренерство, а не ютуб?

– Конечно. А как нет? Очень странно я тогда живу последние шесть лет, тебе не кажется?

– В ютубе ты намного дольше. Будет очень сложно.

– Я знаю. Это будет невероятно сложно во всех смыслах. Именно поэтому я осознал, что к этому нужно подготовиться. Предложить себе несколько вариантов. И, главное, принять. Как только ты что-то принял, дальше действуешь спокойнее. Назад дороги нет – поехали вперед.

– А ты сможешь жить на зарплату тренера?

– Сейчас – нет. Именно поэтому я должен так построить карьеру, чтобы выйти на деньги, которые позволят мне жить без ютуба.

– У тебя есть подушка безопасности?

– Нет. Это невозможно. У меня не тот уровень дохода. Слишком много людей, за которых я несу ответственность.

– Если спустя полгода «Арис» скажет «Никита, никакого ютуба, максимум посты в телегу», ты пойдешь на это?

– Я скажу: давайте тогда обсуждать другие деньги и другую зону ответственности. Есть минимальные пороги.

Мне не надо много денег. Но у меня есть дети, которых я содержу и несу обязательства. У меня есть Димка, член моей команды, у которого есть свои дети. И я должен делать так, чтобы ему было комфортно. У меня есть родители. У меня есть девушка.

Я должен дойти до такого уровня тренерской карьеры, когда мой контракт с клубом будет позволять покрывать эту безопасность. Без «Феррари», пятизвездочных отелей и бизнес-перелетов. Этого в моей жизни не было и нет.

– Представим, что тебе будут платить от 3 до 10 тысяч евро в месяц.

– 10 тысяч евро – это очень хорошие деньги.

– А пять тысяч?

– С детьми не получится.

Но опять же, я спокойно отношусь к деньгам. И живу с такой установкой: если ты готов работать, если будешь стремиться, то заработаешь.

– Ты сказал, что изменил отношение к деньгам. Что это значит?

– Я еще больше знаю их ценность. И у меня никогда не было паники. Я пережил три разные ситуации. Зарабатывал очень мало, потом много работал и зарабатывал очень много. Потом что-то происходило, я лишался работы и снова зарабатывал очень мало. Потом начинал суетиться и снова зарабатывал очень много. Это выкристаллизировало во мне уверенность, что я не пропаду.

Но еще я очень четко понял, что мне не нужны дорогие машины. Мне это чуждо. У меня нет никакого интереса к брендам. Я хочу хорошо выглядеть. Если вещь дорогая, но качественная, я ее куплю. Но никогда не куплю вещь просто из-за бренда. Я люблю вкусно поесть. Вот именно, что вкусно. У меня нет истории, что надо идти в этот ресторан, потому что он модный и классный. Еда там говно, зато модно. Я не люблю вечеринки. Я не люблю людей вообще.

– Ха-ха.

– Нет, это правда. Я социофоб. Я не люблю быть в толпе, мне не нравится. У меня очень маленький круг общения. Если я еду куда-то путешествовать, снимаю гостиницу три звезды. Потому что нахер мне тратить деньги на какую-то большую гостиницу, если мы там все равно будем только спать. Я лучше потрачу эти деньги на то, что мы подольше где-то побудем. Я неприхотлив в быту.

Все свои бабки я готов тратить на детей и на женщин. Забирайте все, что у меня есть. Мне нужны деньги, чтобы они были счастливы. А на самого себя мне неинтересно.

Почему нам всем надо быть добрее

– Ты как-то сказал, что построил карьеру на самовлюбленности. Объясни.

– Ну конечно. «Картавый футбол» – я 13 лет стою и ##### [болтаю] в кадре. Только я. ФК «КФ» изначально назывался «ЯТренер». Ну конечно.

Подожди, ты знаешь блогеров, чья карьера построена на невероятной любви к другому человеку, а сам он себя стесняется? Нет, конечно. Когда ты встаешь в кадр, это определенный психотип. Ты безусловно влюблен в себя, ну камон. Не рассказывайте мне другого. Если ты выходишь в публичное поле и не любишь самого себя, ты там умрешь. Буквально через неделю. Потому что самовлюбленность, помимо плохого оттенка, который ты сейчас, возможно, вложил, это способность трезво оценивать, кто ты такой. И если ты любишь себя, то полюбишь и других людей. Если ты себя не любишь, ты уже никого не полюбишь.

– А самовлюбленность не маскирует негативные черты? Ты их можешь просто не замечать.

– Послушай, я ничего не маскирую. Ну вот что я маскирую? Еще раз повторю: я мудак. Это самовлюбленное заявление?

Я всегда говорю то, что думаю. Зачастую так делать не надо. Я не очень политкорректный в общении с людьми, которые мне не нравятся. Если человек мудак, я говорю, что он мудак. Я не нахожу лазейки. Да, существуют силы в мире, которые заставляют тебя подавиться ####, и мы сейчас все в этом мире живем. Но даже так я пытаюсь хоть что-то как-то обозначить.

– У тебя бывают очень самоуверенные пассажи, один из них: «Раньше надо было быть сильнее на голову, а сейчас на две. Значит, буду сильнее на две». А если не выйдет?

– Такова жизнь. Я вырезал этот момент из «ЯТренер. Эмиграция», но скажу тебе. Вот я тебе говорю, что буду тренером в топ-5 лигах. Даже если ты ко мне очень хорошо относишься, ответишь: «Круто. Но как ты это сделаешь?». То есть ты уже закладываешь сомнения. Фишка в том, что невозможно создать алгоритм, который непременно приведет тебя к успеху. Только в фильмах ты можешь гарантировать успех главному герою в конце перед финальными титрами. Реальная жизнь не гарантирует тебе ровным счетом ничего. И если ты начинаешь что-то делать, думая, что тебе что-то гарантированно, ты обрекаешь себя на провал. Или как минимум на очень болезненные ощущения.

Я понимаю, что могу не достичь успеха. Но мне плевать. От того, достигну ли я успеха, мои нынешние действия никак не поменяются. Я продолжу стремиться к этому успеху. Случись какая-то неудача, я сделаю выводы и продолжу движение с учетом корректировок. Потому что для меня главное – процесс достижения результата, а не сам результат. Когда какое-то время назад я читал лекции (не знаю зачем), я всегда говорил, что мечта должна быть даже в каком-то смысле недосягаема. И только так вы будете счастливы и будете получать удовольствие от жизни.

Вот не получится у меня стать тренером «Реала». Это что, обесценит всю мою жизнь, достижения, людей, с которыми я сталкивался, удовольствие, которое получал? Вот я выиграл Кубок Латвии – это очень счастливый момент моей жизни. Если я не стану главным тренером «Реала», это не перестанет быть ценным. Мы все можем не достигнуть успеха. Кучка ######## [придурков] может сделать так, что мы завтра дышать не будем. Как лишили нас возможности нормально говорить. И чего? Надо продолжать стремиться жить. Делать свое дело. Продолжать становиться лучше. Помогать другим людям. Получать удовольствие от того, что происходит с тобой в этой жизни. И тогда, когда ты будешь умирать, у тебя будет только минимальное разочарование. А может, и не будет вовсе.

Я знаю, о чем говорю. У меня было ощущение, что я умираю (в 2017-м Никита рассказывал про подозрение на рак, который не подтвердился – Sports.ru). Тупая история, но я ей благодарен, она сделал меня лучше. Благодаря своему идиотизму я на многие вещи посмотрел иначе.

– Я как раз об этом диссонансе: ты очень уверенно говоришь, что всего добьешься.

– А приведи аргумент, почему нет? В этом весь и прикол. Ну почему нет? Потому что я никогда не играл? Окей, буду первым, кто никогда не играл. Хотя нифига не первым, таких много. Потому что в мире ###### [трындец]? Окей, будем находить ходы.

Я просто верю в себя – и все. И параллельно с этим что-то делаю.

– Ты стал намного спокойнее и рассудительнее. На это повлиял психолог?

– На это повлияло все вместе: опыт, возраст, люди.

– А что ты с психологом прорабатываешь?

– Свои страхи. Я понимаю, что я как человек не изменюсь. У меня есть хорошие стороны, есть плохие. Плохих больше, это уже неизбежно. И у меня есть страхи, которые с ними связаны. Если я не могу их изменить, то могу научиться их контролировать, использовать себе во благо. Чтобы они не вредили мне и людям.

Но в последнее время с психологом обсуждаю в основном работу. Как справляться со стрессом. Например, перед важными играми я не могу спать. Когда нервничаю, сплю 2-3 часа. И это может длиться неделями. Когда случилось 24 февраля, я не спал три месяца, пока не пришла смска, что мои дети долетели.

– Почему тема психологов табуирована у многих мужчин в России?

– Потому что есть ощущение слабости. Нас не учили открываться другим людям. Не учили доверию. У нас кругом враги. Так мало того, что они кругом, так они еще, сука, и внутри. Нельзя никому доверять. Доброта – это проявление слабости. Будь злым, будь жестким, будь страшным. И тогда тебе худо-бедно будет легко по жизни.

Психология ведь базируется на доверии. Тебе нужно признаться другому человеку: слушай, я боюсь темноты. И это еще самые базовые вещи. А как прийти даже к базовому, если ты улыбнуться не можешь? Я на лекциях говорил: чтобы понять, где мы живем, спуститесь в метро и улыбайтесь людям. Не как дебил, а просто улыбайтесь. У меня в свое время еще был эксперимент: я включал музыку и начинал немножечко подтанцовывать. Люди мрачнели на глазах, у них молоко кисло внутри организма: «Ну как так, мы в метро, почему тебе весело, дерьмо?»

Почему мы не носим яркую одежду? Ну как, ее же видно издалека. Нас увидят и дадут ##### [люлей]. Выйди на улицу – там черное и серое, черное и серое. И не только в России. Возьми любой большой город. А прилетаешь на Бали – там они все разноцветные. Прилетаешь в Бразилию – там карнавал, все улыбаются, танцуют. Многие живут в нищете – но им весело и спокойно.

Конечно, на Бали легко улыбаться. Когда туда прилетаешь, будто включается цветной телевизор. Дохера цветов. Тепло. А потом выходишь в Норильске – и улыбаться уже нелегко. Но от этого нам еще важнее быть добрее. Еще важнее работать над собой. И еще важнее находить поводы улыбаться.

– Как у тебя со здоровьем? Все еще бесконечно пьешь энергетики?

– К сожалению, да. Я бросил курить, не курю уже три-четыре года. Можно мне оставить хоть что-то? Все равно здоровым я уже не помру.

– С тобой легко жить?

– Вот девушка говорит, что легко. Правда, у нее глаз дергается на этом ответе. Так что не знаю. Но я компромиссный человек. Сейчас. Сейчас со мной жить намного проще. Молодой я был конченый мудак, наделал кучу неправильных вещей. Думаю, со мной 20-летним жить было практически невозможно.

– Ты счастлив?

– Я в процессе нахождения этого ощущения. Сейчас я не могу быть счастлив, к сожалению. Я слишком эмпатичен.

– О чем ты мечтаешь?

– Есть сугубо эгоистичные желания: конечно, я мечтаю выиграть Лигу чемпионов с «Реалом». Конечно, я мечтаю, чтобы мои дети не лишились возможности полноценно жить. Мечт много. Но если их собрать в какую-то одну точку и попытаться вычленить то, что их всех объединяет… То придешь к банальному до рвоты, но при этом не теряющей свою силу – чтобы люди были добрее.

Злость – очень легкое чувство. Доброта – очень сложное. Она требует столько усилий, боже мой. Я мечтаю, чтобы мы могли находить в себе силы для этого. И тогда у детей все будет хорошо, потому что другие дети смогут быть в мире с ними. И мама будет здорова, потому что ей окажут правильную помощь. И я смогу работать там, где мне захочется.

И ты будешь жить. И я буду жить. И все будут жить.

Телеграм-канал Кораблева

«Обожаю комментарии на Sports.ru». Как живет и работает Вадим Лукомский

«У нас дружелюбная страна. В 2018-м люди показали, как принимают гостей». Юрий Семин о жизни и футболе в глубинке

Фото: instagram.com/nikitakf; eastnews.ru/Marcelino Ramнrez; РИА Новости/Александр Вильф, Максим Блинов

logoСпартак Юрмала
logoМетта
logoпремьер-лига Россия
logoСочи
logoМатч ТВ
logoвысшая лига Латвия
logoвысшая лига Кипр
logoАрис Лимасол