10 мин.

Высший сет

Специально купленная пижама и прием у королевской семьи, эволюция тенниса и крики на кортах, общение со звездами разных поколений и проблемы современности. Об этом и многом другом рассказала Анна Дмитриева, которая не пропустила почти ни одного Уимблдона – сначала как игрок, потом как телекомментатор.

- Каким было первое впечатление от Лондона, в котором вы оказались в 1958 году?

– Знаете, это сейчас все понимают, чего ждать от Лондона, а тогда я и не представляла, каким должен быть этот город. Конечно, это был совершенно другой мир, не такой, к которому мы привыкли, и поражал он с самого начала. В аэропорту было огромное количество журналистов, фотографов и телеоператоров. Я подумала, что одновременно с нами приземлился самолет с какой-то очень важной персоной, но оказалось, что все эти люди ждали нас с Андреем Потаниным. Российский теннис в Лондоне – тогда это была настоящая сенсация. Так что первое ощущение от Лондона – как будто вокруг тебя снимают какое-то кино.

- Что запомнилось уже в самом городе?

– Все то, что мне всегда казалось вечным для Лондона. Это своя архитектура, не похожая ни на один другой город. Это палисадники у каждого дома, парки повсюду, то есть это необычная атмосфера города, который буквально утопает в зелени. И вот от таких вещей, которые сегодня и не кажутся какими-то особенными и выдающимися, я получала удовольствие. Конечно, что-то тогда прошло мимо меня – все же мы были воспитаны очень требовательным поколением, и это накладывало отпечаток на поведение. То есть нам нужно было выглядеть достойно в любой ситуации – будь то хотя бы элементарный завтрак в гостинице. Для Андрея Потанина, например, даже специально купили пижаму, чтобы он спал в приличном виде. То есть мы были немного испуганы, хотя ни одно из наших опасений в итоге не подтвердилось. Уже тогда атмосфера в Лондоне была куда более свободной и расслабленной.

- Раз ваш приезд воспринимался как сенсация, наверняка не обошлось без приемов, что называется, на высшем уровне.

– Да, мы были приглашены, как нам говорили, к тетке королевы. На этом приеме присутствовали члены не только британской королевской семьи, но и греческой. Как мы сейчас знаем, это все выходцы из России, поэтому удалось познакомиться и тепло пообщаться со многими высокопоставленными лицами. Тогда я, конечно, не отдавала себе отчет в том, насколько все это серьезно – казалось, все так и должно быть.

- Как проводили свободное время?

– Я составила целый список мест, в которых нужно побывать. Больше всего меня поразила Гринвичская обсерватория – тогда сам факт ее посещения мне казался очень ценным и важным. В Англию мы приезжали на месяц, и последнюю неделю жили в общежитиях: я – в женском, Потанин – в мужском. Мое находилось напротив Британского музея, в который я часто заглядывала. Просто идти одной в какое-то другое место мне было боязно, не хотелось потеряться, поэтому выбора особо не было.

- После всего того, что случилось во время первой поездки в Лондон, у вас появились какие-то новые привычки?

– Конечно, в Лондоне ко многому привыкаешь моментально. Во-первых, это завтраки. Английский завтрак ни на что не похож, и уже после возвращения домой я неоднократно готовила его. Во-вторых, пятичасовой чай. По этому поводу, кстати, было замечательное высказывание у Ивана Лендла – он ведь выиграл все турниры «Большого шлема», кроме Уимблдона. Одержать победу на траве у чеха никак не получалось, из-за этого он очень злился на англичан и начинал их поддевать. Так вот, однажды он сказал, что не верит в то, что в Англии вообще любят теннис. Ему, конечно же, возразили, в ответ на что Ленлд предложил взглянуть на королевскую ложу, когда часы бьют пять – мол, она пустеет даже во время самых важных матчей.

- Возвращаться в Москву было тяжело?

– Ну, мы же возвращались домой. Конечно, наш мир в сравнении уступал тому, из которого мы только-только вернулись. Но это же дом, и здесь хватало своих плюсов. Так что возвращение я воспринимала очень спокойно, без какой-то внутренней трагедии. Единственное – мы никогда не знали, вернемся ли еще когда-нибудь в Лондон. То есть перед самым отъездом постоянно возникала мысль: наверное, я вижу это последний раз. И вот это чувство у меня возникает до сих пор, хоть я уже и сама могу быть хозяйкой своего положения.

- Каким тогда был сам теннис?

– Тогда он казался атлетичным, по-своему притягательным, ну и суперсовременным. А когда сейчас в перерывах на табло показывают матчи наших времен, понимаешь, насколько все это было несерьезно: медленно, лениво, робко.

- Когда началась эволюция этого вида спорта?

– Как только в 1968 году теннис стал профессиональным, в него пришли большие деньги. Разумеется, отношение сразу изменилось, особенно заметно это было в США. Именно американцы стали локомотивом, который повез теннис вперед. Появились спонсоры, крупные профессиональные турниры, вслед за этим резко поменялось соотношение сил. Теннис начал становиться еще более атлетичным, на принципиально новый уровень вышла подготовка спортсменов, появились новые технологии – то есть был сделан тот важный шаг, после которого дальнейшее развитие было уже не остановить.

- Вам не кажется, что уже достигнут пик развития тенниса – в плане как технологий, так и физических кондиций человека?

– Все же первостепенным в теннисе всегда был интеллект, а это как раз не подходит ни под одну из упомянутых категорий. Думаю, в дальнейшем теннисисты будут совершенствоваться с позиции техники ведения игры, то есть того, что непосредственно связано с интеллектом. Конечно, можно говорить о том, что у Федерера идеальная техника, но он же проигрывает Надалю, у которого с этим проблемы. Да, Джокович хорош на задней линии, но при этом совершенно забывает о выходах к сетке. То есть у всех есть какие-то пробелы в технике, и дальнейшее совершенство мне видится в том, что таких пробелов будет оставаться все меньше и меньше. Может быть, для дальнейшего развития должны произойти какие-то изменения в календаре соревнований – чтобы нервная система теннисистов могла периодически получать отдых.

- А почему, кстати, теннисисты вдруг начали кричать на корте – это мода или как раз связано с нервами и запредельными нагрузками?

– Это американский стиль. Все представители калифорнийской школы всегда кричали, это было даже в наши времена. И, видимо, американцы так или иначе ввели это в систему своей подготовки. Ведь практически все кричащие спортсмены прошли американскую школу. Это и Маша Шарапова, и Виктория Азаренко, в свое время за это же критиковали Монику Селеш. Многие, конечно, этим злоупотребляют.

- Вы себя представляете в современном теннисе?

– Это вопрос скорее риторический. Люди, которые родились в определенных условиях, к этим условиям и приспосабливаются. Наверное, если бы наше поколение родилось сейчас, то многие без проблем адаптировались бы. Дело в том, что ключевые способности в теннисе не меняются: во-первых, это умение прогнозировать игру; во-вторых – чувство мяча; в-третьих – владение техникой. Все это во многом вопрос таланта, божьего дара. Спортивная же составляющая – это вопрос исключительно тренировок.

- В какой-то момент теннис начал восприниматься как часть шоу-бизнеса со всеми вытекающими последствиями. На ваш взгляд, это сильно мешает игрокам?

– Поверьте, игроки все равно существуют внутри себя и не расходуют свои эмоции, чувства и нервы на то, о чем вы говорите. Если бы они распылялись на это, то попросту не смогли бы себя реализовать. Да, сейчас вокруг игроков все больше шума, появились какие-то дополнительные обязательства, но все умеют расставлять приоритеты, и на первом месте для теннисистов по-прежнему стоит игра. В нужный момент каждый из них способен абстрагироваться от всего, что происходит вокруг.

- Чувствуется какая-то разница в общении со звездами 70-80-х годов и современными теннисистами?

– Дело в том, что звезды того времени были моими приятелями – кто-то был сильнее, у кого-то было больше титулов, но все равно мы были товарищами. Все были друг для друга открыты. Например, с Родом Лейвером мы часто вместе возвращались в метро с кортов Уимблдона. И, несмотря на то, что это вне всяких сомнений величайший спортсмен, лично мне он показался неинтересным молодым человеком. С сегодняшними звездами я общаюсь, находясь уже на другой ступени, и ощущения от этого другие. Российские теннисисты вполне контактные ребята – может быть, потому что уже привыкли ко мне. А с нашими девочками у меня вообще свободные отношения. Так что принципиально ничего не изменилось.

- Как со временем менялась работа комментатора?

– Начнем с того, что в мое время тенниса на телевидении не было вообще. К тому моменту, как я пришла работать – это был 1975-й год – в стране было показано от силы 2-3 теннисных матча. Первые репортажи с Уимблдона я начала вести в 84-м, но тогда ни один матч не показывали целиком, на теннис в эфире был выделен максимум час, то есть все собиралось по кусочкам. Ситуацию спасло только спутниковое телевидение, в эфире которого теннис стало можно показывать в любое время и в любых количествах.

- А если говорить о манере комментирования?

– Это очень субъективный момент. Только оказавшись на телевидении, я была вынуждена заимствовать манеру ведения репортажей у футбольных, хоккейных и баскетбольных комментаторов, которые говорят без остановки. Постепенно я пришла к паузам, которые в теннисе просто необходимы. Универсального же правила, идеи комментирования теннисных матчей по-прежнему не существует. Паузы во время розыгрышей точно необходимы. Дополнительную информацию, последние новости тоже нужно давать, поскольку не у всех есть возможность перед матчем прочитать все это в газетах или интернете. Также нужно находить детали, которые дополняли бы уже имеющиеся у аудитории знания о теннисе. Искать приемы, с помощью которых можно создать ощущение присутствия, атмосферы вокруг турнира.

- Сейчас нередко говорят о том, что телезрителю нужно предоставить такую опцию, как просмотр события без комментатора, просто с интершумом. Это перспективная история?

– Вообще во всех европейских телевизионных союзах существует правило, запрещающее давать в эфир прямую трансляцию без участия комментатора. При его принятии, должно быть, руководствовались какими-то идеологическими правилами. Понятно, что есть люди, которых комментаторы раздражают, но ведь есть и другие категории зрителей. Есть те, кто хочет услышать рассказ, повествование о чем-то. Есть те, кто узнает какие-то новости по ходу трансляции. Есть те, кто просто привык слышать голос комментатора. При этом я согласна с тем, что комментатор не должен быть раздражающим и утомительным, но золотую середину найти очень тяжело.

- В последнее время Шамиль Тарпищев весьма категоричен в отношении российского тенниса: говорит, все плохо.

– Очевидно, что в настоящий момент у нас катастрофа с мужским теннисом. Доигрывают Давыденко, Южный, Куницын с Турсуновым – а за ними нет никого. Предыдущие поколения добивались чего-то благодаря собственным усилиям или усилиям своих родителей. А вот надежной системы подготовки теннисистов у нас, к сожалению, нет.  Конечно же, это проблема, и я не знаю, как Тарпищев будет ее решать. В женском теннисе все куда перспективнее, и на протяжении еще какого-то времени мы будем держать определенный уровень. Самая главная проблема в том, что заниматься теннисом сейчас очень дорого. Чтобы теннис был на высоком уровне, детям должны быть предоставлены соответствующие условия, а это требует от родителей действительно колоссальных затрат – далеко не всем по силам это потянуть.

- А много талантов было потеряно из-за того, что родители не потянули?

– Думаю, пока не особо много.

- Может быть, тогда есть смысл не вмешиваться в это – пусть теннис остается видом спорта для богатых?

– Нет, я считаю, что это неверно. Все же, как показывает практика, дети хорошо обеспеченных родителей в спорте преуспевают очень редко. Куда больших успехов добиваются представители среднего класса и класса ниже среднего.

- Что нужно делать, чтобы решить все эти проблемы?

– Нужно, чтобы у федерации были деньги, и она могла по-настоящему заниматься решением всех возникающих вопросов. Хотя вот у американской федерации много денег, а там тоже наметился определенный кризис. То же самое с английской федерацией, у которой достаточно ресурсов, а на выходе – один только Энди Маррей. Наверное, здесь все должно быть в сумме – и деньги, и нацеленная на достижение результата система, и благоприятная атмосфера вокруг самого вида спорта. Так что у нас в любом случае есть повод задуматься над тем, что будет дальше.

Материал был подготовлен для «Ведомостей». Это – его оригинальная версия, которая отличается от той, что можно прочитать в пятничном номере газеты или на сайте «Ведомостей».