Дэвид Конн. «Падение дома ФИФА» Глава 3: 1904: «Чистый спорт»

Этот пост написан пользователем Sports.ru, начать писать может каждый болельщик (сделать это можно здесь).

1. Народная игра
2. Смайлик ФИФА
3. 1904: «Чистый спорт»
4. 1974
5. 1998: Президент Блаттер
6. 2010: «А хозяином ЧМ-2022 станет... Катар!» (1)
7. «Кризис? Что такое кризис?»
8. Честные граждане
9. Центр передового опыта д-ра Жоао Авеланжа
10. Взяточничество в Швейцарии не является преступлением
11. ...

***  

Размышляя о современном позоре ФИФА, шокирующих арестах и обвинениях девяти высокопоставленных лиц в мае 2015 года в Цюрихе, за несколько дней до переизбрания Зеппа Блаттера на пост президента, признании Чака Блейзера и других виновными в крупных махинациях, естественно оглянуться на отцов-основателей и представить, как они переворачиваются в своих могилах. Как и зарождение самого футбола в торговых городах Англии, школах и городских церквях, истоки ФИФА героически малы. Организация была образована на собрании 21 мая 1904 года на улице Сент-Оноре, дом 229 в Париже, в задней комнате офиса Союза французских обществ спортивной атлетики, французской спортивной ассоциации любителей. Там присутствовали представители только образованных футбольных ассоциаций семи стран, которые хотели облегчить проведение международных матчей между своими командами: о своем намерении зарегистрироваться заявили Голландия, Швейцария, Дания, Бельгия, Франция, Швеция и мадридский «Эспир», представляющий Испанию. То, что эти ассоциации торжественно и величественно назвали себя Международной федерацией футбольных ассоциаций после столь банального собрания, было заявлением о спортивном сотрудничестве и амбициях. И все же люди в комнате, возможно, понятия не имели, насколько необыкновенно футбол и их организация будут развиваться на протяжении того столетия.

Английский журналист Гай Оливер, шеф-директор музея ФИФА в центре Цюриха, расположенного на дипломатическом расстоянии от похожей на бункер штаб-квартиры организации на холме рядом с зоопарком, высоко ценит первоначальную миссию и достижения этих основателей, но предостерегает от чрезмерного понимания их мотивов. Просматривая архивы, Оливер обнаружил, что это было сделано неосознанно, всецело с мыслями о мире во всем мире, дипломатии через спортивные достижения или любой другой из тех громких политических гипербол, которым Блаттер предавался в своей помпезности. Оливер сравнивает создание ФИФА в этой тесной компании в задней комнатке с восстановлением Олимпийских игр десятью годами ранее, в 1894 году, также в Париже, на конференции, проходившей в амфитеатре Сорбонны. Пьер де Кубертен, инициатор, был явно вдохновлен идеалами интернационализма, пацифизма и мира между народами, и в собрании приняли участие семьдесят восемь делегатов из стран Европы, США и Новой Зеландии. Современные Олимпийские игры с самого начала были окутаны подобными провозглашенными достоинствами, но Оливер узнал, что основополагающий принцип международной федерации футбола был более обоснованным: играть в футбол и организовывать соревнования между странами.

Признавая это, вы все равно можете признать, что в этих начинаниях были идеализм и невинность, что ровно за десять лет до того, как Европа была разорвана на части ужасной войной, люди из разных стран собирались с простой целью согласовать правила игры друг с другом. Деньги, похоже, не были какой-либо частью мотивации; тогда в тех европейских странах на футболе можно было заработать очень мало. Позже, после Первой мировой войны, Жюль Риме занимал пост президента ФИФА с 1921 по 1954 год, в тридцатитрехлетнюю эпоху решительной глобализации, включая его знаменательное учреждение чемпионата мира в 1930 году. Он был религиозным христианином, который разделял взгляды де Кубертена на спорт как на силу мира и доброй воли между народами. В конце своего пребывания в должности Риме говорил о ФИФА как о «духовном сообществе, к которому мы все принадлежим единым сердцем и единой волей», и о футболе как о «канале для передачи лучших человеческих качеств», перечисляя дисциплину, умеренность и солидарность среди его добродетелей.

«Верность духу игры, справедливость по отношению к противнику, пожалуй, самое замечательное качество футбола, — сказал Риме в своем знаменитом обращении к конгрессу ФИФА в Рио-де-Жанейро перед началом чемпионата мира 1950 года, проходившего в Бразилии. — Без них футбол был бы лишен всякого смысла и вернулся бы к состоянию варварских игр древности».

Он пришел к выводу, что у футбола есть моральные преимущества, которые он должен принести миру: «Наша цель должна состоять в том, чтобы перенести эти идеалистические качества игры в нашу повседневную жизнь».

Основатели с самого начала безуспешно пытались привлечь английскую Футбольную ассоциацию, безусловно, самую сильную и старейшую футбольную ассоциацию, у которой к тому времени была процветающая профессиональная лига, состоящая из множества клубов всех уровней. Британцы кодифицировали игру и подарили ее миру — в буквальном смысле, поскольку многие клубы в Европе, Южной Америке, Африке, Азии и Океании были основаны по инициативе британских экспатриантов или коммерческих путешественников. Робер Герен, француз, который инициировал ФИФА, обратился с письмом к джентльменам из ФА и дважды ездил в Лондон в 1903 году, но обнаружил, что лорд Киннерд, председатель, и Фредерик Уолл, секретарь в цилиндре и сюртуке, отнеслись к нему с пренебрежением. Герен жаловался в известной фразе, цитируемой во всех исторических источниках, что иметь дело с англичанами — все равно что «резать воду ножом».

Для английского любителя футбола понимание этой ранней истории — мучительное, порой неловкое путешествие, с неприятными параллелями с растущим британским изоляционизмом сегодня, — признание неусвоенных уроков. ФА написала Герену после того, как он взял на себя труд встретиться с ними, ответив в ноябре 1903 года, что ее совет «не видит преимуществ» международной федерации. ФА не принимала участия в той инаугурационной встрече в Париже, вместо делегата отправив письмо с извинениями. Затем, странно и оскорбительно, через год после того, как семь европейских стран создали ФИФА, английская футбольная ассоциация провела свою собственную конференцию в Кристал Пэлас в Лондоне, в День дурака 1905 года, и решила, что должен быть создан какой-то новый международный союз.

Однако копания Гая Оливера в архивах ФИФА побудили его попытаться реабилитировать отношение англичан, а также попросить о некотором понимании и перспективе.

«В 1904 году [когда ФА была приглашена принять участие в создании ФИФА] четыре страны Соединенного Королевства были непревзойденными державами в футболе», — написал Оливер.

«Таким образом, международная организация, созданная кем-либо другим, столкнулась бы с титанической задачей — быть воспринятой британцами всерьез. Рассмотрим следующую параллель. Представьте, что сегодня энтузиасты американского футбола во Франции, Дании, Бельгии, Швеции, Испании и Нидерландах решили создать международную федерацию американского футбола. То, что такой орган может стать выдающимся органом в американском футболе в течение десятилетия, может показаться абсурдным, но это именно тот масштаб, которого ФИФА достигла в обычном футболе».

Оливер прочел корреспонденцию из английской Футбольной ассоциации, учитывая тот факт, что футбольные ассоциации Аргентины, Индии, Канады и Южной Африки уже были связаны с Футбольной ассоциацией и конференция в Кристал Пэлас, не столько как изолированность, сколько как иллюстрация стремления быть доминирующей силой в организации международного футбола. К 1906 году ФА решила принять полное участие в новой организации ФИФА и направила делегацию на июньскую конференцию в Берне, Швейцария, в том числе Дэниела Вулфолла, казначея ФА и члена комитета «Блэкберн Роверс». На собрании он был избран президентом ФИФА, что стало признанием масштабов, истории и ноу-хау английской Футбольной ассоциации, и он занимал этот пост до 1918 года. Вулфолл был первым из трех английских президентов ФИФА из всего лишь шести в общей сложности за семьдесят лет становления ФИФА, прежде чем ее культура безвозвратно изменилась после избрания бразильца Жоао Авеланжа президентом в 1974 году.

В течение сорока лет после этого британское влияние ослабевало, поскольку организация расширяла свою деятельность далеко за пределы своей основной европейской направленности. У ФИФА было всего два президента: Авеланж в течение монументальных двадцати четырех лет до 1998 года, когда его протеже и бывший генеральный секретарь Блаттер получил награду за амбиции всей жизни и одержимость саморазвитием, поднявшись сам, и он продержался семнадцать лет.

Бернский конгресс 1906 года заложил основы статуса ФИФА как бесспорной международной федерации и ради глобального роста футбола. Делегаты согласились с тем, что законы игры должны соответствовать законам английской Футбольной ассоциации, что только одна национальная ассоциация из каждой страны, действительно контролирующая футбол там, будет признана и допущена в ФИФА, и что международные матчи будут организованы на ежегодном конгрессе ФИФА. Вулфолл и Уолл доложили членам-учредителям ФА в ее совете, что их игра неуклонно развивается за пределами британских берегов. Они сослались на «важность континентального футбола» и «мнение о том, что в скором времени клубы, находящиеся под юрисдикцией Футбольной ассоциации, будут рассматривать континентальный футбол как часть своих договоренностей и будут регулярно посещать и принимать континентальные клубы».

Они продолжили с наметками на исторический момент: «Футбольная ассоциация должна использовать все свое влияние для регулирования футбола на континенте как чистого вида спорта и предоставить всем континентальным ассоциациям все преимущества многолетнего опыта Футбольной ассоциации».

Сила и глубина английского футбола по сравнению с зарождающейся игрой, развивающейся в других европейских странах, иллюстрируется тем фактом, что для проведения международных матчей и предоставления другим странам шанса Футбольная ассоциация Англии сформировала и выставила любительскую команду. Тем не менее, эта сборная была настолько сильна, что любители Англии выиграли первые два футбольных турнира, сыгранных на Олимпийских играх: в 1908 году в Лондоне, обыграв Данию со счетом 2:0, и в Стокгольме в 1912 году, снова победив Данию, на этот раз со счетом 4:2. Оливер решительно утверждал, что этот и три последующих олимпийских футбольных турнира были фактически первыми чемпионатами мира, что объясняет двадцатишестилетний разрыв между созданием ФИФА и первым чемпионатом мира, сыгранным в Уругвае в 1930 году.

К сожалению, к тому времени Англия дважды выходила из состава ФИФА после скандалов, в которых английское своеволие выглядит мрачным, но до боли знакомым. В первый раз в 1920 году, после окончания кровопролитной войны и когда футбольные ассоциации других европейских стран медленно возобновляли спортивные отношения, британская ФА ушла сама, потому что не хотела признавать ассоциации, которые разрешали матчи против Германии и команд других побежденных стран. Британская ФА воссоединилась с ФИФА в 1924 году, но затем у нее возник еще один спор с организацией, на этот раз не согласившись с чистотой любительского статуса на Олимпийских играх, который утверждал, что игроки должны получать компенсацию за время, отнятое от основной работы. Еще раз это случилось в 1928 году, во второй раз за четыре года, и за два года до того, как ФИФА впервые организовала величайший международный футбольный турнир в мире.

В своей превосходной книге «ФИФА: Люди, мифы и деньги», профессор Алан Томлинсон морщится от снисходительности «британского всезнайки», с выражением которого Фредерик Уолл передал решение тогдашнему секретарю ФИФА, голландцу Карлу Хиршману: «Подавляющее большинство Ассоциаций, связанных с Международной федерацией футбола, образованы сравнительно недавно, — фыркнул Уолл, — и, как следствие, не могут обладать знаниями, которые может дать только опыт».

Риме приписывают то, что он сочетал свой религиозный идеализм в отношении человеческого потенциала футбола с реальным признанием того, что работающим людям за их время нужно платить. Во время своего пребывания на этом посту он поглотил футбольные ассоциации из Африки — Египет в 1923 году был первым — Азии и Центральной Америки, распространив ФИФА далеко за пределы Европы. И он добился признания полного профессионализма, что означало, что футбол порвал с Олимпийскими играми и основал свой собственный чемпионат мира. Оливер утверждает, что этот прагматизм провидца ФИФА избавил футбол от угнетения и мелочности, с которыми слишком долго благочестиво насаждался любительский статус на Олимпийских играх и в других видах спорта, и отчасти объясняет огромный рост игры и ускоренное завоевание воображения всего мира.

Англия, все еще не являющаяся членом ФИФА после своего ухода, не играла на чемпионате мира в Уругвае, выигранном принимающей страной, которая обеспечила себе право провести его, пообещав частично покрыть командировочные расходы других национальных команд. Англия также не снизошла до участия в чемпионатах мира 1934 и 1938 годов, оба из которых выиграла Италия, прежде чем Европу снова сотрясла война.

ФИФА переехала в Швейцарию в 1932 году после того, как она погрузилась в финансовый кризис из-за резких потерь, понесенных Хиршманом на инвестициях во время Великой депрессии. Первоначально и в течение двадцати двух лет после этого ФИФА управляла делами мирового футбола и организовывала чемпионаты мира всего из двух комнат в офисном здании на главной Банхофштрассе Цюриха, которая проходит через центр города от большого старого железнодорожного вокзала. Чтобы провести операцию профессионально после фиаско с Хиршманом, ФИФА наняла своего первого настоящего сотрудника в качестве секретаря, бывшего немецкого игрока Иво Шрикера, который в течение двадцати лет руководил всеми операциями из этих тесных комнат имея при себе всего одного помощника.

В 2006 году, семьдесят три года спустя, ФИФА переехала в свою нынешнюю штаб-квартиру, неприступную на вид черную глыбу преимущественно бразильского гранита, расположенную высоко на холме, на территории с ухоженными футбольными полями, флагами всех стран-участниц, а также растениями и листвой в садах из шести мировых регионов футбола. С погруженными под землю этажами, хотя в основном для парковки, его постоянно описывают как бункер, и он неизбежно выглядит как здание, которое выбрала бы организация, если бы у нее были заговоры, которые нужно вынашивать, секреты, которые нужно скрывать. Чтобы построить этот Дом ФИФА, организация Блаттера потратила 240 млн. швейцарских франков ($235 млн.) на состояние, которое она заработала в основном от продажи телевизионных и маркетинговых прав на современный чемпионат мира.

Переезд в Швейцарию отчасти был вызван насущной необходимостью иметь где-то постоянную базу; в течение многих лет адресом мирового футбольного руководства был дом Хиршмана в Амстердаме. Швейцария была нейтральной в войне и приятной, хорошо обустроенной страной для обоснования; де Кубертен перенес Международный олимпийский комитет в Лозанну в 1915 году, когда бушевала Первая мировая война. Приветствие Швейцарии распространилось на щедрый правовой статус спортивных ассоциаций, которые освобождены от налогообложения своей прибыли, поскольку считается, что они служат общественному благу. Эта свобода от налогов и прозрачность, требуемая от коммерческих компаний — Швейцария была домом для осторожных частных банков, которые были обвинены в принятии депозитов нацистского золота во время войны — несомненно, были полезны в 1932 году, но привилегии стали предметом ожесточенной критики, когда в современную эпоху ФИФА разразилась многомиллиардными телевизионными и спонсорскими сделками.

Оглядываясь назад на нынешнее воплощение ФИФА, богатое мегаденьгами и скандалами, примечательно думать, что президентом в течение тринадцати лет, начиная с 1961 года, был англичанин, такой же жесткий и проникнутый любительским духом, как сэр Стэнли Раус. Сегодня, глядя на Рауса пресыщенным взглядом, легко представить его строгим человеком, вышедшим из своего времени, одержимым протоколом и сводом правил, в то время как мир вокруг него менялся. Это правда, что он был непревзойденным «пиджаком» ФА, хотя он начал свою карьеру в качестве секретаря ФА в 1934 году, когда его отчитали за то, что он не надел цилиндр и сюртук на свой первый матч, как это делал Уолл, место которого он и занял. Раус выбрал, как он вспоминал в своих мемуарах «Футбольные миры», «лихую пару гольф брюк».

Написанная в 1978 году, через четыре года после того, как он проиграл выборы Аваланжу, книга «Футбольные миры» на самом деле является бесценным историческим документом, повествующим о потрясающей спортивной жизни, начиная с его рождения в Матфорде, крошечной деревушке в графстве Саффолк, в 1895 году, когда зарождался сам футбол, и заканчивая президентом ФИФА, организующим чемпионаты мира на цветное телевидение с Пеле, Кройффом и Беккенбауэром. Его детство читается как версия книги «Сидр с Рози» футбольного администратора, классическое воплощение авторства Лори Ли изолированной английской деревенской жизни до того, как автомобили и технологии изменили ее навсегда, только без бурного секса под тележкой с девушкой вроде Рози — и вообще без какого-либо сидра. Всего в третьем абзаце первой страницы пятнадцатилетний юный Стэнли выстраивает взрослых мужчин, «собранных батраков и рыбаков, не занятых на работе», и организует их в футбольную команду. Раус задавался вопросом, был ли это «мой собственный пылкий энтузиазм» или «счастливая случайность» того, что я был 182 см. ростом, «что придавало мне определенный вид авторитета, не свойственный моему возрасту».

Самый запоминающийся образ в его воспоминаниях, который включал карьеру судьи высшего класса, двадцать семь лет на посту секретаря ФА, тринадцать лет на посту президента ФИФА, организацию послевоенных Олимпийских игр 1948 года в Лондоне, за которые он получил рыцарское звание, и неоценимую добровольную работу на службе у спорта и благотворительности — все это было воспоминаниями из его юности. Раус обычно проезжал на велосипеде сорок километров, по два часа туда и обратно, из своей маленькой деревни, чтобы посмотреть на «Норвич Сити» на их тогдашнем стадионе «Нест». Он написал, что на задней оси его велосипеда установлена дополнительная подножка, чтобы «самые ловкие из моих деревенских парней» могли стоять на ней, положив руки на плечи Рауса, и таким образом он также мог ездить на велосипеде с пассажиром.

«Нам нужно было постараться, совершая подобное путешествие в дождливый день, — писал Раус, — но мы думали, что оно того стоило, когда любой из героев того времени был в форме».

Раус, если вдуматься, прожил замечательную жизнь и сделал карьеру, полную преданности спорту, что, можно утверждать, было в лучших английских традициях. Верный британской интеграции спорта в школы, Раус получил квалификацию учителя и впечатлял своими тренерскими методами и организаторскими способностями в Уотфордской средней школе, подав заявление и получив работу преемника Уолла в Футбольной ассоциации Англии. Среди многих других тщательных модернизаций, которые он привнес в первый в истории руководящий орган футбола, было переписывание правил игры, которое он завершил в 1938 году. Правила впервые были написаны на викторианском английском языке в 1863 году, а затем их дополнения и модификации стали объемными и порой трудными для понимания, как обнаружил Раус будучи судьей. Поэтому он расшифровал и сопоставил их, создав новый упрощенный свод правил, настолько четкий, что они просуществовали без дальнейшего пересмотра почти шестьдесят лет, до 1997 года. Раус написал в своих мемуарах, что сотрудник ФА договорился о том, чтобы новые правила были защищены авторским правом на его имя, но он никогда не взимал никакой платы за сорок лет действия этого права. Он сказал: «Моей целью было просто убедиться, что они не могут быть изменены без консультации со мной».

По словам Рауса, когда его преемник Денис Фоллоус, как стало известно, предложил ФИФА, чтобы ФА взимала плату за использование правил, разработанных английским органом: «В частном порядке я предостерег его от курса, который не набил бы ни одного кармана, кроме лишь моего».

В музее ФИФА в Цюрихе в качестве экспоната в одной из стеклянных витрин хранится выдержка из оригинальных правил Рауса. Это их первая страница, примечание из правила один: Количество игроков:

«В игре должны участвовать две команды, каждая из которых состоит не более чем из одиннадцати игроков».

Затем он отметил размеры «площадки», разметку, размер и положение ворот, «соединенных горизонтальной перекладиной в 8 футах от земли [2,44 м]»; а ниже — правило номер три: Мяч

Правила в стеклянной витрине ФИФА были написаны Раусом от руки на обычном, теперь пожелтевшем листе линованной бумаги формата А4, который выглядит так, как будто он взят из стандартной школьной тетради. Увидеть их было удивительно эмоциональным переживанием, гораздо более волнующим, чем кепки и кубки легендарных игроков, размещенные в других шкафах, и даже огромный, настоящий трофей Кубка мира, чья золотая глыба выглядит немного грубо и чрезмерно, но все же благоухает героическими подвигами. Дело было не только в простоте свода правил Рауса, которые легли в основу столь экстравагантно успешного мирового вида спорта, как футбол. В них есть что-то почти детское, как будто он делал это для домашней работы; можно себе представить, как Раус наклоняется над своим столом, сосет ручку, сильно хмурится, а затем изо всех сил старается написать правила своим самым аккуратным почерком.

Его окончательное замещение Авеланжем, грозным и ледяным амбициозным бразильским бизнесменом, а также последовавшая за этим глобальная работа по развитию и коммерциализации ФИФА превратили Рауса в надутого, неуместного, застрявшего во времени колониалиста, захваченного врасплох современностью. Но это карикатура; его достижения заслуживают более щедрой оценки, и он был более дальновидным, чем предполагает поверхностный взгляд назад; на самом деле, в то время его описывали в прессе как модернизатора и интернационалиста. У него было мнение о цели ФА, высказанное Вулфоллом после того конгресса ФИФА 1906 года, что организация должна быть частью футбола во всем мире и нужно стремиться влиять на него, а не отворачиваться. Раус всегда был вовлечен в международное сотрудничество, даже в качестве арбитра, и он критиковал «отчужденную» ФА, которая «ушла в себя» и вышла из ФИФА. Об отсутствии ФА во всемирном руководящем органе он писал: «Я, конечно, и не думал, что это была великолепная изоляция. Для меня то, что мы не были более тесно связаны с ФИФА было предметом сожаления и постоянной причиной трудностей».

Он был полон решимости вернуть ФА в ФИФА как можно скорее после войны, и уже в ноябре 1945 года отправился на заседание исполнительного комитета в Цюрих с Артуром Дрюери, председателем ФА. Они нашли там радушный прием, ФА и другие британские ассоциации были вновь приняты в 1946 году, а Дрюери, бизнесмен по переработке рыбы и бывший председатель «Гримсби Таун», в 1956 году станет президентом ФИФА. Это все еще были времена, несмотря на растущую интернационализацию организации, в которую входили ФА многих южноамериканских и азиатских стран — ФА африканских стран в основном присоединились после того, как их страны получили независимость в 1960-х годах — европейского доминирования в ФИФА. Кажется, это подводит итог тому, насколько это была другая эпоха, если подумать, что президентом ФИФА, управляющим видом спортом всего мира, был бывший председатель английского футбольного клуба из северной провинции, такого как «Гримсби».

Стабильная, безупречная работа Рауса в ФА и ФИФА, его организаторская компетентность, внимание к деталям и стремление к прогрессу привели к тому, что в 1961 году его попросили занять пост президента, хотя ему также пришлось победить на выборах двух других кандидатов. В ФИФА ему никогда не платили, и в своей книге он пишет, что выполнял эту работу на свою пенсию от ФА, которая, должно быть, была скромной. Ему было уже шестьдесят шесть, когда он принял эту должность, описав свое президентство в ФИФА как «самые захватывающие и самые требовательные 13 лет в моей жизни». Вместо того, чтобы рассматривать это как «уход на пенсию», он сказал:

«Здесь был шанс использовать весь мой опыт и удовлетворить свой пожизненный интерес к международному сотрудничеству… Я был полон решимости, что ФИФА должна придерживаться самого широкого взгляда на проблемы с мировой точки зрения, а не с точки зрения Европы или Южной Америки. Я также был полон решимости, чтобы ФИФА продолжала плавно продвигать игру без излишних проверок в схеме развития».

В наше время Рауса помнят за его позицию в отношении Южноафриканской футбольной ассоциации, в которой участвуют только белые (Football Association of South Africa — FASA, ФАСА), твердо выступающей против бойкота страны апартеида, которого требовало с начала 1960-х годов растущее число постколониальных, независимых чернокожих африканских стран, которые были членами ФИФА. Раус производил впечатление человека, инстинктивно симпатизирующего апартеиду и враждебно относящегося к развитию африканского футбола, и голоса против него некоторых африканских футбольных ассоциаций сыграли решающую роль в победе Авеланжа на выборах 1974 года. Сам Раус возмутился этим предположением и, похоже, был искренне сбит им с толку, а также был огорчен потерей стольких африканских голосов на выборах.

Раус утверждал, что его взгляд на Южную Африку согласуется с принципом, который он неоднократно повторял, что спорт сам по себе не должен вовлекаться в политику. Он утверждал, что если страна получила международное признание, ФИФА должна принять ее футбольную ассоциацию и не ставить себя судьей ее политики или социальных условий. Это было, например, основой его поддержки восстановления немецкой ФА в ФИФА после войны, против чего выступили представители некоторых стран, которые особенно пострадали от нацистского террора. «Это было успешно достигнуто в 1950 году, — писал Раус, — и какой большой вклад Германия с тех пор внесла в международный футбол».

Но его позиция по внедрению ФАСА в ФИФА так и не была принята ФА большинства африканских стран. Африканская конфедерация футбола (АКФ) запретила ФАСА за отказ отправить расово смешанную команду на первый Кубок африканских наций, в год образования АКФ, в 1957 году. После того, как ФАСА была отстранена в 1961 году, Раус решил провести комиссию по установлению фактов в Южной Африке в январе 1963 года, взяв с собой белого представителя США Джимми Макгуайра. Они пришли к выводу, что «несмотря на политику правительства [Южной Африки] по отдельному развитию, ФАСА само по себе не практиковало расовую дискриминацию». Он основывал это на том, что ФАСА всего лишь следовала политике своего правительства, которой оно не имело права пренебрегать, и что оно разрешало ассоциациям, представляющим футбол, в который играют другие расовые группы, вступать в ассоциации: банту, индейцев и «цветных». Он утверждал, что ФАСА работает над интеграцией, несмотря на апартеид, который, по его словам, ему всегда «не нравился».

Это было очень далеко от того, чтобы достаточно удовлетворить африканские ФА и большинство стран, выступающих под эгидой ФИФА. На Токийском конгрессе в следующем году ФАСА снова были отстранена на двенадцать лет, вплоть до конгресса 1976 года в Монреале, когда ФА страны, где все еще царил апартеид, была исключена. Некоторые африканские ФА написали Раусу, обвинив его в попустительстве апартеиду, а затем, разъяренные отсутствием мест для африканских стран на чемпионате мира 1966 года, АКФ организовала бойкот турнира. Настойчивость Рауса в тонком разделении спорта и политики и, возможно, его культурная перспектива как продукта колониальной Британии, по-видимому, привели к тому, что он недооценил и сам не почувствовал, внутреннее отвращение и оппозицию чернокожих африканцев апартеиду.

Он также занял позицию по Чили в 1973 году, которая выглядит нелепо слепой к политической реальности: отказавшись позволить Советскому Союзу провести отборочный матч чемпионата мира в нейтральной стране, потому что, как они жаловались, национальный стадион в Сантьяго использовался для пыток и убийств леваков после жестокого переворота генерала Аугусто Пиночета в том году. Раус отождествляется с отказом согласиться на эту просьбу и настаивать на том, чтобы Советский Союз сыграл матч в Чили, хотя это было решение большинства соответствующего комитета, который послал двух представителей посмотреть и получил отчет о том, что «основываясь на том, что они видели и слышали в Сантьяго, жизнь возвращалась к норме». Раус считал, что он предлагает особую привилегию, предложив провести игру в Чили, но на другом стадионе, и он был озадачен отказом Советского Союза. Он наблюдал за их автоматическим исключением из чемпионата мира 1974 года за отказ играть в отборочном турнире, а затем выразил недоумение по поводу «политической вендетты», которую, как он жаловался, Советский Союз впоследствии развязал против него.

Но было бы ошибкой судить обо всем пребывании Рауса в должности и его характере по этим двум эпизодам, когда его подход, казалось, серьезно противоречил порядочному мышлению. Его настойчивость в том, что ФИФА не должна занимать политическую позицию, была в других ситуациях убедительной и достойной восхищения: он выступил против требований Китая о том, чтобы отколовшийся Тайвань был дисквалифицирован ФИФА на том же основании, что это международно признанная независимая страна, и ФИФА не должна использоваться для ведения политической борьбы. Часто описываемый как «патерналист», он был интернационалистом в ФИФА и считал, что всегда делал все возможное, чтобы поощрять развитие игры во всем мире.

Раус настаивал на развитии конфедераций, группировок футбольных ассоциаций стран по регионам, включая АКФ, потому что, по его мнению, «важно, чтобы ФИФА децентрализовалась, а не превратилась в огромную бюрократию, базирующуюся в Европе и оторванную от мира.… и не сочувствующую потребностям других континентов».

Сейчас это поощрение конфедераций выглядит невинным. Раус рассматривал их как необходимый буфер между национальными футбольными ассоциациями и ФИФА в ходе влияния на игру, на котором, по его мнению, все участники должны быть полностью сосредоточены. Он разработал первый устав Европейской конфедерации УЕФА, которая была создана в 1954 году, и в качестве секретаря Футбольной ассоциации Англии поддержал участие английских чемпионов в новом Кубке чемпионов, несмотря на ограниченные возражения Футбольной лиги. Раус особо поощрял создание КОНКАКАФ и усилия по ускорению развития футбола в США, которые, как он всегда считал, «способны стать мировым лидером в этой игре». Он также помог в 1966 году с формированием новейшей конфедерации, Океании, тогда включавшей Австралию, чья футбольная ассоциация перешла в Азиатскую конфедерацию футбола в 2005 году. Секретарем в то время был Чарльз Демпси, шотландец, живущий в Новой Зеландии, которого Океания до сих пор почитает как своего «отца-основателя».

В 1966 году, когда подробные планы, оставленные Раусом в Футбольной ассоциации Англии на чемпионат мира по футболу, воплотились в жизнь в родной стране, он был в ФИФА, предлагая новую систему предоставления финансовых грантов африканским и другим развивающимся футбольным странам. Раус верил в эту инициативу; он путешествовал по миру, чтобы документально подтвердить необходимость финансовой помощи ФИФА в развитии, и он упорно трудился, чтобы убедить исполнительный комитет, в котором доминируют европейцы, одобрить политику, а финансовый комитет выделить 500 тыс. швейцарских франков на ее финансирование. Целью было оказание прямой финансовой поддержки конфедерациям, обслуживающим развивающиеся страны, с целью найма секретаря на полный рабочий день, оплаты и поощрения тренерских курсов и конференций, создания технических фильмов, помощи в административных расходах и расходах на оборудование для улучшения курсов, а также на оплату турниров.

Авеланж, бросая вызов Раусу, пообещал финансировать больше программ развития и увеличить число стран, принимающих участие в чемпионате мира, с шестнадцати до двадцати четырех, чтобы открыть его для большего числа развивающихся стран, что создало впечатление, что Раус был против обоих инициатив. Гай Оливер обнаружил в архивах, что этот стандартный взгляд на Рауса несправедлив. Фактически, Раус распространил предложения еще в июле 1970 года, запросив мнение конфедераций о расширении чемпионата мира до двадцати четырех или тридцати двух команд, как это и случится впоследствии. Расширение до тридцати двух сборных, по его предложению, позволило бы сыграть четырем странам из Африки, четырем из Океании и Азии и четырем из Центральной и Северной Америки, наряду с, по заслугам, тринадцатью из Европы, пятью из Южной Америки, плюс принимающая страна и победитель прошлого турнира. Он предполагал, что это может произойти сразу после предстоящего чемпионата мира 1974 года в Западной Германии.

Раус получил резко негативный ответ от УЕФА, всегда ревниво относившейся к уступке европейского контроля и доминирования в международном футболе, и предложение было заблокировано. Африканские страны по-прежнему не имели ни одного гарантированного места на этом чемпионате мира и чтобы попасть на турнир им приходилось проходить матчи на выбывание против сборных из Азиатской футбольной конфедерацией. Авеланж, в конечном счете победивший на выборах, выдвинув себя в качестве покровителя международного развития, затем смог протолкнуть это предложение, учитывая его мандат, расширив состав команд чемпионата мира с шестнадцати до двадцати четырех стран на турнире 1982 года в Испании. Раус, столкнувшись с соперничающей кандидатурой Авеланжа, отказался активничать перед выборами, выпустив лишь скромную брошюру, в которой говорилось, что он будет придерживаться своего послужного списка, который, по его мнению, был самоочевидным: тринадцать лет достижений, развития и достойного восхищения прогрессом. Учитывая истории, тогда и с тех пор, о том, что Аваленж раздавал наличные и обещал таким образом выиграть голоса, заключительное заявление Рауса в том, что сошло за его манифест, выглядит немного колючим: «Я не могу предложить никаких особых стимулов для получения поддержки при моем переизбрании, и я не агитировал за голоса, кроме как через это сообщение. Я предпочитаю, чтобы дела говорили сами за себя».

Как он сам признавался, этого было недостаточно. В своих мемуарах Раус обуздал горечь, которую он почувствовал и выразил сразу после выборов, но он все же сказал:

«Самым большим разочарованием для меня была реакция Африки. У них было 38 голосов против 33 в Европе, и их влияние было решающим на выборах Авеланжа. Обидной частью этого было то, что во время моего президентства я так много сделал для развития футбола в Африке. Действительно, европейцы, которые вносят основную часть денег ФИФА, часто критиковали меня за то, что я оказываю слишком большую помощь африканским ассоциациям».

Писали, что причиной, по которой Авеланж получил голоса, был подкуп. В одном из репортажей того времени говорилось о «маленьких коричневых конвертах в больших черных руках» — фразе, которая не получила широкого распространения на протяжении десятилетий. Возможно, это было правдой, как и многие другие обвинения во взяточничестве, которые сопровождали выборы и голосование в ФИФА после ключевой смены режима в 1974 году, но ни один случай не был доказуемо задокументирован. Дэвид Яллоп в своей книге «Как они украли игру» выражает неприязнь к Авеланжу и утверждает, основываясь на исследованиях, что он был коррумпирован в бизнесе и в ФИФА. Но пример, который сам Авеланж привел об избирательной кампании 1974 года, также может пролить свет на другое измерение мировой футбольной политики.

Авеланж рассказал Яллопу, что его друг, который был высокопоставленным руководителем авиакомпании Lufthansa, оплатил расходы на проезд шести африканских делегатов на решающий конгресс во Франкфурте — и там они проголосовали за Авеланжа. Это выглядит как подходящий случай взяточничества или, по крайней мере, вопиющего конфликта интересов, если бы у ФИФА были какие-либо структуры для обеспечения соблюдения кодекса этики в 1974 году. Но это также показывает, что в 1974 году у значительного числа африканских футбольных ассоциаций не было денег, их не хватало даже на авиабилеты, чтобы отправить своего президента или другого представителя на конгресс ФИФА, столь важный, как тот, на котором избирался президент.

Совсем недавно, в апреле 2016 года, бразильский ученый Луис Гильерме Бурламаки представил исследование на конференции Гарвардского университета «Футбол как глобальное явление», в котором подробно описана бедность небольших футбольных ассоциаций во времена Рауса. У ФА был небольшой фиксированный сбор для оплаты их членства в ФИФА, в дополнение к налогу на доходы от международных матчей, который ФИФА по-прежнему взимала в качестве основного источника дохода для ведения своей деятельности. Бурламаки обнаружил, что в 1974 году фиксированный взнос составлял всего $150 в год, однако «для небольших [африканских] федераций, таких как Того или Чад, $150 были значительной суммой, и они постоянно задерживали свои взносы». В феврале 1974 года генеральный секретарь ФИФА Хельмут Кезер, долгое время работавший в ФИФА, написал в АКФ, что целых двадцать восемь ассоциаций задолжали взносы, и пригрозил запретить им участвовать в конгрессе, если они не заплатят. Элиас Заккур, агент и промоутер матчей, который действовал в кампании Авеланжа в Африке и на Ближнем Востоке — многолетний лоббист ФИФА и посредник — сказал в телевизионном интервью 2004 года, что он заплатил взносы четырнадцати африканских национальных ассоциаций, которые не могли себе этого позволить. «И я заплатил, — сказал он. — А они смогли проголосовать, иначе "они" бы не голосовали. Эти 14 голосов были за нас».

Без сомнения, Авеланж получал взятки от швейцарской маркетинговой компании International Sport and Leisure (ISL) в 1990-х годах и почти наверняка раньше, и поэтому был вовлечен в создание культуры коррупции в этом руководящем органе мирового футбола, у которого были столь замечательные и идеалистические основополагающие принципы. Однако чрезмерное внимание к этому, а также его использование покровительства могут затмить привлекательность и таланты Авеланжа, которые также стали факторами его победы на выборах и его карьеры в ФИФА. Урожденный Жан-Мари Фостен Годфруа де Авеланж в Рио-де-Жанейро в 1916 году в семье богатого бельгийского отца Фостена, который заработал свои деньги на торговле оружием, Жоао умер в 2016 году, достигнув 100-летнего возраста. В юности он был сильным спортсменом, входил в состав сборной Бразилии по плаванию на Олимпийских играх 1936 года в гитлеровском Берлине, а в 1952 году выступал в составе команды по водному поло. Он изучал юриспруденцию, затем начал сотрудничать с транспортными и другими промышленными компаниями, включая оружейные, согласно расследованиям Яллопа.

Авеланж вступил в Бразильскую спортивную конфедерацию CBD и был назначен ее президентом после того, как футбольная сборная Бразилии не смогла выиграть чемпионат мира 1954 года в Швейцарии, что было расценено как непростительное. Турнир выиграла Западная Германия, что стало историческим успехом в государственном строительстве, получившим название «Бернского чуда» для страны, оправившейся от пепла войны и позора нацистской эпохи. Компания Adidas, основанная и названная в честь Ади Дасслера, отца Хорста, приписала себе некоторую заслугу в победе, разработав для западногерманской сборной футбольную обувь, которая стала революцией в легкости по сравнению с комковатыми бутсами, которые до сих пор носили другие команды.

Авеланж занимал пост президента CBD, руководя конфедерацией двадцати трех национальных спортивных руководящих органов с 1958 по 1973 год, когда он начал свою кампанию за пост президента ФИФА. В то время как мир задыхался от благоговения перед «природными» навыками бразильских игроков, когда с замечательным семнадцатилетним Пеле они выиграли чемпионат мира в 1958 году, а затем в 1962 и 1970 годах, на самом деле Авеланж провел целенаправленную, профессиональную операцию для сборной. Она финансировалась правительством и деловыми кругами, видящими престиж, который победа принесет сборной Бразилии, и это способствовало медицинскому и техническому опыту для поддержки игроков, которые будут тщательно подготовлены к турнирам. Уже в 1962 году глобальные амбиции деловых и политических кругов Бразилии начали подталкивать Авеланжа к предложению баллотироваться на пост президента ФИФА.

В своем исследовании зарождения кампании Авеланжа Бурламаки обнаружил, что она была направлена на расширение международного признания и авторитета, которые Бразилия приобрела благодаря своим блестящим футбольным талантам. Бразильский бизнес и правительство — военная диктатура в самый мрачный период репрессий — поддержали кампанию Авеланжа как средство создания бразильской нации. Авеланж посвятил себя предвыборной агитации, прославившись тем, что летал в восемьдесят шесть стран, чтобы напрямую пообщаться с делегатами ФА ФИФА, имеющими право голоса по всему миру, часто в сопровождении сборной Бразилии или «Сантоса», играющих товарищеские матчи, или просто самого Пеле, посыпая кандидата золотой звездной пылью.

Цитируемый Дэвидом Яллопом в его книге, Пеле сам рассказал о своем статусе в Африке: «Я представлял чернокожим в этих странах, чего может достичь чернокожий человек в стране, где мало расовых предрассудков, а также предоставлял вещественные доказательства того, что чернокожий человек может стать богатым даже в стране белого человека».

Авеланж был белым и богатым, но он успешно представил себя как выходца из смешанной по расовому признаку, менее обеспеченной и неевропейской страны, и как сочувствующего жалобам и потребностям африканских ФА, позиционируя себя в оппозиции к борьбе, которую они вели с Раусом по поводу Южной Африки. У него уже была поддержка южноамериканских стран, и он прислушался к чаяниям африканских ФА, пообещав им больше программ развития и расширенный чемпионат мира.

Эммануэль Марадас, журналист из Чада, который редактировал журнал African Soccer и освещал политическую борьбу африканских ФА, говорит, что Авеланж, а позже и Блаттер понимали их потребности и как с ними разговаривать:

«Южная Африка была важным фактором во времена национально-освободительных движений, — говорит Марадас. — Жоао Авеланж объехал и пролоббировал ведущие страны — Гану, Нигерию, Египет, чьи делегаты громко выступали на конгрессах ФИФА. Он пообещал помочь Африке, чтобы у них было место в исполнительном комитете, место на чемпионате мира, развитие молодежи. Они знали, как использовать правильные слова с сильным посылом: деньги есть, и им помогут».

Жалоба, написанная Раусом, о том, что он просто продолжал свою работу и ожидал, что она будет сама за себя говорить, тоже не совсем полная история. Его поддерживали неустанные лоббистские усилия Хорста Дасслера, который сменил своего отца Ади на посту босса Adidas, неустанно занимался политикой спортивных руководящих органов и позже основал компанию по маркетингу чистых видов спорта ISL. Дасслер, управляющий компанией по производству комплектов формы и бутс, добивался избрания президентов, которые были бы ему преданы, и заключал с ним спонсорские сделки, продвигая бренд Adidas через свои виды спорта и команды. По словам Патрика Налли, в то время молодого английского маркетолога, который работал в партнерстве с Дасслером после избрания Авеланжа в поисках спонсоров для ФИФА, «Хорст Дасслер видел смысл в сотрудничестве с федерациями, которые затем заключили бы сделку о том, какую форму будут носить и какие бренды будут разрешены быть на виду… Он понимал, что вместо того, чтобы платить спортсменам за ношение формы и бутс, что было сложно и могло привести к проблемам, лучше сотрудничать с самими федерациями».

Дасслер действительно поддерживал самых лучших немецких игроков, его руководители заключали вечные сделки с Францем Беккенбауэром, начиная с его игровых дней в мюнхенской «Баварии». Спортивный костюм Франца Беккенбауэра с тремя полосками на рукавах, надетый звездным игроком в 1967 году, был первой спортивной одеждой, произведенной компанией Adidas, которая ранее всегда специализировалась на бутсах. Но как только Дасслер увидел, что главное доминирование бренда связано с брендингом федераций, он даже создал подразделение Adidas по международным связям, которое обучало молодых руководителей спортивной политике, лоббированию и интригам, дабы назначать благоприятных президентов. Федор Радманн, немецкий многолетний деятель футбольной политики и близкий советник Беккенбауэра, десятилетия спустя ключевой чиновник Беккенбауэра в заявке Германии на проведение чемпионата мира 2006 года, работал в Adidas в 1970-х годах, где с 1979 по 1989 год он стал директором, ответственным за «продвижение и международные отношения».

На чемпионате мира 1974 года, который состоялся сразу после избрания Авеланжа, Adidas, безусловно, демонстрировался, три полоски были на Беккенбауэре, когда он экстравагантно поглаживал мяч Adidas, добиваясь победы, равно как и на форме и бутсах многих других сборных. Но Дасслер, по сути, лоббировал Рауса, который уже был союзником, потому что ему было комфортно в ФИФА и он рассматривал переизбрание Рауса как продолжение европейского доминирования ключевой футбольной федерации. В ночь перед голосованием Дасслер устроил большой банкет в поддержку президентства Рауса, по поводу которого Авеланж жаловался, что ему отказали во входе.

Налли говорит, что Авеланж, тем не менее, уважал Дасслера с того времени, потому что он верил, что усилия Дасслера сделали состязание более соревновательным, чем это было бы в противном случае. В ходе эпохального голосования шестьдесят два члена ФА проголосовали за Авеланжа в первом туре против пятидесяти шести за Рауса, затем Авеланж победил во втором решающим перевесом в шестьдесят восемь голосов против пятидесяти двух.

«Хорсту Дасслеру незадолго до выборов стало известно, что Стэнли Раус проиграет из-за личности Жоао Авеланжа, путешествующей по миру с бразильской сборной, с видением того, что спорт должен быть значительно больше и важнее, как это было в Бразилии, — говорит Налли. — Дасслер разговаривал с людьми, убеждал их придерживаться существующей структуры, помогал Раусу. И, несмотря на всю эту работу и поездки по всему миру, Авеланж чуть не проиграл, что он почти полностью приписал Хорсту Дасслеру, которого он считал могущественным и влиятельным человеком. Это создало связь между двумя людьми и взаимное уважение».

Авеланж выиграл, сэр Стэнли Раус проиграл, и он признался, что чувствовал себя «отвергнутым старыми друзьями» и «разочарованным», прежде чем вернуть себе сдержанность, с которой он пробивался к вершинам мирового футбола из своей маленькой деревни в сельской местности Саффолка. Он стал в нескольких важных отношениях человеком из другой эпохи, патрицианским администратором, преданным, как он это видел, игре, которую он всегда любил и в которую верил, когда мир вокруг него менялся. К тому времени ему уже было семьдесят девять, и в футбольной администрации существует напряжение, связанное с влиятельными людьми, чья увлекательная и захватывающая работа стала всей их жизнью, которые не осознают, когда они слишком далеко зашли за возраст своего расцвета, которые на самом деле не знают, что бы они делали по жизни, уйдя на пенсию. Блаттер, элементарно цепляющийся за пятый срок в 2015 году, несмотря на аресты высокопоставленных чиновников ФИФА в цюрихском отеле несколькими днями ранее, все еще плетущий политические уловки, которым он научился за годы работы рядом с Авеланжем, был того же возраста.

Авеланж, для которого он находил добрые слова на публике и с которым у него сохранялись хорошие отношения в качестве почетного президента в течение многих лет после этого, предложил Раусу пенсию, но тот от нее отказался. Раус рассудил, что, поскольку ему не платили, когда он работал в ФИФА, ему не могли платить за то, что он там не работает, и он жил на свою пенсию в ФА. В знаменитом отрывке, размышляя о своем уходе, Раус писал: «В моем поражении было что-то символическое, свидетельствующее об изменении взглядов и стандартов. В футболе все разговоры были только о деньгах, и мое собственное отсутствие личной заинтересованности в этом, возможно, казалось устаревшим и любительским».

Любительство — двусмысленное слово, несущее в себе достоинство делать что-то из любви к делу, из чистых побуждений, а также недостаток быть непрофессиональным и неуклюжим, кем Раус, безусловно, не был. Однако его отсутствие интереса к деньгам, безусловно, устарело, и в ФИФА при Авеланже все должно было измениться.

***

Приглашаю вас в свой телеграм-канал, где только переводы книг о футболе и спорте.