Настоящий гладиатор
“Знаю я что эта песня не к погоде и не к месту”. Такое обычно пишут к подходящей дате – а еще лучше, когда эта дата круглая, ведь тогда можно насытить статью воспоминаниями очевидцев, которые довелось услышать или просто где-то прочитать, для того, чтобы использовать их в качестве расцвечивания того или иного информационного повода. А я эти самые информационные поводы не очень жалую – вот по долгу службы использую практически постоянно, но есть вещи, которые в данные рамки не вписываются. Это как с Великой Отечественной, о которой все дружно начинают вспоминать в районе 9 мая (и благополучно забывают до следующего года), а снять и постирать георгиевскую ленту, которая привязана на боковое зеркало автомобиля на практически вечное хранение, догадываются далеко не многие. Вот и эту статью информационно-правильнее было бы написать где-то через месяц, потому что тогда она была бы “в кассу” – нет, я, конечно, не ставлю то, о чем пойдет дальше речь, в один ряд со всенародным подвигом, хотя … тут тоже пойдет речь о человеческой жизни. И смерти.
28 августа исполнится 15 лет со дня смерти Сергея Перхуна. Факт известный. Я уверен что в последних числах августа об этой дате наверняка вспомнят. Будет все то, о чем я писал чуть выше, но вот мне хотелось бы другого разреза памяти. Попробуйте не вспомнить Сергея, не посопереживать, а постараться прочувствовать. Попробуйте представить что вас (именно вас, а не кого-то другого – проходящего рядом по улице или курящего на балконе в соседнем доме) больше нет. Вот так вот – еще утром вы встали, занимались какими-то делами, встречали знакомых и не очень людей, а потом, не озаботившись знаками, символами или чем-то подобным значимым и торжественным ваша жизнь вдруг стремительно начала кончаться. Не выходит, правда? Если это случится, то не сегодня, не завтра, и не в этой пятилетке, а когда-то в весьма отдаленном потом, ага? “Только мертвый не боится смерти”. А с Сергеем все случилось именно так, без предисловий – игровой момент, выход из ворот, столкновение и жизненный таймер практически тут же обнулился.
Я очень люблю нижеследующую цитату из Гришковца, причем, наверное, настолько, что могу ее и неуместно цитировать, но почему-то кажется, что сейчас впросак не попаду.
А война, это вот... много, много фильмов ...разных... плохих, хороших. Я их так много видел. Я очень много видел фильмов про войну. Я редко думаю о войне. Даже, наверное, вообще о ней не думаю. Но я слишком много видел фильмов. Какие-то обозы..., некрасивые люди, танки, танки со звездами, танки с крестами, поля горят, громкая музыка, самолеты воют, и так далее и тому подобное. Ползут по полю два бойца, вдруг рядом взрыв. Их забрасывает землей..., и я отлично знаю, что дальше будет. Один поднимает голову и говорит: "В этот раз совсем близко рвануло". А другой головы не поднимает, потому что его убило. А первый кричит, тряся убитого: "Леха, Леха, Леха!" И я видел это в тысяче фильмов. Но это все равно... как-то серьезно. Серьезно.....
А однажды я видел…, я был однажды на месте боев, и там велись раскопки. Правда, не настоящие раскопки, а так… Искали оружие, ордена, для продажи. И при мне раскопали немецкого сержанта. Это мне потом сказали, что он сержант- артиллерист. Я увидел немного. Первое, что откопали, были его ноги… в ботинках. Ботинки были зашнурованы кожаными шнурками. Шнурки были завязаны на бантик… На бантик. С длинными петлями. Я увидел узел, который пятьдесят с лишним лет назад завязал живой человек. Завязал, а потом умер. Завязал точно так же, как я завязываю шнурки… В точности так же. Он их завязывал…, делал движение, которое я отчетливо себе представляю. Завязывал, не думал, что его убьют… Просто, когда я увидел эти ботинки, я впервые в жизни встретился с живым немецким солдатом, в смысле солдатом Той войны. И отношение к войне у меня стало еще сложнее. Намного сложнее.”
Мне еще раз хочется извиниться за сопоставление этих тем в одной статье (генетическая память представителя народа, прошедшего Великую Отечественную, берет свое), но как-то лучше выразить собственные мысли у меня все равно не получится. Да, не война, а футбольное поле, и все те разности и условности, которые их разделяют, читаемы разоруженным взглядом - но хрупкость жизни человеческой от этого не изменяется, знаете ли...
И ведь Сергея в чисто футбольном плане нельзя назвать очень уж значимой фигурой. Ровно как (положа руку на сердце) и Мишка Еремин не был таким уж легендарным вратарем. Одаренным и талантливым – да, душой коллектива (как бы тогда сказали рубахой-парнем, а сейчас – харизматичной личностью) – конечно, но выдающимся вратарем стать он попросту не успел. Самым ярким воспоминанием о Мише являются не его вратарские подвиги (хотя я пеналь, взятый в матче с Торпедо, вижу и до сих пор как наяву) а то, как он катал на себе Корня после победы в кубке. Он -легенда. А у Перхуна не случилось и этого – за свою жизнь он вышел на футбольное поле 80 раз (для сопоставления – Жора Миланов сыграл только за ЦСКА почти сотню матчей). И пытаясь раскопать в закоулках памяти какие-то эпизоды игры Перхуна, вспоминаю только его игру на выходах – не осторожную, ногами вперед либо желание закрыть собой максимально большую площадь ворот, а броски с выставленными руками, без раздумий. Его игра была как обещание, поманивщее предчувствием чего-то большого и значимого, но так и не сбывшегося. Вот и в эпизоде с Будуновым он тоже не осторожничал и не подставлялся, а пошел до конца... И мне бы очень хотелось употребить по отношению к Сергею Перхуну эпитет “Гладиатор”(пусть даже чисто внешне он никак с этим образом не стыкуется), однако выражение это в нашей реальности уже затаскано и истоптано не по назначению. Хотя… да и черт с ним – оно как нельзя лучше подойдет к человеку который жил на этой арене и на ней же умер, нежели чем к кому-то еще, тем более если эти "кто-то еще" родом из Промкооперации. “Белой звездочкой во лбу облака – коней табун – идут грозой, мчатся кони по небу с тобой”.
Футбол это игра. Это зрелище, которое объединяет миллионы, одновременно разделяя их по клубным пристрастиям. Это титулы и достижения, память о которых проносится через годы, оставляя в себе какую-то частичку той радости и эйфории, к которым можно прикоснуться и ощутить их даже через долгое время после. Мир футбола стал частью меня лет с пяти, и с того времени я ни на секунду не пожалел о том, что игра, в которой 22 потных мужика пинают по траве пятнистую сферу, является частью моей жизни. Равно как и о том, что цвета этой ипостаси меня красно-синие - несмотря на то, что была и обидная первая лига с многочисленными подколками адептов других конфессий, и прочие не самые радужные моменты. Но если бы у меня была возможность хоть гипотетически повлиять на тот ход вещей, который привел к тому , что на этом свете не стало того самого молодого парня, про которого написана эта статья, отказом от этой части жизни, то я бы тотчас снял розу и больше бы никогда не одевал. Такие ребята, как Сергей, должны жить дальше: радоваться успехам в выбранном деле, рождению детей, да, в конце концов, новому рассвету и новому закату - никакие кубки с трофеями их жизни ни на йоту не стоят. Жаль что так нельзя. Я бы хотел чтобы было можно.
“
"Но ночь темна, а день как прежде светел, растут у нас и вырастают дети – пусть наша осень станет их весной”. А теперь, собственно, о том , что побудило к написанию столь несвоевременного текста. Это видеоролик, случайно попавшийся мне на просторах интернета. В нем девочка 12 лет поет взрослую песню и, надо сказать, поет ее весьма по взрослому (конечно не так, как победительница последнего детского Голоса, но все же). Девочка эта - Настя Перхун, дочь вратаря, которая родилась спустя три месяца после той Махачкалы. В своем юном возрасте она уже участвует в отборах на различные фестивали типа Новой Волны. Успехов тебе, девочка – и за себя, и за папу.
“Успеть бы к восьми, там футбол начинается, только … я умер вчера и теперь кто-то вместо меня”
Р.S. За слова в кавычках спасибо трем тезкам – Градскому , Розенбауму и Васильеву. Ну и себе немножко.
Мне наверное повезло. Мои первые два матча на которых я побывал были потом признаны бенефисом его игры - в Самаре и со Спартаком.
Один болельщик после удачного сейва закричал: "Перхун, Бартез сосёт!" Все смеялись, а я только потом узнал, что у Фабьена тоже был номер 16.
Футболка с номером и этой надписью до сих пор лежит в шкафу, пожелтевшая растянутая, а выкинуть не могу.
Спасибо еще раз. Наш клуб нам как семья.