20 мин.

«Почему я решил стать гонщиком? Не знаю, так вышло и всё». Глава 1. Ранние дни

Детство будущего трехкратного чемпиона мира и начальные годы гоночной карьеры - в первой главе его автобиографии.

 

Лауда в детстве

Принадлежность к уважаемой семье дает тебе определенные преимущества. Но, вспоминая о том, как зол я был, когда меня неоднократно пороли, я начинаю в этом сомневаться. Лауда – уважаемая в Австрии семья и всегда была таковой. Хотя в наши дни Лауда-финансовый магнат представляет собой вымирающий вид.

Наиболее выдающейся личностью в семье был мой дед – Старый Лауда. Даже сейчас, после его смерти, это прозвище отличает его от всех остальных членов семьи, которые, как мне кажется, тоже надеются дожить до преклонных лет. Что мне особенно нравилось в нем, так это статная внешность, его роскошный дом в Вене со слугами в ливрее, его обширное поместье в Нижней Австрии, его потрясающая резиденция в Санкт-Морице.

Для описания социализма и всего с ним связанного Старый Лауда использовал свои самые оригинальные и выразительные ругательства. Однажды вечером – должно быть, мне тогда было 12 лет – я мельком увидел его по телевизору. Транслировалась какая-то церемония. Дед стоял в первом ряду, и лидер австрийских социалистов награждал его медалью. Я тут же сел и написал деду письмо. «Не могу понять, - писал я ему -, как человек может принимать награду из рук заклятых врагов, которых он неистово клеймил на протяжении всей жизни». Ответа не последовало.

Спустя несколько месяцев, во время одного из ежегодных визитов деда в наш дом, мы столкнулись лицом к лицу. Я был очень рад видеть его, потому что он всегда разрешал мне парковать свой «Ягуар». К тому времени большая часть из наших гостей позволяли мне делать это. Они знали, что я отлично с этим справлялся.

Как бы то ни было, после получаса светской беседы дед Лауда вытащил из своего верхнего кармана мое письмо. Мне задали хорошую трепку. Как я мог позволить себе такую выходку? Откуда у меня столько нахальства и т.п.? Направив указательный палец на родителей, дед громко прочел весь текст письма, все до единой фразы, демонстрируя очевидное доказательство моей недопустимой наглости. Мать была в ярости, отец отнесся более спокойно.

Что же до меня, то в тот день я отказался от «мы-Лауда-нечто-особенное» образа мышления, как я его тогда воспринимал. Став более или менее самостоятельным, я «отомстил» Старому Лауда, демонстративно отказавшись от посещения рождественских обедов, которые он устраивал в лучшем аристократическом отеле Вены – «Империале». На них должны были присутствовать все члены семьи Лауда. По мнению юного Лауда, не было жеста более вызывающего.

Семейное происхождение и образование лучше всего объясняют мой нынешний характер. Я рос в отчетливо холодной обстановке. В среде, где определенные истины были сами собой разумеющимся. Взять, к примеру, обучение верховой езде. Несмотря на то, что я испытывал отвращение ко всему, что было с этим связано, я должен был овладеть данной наукой. Уже одно только цоканье копыт, в момент когда лошадь выходила из конюшни, действовало мне на нервы, а исходивший от навоза запах вызывал у меня тошноту.

Тем не менее, ни один из членов семьи не был гибким настолько, чтобы предположить, что десятилетнего ребенка можно освободить от уроков верховой езды и вернуться к ним через несколько лет, когда он, возможно, сам этого захочет. Поблажек не было. Оглядываясь назад, я понимаю, что, конечно, мои родители были правы. Несмотря на все, я избавился от своего страха, и обучился безупречной езде. Сегодня, когда появляется настроение, я катаюсь на лошади шурина на Ибице и ухаживаю за пони моих детей.

Этим тщательным, пускай и строгим воспитанием, возможно, объясняется мое стремление к совершенству, потребности в том, чтобы быть лучше других. Безусловно, это помогло мне в одном аспекте: значительно укрепило веру в собственные силы.

Вы никогда не замечали, как в дорогом ресторане, одном из таких, где официанты с бабочками бегают от одного стола к другому, некоторые люди буквально меняются до неузнаваемости? Они выглядят иначе, говорят по-иному, странным образом сгибают свои пальцы, чтобы изобразить какой-то необычный жест и т.д. Только не я. В независимости от того, где нахожусь, я остаюсь самим собой и веду себя естественно, чувствуя абсолютную уверенность в любой ситуации.

Школьные годы были чудесным временем, т.к. я позаботился о том, чтобы учеба не доставляла мне хлопот. С самого первого дня в школе я не чувствовал себя вовлеченным в процесс, не был заинтересован в обучении. Я просто не мог понять смысла всего этого, особенно когда мне исполнилось 12 лет, и я по-настоящему стал интересоваться машинами. Я завалил свой первый и третий годы обучения и в обоих случаях был вынужден потратить время на их повторное прохождение. К тому времени у меня уже был автомобиль – подержанный (1949 г.) «Фольксваген-Жук» с откидным верхом. Он обошелся мне в 65 фунтов стерлингов, которые я накопил с денег на карманные расходы, но все же это была машина, на которой я мог ездить по внутреннему двору, которую я мог красить, двигатель которой я мог разбирать и вновь собирать.

Я отогнал «Фольксваген» к поместью деда, в окрестностях которого были частные дороги, где я мог ездить в свое удовольствие. Также я построил трамплин, чтобы проверить, как далеко «Жук» сможет пролететь по воздуху. Автомобиль приземлился на отметке в 22 метра, выплевывая во все стороны свои пружины.

фольксваген 1949

Первый автомобиль - "Фольксваген-Жук" (1949 г.)

Когда я во второй раз оказался не в состоянии сдать экзамены на 3 году обучения, мои родители зачислили меня в специальный колледж для прохождения предваряющего поступление в университет курса. Оказавшись там, я ощутил свободу действий и стал учиться еще меньше, чем прежде. Я не сдал ни единого экзамена; вообще, я просто занимался ерундой. Наконец, мои родители осознали, что ситуация выходит из-под контроля, и сказали, чтобы я искал место, где мог бы обучаться автомеханике. По меркам Лауда все происходящее было чрезвычайно унизительным.

В итоге я оказался в мастерской "Вольво/БМВ". «Эй, все не так уж и плохо» - думал я. К сожалению, вскоре моя едва начавшаяся карьера резко покатилась под откос.

Было раннее утро, около 7 часов, но в мастерскую уже прибыл первый клиент. Он выглядел взволнованным. Он хотел как можно быстрее произвести замену масла, т.к. на 8 часов у него была назначена встреча.

По мнению старшего мастера, единственным, на что был способен Лауда в этой жизни, была замена масла. Я отогнал "Вольво" на рампу, залез в яму и попытался ослабить болт маслосборника. К несчастью, я слишком сильно повернул его в противоположную сторону и сорвал резьбу. Я крикнул мастеру, что у меня возникли проблемы с дренажем масла. Едва взглянув на деталь, он понял, что произошло. Хуже не придумаешь! Чтобы добраться до маслосборника и заменить его, нужно было извлечь двигатель. Затем установить новый маслосборник, вернуть двигатель на место… В общем, работы на два дня. А клиент тем временем буквально сходит с ума (он относился к тем, кто на подобные инциденты реагирует крайне эмоционально).

Все, что попалось моим коллегам под руку, полетело в меня – отвертки и гаечные ключи пронеслись мимо головы. С этого дня я стал местным идиотом. Мне не позволяли и пальцем притронуться к автомобилям, оставив лишь обязанности мальчика на побегушках.

Во время летнего отпуска я оттачивал навыки вождения на территории загородной резиденции родителей. Расстояние между нею и автошколой было значительным, поэтому на занятия я ездил на одной из наших машин. Чтобы не получить выговор от инструктора, автомобиль приходилось парковать за углом здания школы.

После года работы курьером в мастерской я решил вернуться в колледж, о чем сообщил отцу. Он принял это к сведению, но в наказание за все прошлые мои прегрешения потребовал от меня посещать вечерние курсы и продолжать работать в течение дня.

В этот раз я отнесся к учебе несколько серьезнее и преуспел в ряде предметов. Дед пообещал подарить мне автомобиль в случае успешной сдачи экзамена по английскому, но когда я попытался поймать его на слове – в его пентхаузе с 20 спальнями на Шубертринг – он сказал, чтобы я не был столь нахальным. Да и разве сам я не видел, каким скупердяем он был? Не замечал, что несчастная тетя Хельга – его вторая жена – годами носила одни и те же вещи?

Я спросил отца об этом, и он сказал, что мне не следует слишком расстраиваться. Когда-то Старый Лауда пообещал ему лошадь, которую так и не подарил.

Для 19-летнего парня не было ничего более унизительного. У всех моих сверстников были автомобили. Особенно неловко я чувствовал себя перед девушками: вряд ли можно было рассчитывать на то, что они предпочтут ездить со мной на общественном транспорте.

Наступил момент, когда я больше не мог мириться с таким положением дел. Учеба в колледже вновь наскучила, не говоря о том, что я потратил впустую еще один год моей гоночной карьеры (да, к этому моменту я уже все спланировал). Я ломал голову, пытаясь найти способ заниматься любимым делом, не беспокоясь при этом за свою успеваемость. Я был абсолютно убежден в том, что знания, полученные здесь, мне никогда не понадобятся; все это делалось в угоду родительскому честолюбию.

Вскоре мне удалось найти выход из сложившейся ситуации. Подруга только что окончила колледж, и один из друзей предложил подретушировать ее диплом, а именно изменить имя автора на мое. Девушка сказала бы, что она потеряла оригинал и обратилась бы за дубликатом.

Представьте мое изумление, когда моим глазам предстал подделанный диплом. Талантливый друг-художник настолько «искусно» использовал ластик и средство для удаления чернил, что вы смогли бы с уверенностью назвать документ фальшивкой, находясь в сотне ярдов от него.

Я начал вспоминать возможные наказания, предусмотренные за подобные нарушения, и пришел к выводу, что подделка документа «в личных целях» не является таким уж серьезным преступлением. «Будь что будет» - решил я и понес клочок бумаги домой. Держа «диплом» на безопасном расстоянии от присутствовавших, я помахал им, засунул обратно в карман, как можно быстрее покинул комнату и тут же разорвал его на мелкие части.

Все удалось как нельзя лучше. Известие распространилось среди членов семьи с быстротой молнии: НАШ НИКИ ОКОНЧИЛ КОЛЛЕДЖ! Наконец-то я мог сконцентрироваться на том, что действительно было важным.

Деньги, подаренные родственниками, я потратил на покупку «Фольксвагена-Жук», который обошелся мне в 650 фунтов. Однажды вечером Петер Дракслер, старый школьный друг, у которого все еще не было прав, предложил прокатиться. Не на моем старом, скучном "Жуке", конечно же, а на шикарном «Мини Купер С», который его отец собирался продать за 1750 фунтов.

Дракслер-младший «одолжил» машину, я сел за руль.

Машина шла плавно – вне всяких сомнений, как теперь утверждает Дракслер, первые признаки будущего чемпиона мира были видны уже тогда – пока в 4 часа утра мы не попали в аварию на Хёэнштрассе (Вена). На одном из мостов была гололедица. Нас занесло, и машину ударило боком о высокое заграждение. Диски треснули, корпус деформировался до неузнаваемости.

Отец Дракслера был влиятельной фигурой. Мы оказались в тяжелом положении. Вдруг Петера осенило: «Если ты купишь машину, он ничего не узнает о случившемся».

Я помчался к дому моей бабушки, позвонил в дверь, разбудил ее и огорошил новостью: твой Ники только что разбил автомобиль стоимостью 1750 фунтов и, если он не заплатит, попадет в тюрьму. Едва наступило утро, мы поехали в банк, где бабушка сняла со счета необходимую сумму. Я поспешил к Дракслеру-старшему.

«Кстати, сэр, я не против купить ваш автомобиль».

И вот так я стал счастливым владельцем двух машин – старого «Фольксвагена» и разбитого «Мини». Я продал Фольксваген и вложил вырученную сумму в ремонт Мини.

То время было эпохой великого Фрица Баумгартнера, «Мини-Короля» и, лично для меня, одного из лучших представителей австрийского автоспорта.  Он разместил в «Autorevue» объявление о продаже принадлежавшего ему «Мини Купера С» гоночной модификации. И я откликнулся на него. Парень без диплома, карьерных перспектив, денег – совсем без всего. Но я приехал в Баден, где находился автомобиль, и осмотрел его. Темно-синий гоночный «Мини». Без двигателя.

Баумгартнер увидел меня, снующего вокруг машины, и поприветствовал. Для меня он был кем-то вроде бога. Начало было положено, и мы договорились встретиться в доме моих родителей. Увиденное убедило его в том, что со мной можно было вести дела.

Мы вместе собрали гоночный двигатель в родительском гараже и заключили сделку: он обменяет свой гоночный «Мини С» на мой отремонтированный «Мини» с доплатой в 650 фунтов. На немедленной доплате он не настаивал.

В кратчайшие сроки я стал обладателем гоночной машины. Мой несуществующий диплом обеспечил мне «Фольксваген»; «Фольксваген» превратился в «Мини», а «Мини» был обменян на своего гоночного собрата.

Семья узнала, что я вожусь в гараже с гоночной машиной. Я сказал, что был заинтересован исключительно в техническом устройстве: это помогло бы развить мои инженерные навыки. Все же мне пришлось дать обещание не участвовать в гонках.

Но уже через несколько дней, 15 апреля 1968 г., я участвовал в своей первой гонке. Вместе со своим новым спонсором – Баумгартнером – я отправился в Мюльлакен (Верхняя Австрия). Горная гонка. В первом заезде Баумгартнер рекомендовал придерживаться скорости вращения двигателя в 9000 оборотов. Я показал третье время. Перед вторым заездом он посоветовал периодически превышать допустимый предел оборотов (9000). Этот заезд остался за мной. Однако по сумме двух результатов я смог занять только 2 место.

Одновременно Баумгартнер испытывал муки совести. Или же нервничал из-за денег, которые я все еще был ему должен. Так или иначе, втайне от меня он рассказал обо всем отцу: я участвовал в гонке, я действительно очень талантлив, но он, Баумгартнер, сделает все возможное, чтобы помешать моему участию на следующем этапе в Добраче. Эта гонка, по его словам, была очень сложной и изобиловала опасными поворотами и резкими спусками к подножию гор. Ни в коем случае нельзя было позволить мне в ней участвовать.

Таким образом, Фриц Баумгартнер выступал в роли беспокоившегося друга. Возможно, он также намеревался получить 650 фунтов и, как мне кажется, в этом преуспел.

Отец устроил грандиозный скандал. Моя ложь и уловки привели его в ярость. Он использовал все свое влияние, чтобы не допустить меня к соревнованию. «Даже не мечтай об этом» - предупредил он меня.

Я оказался в нелепом положении. У меня не было автомобиля для езды по городу, моя девушка была вынуждена передвигаться на общественном транспорте, что было для меня унизительным; в гараже стоял гоночный автомобиль без номерных знаков, и мне было запрещено участвовать в гонках. Я проанализировал ситуацию со всех сторон и решил – будь, что будет: я приму участие в гонке.

Школьный друг одолжил мне отцовский «БМВ В8» с трейлером. Другой друг занял 125 фунтов на бензин. Ночью я выкатил «Мини» из гаража и загрузил в трейлер. Со своей подругой, Урсулой Пищингер, я умчался в Добрач.

Поначалу «Мини» ужасно дребезжал, поэтому я обратился за помощью к еще одному товарищу. Его знакомый механик устранил неполадки. Гонка прошла идеально, и я одержал победу.

мини

За рулем "Мини-Купера С". 1968 г.

К моменту моего возвращения, отец уже обо всем знал. Результаты печатались в газетах. Его терпение лопнуло окончательно. Как только у меня появилась возможность, я уехал прочь из родительского дома в Зальцбург вместе с Мариэллой Райнингхаус, моей новой подругой.

Прошли годы, прежде чем мы с родителями уладили наши разногласия. Лишь тогда, когда я закрепился в Формуле-1, отец наконец сдался и признал, что бесполезно пытаться мне помешать. Незадолго до его смерти мы стали особенно близки друг другу. Что касается моей матери и бабушки, которая помогла мне в трудную минуту, то мы сохраняем теплые отношения и по сей день, хотя и очень редко видимся. А что же насчет старого патриарха, деда Лауда? О нем я скажу позже.

Я думаю, у Вас мог возникнуть вопрос: почему же я был всецело сосредоточен на том, чтобы стать гонщиком?

Ответ: я не знаю. Просто так вышло и все. Ни одна вещь в мире не интересовала меня хотя бы на йоту так сильно, как автомобили и гонки. Учиться, иметь обычную работу – это было чуждо моему мировоззрению. Однако в спорте мой подход к делу был уравновешенным и прагматичным: в своей карьере я продумывал каждый шаг, начиная с получения водительских прав, и решал проблемы по мере их поступления.

Я никогда не жаждал славы, не отождествлял себя с кем бы то ни было. Хотя в те годы на звание кумира мог претендовать Джим Кларк.

Кларк погиб во время гонки на Хоккенхаймринге ровно за неделю до моего первого заезда. Я и сегодня помню тот день. Я был в Асперне, где проходили гонки одной из молодежных серий, когда по радио сообщили о смерти Кларка. Известие поразило меня в самое сердце; я был опустошен. «Какое горе!» - думал я. Его будет не хватать, с его гибелью мир лишился одной из своих ярчайших личностей. Мне было грустно, но тем не менее, ощущения, что произошла ужасная трагедия, я не испытывал. Мне, 19-летнему парню, и в голову не могло прийти, что недели, месяцы и годы спустя я сам окажусь на волосок от смерти.

Другим восхищавшим меня гонщиком был Йохен Риндт. В ноябре 1969 г. на взлетной полосе Аспернского аэропорта в рамках рекламы своего шоу он продемонстрировал публике невероятного «Зеленого Монстра». Я находился в толпе и видел Йохена в его роскошной, меховой шубе до пят. Она смотрелась бы нелепо на ком угодно, но Риндт в ней выглядел поистине величественно. Он подошел прямо к тому месту, где стоял я, и пожал мне руку. Я был удивлен, польщен и горд. Его смерть годом позже стала не меньшим ударом для меня.

Йохен Риндт

Йохен Риндт

Мой первый год в гонках – 1968 – был важной вехой в истории спорта. Перемены были неминуемы. «Времени на раскачку мало, нужно действовать быстро и не растрачивать попусту важные в карьерном отношении годы» - сказал я самому себе.

Спустя восемь недель после моего первого выступления на «Мини Купере», я сидел за рулем «Порше 911».

Лауда и его

Лауда и его "Порше 911"

Необходимая для этого приобретения сумма появилась у меня после продажи «Мини», посещения бабушек и, что было неизбежно, банковского займа. С последним, в отличие от моих сверстников, у меня практически не возникало трудностей. Стоило кредитору взглянуть на дом  родителей, и он был готов к диалогу со мной.

Я показывал неплохие результаты в горных и аэродромных гонках. По крайней мере достаточно хорошие, чтобы привлечь к себе внимание. В 1969 г. мне предложили место в команде Курта Бергманна «Кайман», выступавшей в Формуле-Ви. В этой же команде спустя 2 года сделал себе имя Кеке Росберг.

В следующем году я уже выступал в Формуле-3, будучи по уши в долгах и без какой-либо поддержки. Но, выступая в Формуле-3, ты не мог позволить себе думать о таких мелочах. Необходимо было всегда сохранять концентрацию, чтобы не сойти с ума от творившегося вокруг безумия. В техническом отношении между выступающими в Формуле-3 машинами нет большой разницы. Преимущества в скорости нет ни у одного из 25 гонщиков. И никто не уступит ни дюйма. Нередко мы преодолевали вершину подъема в плотном порядке на скорости 125 м/ч, сталкиваясь и ударяясь друг о друга как электромобили в парке аттракционов. Только полные безумцы могли принимать участие в гонках Формулы-3. Тогда, в 1970 г., я был одним из них.

Моя первая гонка в Формуле-3 задала тон всему сезону. Вместе с другим австрийским гонщиком, Герольдом Панклем, я отправился в Ногаро, на юг Франции – 36 часов в пути с низкорамным прицепом, перевозившем наши гоночные автомобили.

Мы были единственными австрийцами среди 30 сумасшедших французов. Первый тренировочный круг: вплотную подбираюсь к Панклю, начинаю обгонять, и в этот момент его двигатель сгорает. Мое левое переднее колесо налетает на его заднее правое, машина взмывает в воздух, приземляется прямо перед ограждением, теряет все колеса и пролетает еще сотню ярдов вдоль отбойника, вспахивая землю. Такими грандиозными вышли мои первые 5 минут в Формуле-3. Но я никогда подолгу не беспокоился из-за подобных инцидентов и с легкостью забывал о своих авариях, которые были частым явлением.

Сломя голову мы помчались из Ногаро в Вену, из которой я съездил в Германию за новым шасси. Я отремонтировал автомобиль (новые долги) и отправился на Нюрбургринг: иду на 5 месте в полном одиночестве и внезапно вылетаю с трассы. До сих пор не понимаю, в чем состояла причина схода.

Очередная 36-часовая поездка во Францию. Во время гонки при переключении передач что-то ломается, и, вместо того чтобы ускориться, машина дергается назад. Итог: сгоревший двигатель и сломанная коробка передач.

Гонка в Брэндс-Хэтч: Алоиз Роттенштайнер, фоторепортер, перед гонкой спрашивает, на каком повороте ему стоит вести съемку. «Прямо перед пит-лейн, кто-нибудь непременно допустит там ошибку». Сказано – сделано: Лауда пытается перетормозить кого-то, слишком резко подрезает его, соперник задевает заднее колесо, и Лауда вылетает на обочину прямо напротив Роттенштайнера. Полный провал.

Время от времени мне удавалось финишировать, занимая места со 2 по 6; не так уж и плохо в условиях напряженной борьбы в Формуле-3 и соперниками вроде Джеймса Ханта.

Поначалу я не переживал из-за аварий. Вплоть до 5 сентября 1970 г., когда я стал смотреть на вещи по-иному. В этот день на трассе в Монце погиб Йохен Риндт, но не это повлияло на мои взгляды, хотя, безусловно, эта трагедия невероятно расстроила меня.

Этап Формулы-3 в Зольдере. Третий круг. Ханнелоре Вернер где-то на трассе разбила машину. Мы проходим подъем на скорости 130 м/ч. Прямо перед нами со скоростью 30 м/ч движется автомобиль скорой помощи. Первые 3 машины обгоняют его справа. Джеймс Хант среди них. И Джерри Биррелл. Четвертый пытается повторить трюк, у него не совсем получается, он перекручивает руль и его заносит. Я ухожу влево, но машину несет прямо на меня. Мы сталкиваемся, меня закручивает, следующий за мной гонщик врезается в меня и болид подбрасывает в воздух. Все это происходит прямо посреди трека. Я все еще в машине, и тут появляется очередная группа гонщиков. Желтые флаги и все прочие сигналы уже появились на трассе, но никто и не думал сбавлять скорость. Мне оставалось лишь сидеть и ждать, пока кто-то не врежется в меня: слева, справа или прямо по центру. Одна из машин врезалась прямо в нос болида, остальные промчались мимо. Я выбрался из кокпита и со всех ног бросился к обочине.

Это был кульминационный момент моего третьего гоночного сезона. Если вообще этот год, изобиловавший столькими сходами с трасс, можно было считать полноценным. В тот день я начал развивать один из моих особых навыков: продумывать свою стратегию наперед, анализировать, концентрироваться на выполнении определенной задачи, лишь затем приступая к последующим.

К чему это свелось: да, я хотел участвовать в гонках; нет, я не хотел быть одним из двух дюжин психов на трассе. Напрашивался очевидный вывод: как можно быстрее уходить из Формулы-3 в более престижный класс – Формулу-2.

Такой шаг потребовал бы значительных финансовых усилий. Фактически, я удваивал ставку, еще не выиграв ни единой партии.

 

Примечания:

1. "Зеленый Монстр" (Green Monster) - название нескольких автомобилей (реактивные дрэгстеры), построенных братьями Арфонсами. Трижды в 1964-1965 гг. ими был установлен рекорд скорости (максимум - 966 км/ч). 

Арт Арфонс

2. Джим Кларк (1936-1968) - шотландский автогонщик, двукратный чемпион мира в классе Формула-1 (1963, 1965). Выступал за команду "Лотус". Погиб во время гонки на Хоккенхаймринге в 1968 г.

3. Йохен Риндт (1942-1970) - австрийский автогонщик, чемпион мира в классе Формула-1 (1970). Выступал за команды "Брэбэм", "Купер", "Лотус". Погиб в предпоследней гонке сезона-1970 в Монце. Единственный в истории посмертный чемпион мира.

4. Ханнелоре Вернер (1942) - немецкая автогонщица. Выступала в классах Формула-2 и Формула-3.