6 мин.

Out of Their League. Глава тринадцатая

Перевод книги «Out of Their League» бывшего игрока «Сент-Луис Кардиналс» Дэйва Мэггиси, которая позволяет увидеть изнанку профессионального и студенческого американского футбола.

Предыдущие главы:

перваявтораятретьячетвёртаяпятая (часть первая)пятая (часть вторая)шестаяседьмаявосьмаядевятаядесятая (часть первая)десятая (часть вторая)одиннадцатаядвенадцатая ... 

Глава тринадцатая

Мы провели в Сент-Луисе всего несколько недель, когда Стэйси была приглашена на вечеринку для жëн футболистов в дом Джуди Рэндл, чей муж Сонни играл сплит-эндом в «Кардиналс». Придя на мероприятие, Стэйси заметила, что там не было жён чëрнокожих игроков. Когда она спросила об этом Джуди, то получила в ответ холодное молчание; она испугалась, что это может обернуться проблемами для меня, поэтому не стала развивать эту тему. Весь оставшийся вечер жёны других игроков держались в стороне от Стэйси, и когда она вернулась, я заметил её возмущение. Мы поговорили с ней об этом, но я не смог пролить свет на проблему.

Несколько недель спустя Стэйси пошла на другую вечеринку, которую проводила Джоэн Коман. Её муж Билл, стартовый правый лайнбекер, сказал во время тренировочного лагеря, что у меня есть хорошие шансы на попадание в команду, так как моими конкурентами на позиции лайнбекера были «два тупых нигера, настолько глупых, что они с трудом завязывают шнурки». Я рассказал об этом случае Стэйси, чтобы она не ожидала увидеть на вечеринке жён чёрных игроков, но она снова спросила у хозяйки, в чём причина такого положения вещей. В отличие от Джуди Рэндл, Джоэн коротко ответила:

«Их не пригласили».

«Хорошо, но почему?»

«У них есть свои дела», - ответила Джоэн.

«Откуда ты знаешь, ты у них спрашивала?» - не успокаивалась Стэйси.

«Нет», - выразительно ответила Джоэн и ушла.

С тех пор Стэйси не ходила на вечеринки к жёнам других игроков на протяжении 5 лет, пока Ди Энн Уилсон - жена знаменитого сейфти «Кардиналс» Ларри Уилсона - не устроила вечеринку, на которую позвала всех, независимо от цвета кожи.

Мой 30-дневный период на вэйвере подошёл к концу после второй игры регулярного сезона, меня никто не подобрал, и я официально примкнул к тренировочному составу «Кардиналс». Вся эта ситуация с вэйвером не сильно меня беспокоила. Я продолжал получать зарплату и тренироваться с командой. Единственным ограничением было то, что я не принимал участие в матчах. Одной из моих задач в качестве члена тренировочного состава была помощь линейным-новичкам Сэму Силасу и Бобу Рейнольдсу, которые отрабатывали на мне технику блока. Три дня в неделю тренер линии нападения Рэй Прохаска оставлял нас после того как заканчивалась общая тренировка. В то время я весил 98 кг., а Силас и Рейнольдс - в районе 120. Под руководством Прохаски мы вставали лицом к лицу и начинали схватку. День за днём мы бились, пока не наступала ничья. Мы сражались как животные в яме, а Прохаска стоял рядом и улыбался - больше всего футбольные тренеры любят смотреть на то, как два парня выбивают дерьмо друг из друга. Когда борьба становилась особенно ожесточённой, Прохаска звал главного тренера Уолли Лемма понаблюдать за этой забавой.

Лу Гроза

В восьмой игре сезона наш играющий тренер Эд Хенке серьёзно повредил локоть и был помещён на вэйвер для травмированных, а я занял его место в активном ростере. Моим первым профессиональным матчем стала встреча в Кливленде с «Браунс» - командой, на которую я регулярно смотрел в школьные годы и чья главная звезда, Джим Браун, однажды стал моим примером для подражания. Я не сыграл ни одного снэпа в защите, зато выходил во всех «подрывных отрядах». На начальном ударе моей задачей было заблокировать Лу Грозу, нестареющего кикера «Браунс». Это было всё равно, что заблокировать легенду: пока я стоял и смотрел на то, как он устанавливает мяч на подставку, я думал о речи, которую Гроза произнёс 6 лет назад на банкете в школе «Солон». Тогда я учился в 11 классе, а он уже стал звездой НФЛ, но даже сейчас, по прошествии нескольких лет, он был сильным игроком. Это был мой первый матч в НФЛ, и я собирался усадить Грозу на задницу, хотя мне было не по себе от этого. Гроза отправил мяч в воздух и понесся через поле. Мой футбольный фанатизм взял верх, и я нанёс ему хороший удар. Покидая поле, я испытывал чувство вины, но в то же время знал, что мой блок будет здорово выглядеть на записи.

Джон Браун, один из линейных нападения «Кливленда», играл со мной за «Сиракьюз». На 4-ом дауне, когда «Браунс» собирались пробить пант, я встал напротив Брауна, которого в «Сиракьюз» называли «Большой папочка». Когда мы оба заняли позиции, я сказал с улыбкой:

«Привет, Большой папочка, как дела?».

Джон удивился тому, что кто-то из соперников нарушил табу и обратился к нему на поле в дружеском тоне. Он бросил в мою сторону взгляд, и по его лицу я понял, что он меня узнал, хотя ничего и не ответил. Потом произошёл снэп, и мы вцепились друг в друга.

Я завершил сезон в «подрывном отряде» и чувствовал, что провёл хороший год. Каждый вторник во время просмотра плёнок с матчами я слышал несколько «хороших работ» и «хороших движений» от Уолли. Когда я приходил домой во вторник вечером, Стэйси в шутку спрашивала:

«Сколько «хороших работ» ты сегодня получил?».

В тот год рекордным для меня стал матч против «Питтсбурга»: после разбора записи тренерский штаб наградил меня двумя «хорошими работами», четырьмя «хорошими движениями» и одним «хорошим ударом».

Мэггиси в матче против "Питтсбурга"

Как только закончился сезон, я нашёл работу в качестве ассистента у докторов Арманда Бродо и Леонарда Фэгана в «Детской больнице кардинала Гленнона». Я работал в больнице по утрам и посещал подготовительные медицинские курсы в Университете Вашингтона днём. Я всё ещё планировал поступать в медицинскую школу после нескольких лет в лиге. Работа в госпитале оказала на меня большое влияние. Меня впечатлила самоотверженность и преданность своему делу, которую демонстрировал медицинский персонал - прежде всего два человека, с которыми я работал. Став исследователями, они отказались от возможности зарабатывать в 4-5 раз больше, чем получали в больнице. Неизгладимое впечатление на меня произвели очереди из бедных матерей, которые приходили в бесплатную клинику и зачастую вынуждены были ждать от 4 до 6 часов, чтобы их дети получили медицинскую помощь. Я осознал прочность ситуации, при которой тысячи долларов тратятся на футболиста с растяжением голеностопа, в то время как множество детей не могут получить адекватное медицинское обслуживание.

Во время межсезонья я тратил один-два вечера в неделю, выступая на мероприятиях, организованных пивоваренной корпорацией «Фальстафф», на тот момент крупным акционером «Кардиналс». В этих мероприятиях принимали участие игроки, жившие в Сент-Луисе. Нам платили по $35 за выступление, выдавали проектор и пленку с хайлайтами «Кардиналс», которые чередовались рекламой пива «Фальстафф». Обычно мы выступали в организациях, таких как «Ротари Интернешнл» или «Лайонс Клаб», на банкетах в школах и перед бойскаутами. Было ясно, что эти люди хотят услышать от меня и других игроков. Я был не просто футболистом, который рассказывает о своём ремесле, от меня ждали - особенно когда в аудитории присутствовали дети - проникновенной речи о спорте, патриотизме и духовной гигиене. У меня получались достаточно хорошие выступления. Меня этому никогда не учили, но когда играешь в футбол, это становится частью тебя. Я призывал детей всегда подчиняться тренерам и родителям, уважать их, а также упорно учиться и трудиться.

«В футболе как в жизни: наибольших успехов добивается тот, кто усерднее работает. Соревновательный аспект футбола это отличная подготовка к конкуренции в жизни», - обьяснял я детям. Свою речь я завершал утверждением о том, что футбол поможет им развить в себе правильные ценности и мировоззрение.

Уже тогда я сомневался в том, что говорил. Спустя некоторое время я увидел, что всё это было абсолютной чушью.

Продолжение следует

Перевод Алексея Аникина (сайт First & Goal)