Джон Макинрой. «Всерьёз». Часть 22
Этот пост написан пользователем Sports.ru, начать писать может каждый болельщик (сделать это можно здесь).
Перевод - Lena Chu. Иллюстрации - mandragora. Литературная обработка - Phoebe Caulfield.
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Джон Макинрой. Автобиография. "Всерьёз" ("Serious"). Глава 7 (продолжение)
В период с октября 81-го по февраль 82-го Лендл выиграл 44 матча подряд, повергая всех на своем пути, включая меня. Он бегал, занимался на велотренажере, делал гимнастику и тренировался, тренировался, тренировался. Я делал то же, что и всегда: играл в теннис - и точка. Этого было достаточно, чтобы я мог соревноваться на высшем уровне и почти всегда побеждать, но недостаточно, чтобы вывести меня на новую вершину.
Я продолжал думать, что, возможно, Бьорн изменит свое решение и вернется. А пока вроде как плыл по течению.
В феврале 1982 мы со Стейси наконец расстались окончательно. Она говорила, что нам надо либо пожениться, либо перестать встречаться. Но мне было только 23, и я чувствовал, что еще недостаточно повзрослел и не готов к этому. Не уверен также, что она была к этому готова или могла мне снова доверять, так что мы пошли каждый своим путем – не без сожалений, конечно, но и не без некоторого облегчения.
Весна принесла с собой новый роман.
Темноволосая, грациозная Стелла Холл из Северной Каролины работала моделью в Нью-Йорке, и Даг Сапуто с Питером Реннертом какое-то время очень ею интересовались. Я тоже ею интересовался, но мне всегда казалось, что неудобно приударять за девушкой близкого друга.
Тем не менее, когда стало ясно, что ни у Дага, ни у Пита ничего с ней нет, я намекнул Стелле, что она мне нравится, и она ответила, что это взаимно.
Стейси и я расстались не из-за недостатка чувств или отсутствия физического притяжения, а из-за удаленности друг от друга и также потому, что я еще не нагулялся. Было очень удобно встречаться с теннисисткой: она прекрасно понимала, что мне надо тренироваться, отдыхать и что не всегда при этом хочется чтобы кто-то был рядом. Но также были и минусы. Например, естественное желание доминировать может стать помехой в любых отношениях, а уж если вы занимаетесь одним видом спорта, это только усугубляет ситуацию.
В любом случае главной причиной было расстояние между нами. Только изредка нам со Стейси доводилось играть на одном турнире или в одном городе в одно и то же время. Все больше и больше мы полагались на звонки и письма, но нас обоих это не устраивало. Если уж я и собирался связать себя серьезными отношениями, мне бы хотелось, чтобы моя девушка была всегда со мной, а так как моя работа была сопряжена с постоянными переездами, это означало, что она должна была бы сопровождать меня в этих поездках. Если же это вступало в противоречие с её намерениями… Что ж, в тот момент я думал только о том, что нужно мне.
Никто не удивится, узнав, что первому номеру мирового рейтинга необходимо иметь перворазрядное эго. Без него не обойтись, если стремишься к первой строчке, и оно необходимо, чтобы удержаться на ней. Я никогда не испытывал недостатка в этом, хотя в детстве у меня никогда не было поводов особо собой гордиться. Я не пользовался большим успехом у девочек, да и вид спорта, в котором я преуспевал, не возбуждал чрезмерного интереса в школе.
Но когда я попал на вершину профессионального тенниса, самоуверенность стала жизненно необходимой. Неважно, кто вы, - Борг, Сампрас или Майкл Чанг, - без этого вы не сможете удержаться на вершине. Уверенность в себе необходима, так же, как эгоизм. Теннис – индивидуальный вид спорта, а атлеты в индивидуальных видах – будь то фигуристы, боксеры, гимнасты или спринтеры - естественным образом сосредоточены на себе. Все звезды тенниса склонны считать себя людьми гораздо более широких взглядов. Но это не так. Ничто в игре к этому не побуждает и не способствует этому.
К тому же, в 80-е годы из-за роста популярности тенниса отношение к звездам было совершенно уникальное. Всё крутилось вокруг тебя, вокруг того, выиграл ты или нет, - а на протяжении четырех лет ни у кого не было больше побед, чем у меня. Люди, меня окружавшие, постоянно твердили: «Ты поел вовремя? У тебя есть всё, что нужно? Всё нормально? Мы заплатим за это, мы сделаем то, мы оближем тебя с ног до головы. Единственная твоя обязанность - следовать своим желаниям. На всё остальное ты отвечаешь: «Убирайтесь к черту».
Признаюсь, долгое время я совсем не возражал против такого отношения. А вы бы возражали?
После победы над Боргом на Уимблдоне я пошел на концерт рок-музыканта Джо Уолша в Лос-Анджелесе.
За кулисами перед шоу Джо сказал: «Я слышал, ты играешь на гитаре. Хочешь выйти сыграть?» Меня и сейчас трудно назвать хорошим гитаристом, но тогда я был откровенно плох. Я сказал: «Нет, спасибо. Я просто посмотрю шоу», - и сел рядом со сценой. На бис он исполнял традиционную «Rocky Mountain Way», и там, где поется: «Базы все заняты (заполнены), Кейси на ударе… пора менять хитера», он спел: «Базы все заняты, Борг на ударе…» Это была сущая мелочь, но я был на седьмом небе.
Подобные вещи начинали происходить всё чаще. Постепенно это стало казаться практически нормальным, хотя в действительности ничего нормального в этом не было. Главным на тот момент было получать удовольствие, во что бы то ни стало, потому как кто ж знал, что меня ждет завтра.
Но когда ты на вершине, ты не очень задумываешься о завтрашнем дне.
Что касается внешнего мира – какой еще внешний мир? Я смутно слышал, что американские заложники в Иране были освобождены, что в состав верховного суда впервые вошла судья женщина. Зато Когда авиадиспетчеры объявили забастовку - вот это была всем проблемам проблема, ведь это сказалось на моих перелетах. После победы на Открытом чемпионате США в 81-м меня пригласили в Белый Дом – а я не хотел идти! О встрече было объявлено за день, назначена она была на раннее утро, - это было слишком уж неудобно для меня.
Мама возмутилась: «Тебя пригласили на встречу с президентом, а ты надумал отказаться? Пойдешь как миленький!». Я пошел. И так вот всю жизнь – надо, чтобы кто-то меня заставлял. И я ничуть не жалею, что все-таки пошел на встречу: до этого мне с президентом встречаться не доводилось, и Рональд Рейган произвел-таки на меня впечатление. Он отлично шутил, умел найти подход к людям, обладал недюжинной харизмой, и – при всем при том - он понятия не имел, кто я такой.
В 81-м году сразу после Открытого чемпионата США я организовал свой собственный выставочный тур. Теннис Джона Макинроя в Америке – по аналогии с шоу рок-музыкантов (так, по крайней мере, нам хотелось).
Я всегда мечтал стать рок-музыкантом, и на тот момент это был единственный способ приблизиться к мечте. Мы планировали что за год я сыграю в 20 городах в свободное от турниров время; каждый матч станет событием: громкая музыка, световое шоу, брейк-данс, - целая индустрия. Да, - и теннис, конечно. Вилас был моим основным партнером, а Витас, Яник Ноа и Матс Виландер приезжали время от времени.
Одним из вдохновителей идеи тура был Гэри Суэйн, который потом перешел в IMG и стал моим теннисным агентом. Гэри ездил со мной и заботился обо всем: от площадки для шоу до гостиницы. Это был настоящий шоу-бизнес: комфортабельные самолеты, лимузины, лучшие номера в отелях.
Перед началом тура Гэри спросил, что мне требуется до матча, во время него и после. В числе прочего, я попросил опилки. Во время матча я клал опилки в карман шорт - они хорошо впитывали пот.
На одном из наших первых выступлений, Кобо Холл в Детройте, я увидел рядом с кортом жестянку с опилками. Матч начался, Вилас удержал свою подачу. Когда мы менялись сторонами, я подошел к жестянке с опилками, заглянул в нее и опрокинул ракеткой.
Гэри подбежал ко мне. «В чем дело?» - спросил он.
«И Ты называешь это опилками?» - спросил я его. Будем честны, на самом деле я на него просто орал. Опилки были слишком мелкими! «Это не опилки, а крысиный яд какой-то! Ты можешь хоть что-то сделать нормально?»
Через двадцать минут Гэри прибежал с новой банкой более крупных опилок… и обеднев на 20 долларов. Ему пришлось заплатить сотруднику, чтобы тот надробил опилок (за помол 2x4).
Вот что значит быть первой ракеткой.
Примерно тогда же я отправился в Японию, чтобы сыграть пару выставочных матчей в Осаке и Токио. На скоростном поезде до Токио в компании нескольких других игроков я начал пить виски (Сантори). Это был самый быстрый поезд в мире, виски был хороший, а мне было 22. Когда мы прибыли на станцию, я почувствовал, что меня развозит. Я повернулся к почтенной японке, находившейся рядом – и меня тут же стошнило прямо на нее.
Мне было настолько плохо, что организаторам турнира пришлось стащить меня с поезда и доставить в отель, где я смог проспаться. На следующий день после матча (в то время я восстанавливался гораздо быстрей), я был поражен, увидев ту самую вчерашнюю японку, направлявшуюся ко мне. Не успел я и рта раскрыть, чтобы промямлить извинения, как она поклонилась и принесла свои извинения мне(!), еще и вручила мне подарок! (конечно, не стоит и говорить, что подарила она не виски).
Да, вот что значит быть первой ракеткой - а в Японии, полной изысканной вежливости, голова и вовсе может пойти кругом.
Первая ракетка
Мои агенты занимались поиском перспективных контрактов. Специально нанятые люди были готовы выполнить любой мой каприз. Моя девушка была рядом и служила дополнением ко мне. Я окружил себя людьми, которых знал до того, как стал знаменитостью – старая история. Я искал искренности. Я полагался на свое чутье - я считал себя довольно умным человеком, недаром я учился в Стэнфорде. Там я завел несколько друзей, чью дружбу сохранил - это Бил Мэйз, Мэт Митчел, Кен Маргерум и Рене Ричардс (нет, не тот, о котором вы подумали). Питер Реннерт тоже был в их числе, хотя наши отношения всё более усложнялись по мере того, как Питер прокладывал себе путь в профессиональном туре. С Питером Флемингом мы по-прежнему успешно играли пару, но наши отношения отнюдь не становились проще от этого. У меня все еще сохранилось несколько старых школьных друзей – Даг Сапуто и Энди Бродерик. Я начал проводить больше времени и со своим братом Марком. Теперь, когда он учился в Стенфорде, разница в 3 года между нами казалась незначительной. Мы стали даже еще ближе друг к другу, потому что Марк от природы был лишен зависти. Он был одним из немногих, кому я мог абсолютно доверять.
Однако мне всегда приходилось приложить немалое усилие, чтобы проявить себя с лучшей стороны и думать не только о себе. И вот ведь в чем загвоздка: сложнее всего приходится как раз тем игрокам, которые больше думают о других. Борис Беккер был точно таким же. У нас обоих бывали блестящие моменты на корте – а бывали и полные провалы. Просто порой слишком многое накапливается в душе.
Мне даже приходилось прилагать усилия, чтобы вести себя по-человечески со своей мамой. Время от времени она не выдерживала и срывалась: «Как ты со мной обращаешься! Почему ты не можешь относиться ко мне, как к своим друзьям?» А я отвечал: «Ну ты же моя мама!» Она начинала плакать, а я понимал, что вел себя, как осел. «Ты же моя мать, а раз так я могу тебя и в грош не ставить», - вот, что я, в сущности, говорил.
Когда у тебя самого появляются дети, круг замыкается. Мне все это аукнулось, когда у меня самого появились дети. Видя от них такое же отношение, я понимаю: “Боже мой, каким же я был идиотом!» Стыдно. Все-таки я и в самом деле вел себя как полная скотина. Хотите верьте, хотите нет, но сейчас я намного лучше.
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------