Пронзительное интервью Динары Сафиной – о ненужности русскому теннису, тошноте от игры и (не)накачанных губах

Большой женский разговор.

Динара Сафина – последняя первая ракетка мира из России – в конце нулевых провела два выдающихся сезона, но они не принесли ей «Шлем», сломали спину и вынудили закончить карьеру в 25 лет. С тех пор в теннисном дискурсе Сафина почти не появлялась, пока десять лет спустя не приехала сначала на «Ролан Гаррос», а потом на Australian Open играть турнир легенд. 

Мы встретились с ней в Мельбурне, чтобы узнать, как в мире после спорта найти себя человеку, который так героически выигрывал почти проигранные матчи, будто жизнь есть только на корте. Оказалось, что не всегда просто. А еще оказалось, что по Сафиной с ее непосредственностью и прямотой скучали не только мы: за время нашего разговора обнять ее подходили и журналисты, и сотрудники WTA, и Матс Виландер с Аи Сугиямой.

Australian Open изменился так же сильно, как теннис (только в лучшую сторону)

– Вы первый раз в Австралии с тех пор, как играли?

– Да, и сначала вообще не поняла, куда попала, – они абсолютно все изменили. И сейчас тоже еще не ориентируюсь. В мое время из больших кортов были только Лэйвер, Маргарет Корт и «Хайсенс», который сейчас «Мельбурн», – а остальные маленькие. Сейчас они расширились, стали намного больше.

– Говорят, что это лучший турнир мира.

– Ну да, наверное. На US Open могут разве что раздевалки обновить, на «Ролан Гаррос», по-моему, вообще ничего не меняется.

Австралия очень нравится. Я тут ехала в машине на днях и поймала себя на мысли, что Мельбурн – большой и современный город, с небоскребами, – но тут вообще нет суеты. Все очень спокойные, приветливые. Такого не хватает.

– Почему вы стали выступать в турнирах легенд?

– Я и раньше не была против, просто не звали. Так что когда позвали, я обрадовалась и сразу согласилась. Очень приятно выступать, получаю огромное удовольствие.

– Почему болеете за Соню Кенин?

– Мы с ней познакомились, когда они с Ангелиной Калининой (22-летняя украинская теннисистка, 157-я ракетка мира, чемпионка 10 турниров ITF – Sports.ru), которую я тренировала, играли 25-тысячник в США в феврале-2017. Была борьба – три сета, и Сонька тогда выиграла. После этого мы тренировались вместе, и я к ним очень прониклась. Меня всегда радуют такие истории, как у них с папой: когда идут к цели, пашут, добиваются. Я прямо сейчас расплачусь вместе с ними (параллельно с интервью Кенин выиграла матч 1/8 финала у Коко Гауфф – Sports.ru).

– А вообще за теннисом следите? Лайвскор есть у вас на телефоне?

– Да, лайвскор есть, конечно. За результатами слежу, но матчи смотрю не всегда. Удивляет, что спады у игроков бывают сильные. Вот Сонька стабильная – она как заиграла, так и поднимается планомерно. А в основном…

– Ну вы сами писали: после успешных сезонов приходит давление, начинаются сомнения – и в итоге провал.

– Да, но сейчас у всех слишком сильные провалы. Не хватает стабильности.

– Говорят, что отсутствие стабильности – это следствие глубины тура. Что все играют очень хорошо, и нет такой разницы в классе между топ- и не топ-игроками, как раньше.

– Ой, ну нет. Это кто такое говорит?

– Ну игроки и их тренеры.

– Ну понятно (улыбается). Мы, бывшие игроки, стараемся так не говорить, но если откровенно, в наше время теннис был разнообразнее: Энен, Клийстерс, Дэвенпорт, Каприати, Лена Дементьева, Настя Мыскина – все играли по-разному. А сейчас, как по мне – все одинаково. Мы в раздевалке шутили, что играешь с кем-то, кто все время режет, – нужно будет ножки посгибать, значит, завтра попа будет болеть. Когда кто-то любит бегать и качать – перед матчем с ней советовали набраться терпения, а когда бьет – смотри, чтобы с корта не снесли. Сейчас все научились сильно бить, а разнообразия не хватает.

– Ну смотрите, Андрееску вон чемпионка «Шлема».

– Разве что она, да. Но в остальном? Осака бьет, Квитова бьет, Плишкова бьет. Разнообразие есть у Саккари, но она пока еще не топ-10, потому что все же недостаточно вариативности.

До сих пор не может играть в теннис – на корте начинает тошнить

– С кем-то из игроков, с которыми вместе выступали, общаетесь?

– Поддерживаем связь в соцсетях. В основном все живут в разных местах – я же не прилечу в Австралию сказать «привет» Елене Докич (на фото во время Australian Open – Sports.ru). А на турнире встречаемся – и очень душевно. Мы же столько лет знаем друг друга.

– Как семья?

– Да, так и есть.

– Есть несколько игроков, которые играли с вами и играют до сих пор: Серена, Кузнецова, Звонарева. Если бы не ваша спина, вы могли бы все еще играть?

– Не думаю. Со мной случилось то, о чем я сейчас часто говорю: меня передушили. Я устала, эмоционально выдохлась. Есть вещи, которые у меня на корте не получились, и мне это так тяжело далось, что я до сих пор не могу тренироваться для себя – меня начинает тошнить.

– Тошнить? Звучит как посттравматический синдром.

– Да, я могу выйти на корт и почувствовать, что сейчас мне поплохеет. Поэтому мне так и хочется поделиться опытом с молодыми, донести до них, чтобы получали больше удовольствия.

– Кто вас задушил?

– Не хочется обижать близких, когда все уже в прошлом, но мне было тяжело, потому что для меня теннис был напрямую связан с отношениями с мамой (Рауза Исланова – советская теннисистка и тренер, мастер спорта СССР международного класса – Sports.ru). Мама так переживала за мои результаты, что, если я выиграла, все было прекрасно, но если проигрывала, я расстраивалась не только из-за тенниса, но и из-за того, что огорчила маму. Я так часто трамбую родителей в инстаграме, потому что очень важно, чтобы они радовались, что их ребенок играет – особенно если он играет на центральном корте! – а не циклились на результатах. Потому что ребенку всегда нужна мама – тренер у него и так есть.

Еще часто бывает, что родители пропускают важные моменты жизни ребенка по эгоистичным причинам: не хотят переживать на матче, или у них нет времени, или еще что. Они думают, что потом посмотрят, потом обнимут, потом пожалеют. А «потом» не бывает, как не бывает второй жизни. И я часто хочу донести до родителей: ваши нервы точно стоят того, чтобы не видеть радости вашего ребенка, когда он выигрывает матч? Чтобы пропустить этот момент, которого больше не будет, – каждый матч же уникален. 

– Потом отношения с родителями улучшились?

– Ну наверное. Сейчас стабильные отношения.

– Но вы будто бы еще немножко обижаетесь.

– Нет, не обижаюсь. Сейчас мне уже все равно, чего обижаться. Время-то прошло, и то, что мне было нужно тогда, сейчас уже не нужно. Просто жалко потерянного времени.

^{С мамой Раузой Ислановой на введении Марата в Международный зал теннисной славы в 2016-м}

– А с братом? С ваших теннисных времен помнится, что у вас всегда была такая прочная связь – она с возрастом как-то изменилась?

– Да нет. Как для замужних женщин «муж» значит опора и ориентир, так для меня – «старший брат». Это человек, у которого я всегда спрошу совета, к словам которого прислушаюсь, даже если не совсем согласна или не понимаю.

Не знала, куда деть себя после тенниса: получила диплом, посидела за компьютером, но хочет тренировать

– Грустно было, когда закончили?

– Да, потому что к обстоятельствам, как у меня, ты оказываешься не готова. Обычно думаешь: «Ну вот еще сезон сыграю – и тогда закончу». А тут закрываешь дверь от врача – и все. А что дальше делать? Ты привыкла, что у тебя год расписан не то что по неделям, – по дням, а тут ты такая: а что делать-то? У меня был ступор, я не могла понять, куда себя деть. Тем более, в России то, что ты добилась в теннисе успехов, вообще не значит, что тебе что-то предложат в теннисе после. Никому тут ##### ты не нужен.

– О чем-то в своей карьере вы жалеете?

– Я очень хотела выиграть турнир «Большого шлема», но жалею не о том, что не смогла, а о том, что не получилось показать хорошей игры. Если бы я ее показала в своих финалах, то и проиграть было бы не так обидно: сделала что могла, но соперница была сильнее, классный матч, что поделать. А мне так хотелось выиграть, что эмоции захлестнули, и я все три раза ничего не могла сделать.

– А чем гордитесь?

– Тем, что, как бы тяжело ни было, я работала и в результате стала первой ракеткой мира. И Олимпиадой, конечно. У меня был один шанс попасть на Олимпиаду – я его использовала и поучаствовала в таком историческом моменте, когда мы забрали весь пьедестал.

– Вы там сутками играли, на той Олимпиаде.

– Да. Я выжала из себя все, что могла, поэтому я совершенно не жалею [что не победила].

– А самый памятный момент?

– Конечно, «Ролан Гаррос»-2008, когда я обыграла Машку и Лену Дементьеву с матчболов. Это реально нереально было.

– Вам не предлагали никакой работы в теннисе?

– Ладно, что не предлагали. Я приходила сама: «Здравствуйте, я очень хочу работать в федерации и помогать юниорам. Я готова летать по турнирам – давайте обсудим?».

– А они что? «Мы вам позвоним»?

– Ну да. Я уже знаю это «Я сейчас вернусь из поездки и позвоню тебе» (смеется)! Пока никто не вернулся.

Мне еще часто пишут, что я не патриотка, раз не организую собственную школу. Но это не потому, что я не патриотка, – я только рада работать в России, – но у нас нет для этого условий: чтобы тренировать, мне нужно самой арендовать корт, а это, во-первых, стоит денег, во-вторых, у нас зима 8 месяцев, в-третьих, банально все расписано. Поэтому и нужен ресурс федерации, ее поддержка в воспитании нового поколения, – потому что, когда я говорю родителям, сколько будет стоить индивидуальная работа, – они отвечают: дорого. Ну конечно, дорого – а что делать, если у нас сколько лет не могут построить теннисный центр? И таких, как я, бывших игроков, которые готовы работать и помогать юниорам, много. Но негде.

– А вести кого-нибудь из другой страны?

– Я не против, но в каждой стране есть свои бывшие топ-игроки, которые так же готовы работать. Для себя я вижу выход в том, чтобы базироваться в Европе – это дешевле, чем в России, но тоже дорого. Так что я понимаю, когда родители говорят, что не могут это себе позволить. Но там, в отличие от России, есть условия.

– После тенниса вы выучились на юриста, но работать не стали. Почему?

– Я поработала в компании после юрфака, но поняла, что хочу заниматься теннисом. Мне тогда дали позицию в федерации, но через полгода стало очевидно, что это совсем не для меня. Я хотела быть на корте, а мне нужно было сидеть в офисе за монитором в ожидании письма.

Потом я пожила в Нью-Йорке – работала там с Ангелиной Калининой. Это закончилось, когда мне понадобилось срочно вернуться в Европу. Как резиденту Монако мне нужно было жить в Монако, но там я не могу официально работать в клубе из-за юридических тонкостей. Так вопрос про базу и остался открытым, хотя сейчас он уже стал ближе к решению: этот год я еще поживу в Монако, а потом – все. Я хотела бы взять игрока и ездить с ним. Или даже нескольких. И необязательно топов, я готова работать и с теми, кто только начинает.

Я чувствую, что готова к этому, что есть много девчонок, которым я могу помочь, потому что у меня есть и опыт, и желание.

Кайфует от йоги и той же книги, которая повлияла на Федора Смолова

– Что вы делаете в Монако, если не можете работать? Пешком ходите по горам, судя по инстаграму.

– Бегаю, да, хожу. Бывает, кому-то помогаю там, или в Европе, или в Москве. Без дела не сижу, все время что-то происходит, на корт выхожу.

– Не тошнит?

– Нет, когда работаю, не тошнит. Только когда для себя (улыбается).

– А зачем вы тогда тренируетесь для себя?

– Ну вот надо было подготовиться к Австралии – нельзя же, совсем не брав ракетку в руки, приехать – правильно? И вот я пока была полтора месяца в Валенсии, надо было потренироваться на корте – потому что после [турнира легенд] «Ролан Гаррос» я вообще не играла, – и физику поделать. В итоге я, правда, занималась только йогой – мне это сейчас гораздо интереснее, чем в теннис играть.

– Какой йогой занимаетесь?

– Аштанга-йогой. Мне в ней очень нравится, что ты не привязана к преподавателю, – и в Москве, и в Мельбурне ты в студии будешь делать одно и то же – преподаватель тебя просто правит. Второе – она очень физическая. Я так устаю на ней, что мама не горюй. Лежу в конце практики и думаю: неужели она закончилась. И вообще, в студиях йоги всегда очень приятная атмосфера, люди душевные. В Москве, помню, мы после практики ходили все вместе завтракать, было очень классно.

– Почему «ходили» – больше не ходите?

– Я травмировала колено и девять месяцев не практиковала. Только сейчас возвращаюсь.

– На йоге?!

– Да, я неправильно делала один элемент – не за счет таза, а за счет колена. И у меня очень сильно воспалились связки.

– Как вы отдыхаете?

– Тусовки не люблю, максимум в компании друзей. В инстаграме потупить – это понятно. Наедине со своими мыслями тоже отлично. Или с книжкой.

– Выпиваете?

– Вина люблю выпить, да. Но не разбираюсь особо – ориентируюсь на нравится – не нравится. Вечером красного приятно выпить, расслабляет. Днем его тяжело, днем белое или розовое.

– Что читаете?

– Сейчас – «Город женщин» от автора «Ешь, молись, люби» – но это просто чтобы мозг расслабить, потому что до нее читала Кастанеду. Эзотерические книжки мне очень интересны – в прошлом году прочитала четырехтомник Конкордии Антаровой «Две жизни» – знаете такую?

– Нет.

– Очень интересная женщина, она описывает разные жизненные моменты и как светлая энергия всегда побеждает темную. Звучит поверхностно, но вообще это довольно глубокая вещь. Она во многом отталкивается от философии Елены Блаватской (религиозный философ и спиритуалист второй половины XIX века и первая русская женщина, получившая гражданство США – Sports.ru) – до нее я, правда, пока еще не дошла. Развивающие, образовательные книги читаю – «Алмазный огранщик», например (книга американского бизнесмена и мотивационного спикера Майкла Роуча о том, как добиться успеха, используя принципы буддистской философии – Sports.ru).

Из классики хочу дочитать Драйзера – пока прочитала только «Финансиста». Из русской классики, помню, поставила себе цель «Войну и мир» – прочитала, хотя в конце уже давилась тем, как все там страдают и ломают свои жизни нахрен, лишь бы удовлетворить родителей. Но я телец – пока своего не добьюсь, не успокоюсь. Еще нравится Достоевский – у него потрясающие описания жизни, будто ты прямо там находишься.

– Бумажные любите или электронные?

– Только бумажные, электронные вообще не могу. Нравятся живые страницы.

– Любимая книга?

– Наверное, «Источник» Айн Рэнд, которая написала «Атлант расправил плечи», – о том, как человек отстоял себя и свою точку зрения, не сломавшись перед другими людьми (также любимая книга Федора Смолова – Sports.ru).

– Что за увлечение эзотерикой? Есть ощущение, что люди в ней ищут какие-то ответы, которые больше нигде не находят.

– Есть такое. Кажется, что вокруг слишком много зависти, грязи, негатива. Про людей, с которыми ты близко дружил, #### – узнаешь, что они тебя словами непонятными поливают за спиной. А когда я читаю о том, что любая твоя энергия возвращается, мне становится спокойнее и понятнее. Я верю в это.

Инвестирует в себя (но не ботокс) и считает Нью-Йорк индикатором внутренней свободы 

– Вы ощущаете внешнее давление в том, как нужно жить, как себя вести, как выглядеть?

– Если бы чувствовала, я бы уже, наверное, накачала губы, нарастила ногти, волосы, ресницы, стала бы вся сделанная. С носом хоть, слава богу, все нормально! И фотошопила бы фотографии, конечно, до неузнаваемости, так что смотрится ужасно.

Из-за инстаграма все себя с кем-то сравнивают, а это очень давит на голову и травмирует психологически. Тебе кажется, что вот кто-то там идеальный, а ты – нет. Но быть неидеальным совершенно нормально – мы все такие. Когда я прихожу к косметологу на простую процедуру, а он мне: «Динар, тебе надо подкачать губы, заколоть ботокс», – я не понимаю, как мне объяснить человеку, что мне это не нужно, я не пытаюсь быть лучше, чем я есть. Естественно, я хочу выглядеть хорошо и буду бороться с морщинами по мере возможности, но доходить до крайностей, пытаться быть кем-то – это, я считаю, болезнь.

– Понятно, что бывает перебор. Но стандарты красоты, или успешности, или благополучия тоже невозможно игнорировать.

– Стандарты очень часто навязывают те, кто сам несчастен и проецирует свои комплексы на других. У меня недавно была дискуссия об этом, кстати. Вот я люблю йогу, но не люблю, когда слишком ударяются в духовность и начинают мне ее навязывать.

Я тут сказала своему учителю: «Слушай, мне так классно заходит практика, просто кайф». А он мне: «Динара, не оценивай практику, она не может быть плохая или хорошая, это практика». Но я же ему просто сказала, что я получаю удовольствие от процесса, – даже если тело в какой-то день не хочет гнуться, и ты как бревно. А он мне: «Счастье любит тишину», – и тут я уже: «Э, слушай, вот это твои страхи, твой сценарий, живи в нем сам, а мне не надо его передавать». Почему я не должна делиться тем, чем хочу, из-за того, что кому-то делать это страшно? Я считаю, что таких людей нужно тормозить, чтобы они не перекладывали на меня свои проблемы и беспокойства и сами с собой чесали свою бороду.

Про это, кстати, классный фильм вышел – «Марафон желаний».

– У вас есть друзья?

– Есть одна подруга, которая знает все и понимает меня без слов и по моему «доброму утру» может понять, как я. Хотя мы, кстати, не так давно знакомы.

– Вы счастливый человек?

– (Длинная пауза) Интересно. Я часто думаю, что я счастлива проживать то, что со мной происходит, что мне интересно жить. Но еще мне хочется самореализоваться: как женщине – иметь детей, выйти замуж, – и в работе. Не знаю, сделает ли меня это более счастливой, потому что ты, по сути, должна быть счастлива сама по себе, но я думаю, меня это дополнит.

– Расскажите, как вам жилось в Нью-Йорке. Люди часто просят объяснить, что в нем такого.

– Это трудно объяснить. Там атмосфера, которая тебе либо нравится, либо нет. Там, как и в Москве: мне нравится драйв, всегда какое-то движение, что все всегда открыто.

^{С Маратом в Центральном парке}

– Что вам больше всего там нравится? Далеко не всем там по кайфу.

– Свобода быть собой. Там нет никаких стандартов, каждый выражает себя как ему хочется. А те, кого это смущает или раздражает, – так это о них больше говорит: что они заложники стандартов – то ли собственных, то ли навязанных, – раз им стремно, что человек может в трусах выйти на Пятую авеню. В этом смысле Нью-Йорк – это такой показатель внутренней свободы.

– На Бродвей ходили?

– О да. На «Чикаго», «Король Лев», «Книгу Мормона», The Present с Кейт Бланшетт (постановка первой пьесы Антона Чехова «Безотцовщина» – одного из произведений в основе фильма «Неоконченная пьеса для механического пианино». Шла на Бродвее в начале 2017-го – Sports.ru). Еще есть сравнительно новый спектакль, на который билеты не достать...

– Hamilton?

– Да, на него бы еще сходить (мюзикл о жизни отца-основателя США Александра Гамильтона, получивший «Грэмми», Пулитцеровскую премию и 11 театральных «Оскаров» «Тони» – Sports.ru).

– На что вы тратите деньги?

– На здоровье. Я помешана на этом, мне это интересно, можно сказать, это мое хобби. Мой эндокринолог – Катя Янг, достаточно популярный специалист.

– Подождите, как можно увлекаться приемами у врача?

– Я верю в поддержание здоровья за счет привычек питания, например. Поэтому я раз в четыре месяца обследуюсь, придерживаюсь определенной диеты, узнаю много нового. Мне это очень интересно – заниматься своим здоровьем, оно у нас одно. Кто-то говорит, что жизнь одна, поэтому нужно все попробовать, – это тоже позиция, и я никогда не спорю: жрите что хотите. Поэтому меня удивляют люди, которым нужно докопаться: а почему ты это не ешь? А ты че, на диете? А зачем? Да какое твое дело? Тебя ####?

– Бывает просто интересно.

– Ну может. Мне просто неинтересно, когда люди мне навязывают свой выбор, – меня эта информация вообще не интересует. Я еще люблю, когда спрашиваешь человека «как дела?», а он тебе рассказывает про всю свою семью, всю свою жизнь: были проблемы с одним, надо поехать туда за другим. Наши люди почему-то готовы вывалить все проблемы на любого, кто их послушает. Меня всегда удивляет: они думают, это кому-то интересно?

– У вас есть мечта?

– Семья. Моя главная мечта.

– На свидания ходите?

– Хожу, конечно. Просто с чистого листа познакомиться с абсолютно посторонним человеком бывает тяжело. Я для этого слишком закрытая и стеснительная. Познакомиться в компании, где есть точки соприкосновения, – это супер, а прийти, сесть напротив нового человека за чашкой чая и начать общаться – тяжеловато. Кончается тем, что я сижу и думаю: «###, что я тут делаю?» (смеется).

– Подарки любите?

– Зависит от подарков. Я люблю, когда подарки в радость человеку, которому их дарят, а не когда люди дарят то, что сами хотят получить. Иногда говоришь человеку: «Только не надо мне дарить цветы», – а он приходит с цветами. Цветы – это прекрасно, но если я попросила без них? Я это воспринимаю как неуважение, честно говоря; что человеку плевать на меня. Или когда спрашивают, что подарить, а в итоге дарят что-то другое. Зачем так делать? И ##### мне это? Я за то, чтобы люди слушали друг друга.

А помните, как «Ролан Гаррос» разыгрывали Кузнецова и Сафина? Прошло уже 10 лет

10 лет русскому пьедесталу Пекина

Любите теннис? Подписывайтесь на наш инстаграм и смотрите лучшее из мира тенниса прямо сейчас!

Фото: instagram.com/dinarasafinaofficial; Gettyimages.ru/Clive Brunskill, Theo Wargo