Роман Ротенберг: «СКА и «Локомотив» сыграли лучшую игру. Зрители были рады, аплодировали стоя. Фантастический уровень хоккея»

Словарный запас его подходил к концу, и наш герой, теряя границы осознанности, цеплялся за застрявшие в памяти обломки телевизионных фраз, агит-плакатов со стены дедушкиного гаража, жирные буквы передовиц то ли Советского спорта, то ли Поднятой целины. Сомнамбулическими руками он пытался нащупать выход из Зазеркалья, куда отправила его злая колдунья, но выхода нигде не было, он натыкался всюду на свое отражение и удивлялся этому: «Это же я!» — и немного воодушевлялся, что он еще не пропал, что он существует, раз существует его отражение. Но он не понимал, он уже глубоко и безнадежно упустил ясность того, что в зазеркальном отражении нет ничего реальнее призрачно вспыхивающего и тут же гаснущего бледного цветка нарцисса, ищущего капельки пропитания в бездушной пустыне зазеркальных насмехателей. Он вздымал взгляд к небесам, но и там колдунья заботливо разместила зеркала бесконечного наслаждения. Внезапно от какого-то дальнего зеркала зазвучала приятная зовущая и такая знакомая мелодия, и он ринулся туда, к тому зеркалу, в котором он вдруг не находил своего отражения, откуда как колыбельная его брал на ручки и прижимал к отцовской груди эфир самого трогающего на свете телешоу «СкаСка за СкаСкой». Он льнул к зеркальному экрану, и на него оттуда проливались и его благословляли движущиеся картины дедушкиного гаража, поднятой целины, пещеры, полной алмазов, рубинов, он самый желанный, он самый любимый. Его портрет в желтой прессе на первой странице, и он понимал: суждено тому сбыться. Это единственное, что давало ему несравненный покой, и он мог ненадолго сомкнуть глаза посреди проклятого недружелюбного Зазеркалья…

Ошибается фраерок, болельщики в Ярославле всегда поддерживают свою команду. Эти аплодисменты были адресованы Локо

Думается они благодарили за игру и поддерживали Локомотив.