7 мин.

Кадер Нуни: «Судейское сообщество – это настоящая секта»

Фото: REUTERS/Vincent West

Один из самых узнаваемых теннисных арбитров Кадер Нуни в эксклюзивном интервью Sports.ru рассказал о жизни в туре, судейской известности и, конечно, своем знаменитом голосе.

— Как вы попали в теннис и как получилось, что вы не игроком стали, а судьей?

— В теннис я пришел благодаря брату. Мне тогда было лет девять, ему — тринадцать, и он любил играть в теннис. Я за ним потянулся. Знаете, как это бывает — ты делаешь то, что делает твой старший брат. Игрока из меня, как видите, не вышло, но через несколько лет я забрался в кресло и начал судить, just for fun. Мне понравилось. Ну а дальше я решил взяться за дело всерьез и встать на профессиональный путь.

— И как долго нужно по нему идти, чтобы судить финалы «Больших шлемов»?

— Долго. Долго. Есть несколько национальных уровней, во Франции их три, на каждом из них свои экзамены, которые ты должен пройти. Когда все три уровня пройдены, Французская федерация тенниса может предложить твою кандидатуру Международной теннисной федерации (ITF). ITF имеет четыре категории судей, четыре цвета бейджей — белый, бронзовый, серебряный и золотой. Получив белый бейдж, ты должен отсудить довольно много матчей, несколько раз пройти процедуру оценки своей работы, и только затем твоя национальная федерация может выдвинуть тебя на следующий уровень — бронзовый. Опять сдаешь квалификационный экзамен, опять много судишь — и так может продолжаться много лет. Но в конце каждого сезона работу «бронзовых» судей собираются обсудить представители ITF, ATP и WTA. И они могут сказать: «Ага, вот этот парень неплохо себя зарекомендовал за последние годы. Давайте предложим ему пройти экзамен на серебряный бейдж». Такое же обсуждение они проводят для действующих «серебряных» судей, у которых появляется шанс получить золотой бейдж. Между получением серебряного и золотого бейджей может пройти два-три года, а может и больше.

— Вы сказали о постоянных процедурах оценки судей. А какие требования к судьям являются непреложными?

— В первую очередь, конечно, хорошее видение площадки. Далее — коммуникативные навыки. Судье приходится иметь дело с разными игроками, с разными ситуациями, и, что бы ни происходило вокруг, судья должен уметь сдерживать себя, ни в коем случае не показывать свое раздражение или злость. («You should be ready to take shit from the players», добавил Кадер, — прим. Sports.ru.)

— А есть игроки, матчи которых вам судить нравится?

— О, на эту тему мы не говорим.

— Хорошо. Тогда что в самой работе судьи вам нравится, а что не очень? Например, вам приходится постоянно переезжать с места на место. Это не изматывает?

— Я люблю путешествовать. Это забавно, потому что в детстве я часто смотрел старые фильмы, герои которых, кажется, все время жили в отеле. Я еще тогда думал: наверное, здорово вот так жить. Ну вот, можно сказать, что детская фантазия осуществилась, хотя я, конечно, в одном и том же отеле не живу.

— Сколько матчей в год вы судите?

— Давайте посчитаем. Я работаю 28 недель, на начальных стадиях турниров обычно приходится обслуживать два матча в день плюс один полуфинал или финал. За год в среднем выходит около 250 матчей.

— А на каких турнирах вам больше всего нравится работать? Где самые удобные судейские кресла?

— Все турниры разные. Майами с его пальмами и озерами мне почему-то напоминает о Южной Америке, очень приятное место. Индиан-Уэллс находится посреди пустыни и виды там соответствующие. А возьмите турниры «Большого шлема»! Париж — это fantastique, потому что это… Париж и это грунт. «Уимблдон» весь дышит традициями. Надо во всем стараться видеть хорошее, даже если что-то не очень по душе. А о своих предпочтениях я сказал.

— Вы частый гость на «Кубке Кремля». Многие игроки критически отзываются об организации турнира, жалуются на корты, на слишком яркий свет. А у вас какие впечатления?

(После паузы.) Я здесь в пятый или шестой раз. Мне нравится здесь бывать, я люблю город. (Про сам турнир Кадер заметил, что он «pretty nice», — прим. Sports.ru.) И еще я не знаю, почему так, но здесь очень много людей просит автографы у судей — не только у меня, а у всех «вышечников». Приятно видеть, что ты кому-то нравишься.

— Самый памятный матч, который вы судили?

— Ох, это моя беда. У меня очень плохая память, поэтому вопрос о матчах меня всегда ставит в тупик. Я только знаю, что у меня была пара очень длинных матчей. Знаю, что я судил финалы турниров «Большого шлема» и итогового чемпионата — за них и сувениры полагаются, это приятно, такие матчи хочется судить. Но я должен хорошо делать свою работу, на какой бы матч меня ни поставили.

— А оценить красоту комбинаций или ударов, когда судите матч, успеваете?

— Конечно, иногда даже говорю про себя: «Какой удар, а!». Я должен быть сконцентрирован, но когда у тебя лучшее место на стадионе, странно было бы этим не воспользоваться. Я люблю теннис и могу оценить и красивый розыгрыш, и красивую борьбу и атмосферу на трибунах.

— Спрошу вас о «челленджах», точнее о том, как игроки решаются проверить точность решения судьи. Очень часто это выглядит так: они медленно идут к сетке, если мяч упал на другой половине корта, вглядываются в метку, оборачиваются к своей команде на трибунах и только после этого берут «челлендж»…

— Я понимаю, к чему вы ведете, но поверьте, судьи за этим следят. Все происходит быстрее, чем это может выглядеть. А то, что игроки глядят на свою ложу, это объяснимо. Жесты и знаки допустимы. Вот если они пытаются что-то говорить, типа: «Эй, ребята! Так мне брать «челлендж» или нет?», — такие попытки судьи пресекают.

— Введение Hawk Eye как-то изменило суть судейской работы?

— Я думаю, что это прекрасная вещь, улучшившая игру. Это хорошо для публики, это хорошо для игроков, это хорошо для судей, даже для линейных — они должны все время сохранять концентрацию.

— Вы один из немногих судей-мужчин, обслуживающих, в основном, женские матчи…

— Да, я единственный, у кого заключен контракт с WTA. А что в этом такого? Другие мужчины тоже судят женские матчи… Когда WTA предложили мне заключить с ними контракт, я не видел причины отказаться. Это было хорошее предложение, и я его принял.

— Как теннисные судьи поддерживают себя в форме?

— Ну, мы все-таки не футбольные арбитры, поэтому физической подготовке такое внимание не уделяем, хотя я иногда люблю позаниматься. Раз в год проверяем зрение. Но вообще-то ты можешь есть сколько хочешь — пока ты делаешь свою работу хорошо, остальное никого не волнует.

— А какие-то ограничения в вашем контракте прописаны?

— Самые обычные — не принимать наркотики, например. В плане ограничений все зависит от тебя самого. Скажем, я предпочитаю не читать много перед матчем, потому что глаза устают. Нужно высыпаться и вообще давать глазам отдых.

— Расскажите о судейском сообществе. У вас там есть друзья? Или, может, вы негласно соревнуетесь между собой?

— Это секта, настоящая секта!.. (Смеется.) Нас, обладателей золотых бейджей всего двадцать пять человек, так что мы достаточно хорошо друг друга знаем. Но мы все разные, это двадцать пять разных характеров. При этом у нас нормальные отношения, нам интересно вместе работать, и мы, безусловно, с уважением друг к другу относимся. Мы обсуждаем различные ситуации, новации в правилах как между собой, так и внутри трех групп, из которых судейское сообщество складывается — ATP, WTA и ITF.

— А над Мохаммедом Лайани, которому пришлось высидеть знаменитый марафон Изнера и Маю, не подшучивали?

— Да нет. Это же здорово — обслуживать матч, вошедший в историю, и самому стать частью этой истории. Поэтому мы Мохаммеду только приятные вещи говорили.

— Вы один из тех судей на вышке, кто не стесняется поправлять линейных. Как вы с ними взаимодействуете?

— Если линейный судья ошибается, мы с ним перестаем разговаривать… Шутка. (Смеется.) Нет, просто линейные знают, что окончательное решение остается за судьей на вышке, и они должны быть готовы к тому, что их могут поправить. Это часть их работы, это нормально.

— Чем вы увлекаетесь помимо тенниса? Какие у вас хобби?

— Хобби? Я люблю петь. Правда, люблю. Еще мне нравится мода, люблю ходить по магазинам. Иногда люблю посидеть в баре и на танцпол выйти. Я вообще легко схожусь с людьми.

— Не могу удержаться и не спросить о вашем голосе — он своего рода ваша визитная карточка, вас легко по нему узнать. Раз любите петь, никогда не задумывались о том, чтобы заняться оперой?

— Я знаю, что мой голос узнаваем и лицо, кстати, тоже. Что касается оперы, то, может быть, однажды… (Смеется.) Но оперному пению же надо учиться, а я пока и не начинал. А вообще это идея! Думаю, надо подыскать мне агента.