15 мин.

«С удовольствием убил бы всех людей, от рук которых погибли те девочки». Что надо понимать о Кариме Абдул-Джаббаре

55

New York Times пытается реабилитировать мрачный образ великого центрового.

Карим Абдул-Джаббар

Карим Абдул-Джаббар сидел в холле отеля Лэнгем Плейс в Нью-Йорке, положив руки на колени. Это была расслабленная поза, которая больше подходила для медитации на вечернем пляже или для отдыха после долгого путешествия на вершину горы. Он был одет в футболку с логотипом колледжа UCLA и джинсы, которые подчеркивали его худощавую фигуру.

— Здравствуйте, Карим. Я тот репортер, который будет ходить с вами весь день, — сказал я, протягивая ему руку.

— Хорошо, — сказал он. Стало понятно, что рукопожатия не будет.

Я сел рядом с ним. Он не сделал ни малейшего усилия, чтобы хоть как-то начать разговор. Как и я. Мы сидели в тишине.

В последние 50 лет Абдул-Джаббар находится под постоянным вниманием общественности, и все это время он раздражает практически всех журналистов, с кем ему приходится общаться.

Как темнокожий спортсмен, которого приняли все спортивные СМИ, особенно в его ранние годы, он вынужден был постоянно быть скромным и бесконечно благодарным «белому миру» за то, что они дали ему шанс стать богатым и знаменитым.

Абдул-Джаббар эту модель не принял. И, хотя многих темнокожих спортсменов его времени все-таки справедливо стали воспринимать как безусловных звезд (Билл Рассел, Мохаммед Али), Карим Абдул-Джаббар никогда не был по-настоящему принят спортивными болельщиками, несмотря на свои выдающиеся достижения.

Абдул-Джаббар согласился встретиться со мной по случаю выхода его новой художественной книги про Майкрофта Холмса, брата Шерлока, написанной в соавторстве с Анной Вотерхаус. Это первый роман Абдул-Джаббара, и уже десятая по счету опубликованная книга.

Его книги по своему уровню стоят намного выше большинства написанных автобиографий, которых навалом в любом книжном магазине. Он написал две невероятно искренние и справедливые автобиографии, две исчерпывающие истории становления афроамериканской интеллигенции, мемуары о взрослении в условиях Гарлемского Ренессанса и достойную восхищения книгу-исследование о темнокожем батальоне, воевавшем во Второй Мировой.

Но если он хотел поговорить о себе как о писателе, своих книгах или о чем-нибудь таком, то знака он никакого не показывал. Вместо этого вот уже 15 минут, он сидел и внимательно изучал свои ногти на руках со слабым выражением разочарования на лице.

Молчание прервало внезапное появление Деборы Моралес, энергичного менеджера Абдул-Джаббара, которая работала с ним на протяжении почти десяти лет. Абдул-Джаббар встал, молча направился ко входу отеля и украдкой взглянул на улицу.

Моралес вела дела Абдул-Джаббара с таким невероятным энтузиазмом, как если бы он все еще играл и выигрывал титулы с «Лейкерс». Ее усилия окупились: за последние несколько лет Абдул-Джаббар стал штатным колумнистом в таких изданиях, как Time, Esquire и Huffington Post, и множество раз выступал в качестве эксперта в политических шоу на каналах MSNBC и CNN. Перед камерой Абдул-Джаббар предстает крайне эрудированным оратором: он часто цитирует классическую литературу и рассматривает злободневные темы в исторической перспективе. Он очень редко, если вообще когда-либо, говорит о баскетболе или о своей карьере.

Убедившись, что на улице нет зевак, Моралес проводила нас в машину неподалеку. В машине играло радио, какая-то новостная станция. Моралес попросила водителя сменить станцию на джаз.

Моралес с большой радостью составила маршрут сегодняшнего дня. Она включила в нашу программу посещение зоопарка в Бронксе, а затем обед в Эмпайр Стейт Билдинг. Почему Абдул-Джаббар, который вырос в Нью-Йорке и которого всегда узнают в толпе, и который эту толпу не переносит, вдруг захотел посетить два самых многолюдных и заполненных туристами мест, я так и не понял.

В 10 утра Абдул-Джаббар быстро шел сквозь толпу. Зоопарк начинал заполняться школьниками. Дети смотрели на самого высокого человека, которого они видели в жизни, а сопровождающие их взрослые поворачивались к своим коллегам и шептали: «Посмотрите, это же Карим Абдул-Джаббар». А он шел быстрым шагом, стараясь их не замечать.

Мы смотрели на тигров и горилл, а также на маленьких козочек в «детском» зоопарке. Абдул-Джаббар, который безучастно смотрел на зверей, иногда вставлял фразы об их поведении или их естественной среде обитания. «У морских львов и волков одинаковый предок» — сказал он сухо. У меня сложилось мнение, что это человек, который предпочитает вместо нормального общения озвучивать набор несвязных фактов.

По настоянию Моралес, Абдул-Джаббар встал рядом с гигантским пауком, чтобы сфотографироваться и выложить эту и еще сотню других фотографий на его странице в Фейсбуке.

— Сделайте вид, как будто испуганы! — сказала Моралес, наводя на него камеру своего айпада.

— Но я же не напуган, — сказал Абдул-Джаббар. После уговоров Моралес он приоткрыл рот, прислонил ладонь к лицу и фальшиво изобразил смертельную опасность.

Когда мы подошли к клетке с выдрой, на него посмотрел молодой человек и сказал своему маленькому сыну: «Посмотри, это один из величайших баскетболистов за всю историю!» Мужчина протянул руку Абдул-Джаббару и сказал: «Боже мой... Карим».

Абдул-Джаббар моментально сгорбился и устало всмотрелся в пространство над головой мужчины. После того как стало ясно, что они не подвинутся, Абдул-Джаббар коротко кивнул и зашагал в другую сторону. Моралес подбежала к ребенку и вручила ему игральную карту с подписью Абдул-Джаббара. Отец перестал вглядываться в высоченную уходящую фигуру, повернулся к смущенному сыну и повел его за плечи к другой секции.

По всем статистическим показателям, индивидуальным или командным, Абдул-Джуббар — безусловная и непререкаемая легенда. Команда его школы, Power Memorial, рядом с Линкольн Центром, выиграла 71 матч подряд. С университетом UCLA Абдул-Джаббар, один из лучших игроков в университетском баскетболе за всю историю, взял три национальных чемпионата, а также завоевал множество личных наград в чемпионате NCAA.

За свою 20-летнюю карьеру в НБА он выиграл столько же титулов, что и Майкл Джордан (6), и на один титул MVP больше (тоже 6). Он возглавляет самых результативных игроков в истории НБА. И, тем не менее, во всех разговорах о его величии есть небольшая нотка раздражения, как будто его доминирование неоспоримо, и хватит об этом.

Он неоднократно пытался оставить своей след в истории через публикации. Еще будучи школьником, он устроился на работу на лето в местную газету, и после этого его литературные амбиции никогда не гасли.

Как-то раз он сказал писателю Гэю Тализу, что хочет быть спортивным журналистом.

— Это было так странно, — сказал позже Тализ, — Как будто он хотел стать кем-то другим. Как будто он был случайно заточен в своем огромном теле, а его реальные амбиции гораздо меньше. Он хотел быть человеком в пресс-ложе! Это очень неожиданно, особенно когда каждый сантиметр твоего тела сияет величием.

Сегодня же Абдул-Джаббар часто составляет компанию Тализу, сидя в ресторане Elaine’s, в котором собирается вся литературная элита Нью-Йорка.

— Он хотел быть там, вместе с остальными писателями, — говорит Тализ, — Он хотел общаться со Стайроном, с Мэйлером. И это так необычно. В нем есть что-то, что совсем не хочет быть частью этого великого спортсмена.

В 1983 году Абдул-Джаббар выпустил свою первую автобиографию под названием «Гигантские шаги». В своей книге он написал о взрослении в 50-е и 60-е годы и о своих родителях: об отце, играющем на тромбоне, который позже стал полицейским, и матери, стильной женщине из Северной Каролины, которая всегда хотела, чтобы их единственный сын получил достойное образование.

Будучи совсем юным, Абдул-Джаббар, которому при рождении дали имя Фердинанд Льюис Алсиндор младший, общался с разными людьми из приличных семей среднего класса. Все было хорошо до того момента, когда его лучший друг, светлокожий мальчик по имени Джонни, предал его в седьмом классе, назвав «человеком из джунглей» и «нигером».

«Я просто смеялся над ним» — пишет Абдул-Джаббар. «Пошел ты... ты... бутылка с молоком! Это был единственный белый предмет, который всплывал у меня в голове».

Когда он поступил в Power Memorial, Абдул-Джаббар уже был известен в городе как восходящая баскетбольная звезда. О нем писали в газетах и узнавали на улицах. Его тренером в школьной команде был вспыльчивый ирландец по имени Джек Донахью. Старик укрывал Абдул-Джаббара от журналистов и постоянно говорил со своей звездой о расизме, с которым он неизбежно столкнется. В 1962 году Абдул-Джаббар отправился на юг, чтобы вживую увидеть Джима Кроу, и там он столкнулся с тем, о чем ему позже рассказывал тренер.

— Я уже встречался с тем, о чем говорил мистер Донахью, — пишет он, — Он был уверен, что расизм исчезнет, когда погибнет последний расист, также думал и я. Честно говоря, я был уверен, что эта проблема уйдет совсем скоро, и если бы я смог хоть немного помочь в избавлении от этой напасти, я был бы счастлив. Конечно, я не готов был брать в руки ружье и идти на баррикады, но этот порыв был мне близок.

(Его отношения с Донахью позже испортились, когда однажды тренер сказал Абдул-Джаббару в перерыве матче, что он ведет себя как «нигер»)

Спустя год неизвестные взорвали Церковь в Алабаме, в результате чего погибли четыре темнокожие девочки, и еще одна частично ослепла. После этого порыв Абдул-Джаббара превратился во что-то намного большее.

— Я смотрел по телевизору, как совершенно несправедливо ругают темнокожих священников, и то, как эти события освещают СМИ во главе с Белым Домом Джона Кеннеди, и все мое мировоззрение перевернулось. Моя вера в человечество взорвалась как та церковь. А мой гнев был тем оружием, которое уничтожило эту веру. Я бы с удовольствием убил всех этих людей, от рук которых погибли те девочки.

Почти все ведущие университеты страны предлагали Абдул-Джаббару играть за их команду. Он выбрал колледж UCLA, где изучал историю и английский язык и где впервые прочитал «Автобиографию Малкольма Икса», одну из книг, которая сильно повлияла на его характер.

Вскоре после своего первого сезона в NCAA, во время которого Абдул-Джаббар набирал в среднем 29,5 очка с 67-процентным попаданием бросков с игры, комитет по правилам NCAA отменил броски сверху. Все игроки забивали сверху, но не так часто и с такой силой, как Карим. Это изменение в правилах получила название «Правило Алсиндора».

— Понятно, что они это сделали для того, чтобы противодействовать моему доминированию в игре, — пишет Абдул-Джаббар в «Гигантских шагах», — Как и понятно то, что если бы я был белым, то они никогда на такое не пошли. Броски сверху — это один из самых зрелищных элементов в баскетболе, и нет ни одной причины, чтобы отменять их. Кроме одной: чтобы этот «нигер» или другие такие же не смогли доминировать в нашем, белом, спорте.

В том же году Абдул-Джаббар отказался выступать за американскую олимпийскую сборную, мотивируя это тем, что он не хотел представлять страну, которая не относится к нему как к равному.

За этот поступок пресса выставила его на посмешище. Однажды на известном американском шоу «Today» Джо Гарагиола, бывший бейсболист, который в тот момент работал телеведущим, спросил у него, почему он не захотел играть за свою страну.

— Да, я здесь живу, — сказал Абдул-Джаббар, — Но на самом деле это не моя страна.

— Ну, тогда есть единственный выход, — сказал Гарагиола, — Может быть, вам стоит уехать из страны?

В 1969 году «Миуоки Бакс» выбрали Абдул-Джаббара на драфте. В этой команде он оттачивал свой коронный хук и выиграл три из своих шести званий MVP. Перед играми он сидел в раздевалке и читал книги, чтобы не встречаться с журналистами. Он стал пользоваться дурной славой среди представителей СМИ, которые, как думал Абдул-Джаббар, все время хотят его вывести из себя, задав провокационный вопрос.

Перед сезоном-1975/76 Абдул-Джаббара обменяли в «Лейкерс», где он выиграл еще два титула MVP за первые два года. Тем не менее, его команда не всегда хорошо играла. Когда в 1979 году в команду пришел Мэджик Джонсон, в прессе его называли «спасителем Лейкерс». Они полюбили его широкую улыбку и противопоставляли его Абдул-Джаббару, который был как бы высокомерным и эгоистичным индивидуалистом.

Несмотря на то, что Абдул-Джаббар очень переживал по поводу своей роли в тандеме Мэджик-Карим, в нем вновь проснулся энтузиазм. Он начал открываться миру, написав книгу, в которой он излил свою обиду на белых людей, что повлияло на решения, которые он принял в юношестве.

В этом парадокс Абдул-Джаббара: он человек, который переживает о передаче своего наследия другим поколениям, который написал две автобиографии и еще восемь других книг, но который в то же время отказывается от обычного общения, которое требуется от публичной персоны. Вместо этого он просит вас принять его версию правды, даже если это правда родом из 1968 года. Иногда ему бывает трудно вести себя спокойно с детьми, и он все еще отказывается жать руку журналисту.

Абдул-Джаббар редко когда вытягивается в полный рост. Скорее наоборот, он горбится: плечи он держит высоко, а подбородок часто прижимает к шее. К сожалению, это необходимость в мире, который не предусмотрен для таких высоких людей, как он. Тем не менее, когда мы все ехали в машине на обед, он, сидя на заднем сиденье, выпрямился и смотрел на пролетающее мимо нас небо, слушая по радио любимый джаз.

Он сказал, что хотел провести какое-то время после завершения карьеры в своем особняке в Гарлеме, но из-за постоянного внимания окружающих ему пришлось уехать в пригород Лос-Анджелеса, где он мог передвигаться по улице без внимания пешеходов.

Он разведен, и у него пять взрослых детей, три от бывшей жены Хабибы, и еще двое от других женщин. Он живет один. Недавно он перенес сложную операцию на сердце, но настаивает на том, что откровения от осознания смертельной болезни его минули.

На Пятой Авеню мы зашли в ресторан, который находится на первом этаже Эмпайр Стейт Билдинг. Абдул-Джаббар сел в кресло и заказал себе чизбургер. Он посмеивался над неумением Моралес мыслить логически, но отдавал должное ее деловой хватке. Казалось, он даже улыбался.

Он с восторгом говорил о том, как сильно он любит Джона Ле Карре и Эдгара По, а также о своем писательском труде, и о том, как он работает каждое утро по три часа. Когда он пишет художественные тексты, по его словам, он читает Элмора Леонарда и Росса Томаса. Когда он хочет написать что-то в другом, экспериментальном стиле, то читает Джиллиан Флинн (которая написала роман-бестселлер «Исчезнувшая») и немного Миранду Джулай.

Все свои книги Абдул-Джаббар писал в соавторстве с другими писателями. Над книгой про «темнокожий батальон» он работал с поэтом Энтони Уолтоном. Процесс написания книги совместно с Абдул-Джаббаром, по словам Уолтона, — это нескончаемые просмотры кинопленок, фотографий и библиографий, и превращение всего этого в связную историю.

— Представьте на минуту, каково это — быть Каримом, — сказал Уолтон, — Уже почти 50 лет он выше всех окружающих почти на полметра, да еще и с такой светлой головой. Он просто из другой вселенной.

В последние годы Абдул-Джаббар уделяет большое внимание интернету, где он проявляет себя как представитель общественного мнения. Он адресовал свои тексты Лене Данэм и Серене Уильямс, которые стеснялись своего тела, жертвам беспорядка в Фергюсоне и даже Дональду Трампу.

(В этой статье Абдул-Джаббар объясняет, что у Трампа гораздо больше общего с ИГИЛ (запрещенной в России организацией), чем с Америкой. В ответ на это Трамп распечатал эту статью и маркером написал между строк: «Карим. Теперь я понимаю, почему пресса над вами все время глумилась. (...) Вы не имеете ни малейшего представления об окружающей жизни и о том, как сделать Америку снова великой страной. С наилучшими пожеланиями»)

Trump

Эти статьи, в которых Абдул-Джаббар обильно цитирует Тони Моррисон и Эрнеста Хемигуэя, показывают изменения в подходе Абдул-Джаббара к политике: он стал прагматиком, который видит путь к «расовой гармонии» как постоянное движение, в рамках которого человек либо движется вперед, либо движется назад.

Мне стало интересно, как сложилась бы его карьера, если бы интернет появился уже тогда, 30 лет назад. Социальные сети дали спортсменам возможность общаться со своими фанатами напрямую, не приходя к помощи спортивных журналистов как к посредникам. Это позволило им чуть смелее высказываться на политические темы, что было невозможно еще пять лет назад.

Во время прошлогодних протестов в Фергюсоне игроки колледжа Сент-Луиса появились на площадке с поднятой рукой в знак солидарности протесту. В декабре 2014 года, во время протестов по делу Эрика Гарнера в Нью Йорке, Леброн Джеймс, Кайри Ирвинг и еще несколько игроков НБА вышли на тренировку в футболках с надписью «Я не могу дышать».

Эти протесты были выразительными, но они бледнеют по сравнению с тем риском, на который шел Абдул-Джаббар в своей карьере. Его отказ играть за олимпийскую сборную и нежелание общаться с журналистами все еще хорошо сидят в памяти у публики. То, что он решил высказывать свое мнение в интернете, где его статьей могут поделиться, ретвитнуть или лайкнуть, позволило ему немного модернизировать свой образ и наконец-то говорить то, что у него на уме. Старый человек с неудобными и жесткими взглядами, похоже, нашел свою целевую аудиторию.

Спустя месяц после нашей совместной поездки в зоопарк мы вновь увиделись в отеле Лэнгэм. На нем была безупречно выглаженная белая рубашка и классические черные брюки. Мы собирались поехать в Вилладж Вангард, где он должен был встретиться со съемочной бригадой, снимающей о нем документальный фильм.

Я спросил у Абдул-Джаббара, не жалеет ли он о том, что в его времена не было социальных сетей, типа Твиттера или Инстаграма, ведь они бы дали ему идеальную возможность общаться со своими фанатами.

— Да, это было бы здорово, — ответил он, — Было бы классно, если бы у меня была возможность выразить себя так, как я этого хотел.

Он начал говорить о Мэджике Джонсоне, которого, несмотря на прошедшие годы и разные жизненные пути, все равно представляют как противоположность Абдул-Джаббару. Там, где Карим был суровым и угрюмым, Мэджик был легок и приветлив. Там, где Карим был излишне академичен, Мэджик был креативным.

— Я понимал, почему люди его так любили, — сказал мне Абдул-Джаббар, — У него была потрясающая улыбка, и поэтому люди думали, что у него в жизни все в порядке. Они думали, что расизм его не коснулся. Конечно, они ошибались. Но именно это они видели, когда смотрели на него. Мэджик позволял «белым людям» чувствовать себя комфортно. С самими собой.

Magic

Я спросил у Абдул-Джаббара, сожалеет ли он о своих отношениях с прессой, и хотел ли он когда-нибудь повернуть время вспять и начать общаться с журналистами чуть лучше, в надежде на то, что они бы помогли окружающим понять его.

— Да, конечно, — ответил он, — Я просто не понимал тогда, какую боль это мне причинит.

Он отвернулся.

— И это стоило мне очень дорого.

–-

© По материалам New York Times

Фото: Gettyimages.ru/Jed Jacobsohn, Stephen Dunn, Stephen Dunn/Allsport, Chip Somodevilla, Steve Munday/Allsport

logoЛейкерс
logoКарим Абдул-Джаббар
logoНБА