5 мин.

Опасные йогурты

5
45

Фигуристы Мария Мухортова и Максим Траньков в блоге на Sports.ru в подробностях вспоминают финал Гран-при в Южной Корее, где почти все лидеры – россияне, французы, американцы – отравились: то ли водой, то ли йогуртами, то ли морепродуктами.

Мария Мухортова: «В короткой программе была помарка у Максима на выезде с прыжка и у меня – на выезде с выброса. Все это дает минусы в оценке элементов».

Максим Траньков: «И все же мы ждали оценок немного повыше. Настолько низкие оценки в этом сезоне нам еще не ставили. Ошибки были, но не грубые, и в сумме мы ожидали около 63 баллов, уж никак не 61.

Проснувшись на следующий день, я почувствовал, что мне нехорошо. Я уже видел, что творилось с отравившимся накануне Сергеем Новицким, поэтому сразу понял, что нужно бежать к доктору. Нашего врача мы нигде не могли найти, поэтому обратились к американскому. Он дал мне каких-то таблеток, с их помощью я провел разминку, потренировался в щадящем режиме и отправился в госпиталь. После капельницы пришел в себя, немного поспал и поехал на произвольную.

Тренер, когда меня увидел, первым делом спросил, смогу ли я кататься. Вопрос был логичным – цвета я был примерно такого, как весенняя трава. Я ответил: «Могу, поеду». Даже если бы меня сняли с проката, я все равно бы пошел на лед и встал на начало программы, потому что мы первый раз в финале, это такой уровень, что я просто не мог не выступать. Мне уже были безразличны места. Я так хотел туда попасть и так долго к этому шел, что отказываться от соревнований из-за того, что меня тошнит, было нельзя».

Мария: «Олег Кимович сразу сказал: «Или Макс катается до конца программы, или мы снимаемся с турнира». И я тоже считала, что промежуточного варианта быть не может. Максим на это ответил, что он будет выступать до конца: «Приехать на финал, чтобы сняться? Этого не будет». Я за него очень сильно волновалась, хотя и не говорила об этом Максиму, чтобы не тревожить его лишний раз. Никогда раньше так не переживала.

Раньше, даже если что-то случалось, я всегда знала, что Макс все равно соберется и все сделает. А тут, еще после того, как Новицкий уже снялся с соревнований, было очень тревожно. Целый день себе места не находила, постоянно писала смс тренеру в больницу – как там Максим? Врачи сделали все возможное, чтобы он смог выйти на лед. Без их помощи ни о каком выступлении не могло быть и речи».

Максим: «Я старался поменьше говорить с Машей о своем состоянии, чтобы она не так сильно волновалась за меня, но она все равно понимала по моему виду, что мне нехорошо. Если бы еще это был чемпионат Европы или даже чемпионат мира, может, ей было бы легче собраться, а тут – наш первый финал, и такое».

Мария: «Когда выходили на произвольную, ни о каких баллах я не думала – только бы он жив остался, слава богу, что до конца программы доехали. К тому же в этот день Макс ничего не ел, и сил у него совсем не было, я прекрасно понимаю, как ему было тяжело. После дорожки шагов я начала сомневаться в том, что мы сделаем поддержку. За три перебежки мы должны набирать ход, а тут наоборот – скорость резко упала, и сил на элемент не хватило. Макс этот момент вообще не помнит».

Максим: «Когда вышли на лед, чувствовал я себя где-то на троечку, но где-то на второй минуте проката я перестал нормально дышать. Стоило поглубже вздохнуть – сразу же начинались спазмы. Естественно, была мысль: «Может, остановиться?» Но я себе сказал: «Что теперь, я каждый год буду останавливаться? Надо ехать». И я ехал до конца, как мог. Дальше какую-то часть проката я не помню, помню только, как вдруг услышал, что Маша кричит мне: «Максим, смотри на меня! Давай докатывать».

И в этот момент я включился, пришел в себя. Поклон, правда, тоже не помню. А когда мы шли в kiss&cry, я понял, что до дивана еще три ступеньки и я на них просто не поднимусь. Олег Кимович отправил меня в коридор, там был корейский доктор, который буквально волоком потащил меня к себе в кабинет. На входе я еще влетел лбом в дверной косяк: высота дверей у них рассчитана на корейцев, а в полуобморочном состоянии я это как-то не учел. Оттуда меня отправили в больницу, под капельницу, после нее мне стало получше, и я поехал в гостиницу.

Кстати, еще с утра у меня болела спина. Я сначала думал, что это мышечная боль, а потом и Жубер жаловался на спину, и Агосто, и я не исключаю варианта, что у них то же самое отравление, которое дало осложнение на почки. Чем конкретно отравилось столько спортсменов, непонятно, потому что мы ели разную пищу. Да, я ел морепродукты, но я их ем всегда, и никаких проблем с этим нет. Я мог отравиться ракушками или улитками, но я только положил их себе на тарелку, а есть не стал. Кстати, злосчастный йогурт, про который столько говорили, ни я, ни Серега Новицкий не ели. Возможно, йогурт Новицкого до сих пор стоит в холодильнике нашего номера. Скорее всего, все дело в воде, потому что это единственное общее, что употребляли все, кто отравился.

Финал получился на загляденье: первой отравилась еще наша девочка из юниоров, Марина Антипова, танцорша. О юниорах просто говорят меньше. Было плохо и ее партнеру, и другим. Было много официально незафиксированных случаев, потому что у многих юниоров симптомы отравления начались уже после произвольной, да и переносить им это полегче – они моложе, и психологическая нагрузка у них ниже, а на нервах все обостряется, как известно. Потом «посыпались» ведущие взрослые спортсмены и даже судьи.

После Нового года в Корее будет еще и Универсиада. Могу лишь посоветовать спортсменам пить воду только из бутылок и либо брать какие-то продукты с собой, либо покупать там готовый рис. Потому что если уж финал Гран-При так организован, то на Универсиаде, где выступают молодые неизвестные спортсмены, может быть что угодно».

P.S. Про ваши вопросы мы ни в коем случае не забыли, просто очень большой пост сегодня получился. В следующем ответим обязательно! И спасибо всем, кто болел за нас на этом финале и поддерживал в комментах.