3 мин.

Елена Аникина: «Ошибку может совершить и никому не известный спортсмен, и великая лаборатория»

- Союз биатлонистов России (СБР) наконец-то получил документы, которые запрашивал ранее. В них говорится о «типографических» ошибках. Что они из себя представляют?

– СБР получил документы в факсовом варианте. Сами понимаете, все офисы закрыты, документация приходит в каком-то непонятном виде... Мы получили именно то, на что обращали внимание в письмах. Напомню – просили дополнительную информацию. Наши эксперты утверждали, что по картинкам совершенно не получаются те выводы, о которых пишет лаборатория. Теперь, как я понимаю, некоторые картинки пытаются заменить, объяснить какими-то ошибками.

Знаете, мне не хочется раньше времени ни самой возбуждаться, ни кого-либо возбуждать. Но это очень странно, все происходит за день до слушания…

Мы всегда говорили, что с нами надо вступать в контакт, давать ответы на вопросы. И когда мы просим предоставить дополнительные материалы, исходим из того, что любой может совершить ошибку. Везде присутствует человеческий фактор. Может ошибиться никому не известный спортсмен, может ошибиться известная и великая лаборатория. Именно для этого люди перед тем, как принимают решения или озвучивают громкие выводы, должны общаться друг с другом. Эти ошибки – или недопонимание, или нехватку знаний – надо выяснять при помощи диалога.

Мы же были поставлены в ситуацию, когда все наши вопросы повисли в воздухе. И вдруг в последний день получаем какую-то кучу бумаг, в которых сообщается, что «на общие выводы это никак не повлияло, однако там есть какие-то ошибочки и теперь присылаем вам другие картинки». Это очень странно. В любом случае, должны будем показать экспертам, чтобы они дали свои комментарии.

- У вас будет время, чтобы разобраться с этими ошибками до слушаний?

– Конечно, нет. Часть экспертов находится за пределами Москвы. По договоренности с IBU вели речь о том, что эти эксперты не будут находиться на слушаниях, потому что там разрешено присутствие ограниченного количества людей. Ясно, что все непросто... Уверена, что когда эксперты увидят эти картинки, то у них возникнут еще какие-то вопросы. И мы опять будем посылать их в никуда?

- Когда вы лично планируете отправиться в Зальцбург?

– Планирую вылететь вечером (разговор состоялся 7 мая – прим. Sports.ru), но у меня, если честно, поднялась высокая температура. Вообще, не знаю, что будем делать. Возможно, вместо меня будет присутствовать пресс-атташе СБР Дмитрий Лоев. В ближайшее время будем принимать решение.

Ситуация крайне странная. Насколько я поняла, на этом слушании представители СБР не имеют права голоса. Имеем право присутствовать и один раз выступить с докладом. Но никаких диалогов, вопросов-ответов не планируется. Все будет происходить только вокруг спортсменов. Биатлонисты в присутствии их адвоката Тагира Самокаева будут напрямую отвечать на вопросы антидопинговой комиссии IBU.

Ждать, что смогу на комиссии махать этими бумажками, задавать какие-то вопросы? Если честно, то я и не хочу этого делать. Важно, чтобы рядом были специалисты, которые помогли бы правильно сформулировать вопросы. Мы хотели во всем разобраться, но до слушаний.

Получили еще одно письмо от IBU – о том, что все свои вопросы должны направлять в RusADA, наше национальное антидопинговое агентство. Опять-таки: нашему изумлению не было предела. Конечно, направили часть вопросов в RusADA вместе с письмом из IBU.

- Когда пришло это письмо?

– Позавчера. Сегодня мы уже получили ответ от RusADA с копией в IBU о том, что они не могут дать ответы на наши вопросы. Какая-то странная процедура, которая вызывает у нас всех… Мне изначально было ясно, что это вопросы не к RusADA. Они могут ответить на вопросы об общих правилах и процедурах, но не на какие-то конкретные анализы конкретных людей, которые они не проводили.

- Кто-то из RusADA сотрудничал с вами во время работы комиссии СБР?

– Конечно. Игорь Загорский, член нашей комиссии. Поверьте мне, все вопросы мы с ним обсуждали. Он пояснял, чего в нашей лаборатории нет и что нужно непременно выяснить в Лозанне. Поймите, каждая лаборатория – это отдельный мир.

Ситуация очень странная, возбуждающая, хотя все мы должны вести себя очень спокойно, не торопиться, не делать громких высказываний. Надо во всем разбираться, работать. Видимо, нашей комиссии придется работать еще очень много. Насколько я понимаю, это будет длительный процесс.