5 мин.

Любимые футболисты нашего детства. Ромарио

Спутниковое телевидение, торренты, сопкасты. Воплощение детских мечтаний о телеканале, который работает по щучьему велению, по твоему хотению. До обеда «Трансформеры», потом футбол, а вечером фильм с Шварценеггером. Без этой привязки к чужому времени, чтобы и погулять можно было, и родители не мешали просмотром своего нудного «Твин Пикса». Сейчас при определенной сноровке можно быть хоть осведомленным любителем чемпионата Камеруна. Тогда у тебя были матчи с участием российских команд, «Футбольное обозрение» и «Футбол без границ».

Тогда – это начало 1994 года. Время, когда я считал, что посередине футбольного поля белой краской написана огромная буква Ф, ведь слово «футбол» с нее и начинается. Маленькие дети, как вороны, бросаются на все самое яркое и блестящее. Из того, что показывали по телевизору, не было тогда ничего более яркого, чем катящаяся к закату «Барселона» Йохана Кройффа и сборная Бразилии Карлоса Альберто Паррейры. Впрочем, имена тренеров ребенку были не очень интересны.

Я знал рыжего защитника Кумана с пушечным ударом. Нагловатого Стоичкова с крестом, болтающимся на груди. В исписанных блокнотах корявым почерком были намалеваны фамилии «Гвардьола», «Жозе Бакеро». Любое краткое упоминание кумиров в сухом обзоре матча чемпионата Испании давало эксклюзивную информацию, которую необходимо было сохранить. Но Ромарио я знал в лицо. Это тот, что забивал голы.

Сезон-1993/94 был лучшим в его клубной карьере, 30 голов в 33 сыгранных матчах. И первые его голы, которые я увидел в прямом эфире, разрешили для меня моральный вопрос о том, можно ли болеть против российских клубов. Нет, когда «Спартак» проиграл «Монако» в первом матче Лиги чемпионов (1:4), я рыдал полдня. Когда москвичи отыграли два мяча в Москве и спаслись от поражения, я был удовлетворен и тем, что забил Ромарио, и тем, что отец перестал ругаться. Еще через две недели «Барселона» громила «Спартак» 5:1, а бразилец подвел итог реализованным пенальти в самом конце.

Друзья и приятели семьи, заслышав о том, что шестилетний паренек думает только о футболе, интересовались – за кого болеешь? За «Спартак» или за «Динамо»? А футболист какой любимый – Карпин, Мостовой или Шалимов? Ответы их несколько удивляли. Но увлечение всем иностранным в разломанной стране казалось совершенно естественным. Допивая мутную жижу супа из гуманитарной помощи, ты мечтал побывать на тех стадионах, которые видел на экране с помехами. Потом хватал кепку с белым орланом и надписью USA и выбегал во двор пинать мяч да надеяться, что обломится у кого-нибудь перехватить фантик от жвачки «Турбо». Середина девяностых не могла вызвать чувство любви к окружающему, где все было тускло и с трещинами. Потому любилось все внешнее, приходящее.

Летом того же года Ромарио опять навредил всем вокруг, кроме меня. Как будто ему было мало «Спартака», он забил первый гол в ворота сборной России на чемпионате мира. Судьбу нашей национальной команды я оплакивал недолго, еще не ведая, что в следующие годы сильно лучше с результатами не станет. А вот Бразилия, восхваляемая в футбольных передачах, шла и шла вперед. Ромарио, способный найти пространство рядом с любым защитником, продолжал забивать, и никто не мог мне доказать, что Саленко на порядок круче. Символ того чемпионата мира для меня – это раскачивающие люльку Ромарио с Бебето. И еще один факт, после которого львиная доля читателей текста меня возненавидит, а после смерти обеспечены адские муки. Когда Роберто Баджо промахнулся, я ликовал.

В футбольной секции, которую я начал посещать по расписанию «два дня хожу – две недели лежу с температурой», был один очень талантливый паренек, игравший лучше всех остальных. Естественно, все его знали и недолюбливали. Когда он играл, сидящие на скамейках в спортзале детишки скандировали «Марио, поскользнись! Марио, поскользнись!». В этом злорадном высказывании можно было разглядеть и долю признания. А Марио его звали за то, что был фанатом одноименной игры на «Денди». Единственным моим вкладом в жизнь секции стало то, что паренька стали звать Ромарио. Правда, некоторым пришлось объяснять, кто это такой.

Так полюбившееся в детстве имя хотя бы еще какое-то время звучало где-то рядом. Потому что сам кумир из-за своего легкомысленного бразильского характера перестал пользоваться доверием Кройффа и вскоре уехал в Бразилию. Потом начал метаться между родиной и «Валенсией», не играя толком ни там, ни там. Ему и лет уже было прилично, свои лучшие годы он все же провел в ПСВ. И так после всего одного яркого года бразильский «коротышка» превратился в миф. Он вроде бы где-то еще существует, кому-то забивает, но ты не видишь.

В альбоме с наклейками к чемпионату мира от Panini мне так и не попалась его карточка. В 1998-м, незадолго до дефолта, нам удалось съездить в Болгарию, и там я таскал родителей по всем рынкам, где могла быть футболка с его фамилией. Естественно, ее не было, и утешением стала футболка сборной Бразилии с именем его преемника Роналдо. Он как раз только перешел из «Барселоны» в миланский «Интер». И сейчас я думаю, каким же одаренным надо было быть ребенком, чтобы в Болгарии не найти и не купить футболку Стоичкова.

В том же году я впервые побывал в интернете у отца на работе. Один из первых поисковых запросов в «Альтависте» – Romario de Souza Faria. Как у него там дела в тридевятом царстве? Да вот он, в гольф на картинках играет. Поседел-то как!

Сейчас как-то странно пересматривать те матчи – со «Спартаком», на чемпионате мира. Все изменилось – предпочтения среди футбольных сборных, отношение к стране и времени. Не знаю, чем сейчас занимается парень по прозвищу Марио, и куда подевалась кепка с орланом. Но осталась любовь к игре. И образ человека, который страсть к этой игре зажег одним своим ударом по мячу, когда телевизор закричал магическое слово «гол!». Таких ударов у Ромарио было тысяча, не меньше.

Михаил Калашников о Кили Гонсалесе

Иван Калашников о Маттиасе Заммере

Дмитрий Долгих о Поле Скоулзе

Денис Романцов о Михаиле Еремине