Нетипичный американец
Число «три», кажется, было определяющим для карьеры Фила Хилла. По три раза он выигрывал легендарные 24-часовый марафон в Ле-Мане и 12-часовую гонку в Себринге. Трижды становился обладателем Большого приза «Ф-1». По сравнению с более чем девятью десятками побед Михаэля Шумахера такая цифра не впечатляет. Однако если вспомнить, что во времена Фила календарь чемпионата редко насчитывал десяток этапов, а, гонщики, как сказал Иннес Айрленд, были похожи на солдат, поскольку могли погибнуть в любой момент, то достижения Хилла не покажутся незначительными.
Родившийся в Майами 20 апреля 1927 года Филип Толл Хилл не отличался крепким здоровьем. Интроверт по натуре, забавам со сверстниками он предпочитал времяпровождение на складах металлолома да в гаражах, где возился с деталями старых автомобилей, которые были страстью юного американца. В двенадцать лет Фил получил в подарок от тетушки «Форд Т», на котором раскатывал по дорогах в окрестностях калифорнийского города Санта-Моника, куда переехала его семья.
Будучи убежденным англофилом, он выписывал британские издания об автомобилях и, соответственно, был в курсе того, как обстоят дела в европейских гонках. «Еще школьником меня захватила романтика этого вида спорта. Я с жадностью поглощал статьи из прессы о «Мерседесах» и «Ауто Унионах», Караччиоле и фон Браухиче», – вспоминал американец.
Фил пытался постичь секреты менеджмента в Южнокалифорнийском университете, совмещая это занятие с работой механика и торгового агента в самой большой калифорнийской дилерской сети по продаже европейских машин. Однако он бросил учебу, вкусив в 1947 году радость победы в первом же своем клубном заезде, состоявшем всего из трех кругов. Отправившись в Европу для прохождения курсов повышения квалификации в британской компании «Ягуар», он привез домой модель XK120, на которой в 1950 году выиграл первую свою гонку на спортивных автомобилях.
Вскоре за пугающе короткий период времени скончались его родители. Оставшееся после их смерти наследство Хилл употребил для покупки новенькой «Феррари», благо американский дистрибьютор компании Луиджи Чинетти сделал молодому пилоту скидку в 50%. Впрочем, для участия в серьезных соревнованиях этого было мало, и Хиллу приходилось «покупать» место пилота, предлагая менеджерам команд свои услуги в качестве механика.
В 1952-м Фил занял шестое место в знаменитой гонке «Каррера Панамерикана». Год спустя здесь же, на коварных мексиканских дорогах, он едва не завершил карьеру: тяжелая авария хотя и обошлась без фатальных последствий, но сомнения в том, стоит ли продолжать заниматься столь опасной профессией, его не оставляли. «У меня развилось гипертрофированное чувство опасности, я не мог расстаться с мыслью, что могу погибнуть на трассе», – описывал свои ощущения американец. Накануне гонки он возбужденно расхаживал по стартовому полю, одну за другой выкуривал сигареты, чуть ли не до дыр полировал свои защитные очки. Эта нервозность привела к заболеванию острой формой язвы желудка, что середине 1950-х надолго вывело его из строя. Только с помощью лошадиных доз транквилизаторов он смог обуздать свои чувства и вернуться за руль.
Однако в гонке Хилл был подчеркнуто хладнокровен и сдержан и в то же время быстр и бесстрашен. «Фил как никто другой чувствовал поведение машины, он мог настроить автомобиль так, будто это механическое фортепьяно, с которым он, к слову, также прекрасно умел обращаться», – рассказывает гонщик и инженер Кэрролл Шелби, бывший напарником Хилла в гонках спортивных автомобилей. Особенно ярко это свойство Хилла проявлялось на по-настоящему опасных трассах вроде «Нюрбургринга», где в 1961-м он стал первым, кому удалось преодолеть 22 км «Зеленого ада» менее чем за девять минут, а также во время дождя. «На мокрой трассе я чувствовал себя в безопасности, будто маленький мальчик, наблюдающий за непогодой из окна», – говорил Фил. В самом деле, первую из своих побед в Ле-Мане в 1958-м он одержал, когда большую часть ночи Сарте орошал ливень.
К тому времени Хилл стал, пожалуй, лучшим американским пилотом спорткаров, добавив к успеху во Франции первое место в «12 часах Себринга» и третье в легендарной «Гонке двух миров» в Монце. Будучи одним из ведущих заводских пилотов Энцо Феррари, он наделся проявить себя в Больших призах, но Коммендаторе считал, что темперамент Хилла не подходит для «Формулы-1». Энцо вынужден был изменить свое мнение, когда один за другим разбились Луиджи Муссо и Питер Коллинз. Однако Хиллу было поставлено жесткое условие: помочь первому пилоту команды Майку Хоторну в борьбе за титул чемпиона.
Во время Гран-при Италии Фил в точности выполнил это распоряжение. На автомобиле Хоторна, шедшего вторым вслед за своим основным соперником в чемпионате Стирлингом Моссом, барахлило сцепление. «На последнем круге машина еле тащилась по трассе. Когда меня нагнал Фил, пришлось лихорадочно размахивать рукой, чтобы он сбавил скорость», – рассказывал Хоторн. В итоге Хилл закончил гонку всего в 0,8 секунды от британца. На решающей гонке чемпионата в Марокко Хоторну нельзя было финишировать ниже второго места в случае победы Мосса. Поскольку Стирлинг был вне конкуренции в Северной Африке, Хиллу, ехавшему вторым с преимуществом в 40 секунд над Хоторном, пришлось подчиниться приказу из боксов и пропустить вперед Майка.
Закрепившемуся в составе «Феррари» Хиллу понадобилось еще два года, чтобы выиграть Гран-при. Скудерия, подчиняясь консерватизму своего хозяина, воздерживалась от подражания властвовавшим на трассах чемпионата «Куперам» и «Лотусам», построенным по прогрессивной заднемоторной схеме, так что победа в Италии-1960, случившаяся по большей части из-за бойкота британских команд, не желавших выступать на опасных профилированных виражах Монцы, стала последней в истории «Ф-1» для переднемоторных машин.
Зато в следующем году «Феррари» была вне конкуренции. Технический регламент серьезно изменился: машины стали легче, объем двигателя – меньше. Пока британцы мучились с решением этой проблемы, Скудерия использовала проверенное в гонках «Формулы-2» шасси 156, получившее за характерную форму передних радиаторов прозвище «Акулий нос». Судьба чемпионата была предметом спора пилотов «Феррари» – Хилла и немецкого аристократа Вольфганга фон Трипса. Фил победил в Бельгии и завоевал пять поул-позиций подряд, однако накануне этапа в Италии он уступал записавшему в свой актив два первых места фон Трипсу – 29 очков против 33.
«Мы ладили с Вольфгангом, но к дружеским отношениям не стремились. Гонки вызывали к жизни мою худшую человеческую сторону: я был самолюбивым, раздражительным, нетерпимым к критике. Так что дружба только бы усложнила борьбу за титул. Фон Трипс плохо разбирался в технике, что было хорошо для «Феррари», руководство которой не любило, когда гонщики вмешивались в техническую часть дела», – откровенничал Хилл.
Иллюстрацией последнего высказывания стал конфликт с Энцо Феррари на тренировках перед Большим призом Италии. Американец почувствовал, что двигатель работает с перебоями, из-за чего он проигрывал 1,5 секунды на круге своим партнерам по команде (впоследствии выяснилось, что причиной была неисправная пружина клапана), и попросил сменить мотор. «Да ты просто не утапливаешь педаль газа в пол», – отрезал Коммендаторе. Энцо поддался уговорам, только когда Фил пригрозил не выйти на старт, если ему не дадут свежий двигатель.
…Несколько кругов спустя после начала гонки лидировавший Хилл увидел, что разбитая машина фон Трипса стоит на обочине виража «Параболика». Но только после финиша, который принес ему победу в гонке и чемпионате, он узнал, что вылетевшая с трассы «Феррари» его главного соперника врезалась в насыпь, где стояли зрители. Вольфганг фон Трипс погиб на месте, вместе с ними лишились жизни еще 14 человек. Когда несколько дней спустя Энцо Феррари попытался поздравить американца с завоеванием титула, тот прервал его, сказав, что предпочел бы не развивать эту тему.
В 1962-м Фил в третий раз победил в Ле-Мане, а вот в «Ф-1» дела шли неладно. Британские команды вновь были вне конкуренции, а в самой Скудерии разгорался внутренний конфликт: ведущие менеджеры и инженеры были возмущены вмешательством жены Коммендаторе Лауры Феррари в жизнь команды. В конце года восемь ведущих специалистов Скудерии покинули Маранелло, чтобы создать свою команду «АТС». К ним присоединился и Хилл, которого Энцо попытался обвинить в проваленном сезоне.
Уход в «АТС» был ошибкой. Ни здесь, ни в оставившем позади свои лучшие времена «Купере» он не добился ничего. Он попытался вернуться в «Ф-1» в 1966-м приняв приглашение своего друга Дэна Герни, основавшего команду «Игл», но страдавшая детскими болезнями машина не позволила экс-чемпиону даже пройти квалификацию в Италии. В том же году Фил принял участие в тренировке в Монако. Однако он не был участником соревнований: его «Лотус 33» был снабжен кинокамерой, использовавшейся в съемках знаменитого фильма «Большой приз». Более того, Хилл сыграл в этой картине эпизодическую роль и, по словам режиссера Джона Франкенхеймера, стал прототипом одного из главных героев фильма Пита Эрона.
В конце 1960-х Хилл выступал в серии Кан-Ам и чемпионате мира по гонкам на спортивных автомобилях за рулем «Чапарраля» – уникальной машины, на которой впервые в истории автоспорта было смонтировано заднее антикрыло. Победа на этой крылатой машине в 6-часовой гонке в Брэндс-Хэтч в 1967-м означала, что Фил Хилл выиграл первую и последнюю гонки в своей карьере.
После ухода из гонок американец основал со своим давним приятелем компанию «Хилл и Вон», которая занималась реставрацией антикварных автомобилей. Он работал спортивным комментатором, делал дорожные тесты машин для журнала Road & Track. Не забывал и о прежней жизни: бывал частым гостем в Маранелло, организовывал поездки американских болельщиков на Гран-при.
«Мне очень повезло участвовать в гонках в течение 20 лет, не пролив ни единой капли крови, не сломав ни единой кости, – резюмировал итог своей карьеры Хилл. – Возможно, это произошло только потому, что я не выкладывался на все сто».
Очень интересная и познавательная статья.
+1
Как-то на одном из форумов набрел на итересный рассказ о нем.
СЧАСТЛИВЧИК ФИЛ
«Господин Хилл! В связи с некоторыми техническими осложнениями команда «Феррари» не примет участие в двух последних этапах чемпионата мира – в США и ЮАР.
Считаем своим долгом также сообщить, что команда больше не нуждается в ваших услугах.
Эугенио Драгони,
Маранелло, 21 сентября 1962 года»
Фил Хилл, небольшого роста человек с черными, аккуратно подстриженными волосами, вложил письмо в конверт, бросил его в ящик стола. «Мне опять везет», – подумал он и невесело улыбнулся.
Многие считали Фила везунчиком. Семья его, жившая в фешенебельном пригороде Лос-Анджелеса – Санта-Монике, не была особенно богатой. Однако когда Филу исполнилось двенадцать, он получил наследство – пятьдесят тысяч долларов и большую виллу. Но главное, что оставила богатая и почти неизвестная ему тетушка, – гараж с настоящим (что из того, что это была всего лишь старенькая «жестяная Лиззи») автомобилем и… волшебную комнату. Обитая темно-красным бархатом, с громадным черным роялем, она была полна музыки. Здесь жили произведения всех лучших композиторов мира – оперы, симфонии, балеты. С тех пор музыка стала второй привязанностью Фила.
Но первой все же оставались автомобили. Тихий и застенчивый юноша забывал про все на свете, если в его руках оказывался английский автомобильный журнал. «Эм-Джи», «Ягуар», «Альфа Ромео» и десятки, сотни, тысячи других автомобильных имен зачаровывали его, уводили за собой в волшебную страну красоты, гармонии, гоночных страстей.
Филу уже исполнилось двадцать, но он продолжать жить в окружении несколько нереального мира, где друзьями его были Бетховен, Вивальди и автомобильные книги. В этом возрасте молодому человеку вроде бы уже положено знать, кем он хочет быть в этой жизни. Но Фил, похоже, и не задумывался, чем будет заниматься. Два года он играл на трубе в джаз-оркестре, но слушать музыку ему нравилось больше, чем играть самому. Он изучал иностранные языки в Калифорнийском университете, но только для того, чтобы читать французские, итальянские, немецкие автомобильные издания.
Годы шли, и Фил так бы, наверное, и остался богатым бездельником, если бы в 1952 году он не попал в Ле-Ман. Знаменитая 24-часовая французская гонка потрясла его. Отныне сердце американца было отдано красным итальянским автомобилям «Феррари». Вернувшись в Штаты, Фил купил у представителя завода Луиджи Чинетти подержанный спортивный «Феррари» и одержал на нем несколько побед.
Чинетти, сам в прошлом автогонщик, счел нужным отписать «коммендаторе» – есть, мол, тут, шеф, один интересный парнишка. Энцо Феррари посоветовал не торопиться, но не упускать американца из вида. Ждать пришлось недолго. В 1954 году Хилл занял второе место в труднейшей гонке «Каррера Панамерикана».
«Старый хозяин» в Маранелло хорошо понял, что американский любитель на частном автомобиле показал выдающийся результат. Ведь он уступил только заводскому гонщику «Феррари» Умберто Мальоли на специально подготовленной машине. И в1955 году Фил Хилл стал гонщиком «Феррари». Это был предел мечтаний.
Он боготворил «коммендаторе». Преклонялся перед итальянскими конструкторами. Гонщики команды казались ему недосягаемыми великанами. Даже механики «Феррари» были не только лучшими в мире, но и наделенными какими-то сверхчеловеческими качествами, колдунами, которые могут все.
По условиям контракта Хилл мог сесть за руль формулы 1 только через три сезона, если, конечно, за это время не «разочарует команду». Но этот пункт договора казался переполненному счастьем американцу такой мелочью! За восемь сезонов участия в чемпионате спортивных прототипов он принес «Феррари» десять побед. В том числе три – в главной гонке сезона, 24-часовых состязаниях в Ле-Мане.
Фил был счастлив. Он переехал жить в Италию. Здесь ему нравилось все – люди, автомобили, даже погода. Теплая зима и сухое, не слишком жаркое лето напоминали ему родную Калифорнию. А как много было в Италии музыки! Он наслаждался миланским «Ла Скала», объездил всю страну, если не всю Европу, выискивая церкви, славящиеся своими органами и органистами.
А между тем годы шли. Впервые за руль настоящего «монопосто» Фил сел в тридцать один год. Он давно вышел из юношеского возраста, хотя еще и не до конца расстался с юношеской восторженностью. С невероятной же восприимчивостью, какой-то детской беззащитностью ему не суждено расстаться никогда.
В первый свой сезон он занял 10-е место в чемпионате мира. В 59-м – уже четвертое. В следующем сезоне Хилл лучший в команде «Феррари», хотя в чемпионате только пятый с одной (первой своей в Ф1) победой – на Гран при Италии в Монце.
Трасса «Монца» вообще стала для Хилла счастливой. Он был там четвертым, вторым, затем первым и, наконец, 10 сентября 1961 года на «Монце» он стал чемпионом мира. Счастливая трасса, которую счастливчик Фил впоследствии будет ненавидеть всю жизнь…
В тот день вокруг гоночного кольца в двадцати километрах от Милана собралось полторы сотни тысяч зрителей. Болельщики стоически переносили страшную духоту. Гонщик «Феррари» обязательно должен был стать чемпионом мира, а ради такого события стоило потерпеть пару-тройку часов. Кто же приведет «гарцующего жеребца» итальянкой команды к чемпионскому венку? Немецкий барон Вольфганг Берг фон Трипс или богатый калифорниец – Фил Хилл? Только у этих двоих еще были шансы выиграть первенство мира. Как и предполагали, гонщик «Феррари», победив в Монце, стал чемпионом мира. Вот только какова будет цена этой победы, не мог предвидеть никто.
Только начался второй круг гонки, когда «Феррари» фон Трипса в повороте «Параболика» на скорости 180 км/ч коснулся колесом зеленого «Лотуса» молодого шотландца Джима Кларка. Машина немца внезапно потеряла управление, развернулась поперек трассы и, пробив ограждение, врезалась в толпу зрителей. Гонка продолжалась. Хилл шел к своей второй итальянской победе, а судьи и их добровольные помощники прикрывали окровавленные останки первым что попало под руку – газетами.
На финише Фил узнал, что стал чемпионом мира. Потому что выиграл этот этап. И потому, что единственный его соперник – его друг Вольфганг фон Трипс погиб, похоронив под обломками своего «Феррари» тринадцать зрителей.
Никогда и никому Фил не рассказывал о том, что он думал, что чувствовал тогда. И даже не потому, что не любил изливать свою душу. Словами это невозможно было передать. Будто посреди веселого, полного света праздника внезапно наступила темнота – абсолютная, вечная. За несколько дней, часов, минут рухнули, рассыпались в прах его представления о мире, как о волшебной стране, в которой сбываются мечты.
На следующий день итальянские газеты вышли с аршинными заголовками: «Трипс – мертв, Хилл – чемпион!». У дверей Хилла дежурили репортеры. Фил спасался от всего этого в церкви. Слушал орган, но вместо успокоения хор пел «Трипс – мертв! Трипс – мертв!».
Межсезонье прошло для него как в тумане. Он почти не воспринимал окружающее, жил словно во сне. А между тем в команде происходили серьезные изменения. Трагедия в Монце не только перевернула жизнь Хилла, она словно бы разделила «Феррари» на два лагеря. Выразив «коммендаторе» свое несогласие с его методами руководства, ушли главный конструктор Карло Читти и менеджер Ромуло Тавони.
Место последнего занял Драгони, бизнесмен, сколотивший свое состояние на фармацевтике. От Тавони он отличался отсутствием чувства юмора и крайним национализмом. Чемпионом мира должен быть итальянец – решил он. А этот заокеанский хлюпик пусть лучше ходит на концерты.
Все решилось очень быстро. У Хилла после злополучной Монцы появилась привычка приходить в боксы с карандашом и нотной тетрадью. Будто две самые большие его страсти объединились, чтобы помочь ему преодолеть себя. В такие моменты все окружающее будто переставало для него существовать. Оставались только звуки. Привычные, слышанные, кажется, миллионы раз. Вот двигатель басовито рокочет на низких оборотах… Тихо насвистывает кто-то из механиков… Падает гаечный ключ… А вот визжат шины, и тут же глухо, утробно переключаются передачи в коробке… Сидя на перевернутом деревянном ящике неподалеку от боксов, он замирал ненадолго, прислушиваясь, а потом быстро записывал в нотные линейки неразборчивые закорючки.
- Проклятая пружина! Похоже, нашему синьору американцу придется в воскресенье гоняться на том самом ящике, на котором он сидит!
- Вот уж никто от этого не заплачет!
- Твоя правда, Альфредо, этот Хилл давно у всех вот где! И чего он там строчит? Шел бы себе…
- Говорят, он пишет мюзикл о жизни механиков «Феррари». Композитор!
- Он всегда был немного того. А в прошлом году в Монце и вовсе свихнулся.
Хилл услышал этот разговор совершенно случайно. На мгновенье стихла музыка, звучавшая в душе, и стало тихо-тихо. Фил спрятал в карман скомканную тетрадь и помахал рукой механикам:
- Грацио, синьоре!
Встретив вскоре Драгони, он высказал менеджеру все, что думает о нем, о команде, о машинах «Феррари», конструкторах и даже о самом хозяине. Драгони словно только этого и ждал. Разговор был тут же передан Энцо Феррари, и через несколько дней пришло письмо. «Считаем своим долгом…».
Раз в год Фил появляется в Италии, на знаменитой гонке старинных автомобилей «Тарга Флорио» за рулем… «Феррари»! Те, кто в прошлом знали его и могли оценить присущий Хиллу мягкий интеллигентный юмор, намек поняли правильно. Люди могут обмануть, будто говорит Хилл, улыбаясь, как обычно. Автомобили – никогда. Автомобили и музыка. Он счастлив. Он всегда был счастливчиком!
Журнал «АМС», 1991 год.